30 глава. СРЕДА: РАЗВЯЗКА. ВСЕ, КТО ОСТАЛСЯ…

30 глава. СРЕДА: РАЗВЯЗКА. ВСЕ, КТО ОСТАЛСЯ…

ВНИМАНИЕ!

ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.


ОМОНа как такового, конечно же, в Щанске не было. И вообще, за всю новейшую историю его вызывали два раза – в девяносто третьем, когда пошли какие-то шатания и волнения по поводу расстрела Верховного Совета, и в восьмом году, когда на рынке чеченцы сцепились м дагестанцами. И  оба раза приезжали ОМОНовцы из Новосибирска.

Поэтому всё, что мог сделать начальник ГОВД Пафнутьев, – это стянуть все патрульные автомобили к проклятому месту. И вызвать всех свободных от службы. Сам он прибыл на место на «мерседесе» с синей мигалкой и вывалился из машины буквально в объятия Льва Романенко.

– Егор Саныч! – отчаянно закричал замглавы, простирая трясущиеся руки. – Прекратите это… Уберите всех этих.

– Кого убрать-то? – грустно поинтересовался подполковник, отдуваясь и вытирая красным платком необъятную лысину. – Баб с детьми? Или этих, выступающих? Слушай, Лев Гордеич, проще на них ядрёную бомбу сбросить. И никого не будет. Может, бомбардировщики вызовем?

От такой наглости Романенко на миг онемел.

– Вот товарищ Исмагилов…

– Исмагилов – это Исмагилов! А ты, это ты, холоп… – зло оборвал его Пафнутьев. – И я такой же…  Вот когда он мне прикажет, да при том – письменно, я ребят с дубинками и пущу. А пока – суши вёсла, Лев Гордеич, без обид!

И, сопя, забрался обратно в машину.

Приказа от Главы, видимо, пока так и не поступило…

В этот момент как раз за безостановочным хождением вереницы людей наблюдали из двух машин ДПС, выкатившихся на тротуар: наблюдали, но следуя инструкциям дежурного, ничего не предпринимали. с одной стороны, явное хулиганство, с другой – что делать, просто пользование пешеходным переходом, нерегулируемым… Да и в верхах не всё понятно. Ну его к чертям, лезть в это!

Патрульным оставалось любоваться девчонками, к которым, впрочем, с видимым удовольствием присоединились м многие щанцы: мама с карапузом, например!

– Не фига девки… – говорил один патрульный. – Ноги от ушей, реально. Красотишша!

– Да ну, ноги… – возражал второй, причмокивая. – Ты погляди, какие у этой, чёрненькой, буфера! И зад какой!!!

– Не, мне ноги нравится… красивые. И бОсые все, прикольно!

– Чего прикольного-то? Асфальт-то горячий, наверно…

– Ну, идут же, не жгутся!

– Ну, да… Но ноги всё равно у всех – как моделей. Смотреть приятно… я бы вдул! – мечтательно резюмировал первый.

Второй помолчал, хотел, видно, что-то ещё сказать о босых ногах, мол, что к чему, но потом согласился:

– Да хоть с ногами, с буферами… И я бы вдул!

Таким образом, среди сотрудников ГИБДД, что бы там не думало их начальство, наблюдалось редкостное единодушие в оценке этой акции протеста…


В этот день Мария решила отдать себя шопингу. В конце концов, что ещё может победить болезнь? И, конечно, шопингу босоногому. Она отправилась в бизнес-центр «ПИТЕР», где располагался очень неплохой, по её мнению, стоковый магазин одежды. Тем более что на её карточку пришла зарплата и журналистка могла себе ни в чём не отказывать. А комплиментов она получила – массу!

На неё смотрели, усмехались или поспешно отворачивались, но сладкие уколы честолюбия по поводу её стройных босых ног преследовали на всём пути от дома до «Питера». Из дома женщина вышла в футболке с принтом и джинсах, но уже через сто метров сообразила закатать штанины, чтобы демонстрировать гибкие рельефные тонкие щиколотки.

Кто-то из водителей, даже посигналил ей, гордо шествующей босиком по Малой Ивановской…

А молоденькая продавщица в бутике даже поделилась:

– Я вот тоже, когда никто не видит, босиком тут стою… и по залу хожу. Главное, чтобы хозяин не заявился, не увидел.

– Запрещают?

– Ещё как… – вздохнула та. – Покупательница какая-нибудь может пожаловаться. Мало ли!

– Ничего себе… Неужели такие случаи были?!

– Ой, господи… Да сплошь и рядом. Вы это берёте?

– Да, вот эту кофточку… и топик этот!

– А эти шорты?

– Ну, пока не знаю…

– Возьмите! – убеждённо сказала продавщица. – К вашим ногам, если уж вы босая будете, то просто супер как подойдёт!

На обратном пути Мария решила зайти в «Бункер». Она нередко посещала это заведение: и сплетни свежие собрать, и о гламурной тусе Щанска сведения обновить, и кофе выпить – для избранных даже при табличке «CLOSED» на дверях тут варили замечательный кофе в медных турках на настоящей жаровне с песком. Сидя на высоком стульчике, балуясь роскошным кофе, Мария расспрашивала знакомого охранника, молодого парня с юношеским пушком над верхней губой:

– …ну, и что нового?

– Нового? Да особо ничего. Ну, вот Павлика зарезали.

– Да ты что? Бармена «верхнего»?! А чего?

– Да фиг знает. Поздно вечером, отморозки какие-то… Наверно, кому-то что-то не то толканул.

Охранник усмехнулся – и Мария поняла: она знала, что «толкают» в ночном клубе.

– Босикомишь? – охранник улыбнулся, показывая глазами на её ноги.

Мария скрестила их в самой выигрышной позе.

– Нравятся?

– Ой, не нарывайся на комплименты. Это, я смотрю, можно уже… Ленка-Звёздочка так уже ходит.

– Да ты что? Эта, которая фромиллеровская дочка?

– Ага. Недавно так завалилась, по-босяцки. Крутая.

– Погоди, это так, которая…

Охранник ухмыльнулся.

– Ну да. Мне ребята рассказывали… Которая в «единичку» из машины со шторками…

Он не договорил. В кармане джинсов Марии завибрировал телефон, она вынула его.

– Да, Дим, слушаю!

– Маша! Срочно к администрации! Быстро!

– А что такое?!

– Тут пипец галимый! Тут всё, кранты… – сообщил оператор и отключился.

Марию сорвало с места, как ветром. Впопыхах она даже забыла в «Бункере» пакеты с покупками; но вспомнила об этом, лишь молотя голыми пятками асфальт и перебегая Малую Ивановскую дерзко – на красный свет светофора.


Тем временем на площади Лев Гордеевич Романенко, окончательно раздавленный, наблюдал за полным, по его мнению, разгромом. Его ошеломило то, что команда администрации покинула поле боя при первых ударах врага. Ну ладно, Аллу Михайловну облили – и это тоже ведь явно было частью плана! – она, нейтрализованная, ушла. Но куда вот делся чёртов Горун, которые сиял радостным одутловатым лицом в самом начале митинга за выступающими? Куда сбежала руководитель департамента здравоохранения, тоже входившая в штаб? И начальник финуправления тоже тут был… а теперь нет.

Замглавы с тоской наблюдал то одного, то другого гражданина Щанска, а то и гражданку – последних было больше, проходящих мимо с обувью в руках. Некоторые несли в руках самодельные плакаты, понаделанные из чёрт знает чего…  Массовый психоз… С неба безжалостно палило солнце, Лев Гордеевич промок от пота; и пот этот был холодным.

Он не догадывался, что у всех участников этого действа были свои роли. Например, в ухо Татьяны Марзун, увенчанное проводком, как и у Шакти, поступил приказ тайного координатора:

– Внимание! Атаку прекращаем, пошло искусство…

Как по мановению волшебной палочки, прекратилось безостановочное хождение через пешеходный переход; пробка, вытянувшаяся до Техколледжа и самого въезда в Щанск, начала медленно рассасываться. К этому времени Милана, Кристина и Ева уже вытанцовывали в костюмах Светы-Шакти; за Лениным быстро поставили ширму для переодевания, модели меняли наряды, а проезжавшие водители ободряли их рёвом клаксонов. Бурлящая площадка рассосалась на группки; даже женщины из “Журавушки” павами кружились в танце под баян и стучали алыми своими башмачками в руках – показывая, что танцуют босые, хотя ноги их скрывали стелющиеся по асфальту старинные платья.

Хлыстовский, стоя у машины, раздавал автографы. Романенко налетел на Алексеева, прислонившегося к оградке и довольно щурившегося:

– Сергей Германович! Уберите своих хотя бы! Это дискредитация!

Худрук филармонии благостно улыбнулся:

– Сие невозможно, Лев Гордеевич. Творческие люди, сами понимаете… Растут, понимаешь, как трава!

– Вашу мать…

Романенко, не сдерживая эмоций, отпрянул.

На площадке появились и какие-то совсем молодые ребята – мальчишки и девчонки, последних – большинство. В гимнастических трико, с голыми руками и ногами, они начали показывать контактную импровизацию прямо на асфальте, без всяких ковриков. Красивые, пластичные ступни, сильные руки летали, сверкали на солнце… Маленькая девушка, тоже босая, наблюдала за этим от притихших микрофонов.

Вот в этот момент Лев Гордеич с ужасом вспомнил, что весь этот вселенский бардак, всю эту катастрофу, вообще-то, с первого мига снимает группа Щанского ТВ!


Конечно, у телевизионщиков не всё было гладко. Аглая Рыбкина прибыла на площадку заранее; и, когда ещё из колонок лились славословия в адрес Главы, привычно заняла выгодную позицию, показала оператору Глазову палец – первый дубль! – про себя отсчитала «раз-два-три» на монтажную склейку и заговорила в микрофон:

– Добрый день, дорогие телезрители! Сегодня мы ведём прямой репортаж с митинга в поддержку действующего главы администрации Щанска, Фарида Исмагиловича Исмагилова. Сотни горожан пришли, чтобы чевство… честова… тьфу!

Конечно, никакого «прямого репортажа не могло быть: материал отсмотрит специальный представитель избирательного штаба Главы в студии, под его мудрым руководством порежут-склеят, но правила игры Аглая соблюдала честно. Она показала уже два пальца: второй дубль. Наклеила улыбочку на лицо. Выждала.

– Дорогие телезрители. Сегодня мы ведём прямой репортаж с первого предвыборного митинга, в поддержку действующего главы города, Фарида Исмагиловича… Подожди, у меня в горле першит.

Ассистент подал ей бутылочку воды, Аглая отпила, передёрнула плечиками:

– Дорогие телезрители! Сегодня… Глазов, что такое? Ты чё так смотришь?!

Лицо оператора Глазова, экипированного по случаю жары в футболку и длинные шорты из старых, до колен обрезанных джинсов, приобрело мефистофельское выражение. Он выключил камеру:

– Аглая, ну его на хрен этот «прямой репортаж». Ты сама ушами послушай.

Журналистка прислушалась – и лицо её перекосилось. То, что уже говорили в микрофон, никак не встраивалось в структуру заказанного и щедро приплаченного сюжета.

– Офигеть… это чё такое? Блин. Глаз! Что за ерунда?

– А я знаю?

Аглая растерянно застыла с микрофоном в руках. Она не обратила внимания на то, что оператор снова включил камеру, снял её со штатива на плечо и стал снимать; так и прошли эти двадцати минут бурления. А потом появились два мордатых ППС-ника, с простецкими лицами, и самый мордатый из них, поигрывая дубинкой, рыкнул на Глазова:

– А ну, кончай снимать! Приказ начальства!

Тут в Аглае взыграла профессиональная гордость.

– У вас своё начальство, а у меня своё! – завизжала она. – Вы нарушаете закон о средствах массовой информации! Глаз, снимай! Снимай всё!

Один полицейский попытался закрыть рукой камеру, но оператор с необыкновенной прытью отпрянул; сама журналистка кинулась на защиту, второй патрульный попытался остановить её – и журналистка налетела на каменную руку, да опрокинулась навзничь, сверкнув крашеными подошвами фальшивых лабутенов.

Хорошо, что на газон, а не затылком на асфальт.

Вот в этот самый момент на арене и появилась Мария.


Естественно, она совсем не готовилась к выступлению. В эфир она никогда не выходила в столь незамысловатом наряде. Но молодая женщина моментально оценила обстановку. Пока патрульные, изрядно сконфуженные результатами своей деятельности, поднимали завывавшую Аглаю с травы, женщина подобрала оброненный микрофон, кивнула Глазову – за мной! – и скрылась в толпе. Их уже догонял Дмитрий.

Встав на самой «стрелке» Ивановской и Первостроителей, Мария подмигнула оператору – и начала говорить. Ни одна «подводка» в её жизни не давалась ей так легко!

– Итак, сейчас мы с вами видим то, что можно назвать крахом политических планов действующего главы города господина Исмагилова. В речах выступающих звучат множественные упрёки в некомпетентности, потворстве коррупции, в банальном воровстве. Чем закончится этот митинг для активистов оппозиции и для самого главы города, покажут события ближайших дней…

К ней уже рвался сквозь толпу Романенко с двумя спортсменами – боевой гвардией. Женщина предусмотрительно переместилась по ближе к памятнику, где толпа была гуще, и тут заметила высокую девушку с плакатом: «БОСИКОМ – ЭТО ЗДОРОВО!», которая явно старалась спрятаться в тень – хотя на таком ограниченном пространстве это оказалось трудной задачей. Её ухоженные ступни, с хорошим педикюром, напомнили Марии её саму – периода гламурности, когда босой она была только в двух ипостасях –  в постели и в ванной.

– Сейчас мы спросим одну из участниц этого импровизированного «босоногого сопротивления», что она думает по этому поводу? – мгновенно сориентировалась Мария и придвинула микрофон к губам растерявшейся девушки. – Как вас зовут?

– Оксана…

– Почему вы решили протестовать против выдвижения господина Исмагилова на пост нового главы города?

– Потому, что я… я не знаю…

– Но вы на этом митинге – босая. Значит, вы поддерживаете «День Голых Пяток»?

– Я… просто!  Мне так нравится! – пискнула несчастная Оксана.

И тут между ними вырос растрёпанный, со съехавшим на пуп галстуком, Романенко и его преторианцы.

– Прекратить! – рявкнул он. – Заткнитесь обе! Ребята, давай…

Вероятно, Оксана была более сведуща в вопросах сопротивления насилию, чем Лена-Грета. И её реакция оказалась точной. И мгновенной. Ступня Оксаны врезалась в пах одному «спортсмену», а картонный плакат с хрустом наделся на голову Романенко… Сама Оксана плюхнулась на газон, задрав босые ноги – но ей уже никто не интересовался.

Нападавшие растерялись. Один корчился от боли, второй пытался снять с замглавы несколько слоёв хорошо проклеенного картона.

И журналистка с оператором, и Оксана уже были далеко. Телевизионщики оказались у чёрных джипов, откола исходил звук. Плечистый мужик, бросив мимолётный взгляд на босые ноги Марии, всё понял и предложил:

– А вы на крышу полезайте, оттуда удобнее…

Мария – полезла без колебаний. Глазов отдал ей камеру – кое-как обращаться с ней женщина умела. Средняя, но картинка – получится. Сам оператор достал сигареты из кармана и попросил огонька у хозяина машины.

– Ты типа «группа поддержки»? – мимоходом спросил оператор.

– Да хер знает. Сказали – мы работаем… – зевнул тот. – Но девки у вас крутые. Огонь.


Лена-Грета попала в этот хаос где-то на середине его кипения. Таксист высадил её на Ивановской, она бегом преодолела расстояние до места основного действия. Столкнулась со Светой-Шакти.

– Привет! У вас всё получилось…

– Ещё бы!

– Помощь нужна?

Шакти поколебалась:

– Смотри, сможешь на скульптуру залезть?!

– Хе… – Лена скорчила лукавую гримасу. – А что?

– Плакат туда повесь, он на верёвке. А ты точно сможешь?

– Вообще-то… – снисходительно фыркнула девушка. – Меня папа раньше пацанкой воспитывал. Я много чего умею!

И, схватив картон, полезла на чугунного исполина.

В это время Мария и оператор Глазов были уже в стороне от основного действа. На той стороне Ивановской, у девятиэтажки, Маша обнаружила опустевшую парковку. И длинный мокрый язык лужи, которая вытекала из в очередной раз прорванной канализации, булькавшей водой на крышке люка. В этой коричневой жиже плавали белые трупики «бычков», лиственная труха. Женщина сделала знак оператору: давай.

– …и в то время, когда горожане протестуют против бездействия нашей администрации, я могу проверить это своими босыми ногами… – Мария вступила в лужу, ощутила её скользкое дно. – Вот что творится на наших улицах. Я иду по этому босиком. Смотрите!

Глазов послушно перевёл камеру на её ступни.

-…и я могу сказать, что это плохо. Плохо, что такое творится на улицах Щанска. Политика не вне вас, политика рядом с вами. Босоногие требуют чистых улиц, и в этом нам с ними по пути!

Мария посмотрела в камеру, улыбнулась. Да уж, как сказал бы Дмитрий про то, как её голые ступни бестрепетно давят размокшие в воде окурки, обрывки бумажек и ещё какую-то мусорную гадость: эпично!

 

И тут она увидела Дмитрия. Оператор стоял рядом с какой-то девчонкой в джинсах, и оба, что интересно были босы! Но главным в этой ситуации оказалось не это. Оператор держал в руках обрывок одного из плакатов, и на нём чьей-то помадой было выведено:

«МАША ТЫ В ПРЯМОМ ЭФИРЕ!!!»


То, что планировалась как митинг «в поддержку Главы», заканчивалось. Заканчивалось не по заранее прописанному сценарию, а полной катастрофой. Тот самый тайный координатор уже раздал всем тем, кто имел наушники, приказ сворачиваться; но образовалось несколько групп, кругов: в одном водили босоногий хоровод, в другом под а-капелла Хлыстовского лихо отплясывали две гражданки среднего возраста, азартно сверкая тёмными, уже испачканными об асфальт подошвами.

И тут площадь прорезал истошный крик:

– Я ПРОТЕСТУЮ!

Все обернулись, настолько рвущим уши децибелами был это вопль. Какая-то растрёпанная женщина с белыми волосами, в чёрном фантасмагорическом платье-балахоне, напоминавшая ведьму, стояла меж ног чугунного Ленина – микрофоны уже убрали оттуда. Но рядом с растрёпанной оказались две канистры – обыкновенные, зелёные. Точными ударами босой ноги ведьма опрокинула обе, и они хлынули какой-то жидкостью. Та образовали лужу перед ней – и потекла дальше. Народ, ощутив хорошо различимый запах бензина, хлынул прочь.

А эта, беловолосая, с сумасшедшими глазами, читала; и голос её оказался посильнее даже колонок.

Быть или не быть, вот в чём вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу…

Романенко уже не было. Он тоже предпочёл бежать с места поражения. Но был Пафнутьев. Напяливая фуражку на потную лысину, он выскочил из машины, закричал:

– Очистите площадку! Гражданских уберите!!!

Вот это уже была беда. В руках женщины появилась зажигалка. Держа её, как незажжённую свечу, – которая, впрочем, могла сделать и её живым факелом – босая безумица вдохновенно  декламировала:

А тот, кто снёс бы униженья века,
Неправду угнетателей, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы…

Эту картину с крыши джипа видела и Мария. И тотчас передала Глазову камеру:

– Глаз, снимай. Снимай во что бы то ни было…

Маша спрыгнула с крыши и побежала туда.

Через какое-то время её босые ноги ощутили теплую жидкость, а ноздри – запах горючего. Глазов, обутый в большие, лохматые кроссовки, следовал за ней; и, видимо, тоже презирал страх быть охваченным пламенем.

Мария стала так, чтобы декламирующая женщина была на заднем плане, а камера более-менее хорошо ловила звук её голоса. И чтобы босые ноги были в луже бензина.

– Кульминация этого митинга: одна из жительниц Щанска, возможно, угрожает самосожжением. И я, ваш журналист, – стою с ней рядом. Я не меньше вашего, дорогие телезрители, боюсь боли и смерти. Но, то, что делает эта женщина – это страшный и окончательный приговор действующей администрации нашего города…

Она уже сама задыхалась от разогретых солнцем паров; крики той, растрёпанной, отдавались болью в висках:

Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика,
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств. Но довольно!

 

Мария зажмурилась. Достаточно протестующей у памятника, спустить курок зажигалки – и весёлое пламя обнимет и её, и Машу. И будет адская боль…

Эта пауза длилась целую вечность.

А потом Маша обернулась и просто увидела, как беловолосую крутят полицейские, подобравшиеся сзади, между ног чугунного человека; особенно отличался какой-то в гражданском, с белой прядкой волос: он повалил женщину, уткнув её лицом в камень парапета и выкручивал тонкие руки… Зажигалка была отброшена в кусты.

Мария набрала полную грудь воздуха, топнула босой ступней по бензиновой луже и завершила телесюжет:

– Так, дорогие друзья, закончился первый предвыборный митинг в этом году. С вами была специальный корреспондент Ща-Тэ-Вэ, Мария Меньшикова.


На крыльце драмтеатра плакала Сонце, уткнувшись лицом в вязаную кофточку Шакти: ей было и хорошо, и страшно одновременно. Сама Шакти странно, ошалело улыбалась: ей всё произошедшее казалось сном.

В «ПАБе» за чашкой кофе сидела Лена-Грета и невидящими глазами смотрела на входящих. Ей всё тоже представлялось фантастикой, но не большей, чем то, что она когда-то совершила. В кафе заходил кто-то из тусы, здоровался, потом испуганно шарахался от грязноватых босых ног девушки – Лена-Звёздочка не реагировала. Плакат «ДАЁШЬ ДЕНЬ ГОЛЫХ ПЯТОК!» безуспешно пытались сорвать с головы Ленина полицейские.


Аша сидела у фонтана, куря сигарету за сигаретой из пачки Дмитрия, он купил что-то дорогое для неё; она не думала ни о чём, кроме как о  том, что снова влипла в какую-то «ситуацию»; но присутствие мужчины её успокаивало.

Оксана Максимова сидела в «кондее» полицейской машины, уже прорабатывая пути к отступлению – мол, я вообще тут не при чём, меня заставили; старший лейтенант, представившийся Канаевым, зубоскалил, заглядывая в «кондей» – типа: а ты-то чё? Ты где обитаешь, подруга? Но Оксана не отвечала. Неподалёку от неё грузили в такую же стальную клетку женщину в чёрном платье, с наручниками на худых запястьях; от её порванного платья, от жилистых голых ног пахло бензином, полицейские морщились – но сама задержанная вела себя совершенно спокойно, тихо, и на её лице с резкими чертами сияла какая-то умиротворённая полуулыбка…

Татьяна Марзун, растрёпанная, как валькирия, сбившая ноготь на правой ноге в босоногой суете у памятника, ехала в чёрной машине домой; её увезли сразу же после окончания активной части митинга; так распорядился неизвестный ей координатор, и женщина не посмела ослушаться – он же и прислал эту машину с двумя мрачными сопровождающими. Она не совсем понимала, почему на всё это решилась, и тем более – чем это закончится, но ощущение того, что иначе она поступить ре могла, её грело. Загадкой для неё было только отсутствие Мириам, но её точный расчёт и стратегия чувствовались в каждой детали…

Дуся Рубан, и томная Милана, и худосочная Кристина, и даже грубоватая, сыпавшая солёными словечками Ева шли в общагу Педколледжа,  с видимым удовольствием собирая на голые ноги пыль и грязь и соревнуясь в этом: у них не было в душе чёткого понимания, какое дело они сделали, но само понимание – было…

А уж что делал и думал господин Фарид Исмагилович Исмагилов, не знал точно – никто.

Продолжение следует!

 

 

Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.

Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл. Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!

Искренне ваш, автор Игорь Резун.