БОСИКОМПОВЕСТЬ. 13. КАТЬКА-РЫБА И НЕЗНАКОМЕЦ.
ВНИМАНИЕ!
ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.
ЛИНИЯ КАТЬКА-РЫБА – НЕЗНАКОМЕЦ
Понедельничное фиаско отнюдь не погрузило Катьку в депрессию. Не такого она замеса была, да и, простите, ситуации в её судьбе ещё круче поворачивались, били больнее да хлёстче; нет. Но вот новое чувство она испытала…
Непривычное.
…Она шла из гостиницы, думая о туфлях. С одной стороны, зря она психанула и зашвырнула испорченную обувь в кусты за парковкой: можно ведь всё-таки отнести к сапожнику, он в левом крыле педколледжа сидит, армянин с грустными глазами и без двух пальцев на правой руке; приделает эти долбаные каблуки, рублей шестьсот возьмёт, сущие копейки. А с другой – да пошло оно всё! Гори синим пламенем. Сходит в «МегаМакс» у Автокомбината и купит новые «шпильки», делов-то. Только вот какие брать – подешевле, китайские, или всё-таки взять «фирму»?!
Занятая этими сложными размышлениями и денежными расчётами, девушка не сразу осознала главное. Точнее, она это ощущала всё время – фоном; привыкшая чутко ловить чужие взгляды, скрываться и маскироваться не хуже Алисы с её неизменными тёмными очками, она чувствовала уколы взглядов, но они не были особо сильны. Всё-таки утро вторника, Щанск торопится на работу, люди давятся в автобусах, сонные продавщицы отпирают стеклянные двери своих торговых капищ, в супермаркетах темнолицые казашки таскают по зеркальным полам моечные машины…
Так вот – она шла по Большой Ивановской босиком, и золотая парча утреннего солнца играла на коже её ступней, на крупных, идеально накрашенных ногтях.
Это чувство оказалось таким незнакомым, что у Дома госучреждений Катька даже остановилось; её стопорнуло, как кто-то сзади схватил за плечи и заставил застыть. Девушка стояла и рассматривала свои ноги. Ухоженные. Мокрые. И даже с мазком глины на тонкой левой щиколотке – успела где-то запачкаться.
Катька – и босиком? Не в сауне с клиентом даже, и то – там в тапках ходили, грибок реально не шутит, не в постели… А на улице. При всех.
Катька поёжилась. Не голая ведь, а что-то внутри пощипывает, поёкивает.
Девушка совсем не была склонна к рефлексии. Регулярные сексуальные упражнения, эти все кувыркания то сверху, то снизу, то ещё как-то, они убили саму возможность этого занятия – не дай Бог думать об этом, свихнёшься; и ощущения притупились, ни одно её интимное место, испытывавшее прикосновение мужского тела, хоть какой его части – не посылало сигналов; оргазма Катька не переживала давно, всё это было механикой, ну, а стонать-охать она научилась великолепно, это нетрудно. Да это не у ней одной так – у всех девок. Только Максик врёт, что ей приятно и будто так секса хочется, что мастурбирует в своей библиотеке. Хочется, а ходит на работу в «Дубраву» редко, постоянно смены пропускает.
Но сейчас Катька, оторопев, поняла: она чувствует прикосновение голых подошв в шершавому асфальту. Каждой клеточкой, каждым миллиметром вытянутых подушечек пальцев чувствует. Чертовщина какая-то; и главное – разобраться бы, это страшно… или приятно?
С не меньшим изумлением Катька поняла: и противно – потому, что свои холёные ступни она в чёрт знает какой грязище пачкает, в плевках да харчках, а с другой – отчего-то очень приятно, свободно и даже ласково. Её босые ноги будто целовал кто-то прохладными губами, был такой клиент, да, года два назад – смутно помнила, начал именно с этого, но потом Лаура его заграбастала. Хотя нет, это откуда-то из самого глубокого детства, из Элекмонара ещё, когда живы родители были; холодная роса на лугу, и они с матерью, в лёгких платьицах, по ягоду, что ли, идут… Девушка глубоко вздохнула, прочищая лёгкие, набрав туда как можно больше воздуха. На секунду захотелось закурить, но на ходу она это не любила; так же, на миг, зажмурила глаза и пошла дальше. Уже как-то странно пошла, непривычно для себя отслеживая ощущения.
Вот зараза-то: когда её, что называются, прут во всех видах, она ничего не чувствует, разве что боль иногда, только голые фрикции, нечто вроде сверлильного станка, или как он там называется? – а тут, поди ж ты, чуть ли не краешком узкой пятки всё принимает…
Эти обрывки ощущений нарастали по мере того, как девушка удалялась от «Витязя». У Утиного озера – болотца, несколько лет назад благоустроенного местными экологами, она не выдержала. Свернула с тротуара, прямо по густой, успевшей за весну вымахать, траве, пробралась к скамейкам у скульптуры, села на одну из них с ногами – у бетонного бордюра, достала сигареты, закурила.
Её подошвы покрылись ровным коричневым налётом – натоптала…
Уточки неторопливо передвигались по глади озера: маленькие, гладенькие, будто в компьютерной игрушке, – как неживые. Над ними нависала скульптура, которую местные называли ёмко: «Птицы-летящие-из-говна». Неизвестно, какой был замысел автора этого этой скульптуры, возможно, самый светлый – показать стаю птиц, рвущихся из облаков, окружающих земной шар. Но сооружение сделали на Заводе, из серого мрачного чугуна: и шар, и птиц, и облака; всё это одного цвета, тяжёлое и грубое, и нелепые, стилизованные чайки действительно, летели из каких-то серых комьев, подозрительно похожих на продукты человеческого кишечника, а шар своей глыбой добавлял мрачности…
Катька сидела и тупо разглядывала его.
Она не сразу услышала, что к ней обращаются.
– Девушка, вы курите…
Катька подняла глаза. Высокий, немного сутулый парень, лет тридцати на вид, стоял неподалёку, держа на поводке бульдожку: старую, ленивую, покорно выдерживающую утреннюю прогулку – наверное, ещё более утомительную для неё самой, чем для её хозяина. Катька быстро и профессионально оценила финансовое положение незнакомца: куртка и джинсы из «МегаМакса», дешёвое барахло, но кроссовки приличные, «лакосты», бейсболка тоже из дорогих, не ширпотреб, а часы на руке – «Омега», штук шесть наверняка.
Но вопрос ей не понравился. Она сморщилась:
– Ой, мужчина, знаете, вы…
Она хотела сказать: мол, идите, куда шли, пусть ваша бульдожка укакается и уписается, не надо мне морали читать! Но парень перебил поспешно:
– Нет, нет, это хорошо как раз… То есть не хорошо, но мне нравится! Я люблю курящих женщин.
Катька хмыкнула. Любишь? Ну и люби дальше. В её профессиональном словаре «любить» означало совершенно конкретное действие, с вариантом из шести-семи поз и твёрдой таксой за каждую. И тут до неё дошло, что парень смотрит на её голые ноги. Не исключено, что вместе с собакой.
Девушка сделала жест – многозначительный жест! – она спустила ноги, положила одну на другую и начала ею покачивать. Скорее машинально, чем осмысленно: перед ней стоял возможный клиент, а клиента надо приманивать. Вдруг в кустах какая-нибудь Лаура сидит, мать её в душу… выскочит и уведёт.
Парень нервно сглотнул.
– А… у вас… я хотел сказать, у вас ноги красивые!
Катька выпустила дым манерно – сделав губки трубочкой, вошла в привычное состояние, хохотнула:
– Да у меня всё красивое, если чо… Вы на какой предмет интересуетесь?
Бульдог потерял интерес к Катькиным ступням. Может, и хотел бы приблизиться да обнюхать, но поводок не пускал; а раз нельзя, то и чёрт с ними, с этими гибкими большими пальцами, оканчивавшимися приятным спелым утолщением. И рванул, как бронепоезд, в сторону, чуть не сдёрнув за собой хозяина.
– Я… а у вас есть телефон? – выдавил парень, изо всех сил удерживаясь на месте.
Внутри Катьки что-то щёлкнуло. Ну нельзя давать телефоны клиентам! Нельзя… Но она ж не в «Дубраве». Никто не видит. Вон, Лаура специально в последних автобусах ездит, иной раз прямо в салоне водилам даёт, на Боровой, за Автокомбинатом; «сарафанное радио» работает, её все маршрутники знают – кое-какой приработок, а отмазаться потом проще всего: мол, пьяная была, остановку проехала, то-сё… Бригадиру предъявить нечего.
Катька встала. Совершенно инстинктивно обтёрла одну ступню другой, счищая прилипшие травинки: и этот жест заставил парня покачнуться, вздрогнуть. Девушка швырнула окурок в сторону урны.
– Записывай…
– Сейчас…
Одной рукой он достал телефон, другой удерживал рвущуюся прочь собаку, уже пару раз грозно рыкнувшую. Катька продиктовала номер, прибавила деловым тоном:
– Классика – две, анал – три, всякая хурда-мурда сверх нормы, по интересам – ещё штука. Бананы люблю и красное полусладкое. Я работаю, парень!
– Да… я понимаю… Борька! Борька, скотина…
Бульдог вырвался. Волоча за собой поводок, с необыкновенной прытью помчался сквозь траву, по берегу озера – там прогуливали молодую сучку, и Катька хорошо его понимала. А хозяин, сокрушённо махнув рукой, помчался следом, чтобы предотвратить, как минимум, собачью свадьбу, на которой без лая и драки – никак.
Девушка продолжила путь – до её дома на Бульваре Молодёжи оставалось совсем ничего. И, шагая босыми ногами по тротуару, по протоптанным тропинкам, пыталась совместить в своём мозгу два факта. Эти странные москвичи платят деньги за фото босых ног. Эти же ноги – в данном случае, её! – способны ввести в ступор такого клиента, как этот незнакомец. Значит, в этом действительно что-то есть?!
Хм. Надо ещё об этом подумать. Может, не торопиться покупать туфли…
В киоске у «Золотого Берега» Катька купила пачку сигарет, две банки алкогольного тоника, а придя домой, бухнулась в ванну – с сигаретой и этим тоником.
Отмокая в горячей воде после всех ночных и утренних приключений, она более-менее вернулась в нормальное расположение духа.
Ничего, ещё не вечер. Москвичи от неё не уйдут!
ЛИНИЯ ЮЛЯ-СОНЦЕ – ВАСИЛИСА – ДРУГИЕ
Первая прогулка-тренинг с Василисой ещё долго отдавалась в организме Сонца: какими-то толчками, всплесками бурной энергии, беспричинным смехом, наплывом эмоций. И в мыслях тоже. Она перебирала свои впечатления – от всех поверхностей, по которым прошли её босые ноги. Всё неприятное, весь былой страх и брезгливость, даже от полусгнивших фруктов на асфальте рынка, ушли. Осталось ощущение силы. И девушка поняла, что дают ей эти прогулки со спортсменкой. Как раз это самое ощущение силы. Уверенность в себе. И она был готова побиться об заклад: гуляй она с Василисой обутая, такой мощной подпитки не было бы. А тут – испытание себя. Чувство сопричастности, чувство локтя, поддержки – как ещё сказать?
Оставалась только одна проблема – конспирация. Один раз с читальным залом прокатило, прокатит ли второй? Сонце попробовала:
– Мам! Я сегодня после занятий снова в библиотеку пойду…
– Зачем? Опять, что ли?
– Ну да. Я книгу не закончила, конспект сделать надо…
– Да что ж вам там задают-то?! – голос матери в коробке телефона вибрировал от возмущения. – Диссертации вы там, что ли пишете?
– Нет, но, понимаешь…
– Понимаю! Иди…
– Ладно.
– Стой! Я тебе на столе двести рублей оставлю. Тёте Нине передашь, она там рядом живёт.
– Хорошо.
– У тебя на проезд есть, на обед тоже… – быстро, в уме прикинула мать. – Хлеба купи, не забудь, у тебя двадцать пять рублей должно оставаться.
Ответственные работник торговли, она считала хорошо. Сонце никогда не баловали деньгами, особенно после развода матери; впроголодь не жили, но всё считалось до копеечки. Ничего лишнего.
Сонце к этому давно привыкла.
…Забрав со стола деньги, наскоро выпив кружку чаю с бутербродом, оставшимся с завтрака, девушка побежала на встречу. Она не знала, сколько ещё она сможет эксплуатировать терпение «инструктора», сколько ещё раз сможет погулять с Василисой. Может быть, это и последний. Сегодня они договорились пройти по садам Сибнисхоза – экспериментального хозяйства, которое давно умерло, кануло в лету в девяностые, а заброшенные теплицы и сады остались на северо-восточном склоне Синюшиной Горы.
Василиса ждала её у НИИ экологических проблем, сидя на остатках древней лавочки. Сонце испытала угрызения совести: мало того, что она тратит чужое время, так спортсменка ещё и одежду ей из дома принесла. В рюкзаке. Старом, цвета хаки, полубрезентовом, с потёртыми ремешками и позеленевшими от времени пряжками.
– Привет… Ой, спасибо! Ты извини, что так…
– Фигня. Разувайся, пошли.
Стягивая кроссовки и носочки, прикасаясь голыми подошвами к разогретому асфальту, Сонце ощутила знакомый прилив гордости. Она – босиком! Однокурсницы начали уже носить открытые туфли, босоножки. Как следствие – почти у всех пластырь повыше пятки, или на мизинцах. Стёрли с непривычки после зимне-осенней обуви. Так и ходят, сверкают этими белыми заплатками… А у Сонца – ничего!
Забрав у Василисы рюкзак, забросив туда обувь в пакете, девушка спросила – пока переходили дорогу:
– Слушай, Василис… а помнишь, ты мне рассказывала, как вас тренер по снегу вокруг спортшколы гоняла?
– Помню.
– А зачем – так?
Спортсменка фыркнула. Сегодня она была в прежней красной олимпийке и бежевых спортивных штанах, выдержавших не одну стирку. Пришла ли она сюда босой, или нет, Сонце не знала – о такой наряд диковат был даже для Щанска.
– Ну, закалка. Холода не бояться. Некоторые холодной водой обливались… Ну, а это для всех.
– А зачем холода не бояться?
Василиса посмотрела на неё снисходительно:
– Ты девушка домашняя у нас…
– Да… ну, так получилось.
– А представь: приезжаем на областные сборы. Соревнования в Новосибе. Февраль… А там авария на теплосетях, во Дворце спорта трубы холодные. На трибунах в дублёнках, куртках сидят. Судьи в жилетах тёплых.
– Ничего себе! И вы выступали?!
– А куда ты денешься с подводной лодки? В раздевалках иней на полу был… сама видела. И мы – в трусах и майках. В кедах или кроссовках, но ты представь.
– А тренерша ваша… она тоже в тёплом жилете?
Василиса не сразу ответила. Они перешли уже Верхнее шоссе, обходящее Круглихино, – прямая дорога на Снегири, шли по кривой Замарайской улице, где редкие островки обгрызенного колесами асфальта перемежались с гравийными полями. Сонцу было немного больно, но она терпела.
– Тренерша… Да по всякому. Иногда босиком с нами. Да не помню! Ты чё привязалась?
– Я просто… – выдавила девушка. – Я просто такой же… сильной, как ты, стать. Ну, в смысле, ничего не боятся. Холода там или грязи.
Спутница её хмыкнула.
– Да я сразу врубилась, что тебе это и надо… Не дура. Тебя ж за километр видно – домашняя ты. Неженка.
Это «неженка», как пощёчиной, хлестнуло. Сонце покраснела:
– А вот и не неженка! Я ведь… на эту, на то самое наступала!
– Ой-ёп! Удивила. А в сортир ты уличный босиком бегала?
– Нет…
– А мы бегали. Ремонт в детдоме начали, все сортиры на этажах позакрывали, дебилы. Остался один во дворе. Утром по малому, знаешь, как хочется?!
– А тапки? – робко спросила Сонце.
Спортсменка снова фыркнула.
– Тапки всё время пиз… – она сказала грубое, нехорошее слово, тем самым подчёркивая всю безжалостность ситуации. – Потому, что выдают на полгода, а они рвутся уже через месяц, дерьмо. Тапки запрятаны в тумбочке, ломы их вытаскивать. Так и бегали.
Сонце притихла. Какие тайны ей открывались… На фоне всего этого её эскапада с собачьей какашкой – это вообще детский лепет. Василиса шла, не обращая внимания ни на что: сильные босые ступни её давили гравий, как горох.
– Василиса… А у тебя парень есть? – вдруг спросила девушка.
Спортсменка даже с шага сбилась. Метнула в Сонце пламенный взгляд бешеных глаз:
– Чё?
– Ну… парень, говорю, есть у тебя?
– А тебе зачем это?!
– Так… просто интересно.
– Парень… – медленно, тягуче проговорила Василиса. – Есть у меня один…
Она так и не закончила фразу – кто у неё есть, какой-такой парень, и почему это всё так загадочно. Остановилась у места, где остатки ограды бывших полей экспериментального хозяйства зияли большой прорехой; отсюда шла дорога, пробитая не одной парой ног. И основательно загаженная: даже отсюда было видно, как сверкают в редкой траве бриллианты стеклянных осколков.
– Ты готова?! – рявкнула Василиса с неожиданной яростью.
– Да…
– Тогда бегом, за мной!
И бросилась туда.
…Только теперь, на третьей фазе своего эксперимента, Юля-Сонце окончательно сформулировала для самой себя собственную «хотелку»: она желала научиться не бояться. Кого? Да всего. Матери не бояться, строгих преподов не бояться, особенно кураторши их, Клавдии Михайловны, однокурсниц, сплетен их не бояться, грязи не бояться, боли не бояться… А, собак ещё не бояться – в детстве какая-то шавка кусанула на пятку, страх остался на всю жизнь.
И Василиса, похоже, это понимала тоже.
Сонце беззвучно вскрикнула от ужаса – но полетела вслед за Василисой.
Она бы и предпочла по настоящему полететь, нестись над землей, не касаясь босыми ногами этой жуткой поверхности со стёклами. Она поняла, откуда они; по левую сторону выросли остовы разрушенных теплиц со стихийной мусорной свалкой, именно отсюда и растаскивался по дороге стеклянный бой. Но так не получалось, конечно. И голые пятки Сонца сейчас били по осколкам, прячущимся в траве, по камешкам, по всему.
Бог ты мой, они ведь будут изрезаны в кровь под конец этого забега!
А Василиса неслась впереди, как на стометровке. Дорога поднималась в гору, здесь ещё шли крутые утёсы Синюшиной горы. Сонце запыхалась. И через какие-то минуты забыла про то, что она босиком. Про то, что ноги её то по осколкам прыгают, то по сучьям, то попадают в мелкие лужицы. Бегать-то то она бегала на «физ-ре», но быстро утомлялась… И сейчас случилось то же самое.
Они взлетели на горку, на кромку лесного массива. Девушка поняла, что выдохлась совершенною Замедлила бег, вышла на участок травы; Василиса тоже остановилась, наблюдая.
– Вась… не могу больше! – закричала Сонце.
В три прыжка спортсменка оказалась рядом.
– Не ложись! – гаркнула она, грубо хватая девушку за плечи. – Не ложись, я те говорю!
– Почему?!
– После бега – нельзя…
Так и стояли. Сонце неожиданно очень остро ощутила свою новую подругу: не от того, что сильные жёсткие руки стискивали её тело. Просто очень близко оказалось тело Василисы, девушка чувствовала его вибрации, тяжёлое дыхание – горячим ветерком долетало до неё; едва уловимый запах пота ощущала.
После трёх минут такого стояния Василиса разрешила:
– Вот теперь можно сесть… Для мышц так нужно!
Они опустились на траву. И вдруг Сонце спросила робко:
– Василиса… А можно твои ноги потрогать?
– Зачем?
– Я хочу сравнить… ну, чтобы…
– Да трогай ты! – рассмеялась та и снова, как тогда, у дороги, сорвала какую-то травинку, да сунула стебель в рот.
Интересно, почему она так делает? Но спросить Сонце не решилась, да и некогда было – Василиса положила на её колени свои ноги в закатанных тренировочных штанах. Закатанных до самых острых коленок…
Сонце ощупывала ступни подруги – если Василису можно было считать её подругой! – с невыразимым удивлением. Ей казалось, что они должны быть чуть ли не роговыми, грубыми, как слоновья шкура. Нет. Кожа оказалась эластичной; больше всего она напоминала больничную резину, коврики такие; Сонце в детстве часто болела, по больничным койкам навалялась… Но та «резина» казалась тёплой, приятного тёмно-розового цвета. Пальцем девушка проводила по всей подошве, и нежность кожи ощущалась – только на пятке начинался жестковатый слой, но тоже не колючий, а резиново-гладкий. Подушечки пальцев, выпуклые, чуть шершавились на кончиках, и вообще, эта огрубелость чувствовалась на краях ступни, только там; а ногти, как Сонце уже замечала – ухоженные, с хорошим педикюром. И главное: тепло шло от этих голых ступней, такой же слабый запах пота, который, как это ни странно, не показался Сонцу неприятен.
– Ну? Налапалась? – фыркнула спортсменка, приподнимаясь на локтях.
– Ага. Я думала…
Сонце не договорила. Странным взглядом Василиса смотрела на неё – очень странным! Так ещё никто на девушку не смотрел. И она поняла: голая ступня спортсменки под её ладонью – подрагивает.
– Думать потом будешь. Пошли!
Василиса резко убрала ноги, вскочила. А Сонце, вспомнив об усыпанной стеклом дороге, начала исследовать уже свои конечности. Василиса, саркастически ухмыляясь, наблюдала за этим процессом.
К великому изумлению Сонца, никаких рваных ран и страшных порезов на её розовеньких, хоть и запылённых подошвах не обнаружилось. Ну да, под пяткой темнело несколько ссадин, кое-где была содрана кожица – самый верхний покров её, но не более того! Ни крови, ничего. Даже заноз, кажется не было, иначе бы она их почувствовала. Сонце подняла глаза на свою инструкторшу:
– Как так? Я боялась, что изрежусь…
– А ты не бойся. И всё будет путём. Нам знаешь как говорили? Тело тоже думает. Оно умное, не то что башка… Самосохранение включается, мышцы всякие работают. И мы с тобой по мелочи бегали, а это так, пустяки для ступни. Ну, всё, закончила уже?
– Ага…
– А-ха! – передразнила инструкторша. – Поплыли дальше…
Теперь они уже гуляли. Сонцу было удивительно легко, и даже уколы жёсткой травы воспринимались по-другому. Она научилась ставить ноги так же, как и Василиса: смело, свободно, с пятки на носок прокатывая её по земле. Мышцы, действительно, работали…
Елань – прогал леса – заканчивалась. За березняком виднелось непонятное сооружение – похожее на избушку бабы-яги, только трёхэтажное, какое-то сквозное, голое, с уродливыми выступами-крылечками на высоте. Сонце кивнула:
– А что это там?
– Зерносушилка… Тут хотели рожь выращивать, что ли. Экспериментальную какую-то.
– А… а мы туда пойдём?
– Пойдём.
Василиса помолчала. Они шли уже по дороге, на которой их босые ноги утопали в волнах пыли, донельзя измельчённого песка. Сонце заметила, с каким удовольствием Василиса загребает ступнями эту пыль, и стала делать так же.
– Я вот только не врублюсь… – проговорила инструкторша. – За каким фигом тебе это надо?
– Ну, я же говорила…
– Да ерунда всё это! Ты девка приличная, у тебя всё есть. Дом, родаки, бабки. Шмотки… А ты босопятишь.
– А вот прикольно! – дерзко ответила Сонце и подумала: она даже не переоделась. Как была в платье с курточкой, так и топала.
– Прикольно? Хм. Ну да, прикольно. Парни на это иногда западают.
– Правда?! Почему?
– Хрен их знает. Мне один мужик года два назад предлагал босиком фотографироваться.
– А ты?
– Да я не знаю, я чего-то тормознула… К соревнованиям кажется, готовилась. Да и это… – Василиса усмехнулась. – Я не того… Нефотогеническая!
– Нефотогеничная… – привычно поправила Сонце и спохватилась. – Да ну! Ерунда какая! Ты такая красивая… и ноги у тебя обалденные.
– Во как! Понравилось, что ли, щупать?
– Понравилось… – машинально и с внезапным стыдом призналась девушка.
– Ладно, забей! – Василиса тряхнула смоляными волосами, разметнула их. – В общем, ты тоже кайфовая. Я хотела как-то в блондинку перекраситься, дурь такая была… Но не идёт.
– Да, тебе чёрной лучше. А что с тем фотографом? Ты с ним ещё… была?
Василиса мотнула головой, сосредоточенно глядя на свои запылённые ноги:
– Не-а. Да потом что-то с ним такое случилось. Короче, одна девка его в него стреляла.
– Стреляла?! Из пистолета?
– Да хрен знает, из чего. Ногу ему прострелила, а могла и грохнуть.
– А почему?! За что?!
Василиса остановилась на миг, ухмыльнулась и посмотрела на Сонце, как на малого ребёнка.
– Трахнул он её, наверное… и бросил. Ты хоть знаешь, как это делается?
Сонце опять залилась густой краснотой.
– Знаю! Я ж не дурочка и не в детсаду. Ну, понятно…
– Ничего тебе не понятно… – с необъяснимой горечью отозвалась молодая женщина. – Ну, пришли.
В бывшей зерносушилке, на удивление, оказалось довольно чисто. Ни мусора, ни бутылок, ни отбросов. Только холодная пыль под босыми ногами да сгнившие доски. Василиса предупредила:
– На гвоздь не наступи… Тут они попадаются. Полезем наверх?
– Конечно!
И снова незнакомое ощущение коснулось Сонца. На второй этаж не оказалось лестницы; точнее, её остатки валялись где-то рядом. Пришлось взбираться по крепким плечам Василисы; и на какое-то мгновение голые ступни Сонца оказались у её лица, даже коснулись щеки… Но этот миг миновал, а потом и инструкторша с обезьяньей ловкостью взобралась наверх. И сразу же предложила:
– О! Вон доска, видишь?
– Да.
– Помнишь, я тебе говорила, что гвоздь-сотку в доску вбиваю? Пяткой?!
– Помню… – холодея от ужаса, ответила Сонце.
– Ну, смотри, подруга…
Василиса деловито притащила из угла этажа доску с торчащим гвоздём. Осмотрела, пробормотала: «Не совсем ржавый… не сломается!». Положила на участок целого дощатого пола. Выставила босую подошву:
– Смотри! Царапин нет?
– Да вроде нет…
– Ну, тогда… вот…
Она занесла ступню над торчащим гвоздём – сантиметра четыре было от доски, ещё достаточно крепкой, до его шляпки. Примерилась. Помедлила. И с силой ударила – вниз.
Сонце вскрикнула. От собственного испуга. Но Василиса убрала ступню – и показала тот же гвоздь, вогнанный в доску почти вровень. Ну, может, на полсантиметра не достающий её глади.
– Видала?! – гордо спросила Василиса.
Она вытянула ногу в сторону Сонца. На твёрдом кружке босой пятки – только красноватая ссадина. Сонце второй раз поражённо ойкнула:
– Ни фига себе…
– Вот тебе и ни фига.
А потом совершила невероятное – уселась на пол, подтянула пятку к лицу и пару раз языком лизнула ранку. И дело было не в гибкости её спортивного тела, это-то ожидаемо, а в том, что эта пятка пыльная и грязная…
Уловив ужас на лице Сонца, Василиса спокойно сказала:
– Чё ты напрягаешься? Это ж земля простая… как на даче. А слюна залечивает.
– Неужели?
– Да. Ой, хорош глаза таращить! А ещё лучше – пописать на ранку, но я щас не хочу. Полезли выше.
…На третий этаж уже вели стальные узкие лестницы – ребристые, доставлявшие массу ощущений голым подошвам, но Сонце уже расценивала это как приятный массаж. Поднималась вслед за Василисой и любовалось её ступнями. Глупость, конечно, это не лицо и не грудь даже, это функциональная часть тела, но почему-то смотреть было приятно. На одном пролёте Василиса задержалась, с иронией спросила:
– А ты не боишься?
– Чего?
– Да вот увидят тебя твои девки с колледжа, за идиотку посчитают…
– Я не думала об этом… – соврала Сонце: как раз об этом они всё время и думала!
Но её однокурсницы по садам Сибнисхоза не гуляют.
– Хм. А мне, прикинь, наш замдиректора по воспиталке, Сергей Василич… знаешь, да?
– Да.
– Он мне мозг вынес: говорит, чтобы в колледже босая не гуляла!
– А ты гуляла?
– Блин… да с тренировки шла, кроссовки в руках, ну и запёрлась на второй этаж – расписание посмотреть. Тут он. Наорал.
– А что тут такого?
– Ты это у него спроси…
С третьего этажа, прикрытого дырявой крышей, с одного из этих смешных балкончиков, открывался вид совершенно потрясающий. На север, через Верхнее шоссе, открывалось зелёное море Круглихинских дач: сарайки и прочие неопрятные постройки не видны, только домики в квадратной нарезке. На запад склон одной горки и взгорье другой: корпуса интерната в изумрудной опушке. Необъятная синь неба разливалась над этим, в лицо дул свежий, вкусный ветерок.
И вдруг они увидали что-то очень необычное.
На одной из полянок, очевидно, примыкающих к улице Замарайской, стоял чёрный джип. Рядом с ним – фотограф с камерой на штативе. Перед ним – коричневый лист железа и группка девчонок, разного возраста; они беззвучно вскакивали на этот лист, выделывали какие-то танцевальные па, словно чарлидерши на соревнованиях, и соскакивали. То ли у каждой было какое-то своё, отведённое для этого время, то ли отчего-то трудно было бить по листу голыми пятками… А он слабо погромыхивал, слышно было.
– Интернатские… – пробормотала сзади Василиса, оценив наряды девчонок – кто в спортивном, кто в синих курточках и дешёвых джинсах.
Самое удивительное: из-под стального листа периодически вырывались белые хлопья.
– А что они делают? – удивилась Сонце.
– Да фиг его знает…
Оператор снимал. В машине был ещё кто-то: виднелась тонкая худая рука с сигаретой, высовывающаяся из окна. И вдруг лицо Василисы помрачнело:
– Пойдём…
– Куда!
– Пойдём, говорю!
Она буквально поволокла Сонце за собой. На первом этаже спрыгнула сама, под босыми ногами захрустели доски, проставила широкую спину: прыгай.
Сонце ощущала какую-то тревогу.
А покинув зерносушилку, она побежала туда – где они только что видели странную картину. Но, преодолев лес, они обнаружили только пустую поляну со следами автомобильных шин, этими самым стальным листом и какой-то вещью, валяющейся неподалёку.
Василиса первая приблизилась к листу. Пальцы её босой ступни, сильные и цепкие, взялись за край… и легко перевернули его, с грохотом отшвырнув.
Под сталью дымились… угли! Исходили теми самыми белыми клочками дыма.
У Сонца перехватило дыхание Эти интернатские девчонки плясали босиком на раскалённом листе металла?! Зачем?! Кто это придумал?! Зачем это снимали на фото или видеокамеру?!
Боясь приблизиться к угольям, Сонце побрела вокруг и наткнулась на тряпичную куклу. Самодельную. Та лежала на траве: круглолицая, с чёрными нитяными косичками, носом-пуговкой, глазами-бусинками; один такой глаз оторвался, пропал…
– Пошли отсюда! – рявкнула над ухом Василиса.
– Погоди… а что это было тут…
– Пошли!!! – бешено заорала она и даже попыталась вырвать из рук Сонца куклу.
Той пришлось подчиниться – хотя найденную веешь она не отдала, спрятала за спиной. Так и держала, пока они спускались к Замарайской.
Там, на улице, Василиса, всё это время угрюмо молчавшая, заговорила:
– Слушай… Мне тут в одно место смотаться надо. Кое-с кем перетереть… один вопрос. Рюкзак мой домой закинешь?
– Закину… – растерялась девушка.
– Я тебе ключи дам. Всё равно нужно будет, у меня дубликат есть. Короче, захлопнешь дверь и всё.
– Да… А ты…
– Всё, мне надо бежать! На!
Она сунула Сонцу этот древний рюкзак. А потом боязливо оглянулась и пропала в зарослях – только коричневые пятки сверкнули.
Сонце, совершенно ошарашенная всем увиденным и пережитым, побрела вниз по Замарайской. Надо будет за пожаркой обуться, чтобы сесть на «четвёрку». И, придя домой, ноги помыть. Обязательно…
Да уж, если бы её кто увидел из одногруппниц… Точно бы – охи и ахи. Сонце в какой-то момент остановилась, наклонилась и долго смотрела на свои ноги. Мда, ровная плёнка пыли покрывала их, а контуры аккуратных ноготков, крашеных белым лаком, прочерчивали темные линии.
По-настоящему грязные ноги – впервые в жизни.
ЛИНИЯ НАСТЯ-АША – ДРУГИЕ
На оставшиеся восемьсот с хвостиком рублей Настя-Аша купила кроссовки. «Дерьма кусок», как сказала бы её мамочка. А что ещё в «МегаМаксе» купишь?! Да такую цену… Хорошо хоть, дубовый, добротный Китай, а не подмосковная поделка. Месяца три выдержат.
Подошвы, исколотые кнопками, побаливали, хотя в целом – оказалось, терпимо. В этих кроссовках Аша и драила Дом госучреждений. И опять столкнулась с полненькой, кудрявой. На этот раз в лестницы она спускалась, переставляя сытенькие ножки в дорогих туфельках. Судя по словам, сказанным в коробочку телефона, звали её Оксана Ивановна. Опять остановилась, удивлённо посмотрела на девушку со шваброй и заметила – всё так же недовольно:
– Ну, надо же! Одумалась! Кто подсказал или сама поняла?!
Настя ничего не поняла. Что такое? И тут дошло, вспомнила вопрос о «гигиене труда». Огрызнулась:
– Чё вам надо?! Мою, и мою.
– То-то, что моешь! – зло бросила кудрявая и прошествовала мимо, добавив в пространство. – …сначала голопятые моют, потом голожопыми ходить будут!
И это при том, что её юбка совсем чуть-чуть не открывала аппетитные ягодицы.
А затем приключилось и вовсе странное. Когда девушка закончила работу и относила швабру с ведром в хозблок, там её встретил комендант. Бритая голова-шар, усы, свисавшие на подбородок чуть ли не сосульками. Он подозрительно рассматривал новые Настины кроссовками. И обескураженно проговорил:
– Вы в прошлый раз бОсая мыли…
Аша рассердилась.
– Да что вы привязались все?! Босая – не босая… Как хочу, так и мою! Мне тут правила никто не рассказывал! Что не устраивает-то?!
Бритый комендант усмехнулся. Многозначительно.
– Вы… вы не волнуйтесь, девушка. Вас как зовут?
– Анастасия Павловна. Корябина! – отчеканила Аша.
– Э-э… вот, значит, Анастасия Павловна… вы могли бы завтра, к пяти часам подойти в бизнес-центр «Высота», офис семьсот один?
Злость смешалась с растерянностью, даже дыхание сдавило. Девушка едва смогла выговорить:
– За… чем?!
Она помнила и такой эпизод из своей жизни: до мытья полов клирингом занималась, так пригласили в дорогую квартиру в «Заповеднике». Вошла, увидела двух мрачных парней. Только успела снять босоножки, чтобы переобуться в тапочки, из ванной вышел третий – совсем голый, а эти двое с дивана вскочили. Аша всё поняла. Как умудрилась выскочить из квартиры, сама не помнила; помнила только, что летела вниз по лестнице, не разбирая дороги… босиком, кстати, с босоножками в руках.
От этого воспоминания по лицу пробежала нехорошая ухмылка, и усатый комендант истолковал её по-своему, руки выставил:
– Э, нет, Анастасия… Павловна! Ничего такого. Возможно, на работу возьмём.
– Куда?! Этот бизнес-центр мыть?!
– Там кадровое агентство… – комендант явно смущался, но говорил твёрдо. – И никаких глупостей. Приходите!
Он повторил номер офиса, время и торопливо пошёл по лестнице. Аша осталась в раздумьях. Чудеса чудесатые. Предложения о работе так и сыпятся…
Главное, чтобы не было того же и с этими… московскими.
После работы, перекусив пельменями, Настя сходила к бабушке. Та оказалась совсем плоха: давление зашкаливало. Перепуганная девушка носилась по квартире, разыскивая лекарства и думая, не вызвать ли скорую. В этот момент в дверь позвонили; девушка открыла – оказалось, пенсию принесли. Да раньше – оказывается, сменили бабушке день получения.
Почтальон, сухонькая женщина с такой же, как и у бабушки, куделью на голове, прошла привычно не разуваясь. Да и видно было по её обуви, распираемой артритными шишками, что делать ей это будет очень неудобно… Да и не требовалось; главное – помогла Аше бабушку напоить каким-то лекарством, найденным в их аптечке, уложить в постель.
Присев за круглый стол, прокрытый зелёным плюшем, достала свои бумажки.
– Ну, давай, девочка, тогда ты за бабулю расписываться будешь…
Лицо у неё было доброе, да глаза – приметливые. Окинула взглядом комнатку:
– Что, редко бываешь-то тут?
– Часто не получается… – угрюмо ответила Настя.
Почтальонша покачала головой.
– Ой, смотри… Бабуля у тебя совсем слабенькая стала. Я ж ей год назад пенсию носила, ещё боевая была…
– Это вам так кажется.
– Ладно, дело-то не моё… – и тут же снова уколола. – Я-то не разуваюсь, мне можно, а ты чего обутая ходишь по квартире?
Настя-Аша вспыхнула:
– Слушайте, какое вам дело?! Я вообще босиком хожу! А сейчас поранилась…
– А-а… Босиком, да прям по улице?
Женщина отсчитывала бумажки. Одиннадцать тысячных и сотенные. И при этом выжидательно смотрела на девушку. Настя сумрачно покарябала пальцем зелёный плюш.
– Да! По улице.
– А не боишься?
– Чего бояться-то? Ну, порезалась… случайно. А так под ноги-то смотрю.
– Да я не о том… – вздохнула почтальон. – У нас тут года два назад за это девчонку убили. Почту тоже взялась разносить, подрабатывала.
– Убили? За что?!
– Да вот, босичком также, как ты, гоняла. Говорила, ей так удобнее. А вот нашёлся мерзавец и убил её… из Гнилого Озера достали потом.
У Аши пересохло в горле. Она бессмысленно смотрела на купюры.
– Да как так… а почему за это-то, за босиком? – только и смогла выговорить.
– Считай давай… – не ответив на её вопрос, горестно вздохнула почтальонша. – Время-то нынче такое, психов много. Считай да расписывайся.
Аша сделала всё механически. В голове крутился какой-то комок мыслей, почтальоншу она больше ни о чём не спросила.
А когда та ушла, Настя села на кухне, открыла форточку, закурила.
И стала думать о том непонятном сплетении событий, в центре которых она, похоже, оказалась…
Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.
Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл, Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!
Искренне ваш, автор Игорь Резун.
