БОСИКОМПОВЕСТЬ. 21. ЛЕНА-ГРЕТА И ПРОВАЛ.

ВНИМАНИЕ!

ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.

---

ЛИНИЯ ЛЕНА-ГРЕТА – ВАЛЕРИЙ – ДРУГИЕ.

Неторопливо ползли через Уральский хребет бело-синие фуры с уборочными аппаратами Tielbuerger, похожими на большие газонокосилки, с помощью которых щанские дворники  будут превращать окружающий хаос в гармонию; собирался на самолёт Алексей Николаевич Фромиллер, получивший партию этих высокотехнологичных свипперов, и, чертыхаясь, искал по огромной ванной своего номера люкс любимый бритвенный станок, хранимый им ещё с давних-давних пор. Ждали и первого, и второго в городе с нетерпением: Романенко не терпелось сделать первый пиар-ход, показав заботу своего шефа о городском благоустройстве, кое-кому не терпелось обсудить с Фромиллером и другими очень заинтересованными людьми расклад на грядущие выборы и прощупать почву: он сам как, в команде или нет?

 

И всё это никак не учитывало просто тектонических потрясений, произошедших в доме самого Фромиллера, в отношениях Лены-Греты с матерью.

Сегодня Александра Егоровна встала раньше неё, раньше дочери. Спускаясь по лестнице из ванной, с мокрой головой, обмотанной тугим тюрбаном полотенца, девушка с изумлением услышала из кухни какой-то напев, незнакомым женским контральто.  Это кто-то у них в гостях с утра?! Если из кухни, то это знакомая матери, значит, можно туда заявиться в белом махровом халате, купленном в Испании, с арабской вышивкой по краю…

Заявившись, Лена замерла на пороге, онемев. Александра Егоровна, в чёрном трико для занятий йогой, в цветастом передничке их домработницы, ловко шинковала огурцы на салат, при этом что-то… напевая про себя! С  самого глубокого и казавшегося уже придуманным детства Лена не слышала, чтобы мать пела. И забыла, какой может у неё «певческий» музыкальный тон.

Заметив дочь, Александра Егоровна улыбнулась – да тоже так ярко, что, казалось, кожа на бледном вытянутом лице вся напряглась, готовая лопнуть от столь непривычного натяжения:

– Алёнка! Доброе утро! А я решила салатик сделать свежий, весенний и бутерброды со шпротами.

Лене почудилось, что она ещё спит.

– Бутерброды? Со шпротами?! Они же жирные, а ты…

Мать растерянно опустила худые руки с прилипшими кусочками огуречной кожицы и сверкающим ножом.

– Ты… не хочешь? Ой, прости, я думала…

– Ма! Да брось! Да я хочу, конечно!

Девушка бросилась к матери с таким порывом, что не разделяй их кухонная  столешница, точно бы на нож напоролась. Куда девалась мигрень, унылый вид, отсутствие аппетита и всё прочее, что сопровождало образ матери  последние годы?! Даже худые, впалые щеки её, кажется, чуть порозовели.

Потом было ещё одно чудо чудное: они наряды друг другу выбирали. Мать всё это время продолжала обшивать та же элитная портниха, специализирующаяся на клиентуре «Заповедника», да только вот ей приходилось шить какие-то балахонистые бесформенные наряды; да и покупные вещи мать выбирала такого цвета, что они больше напоминали саван, нежели одежду для нормальной женщины. Немудрено, ведь её гуру учил, что всё телесное, мирское суть грязно, ибо мешает человеку продвигаться дальше по пути духовного самосовершенствования…

Сейчас Александра Егоровна, как девочка, вертелась перед зеркалом, распотрошив шифоньер, а Лена сидела с ногами к кресле, комментируя.

– Не, ма, это платье хорошо, но его нужно с большой шляпой… А у тебя подходящих нет.

– Да у меня вон, на полке куча шляп!

– Да мы смотрели уже, подходящих нет точно. Кстати, куда ты собралась-то?

– По магазинам прогуляюсь! – жизнерадостно сообщила мать. – Начну с нашего «Елисеевского», потом в «Мегамакс» загляну, в «Рай». А ещё я в солярий записалась, на четыре.

– На «Шкоде» поедешь?

– Ой, нет, Лен, ты что… я боюсь пока. Я разучилась уже. Такси возьму на день, оно так дешевле. Слушай… а может, эти брючки? Сиреневые? С этой вот голубой…

Ещё одна догадка озарила девушку.

– Ма… – вкрадчиво спросила она. – А ты, как вчера, собираешься, ходить? Ну, как мы с тобой ходили?

Мать смутилась, покраснела, отвернулась к зеркалу. Стараясь не встречаться с глазами дочери даже там, пробормотала:
– Да… ну тепло же уже… я решила, что… в общем, хочу теперь сама попробовать.

Лена звонко рассмеялась. Соскочила с кресла, бросилась к разложенным по кровати нарядам.

– Знаешь, что…  Тогда вот эти салатовые брюки, вот весь костюм. С широким поясом. И вот эту кофточку сверху накинь, вязаную!

Александра Егоровна с сомнением  глянула на предложенное.

– Такие брюки длинные? Я хотела, чтобы покороче…

– Мам! Так как раз будет не сразу заметно, что ты… Ну, ты понимаешь? – Лена подмигнула. – Главное, иди уверенно, легко. Как в туфлях без каблука, например. И будет просто супер всё!

– Ты считаешь?

– Без вариантов, ма!

Одевшись в то, что подобрала дочь, Александра подбирала ещё и тёмные очки. Спросила осторожно:

– А ты, Лен… ты только на фотосессиях босиком, да? Ты не вздумай в колледже. Там непонятно, как воспримут.

– Ха! У нас одна девчонка со второго курса, кажется, вчера босая пришла. Или там уже разулась. Да, скандал раздули…

– Ты видела?

– Нет, я на кафедре была, с куратором, там такой сыр-бор… Да нет, не буду я дразнить гусей. Но замечание мне уже сделали.

– За что?

– Без колготок пошла.

– Нарочно или забыла?

– Да нарочно! Обалдели они уже там все! Скоро точно на нас школьную форму напялят. С индивидуальными номерами.

– Да уж, строго… А ты сегодня куда? Отец должен вечером прилететь.

Лена зевнула:

– Ну, я в клуб…

– Одна? – мать почему-то при слове «клуб» не напряглась, не сморщилась; не выдала тираду про разврат-пьянку и прочее.

– Нет… с Валерой.

– А, с твоим фотографом! Слушай… а ты меня познакомишь как-нибудь?

Девушка с изумлением посмотрела в переливающиеся каким-то новым светом материнские глаза.

– Ма, ты серьёзно?! А может, ты и фотографироваться в босоногом жанре захочешь?

– Может, и захочу… А что?

– Не, ничего. Круто. Ну да, познакомлю…

---

…Сегодня Лена решила поменять лак и на руках, и на ногах. Черная траурность надоела ей. Захотелось чего-то бездонно-голубого, свежего, как глоток утреннего воздуха. Позвонила в салон, располагавшийся в «Высоте», договорилась по времени. Туда пришлось обувать туфли – не придёшь же к педикюрше с пыльными лапами, а мыть их где-то не вариант. Выбрала самые простые, по сути дела сабо, которые можно легко скинуть с ног, и не тяжёлые, на каблуке-гвоздике.

 

Конечно, всё закончилось тем, что за полтора часа процедуры Лена попросту забыла их в кабинете. Молодая мастер побежала за ней через весь коридор, голося: «Девушка, вы тут забыли!». Поймала у эскалатора.

На них смотрели – немногочисленные посетители, но смотрели с интересом. Вот, мол, дура, умудрилась не что-то, а ТУФЛИ забыть – да и пошла так. Лена ощутила очень остро этот сарказм, кто-то даже на телефон снимал. И тут терять лицо было никак нельзя.

– Спасибо! – поблагодарила Лена, спокойно кладя туфли в сумочку.

Мастер опешила:

– Вы их что… не наденете?

– Нет.

– Но как же вы… Там же эскалатор! Вам там прищемит!

Лена облила её холодным презрением:

– Девушка! Если бы у меня был хвост, его бы прищемило… Но я ж не ящерица и не змея.

Голые ступни её опустились на приятно ребристую, массирующую ступеньку эскалатора; Лена поехала вниз, провожаемая десятком удивлённых взглядов – словно в ад спускалась, подобно Орфею.

Валерия она попросила заехать за ней в «Высоту». Тот немного опаздывал.  Тут ещё одно испытание выпало девушке: неслышно подкатила полицейская «девятка». Остановилась у тротуара. Лена ещё и курила, стоя у урны, деликатно стряхивая туда пепел; решила сделать это до клуба, до Валерия, которому фактически пообещала бросать курить. Она даже не сразу поняла, что на неё смотрят, а обернувшись, столкнулась с внимательным взглядом патрульного средних лет, коротко стриженного и очень серьёзного.

– Девушка, что-то случилось?- нет. Ничего.

– У вас обувь не украли?

– Нет! Я так… так пришла.

Серьёзный кивнул щуплому напарнику-водителю. Синхронно хлопнули дверцы. Полицейские вышли.

– Будьте добры, ваши документы, пожалуйста!

– Я паспорт с собой не ношу! – сухо отрезала Лена. – Но я помню данные…

– Хорошо. Говорите. И покажите, пожалуйста, что у вас в сумочке.

Острия «гвоздиков», торчащие оттуда, изумили патрульного. От того голос его в рацию звучал неуверенно:

– База, сорок девятому…

– База слушает.

– Пробей паспорт. Девушка, говорите!

Лена начала диктовать номер, серию, дату выдачи; она действительно, без особой нужды когда-то запомнила этот набор цифр, да и в беспокойной клубной жизни, тревожимой проверками ОБНОНовцев, это помогало. Начала диктовать адрес прописки, лицо патрульного одновременно начало вытягиваться, превращаясь в огурец, а когда он услышал: «Фромиллер Елена Алексеевна!», то едва пупырышками не покрылось.

– База! – прохрипел патрульный. – Отбой… тревоги. Извините, Елена Алексеевна.

Машина Валерия подлетела к тротуару сразу после полицейской. Мужчина улыбался, выйдя, открыл дверцу ей, а потом перегнулся куда-то назад и вручил букет роз, кажущийся огромным для небольшого с салона спортивного автомобиля. Он был снова в дорогой светлой сорочке, распахнутой на мужественной красивой шее.

– Извини за опоздание…

Лена понюхала розы, наслаждаясь запахом.

– Извинения приняты… Ты всегда так извиняться будешь?

– Если захочешь, всегда.

Поехали по Весенней. Смотря налево, на ряд домишек, обитатели которых не могли позволить себе ни такой педикюр, как и Лены, ни такую причёску; ни на тёмно-синие джинсы Cindy, ни на светло-сиреневую блузку Guess с «косым» кроем, Лена спросила рассеянно:

– Валер… а почему ты свой аккаунт удалил? Я тебя вчера хотела в ВК найти, потом в Фейсбуке. Нет ничего…

– Страницу взломали… – нехотя ответил мужчина.

– Твоего магазина?

– Да и его тоже. Я всё сайт переделать хочу, пора уже… А что ты хотела мне через Сеть кинуть?

– Ха! Ты мне говорил, чтобы я с мамой…

Теперь и она выразилась «с мамой». Что звучало в её устах неологизмом.

– Да ты что! Неужели ты её вывела босой в мир?!

– Представь себе! Ой, это было такое…

– Расскажи!

– Сейчас. Я фото её на телефон сделала, хотела, чтобы ты глянул.

Для вечерней жизни субботы было ещё рано. Лена закапризничала:

– Валер… проедем через Утиное. Погуляем.

– Купаться решила? – усмехнулся он.

– Ножки помочу… нет, серьёзно, не хочу в клуб так рано. И на воздухе хочу!

– Конечно, проедем.

На Утином было на редкость спокойно и умиротворённо: мамаши с колясками уже ушли, почти все, кроме одной, блондинки. Она сидела, качала ногой колясочку с розовым верхом и читала книгу; не толстая, но пухленькая блондинка, и Лена заметила, проходя, что ремешочные сандалии молодой мамаши стоят рядом, а ступня, покачивающая коляску, – в белых незагорелых следах от этих самых ремешков.

Женщина тоже заметила их и внимание обратила – поверх книги своей зыркнула, но ничего не сказала.

---

Окружающие  озеро рябины стояли смирно, даже листочками не пошевеливая; вокруг них всё было усыпано яркими жёлтыми точками одуванчиков: те вылезли на ранее тепло и  готовились уже стать невесомыми шарами. Диковатая скульптура нависала над озером, но Валера с Леной отошли от неё подальше; Лена шла по дорожке, посыпанной очень мелким гравием, под её ногами тот деликатно похрустывал, и мужчина заметил:

– Ты уже босовездеход. После камней, как, ног не болели?

– Нет. У меня после фитнесса обычно побаливали. Раньше. Я сегодня была и там, и потом в бассейне наплавалась – ничего.

– Хорошо плаваешь?

– Люблю… – призналась девушка.

Она выбирала место, где спуститься. Утиное в своё время благоустроили не очень удачно: дно, по слухам, наглухо забетонировали. Из-за этого к осени вода зацветала, а зимой оно покрывалось таким толстым льдом, что тут устраивали каток, гораздо более популярный, чем в парке культуры. Однако дальние берега озера, примыкавшие к Дому госучреждений, успели хорошо зарасти, там и камыши вроде пробивались – утки там и кучковались, а другие берега, наоборот, топорщились бетонными разломами; они тоже поросли, но слизистой тиной, и лена боялась поскользнуться. Тогда точно бы выкупаться пришлось.

Наблюдая, как девушка щупает ногами бережок, нашаривая хотя бы часть земляного спуска, Валерий проговорил:

– Надо тебя на озёрах за Круглихино поснимать. Твои ступни роскошные, в каплях воды…

– В каплях… Кстати, а почему ты в бассейне не снимаешь? – Лена улыбнулась.

Валерий фыркнул.

– Ну да. Или на пляже, или в сауне… ерунда это. Там все босые. Там это… не идея, скажем так.

Она нашла место. Тут земля переходили в тинистый болотистый язык – и она шагнула туда. Пальцы босых ступней погрузились в холодненькое, щекочущее, девушка с удовольствием закрыла глаза, потом открыла: ступня как будто размазалась в этой зелёно-коричневой окантовке. Пальцами пошевелила.

– А что, чтобы красотой ног наслаждаться… ещё и идея нужна?

– Идея всегда нужна… – задумчиво сказал мужчина. – Вот как раз идеи… Ну, я тебе про сайты говорил. Пошлость получается. Субпродукты. Даже самые красивые ступни. Слушай, а на тебя там, в бассейне, не засматриваются?

– Кому там на меня засматриваться… – пробормотала девушка и вспомнила.

Тапочки у неё один раз там увели. Точно! Года два назад. Вылезла из воды, вся уплававшаяся, отфыркалась – тапочек нет. Совершенно не задумываясь о бессмысленности такого поступка, пошла вдоль бортика, искать. Мужик сидел на скамеечке, видно из тренеров; только что из бассейна ушла последняя девчушка школьной секции плавания; с ними он вошкался, как видела Лена, сначала их учил двигать ногами на пробковых поплавках, на суше. То одну за тонкие цыплячьи щиколотки подержит, то другую, что-то посоветует, на кого-то прикрикнет. Да, типичный физрук, коренастый и с лысиной, как тонзурой, на макушке.

Так вот, он проследил за Леной и сказал тогда в спину: «Такие б ноги и в хорошие руки!». Лена тогда не поняла, обернулась: «Что?». Он повторил, скалясь; зубы были какие-то квадратные, выпукло-крупные. Она тогда и десятой доли того, что знает сейчас, не знала, подумала, что мужик, видать, хотел составить сложный комплимент, но что-то напутал с порядком слов; улыбнулась – при чём тут руки, и он выдал: «Я тебе массаж могу сделать. Такие пальцы мять – одно удовольствие!».

Нет, тогда она ровным счётом ничего не поняла, с чего незнакомый дядька массаж ей предлагает, кому понадобились резиновые тапки, которых она не нашла; и  почему, кстати, одна девушка с длинными белыми волосами разувалась аж на входе в бетонную громаду «Нептуна», в фойе, и шла так по холодному полу до самых раздевалок с душевыми…

А вот сейчас вспомнилось.

– Если и засматриваются… – со вкусом проговорила Лена, – то мне это уже по кайфу!

Поплескавшись в этой водичке, осмелясь зайти даже по щиколотку, Лена вернулась на бережок. Села на скамейку – тут они, у озера, были металлическими, литыми, вандалы с ними сделать ничего не могли, хоть кое-где и заляпали краской из баллончиков. Села рядом с Валерием. Тот укоризненно глянул на ступни, облепленные остатками тинистой заводи.

– Ну, положи мне на колени… У тебя салфетки есть с собой?

– Да… а зачем?

– Оттереть надо.

– Да само…

– Ну да! Знаешь, какая это болотная шелуха липучая?! – хмыкнул он. Ты мне не говори, я на Гнилом снимал, там то же самое. Прилепится, потом только с мочалкой отдирать.

Взяв салфетку, он начал протирать каждый палец её ступней, осторожно, словно подвески хрустальной вазы чистил от налёта. Девушка хихикнула.

– Мур-мур.

– Щекотно, что ли?

– Нет. Приятно. А  тебе?

– Что «мне»?!

Лена прищурилась.

– Скульптурная ступня, да. Я всё-всё помню… Ну, признайся, ты же хотел их поласкать вот, так?

У него руки дрогнули. Ощутимо дрогнули.

– Допустим.

– Я же чувствую, как ты сейчас… как гладишь их! – тихо произнесла девушка. – Ты… ты возбудился, что ли?

– Лен…  ну, ты скажешь.

– А что? – она резко вскинула голову, оперлась на руки; щёки чуть запунцовели, кажется. – Что, Валера? Это же правда, во – первых. Во-вторых, ты мои ступни фотографируешь, они тебе нравятся… Что дальше? Ну?

Он вымученно улыбнулся. Глаза карие затуманились, брови густые встали домиком.

– Дальше… только целовать! – сдавленным голосом проговорил, то ли шутя, то ли только пытаясь.

– Так целуй! – Лена внезапно поняла, что сама вибрирует, как работающий на пределе агрегат. – Целуй! Давай!

– Прямо тут?

– Да.

Он оглянулся. Да нет никого. Мамаша вся в книге, мужик с чёрной мохнатой собакой вдалеке. А, нет, ещё какой-то с бульдожкой, но он вроде на них не смотрит.

– Глаза закрой! – выдохнул Валерий.

…И правда, поцеловал. Пальцы её левой ступни, дочиста оттёртые салфеткой и прохладные, и правой. Сказать, что это было неприятно – нельзя было; наоборот, это прикосновение отличалось от всего, что Лена уже испытывала. Но одновременно в этом был какой-то непонятный щекочущий ужас запретности, привкус необычности, сладкая судорога перехода через некую грань… Это так пробило Лену, что она вдруг поперхнулась, закашлялась, ноги вырвала из его рук, села на  скамье прямо.

Валерий молчал. Прищуренными глазами смотрел на гладкую, как стекло, воду озера. Утки не решались мешать им – видимо, поняв, что от этой чумоватой парочки мякишей хлеба не дождаться, кружили далеко. У Дома госучреждений на Большой Ивановской замерцали уличные фонари, наполняя воздух желтоватым эфиром.

Она не хотела ничего говорить, хотя могла бы. Почему-то не хотелось разрушать впечатление, очерчивать его контуры словами, ограничивать и тем – обеднять. И он молчал. Так продолжалось, пока не заскрипел гравий. От шагов и резиновых колёс.

Лена подняла голову. Та самая мамаша. Катит коляску. Ребёнок спит, хороший ребёнок; а в задний карман коляски засунуты эти ремешочные сандалии и книга. Книга – до половины, можно разобрать надпись на обложке: «Мелисса Пана… Сто прикосно…» – впрочем, название можно было и закончить мысленно.

Девушка подумала, что они сейчас услышат что-то вроде: “Чем вы тут занимаетесь?” Но мамаша, вся белесая, только сейчас видны были и бровки её пшеничные, и пушок такой же на щеках бледненьких, робким голосом спросила:

– Девушка, простите, а вы часто так ходите?

– Босиком? Часто! – соврала Лена, и почему-то ей было приятно соврать.

– А у вас натоптышей не бывает?

Как вот ей сказать? Откуда Лена знает? Вместо ответа вытянула вперёд отчищенные до фаянсового блеска и гладкости ступни.

– Ну вот, как видите…

– Ой! – восхитилась мамаша. – А я тоже хочу… знаете, всё собираюсь. Но так это… стыдно немного и страшно.

– Ничего стыдного… – устало сказала девушка. – И бояться вам некого… Или вы маньяков в кустах боитесь?

– Нет, нет… Я маньяков не боюсь! Я и так ночью гуляю.

– Ночью? – почти хором спросили Валерий с Леной.

Мамаша закивала, в такт кивкам болтая коляску туда-сюда.

– Да. Выйду так и по траве, по гальке этой… Халат надену и гуляю. Ой…

Малыш от этой тряски проснулся, и подал голос, который набирал силу. Мамаша бормотнула: «Извините!» – и быстро покатила дитя к дому, на кормёжку, видимо, к девятиэтажке напротив Озера.

Валерий рассмеялся, встал. Хлопнул себя ладонями по бёдрам.

– Ну, видала, да? Маньяков не боится, а кого-то, кто увидит, боится…

– Странные люди, точно.

– Ну, поехали?

– Поехали. Не понимаю я её. Это же естественно.

– Даже если сексуально, да?

– Да! Что ещё может быть естественней, кроме секса? Господи, наворачивают всякой ерунды…

– «Ты моя женщина, я твой мужчина, если надо причину, то это причина!» – пропел Валерий, идя рядом.

– Это откуда.

– Да так, очень старый русский рок.

– Валера… ну а почему ты всё-таки перестал снимать? Ну после того снимка? Честно?! Ты сам сказал, что я у тебя первая модель за последний год.

– Да. Завязал. Да потому, что у моих девушек проблемы появились.

– Какие?

– Идиоты всякие начали писать в лички. Находили их.

– А что писали?

– О, господи! Ну, дай я твои пяточки полижу, покажи мне их грязными, покажи разными… А когда те посылали таких ухажёров, начиналась грязь, оскорбления, угрозы.

– Реально что-то кому-то сделали?

Валерий ответил не сразу. С заминкой.

– Нет… наверное. Да, нет. Но проблемы были!

– А! – догадалась девушка. – Так ты все аккаунты свои удалил, чтобы мои фото так не выстрелили? Чтобы мне не начали писать, да?

– Ну…

Лена расхохоталась:

– Ой, прям…  Да пусть пишут! Я им и покажу, и расскажу. И дам попробо… тьфу!

Она осеклась – прозвучало грубо, неприятно, пошло.

– Шучу я. Просто мало ли что пишут…

– И что ты на самом деле сделаешь?

– Забаню на фиг! – буркнула Лена. – Поедем…

---

По дороге в «Бункер», чтобы сгладить неловкость, возникшую от её последних, не  очень обдуманных слов, Лена начала рассказывать о походе в «Елисеевский» с матерью. Обо всех этих забавностях и нелепостях, о том, как мать сначала дико комплексовала, потом разошлась; как в ней проснулась женщина и что она теперь теперь не прочь сама сниматься. И о том, что она сегодня отправилась на «босой шопинг» – и будет бродить по этим всем храмам торговли, замирая от страха, а может, и жаждая удобного случая поцапаться с охранниками на предмет: а вот покажите мне правила, что у вас тут запрещено… Если так бодро всё пойдёт дальше, мать забудет про своих вайшнавов с диетами и про уринотерапию…

– А она увлекается? – оживился Валерий.

Лена брезгливо передёрнула плечами.

– Ну… был у неё такой вывих сознания… Да и сейчас всё что-то намекает.

– Ну, Шэрон Стоун, например, как-то призналась, что в душе регулярно писает на свои ступни… – рассудительно заметил мужчина.

– Зачем?!

– Ну, это природный антисептик – раз. В принципе, кожу укрепляет – два. Хотя почти не доказано, но я слышал и такие мнения. Весьма авторитетные… Реальный опыт.

– Валерка, ты просто энциклопедия такой информации! – саркастически отозвалась девушка. – Слушай, чего ты про ноги и ступни не знаешь, а? Ну хоть что-то?

– Я? – он с удовольствием подхватил этот её шутливый тон, чтобы уйти от какой-то более скользкой темы. – Ну, не знаю… не знаю, как вы на каблуках ходите. Не представляю себе.

– Ой, шутник…

В «Бункере» уже собиралась туса: вечер субботы, вечер стандартных «отчётов» гламурного Щанска, первых «выходов», а для особо заинтересованных – и вечер  разборок. Да и оттянуться можно, всё-таки воскресенье на носу. Мелькали знакомые лица, пока шли по длинному фойе, Лена здоровалась и спутнику её стало очевидно не по себе. Перед лестницей вниз он придержал её за локоть:

 

– Лен, только я тебя умоляю: давай не в самую гущу, хорошо?

– То есть? Я хотела к своим… Познакомила бы!

– Ну не люблю я знакомиться в таких местах… – он скорчил гримасу. – Отдыхать, так отдыхать, для себя. Давай в уголке место найдём. Тихое такое и потемнее.

– Угу. Есть там такие места, – брякнула Лена. – Так так темно, что даже минет делают.

– Ну, давай без этого…

– Да как скажешь, дорогой.

Действительно, тут можно было выбрать местечко, тем более сейчас, когда клуб заполнялся. Девушка уверенно направилась в одну из «пазух» сбоку основного танцпола, к стеклянному столику на двоих. Табличку «заказано» просто смахнула с него в угол: она хорошо знало, что никем это не заказано, просто счёт будет двойной. Но вот это её заботило в самую последнюю очередь.

– Ты голоден?

– Не очень..  Ну, и я за рулём, безалкогольное что-нибудь.

– Ну, вон меню несут, выбирай.

– А ты что будешь?

– Коктейли.

– Смотри, не…

– Прекрати! Я самый слабенький возьму.

Больше всего Лене на самом деле хотелось сейчас курить. Но она терпела, не хотелось это делать при Валере.

Они заказали сок для мужчины, канапе, моцареллу с оливками на шпажках для девушки и ей же – «Мимозу», шампанское с апельсиновым соком. Официантка ушла, лишь скользнув взглядом по голым ступням Лены, хорошо видным под прозрачной плитой столика. Дресс-кода как такового в «Бункере» не было, а если б даже и был, то Лены, как и многих молодых людей из её круга, это точно не касалось.

Ди-джей только разогревался, музыка ещё не буйствовала, на танцполе топталось несколько изнывающих от нетерпения новичков; ещё можно было говорить – по опыту Лена знала, что скоро уже будет невозможно. Поэтому, потягивая коктейль через соломинку, она рассказывала мужчине о наиболее интересных персонажах этого места; а те, некоторые, успели обменяться с ней короткими кивками, льстивыми улыбками и жестом двух растопыренных пальцев.

– Эта вот корова в красном, видишь, кудрявая? Это жена главбуха Опытного. Ей под полтинник, она подтяжку уже два раза делала, в Москву ездила…

– А чего она без мужа?

– Балда. С её мужем только в «Бункер», песком трясти из штанов… она тут молоденьких любовников ловит. На недельку-другую.

– Интересно.

– Да ну. Она мерзкая, норовит вечно на танцполе своей задницей выпихнуть из круга. А, вот ещё перец. Вон, с коком белым, видишь?

– Ага.

– Это Кирюша Мареев. Сын нашего главного по образованию, Горуна…

– Почему Мареев, а не Горун?

– Да по фамилии первой жены папаши. Он на коксе сидит, крепко, поэтому сопливый вечно, противный…

– А вот эта девушка, с короткой стрижкой?

– О, это Энигма. Ну, такая кликуха у неё, у неё мать турчанка, в Стамбуле и живёт. А отец по  турбизнесу круто шарит. В «Высоте» у него агентство.

– Тоже «корова»? Приятная девушка…

– Ну… – с лёгким оттенком ревности заметила Лена. – …не дура. Но такая, холодная. Почти ни с кем не вяжется… Ну, то есть постоянного парня нет. Ой-ой-ой, кто пришёл! Серёжик Богданов.

– А это кто?

– А это чмо толстое… Смотри, слюнявый, уже клеится к кому-то. Сын врачихи нашей главной, Зинаиды. Вроде как он вообще раньше вообще дауном был, двух слов связать не мог – мычал только… Она его где только не возила, чтобы мозги поправить и к жизни приспособить.  Мерзкий тип.

– Блин… – засмеялся мужчина. – Ты о ком-то тут хоть хорошо можешь сказать? Ну хоть кроме этой Энигмы.

Лена задумалась. Вообще-то, с этими людьми, пусть не тесно, но она тусуется или тусовалась… а сказать – да, мало что можно хорошего. Хмыкнула невнятно:

– Ну… специфика, Валер, такая. Нашего террариума. Змея на змее… Хотя вон видишь черненькую? Ну да, да, испанского типа такого.

– Вижу.

– Вот она реальная девка. Я даже дружила с ней. Мейфлауэр её зовут, или просто Мэй.

– А чем реальная?

– Не предаст! – убеждённо заявила Лена. – Ну и вообще, она за базар отвечает. Папа у неё в группировке Бикидзе… Ну, который сауну держит, там один из главных. А брат старший, он вообще по оружию работает, серьёзный чел такой…

Лена хотела ещё прибавить: чёрная девушка часто и танцевала, как они, босая, и её смуглые ступни поражали Лену какой-то совершенно не женской статью. Как у физически крепкого, но красивого пацана: сильные, без изъянов, мускулистые.

Но грянула музыка, открывая очередной танцевальный вечер, и Лена ощутила, что ей хочется туда. На танцпол.

Промаявшись с полчаса, она заявила спутнику:

– Валера, я пойду… подвигаюсь?

Ему танцевать не хотелась, она это ясно видела. Ну, что ж, были у неё кавалеры и танцующие, и пьющие, значит, пришло время других.

– Конечно, иди!

– Ты заказывай всё, что хочешь… – смутилась девушка. – У меня тут «золотой кредит». В смысле открытый. Олл инклюзив.

– Я понял, ладно…

Чисто по привычке, она взяла с собой сумочку-клатч, которая до этого лежала в машине у Валеры, но которую обязательно надо было в клубе иметь. Как аксессуар. Поэтому и сбросила её у танцпола.

Танцы были страстью, стихией, такой же обожаемой, как вода; она танцевала, как плавала, музыка обволакивала её, да и танцевала она, закрыв глаза. Могла так час болтаться на танцполе; полтора могла… При этом она не танцевала – она как расплёскивалась, её руки и ноги подчинялись какой-то внутренней музыке, сверхмелодии; она не думала о движениях – те сами собой приходили, и при этом танцевала, что называется, «грамотно» – девки завидовали ей. Она забывала себя, как-то по молодости дотанцевалась до того, что сначала отлетела пуговица мини-юбки, потом расползлась «молния» и сама тряпочка, треснув, отлетела. Опомнилась только от гогота и вежливой руки охранника: оказывается, зажигает она уже четверть часа на танцполе в кружевных трусиках. Это сняли тогда, но охрана вовремя заставила всех любопытных запись стереть.

Однако сейчас происходило что-то не то. «Бункер», который последние годы был её настоящим домом, в отличие от формального, дома, который она не ощущала, точнее, ощущала обволакивающим пузырём, где только и дышалось ей свободно, несмотря на атмосферу, пропитанную парами алкоголя, сигаретного дыма и пота от разгорячённых тел, – больше таким волшебным пузырём не казался. Танцуя, она просто физически чувствовала его стены, его столики; она ловила тычки локтей, касания рук – всё то, что раньше просто не существовало для неё в процессе танца. Даже голые подошвы её, раньше буквально сливавшиеся в гладким танцполом, сегодня ловили шероховатости, заусенцы, какие-то мелкие выбоинки…

Продёргавшись около часа и получив только частичное удовлетворение, девушка покинула танцпол и поднялась на «балкон». Так называли полуярус, слегка приподнятый, на два метра, и слегка выступающий над танцевальным клубным пространством. Тут, в  отличие от остального зала, стояли большие, на десяток человек, два стола, тут не было кресел, а кожаные красные диваны и пуфы; тут имелся свой мини-бар… Это место было зарезервировано под золотомолодёжную элиту Щанска, и даже круглихинские бандюки, на что уж ребята серьёзные, сюда не совались.

Однако сегодня на красных диванах расположились всего трое. Высокий юноша, Никитос; дедушка его, инженер Анненский, Герой Соцтруда, обладатель всех возможных госпремий и академик чего-то там, строил Опытный завод. Ныне он, дожив до глубоченной старости, обитал в Москве, да и внук вроде как учился где-то там, но предпочитал прожигать жизнь в Щанске, где благодаря связям считался королём тусы. Его вытянутое лицо с припухлыми глазками сырно светилось в полумраке «балкона», пухлые губы полураскрыты; ротик – вечно сложенный овальчиком, похожим на компьютерный значок “LOL”. С ним рядом Саша Волин, черноголовый, косивший под чикагского гангстера, правда, без большого успеха. Его мать подмяла под себя всю мясную торговлю в Щанске, но она оставалась рыночной, краснолицей и хриплоголосой базарной бабой, хоть и с большими деньгами, но в элиту не входила; Саша её страшно стеснялся и старался показать себя «крутым» да самостоятельным. И ещё сборку, чуть поодаль, сидела Энигма, которую Лена уже показывала Валере. В белоснежном платье, от хорошего бренда, облегающем её фигуру-статуэтку.

– Прива, народ! – поздоровалась Лена, плюхаясь на диванчик.

– Ой, какие дела-а! – протянул Никитос, делая из ротика трубочку. – Звёздочка пришла, да ты наша сладкая! Чё, где была, чё не видно было?

– Замуж ходила, да вернулась уже…

– За кого? – заржал Никитос.

– За коня в пальто. Говорю: вернулась. Курить есть? Давай!

Беря чёрную «Собрание» с золотым ободком из пачки, она осведомилась:

– Чё так пусто, где все?

– Ну… – ухмыльнулся Никитос. – Крупянские оба в Швейцарии, отдыхают… Рудик с шоблой своей в Сиб свинтил, там большие торжества у Друганов. Эмма болеет по-чёрному.

– Опять заразу от кого-то хватанула?

– Не, говорит, типа грипп. Карина с Витьком в Таиланде. Только вот, ты, да я, да мы с тобой. Ну, танцуют ещё.

– А… понятно.

– Сейчас Бонька подойдёт, может.

Бонькой называли маленькую, смешную девчонку, которая всё про всех знала. Вот с ней бы Лена потрещала. «Балкон» был удачно расположен – благодаря странным  особенностям внутренней архитектуры, сюда музыка пробивалась глухо, не перебивая голоса. Лена лениво выпустила дым в пространство.

– Чё, Звездочка, когда с учёбы откидываешься?

– В мае. Диплом сдам. И откинусь.

– Чё дальше делать планируешь?

– На рынке семечками торговать! – огрызнулась девушка. – Думаю ещё.

Никитос опять заржал, пихнул в бок Волина:

– Ленка, а давай в стрипок, иди, а? Они тут типа набирают.

– Сдурел, нет?

– А чё? Ты вон как на танцполе зажигаешь… Я так не могу.

– Тебе копыта мешают. И ещё кое-что.

– Ой, ладно те… – Никитос ухмылялся, лоснился личиком. – Погнали сёдня к нам на дачи.

– А чё там будет?

– Травку свежую с Сиба привезут…

– Да ну тебя с твой травкой. Не хочу.

– Чё, завязала, что ли?

– Не твоё дело.

– Гаря трансов выписал, прикинь.

– Из Таиланда?

– Да не, с Москвы. Эротический спектакль показывать будут. Мне прикольно посмотреть.

– Да ты их видел, сам рассказывал… – лениво возразила девушка. – Да опять будет пьянка и трах свободный. Не, не хочу.

– А чего?

– Надоело.

– Вот ты какая заковыристая!

– Какая есть… Ну так Бонька-то придёт?

– Да придёт, придёт…

Лена налила в чей-то фужер шампанского, выпила: хотелось пить. Никитос снова толкнул Волина:

– Сандро! Скажи Павлику, пусть смешает Ленке коктейльчик, фирменный.

– Да не надо.

– Звёздочка, угощаю.

– Ладно, давай.

– Точно не поедешь с нами? Последний раз предлагаю.

– Нет.

– А если подумать?

– Да отвали ты от неё, достал уже! – вмешалась Энигма; у неё был густой, низкий голос. – Ты по-русски не понимаешь?

– Да блин, чё вы как неродные все…

Бармен Павлик, черненький и вёрткий, с прилизанными волосами и в белом пиджаке, принёс коктейль «Олд фешен» с Ангостурой, скотчем и соком. Лена угостилась у Энигмы ещё одной сигареткой с ментолом, отхлебнула сразу большую порцию. Да, всё сегодня как-то не так: любимый коктейль слегка горчил. Спросила:

– Ты как сама?

– Да так… Тоже как-то надоело всё, – проговорила та, верно угадав настроение Лены; она была старше Лены на четыре года. – Предки замуж хотят выпихнуть.

– За кого?

– За араба.

– Реального араба?

– Ну да. Папашка с ним по бизнесу познакомился. Такой деловой араб, прикинь, на своём самолёте между Москвой и Дубаями мотается.

– Ну выходи…

– А если он такой же мудак, как наши? – грустно спросила подруга. – Представляешь, увезёт в такой вот арабский Щанск-в-пустыне, и буду там в парандже сидеть.

– Ну, думай, значит… Блин, где же Бонька, хочется язык почесать!

Энигма посмотрела на неё глазами – большими, тёмно и тускло-зелёными, как подёрнутыми вечной поволокой.

– Видела тебя… – загадочно сказала она.

– Где?

– На фотках в Сети. Круто выглядишь.

– На развалинах, что ли? – спросила девушка, соображая, что это могли быть только фото Валерия. – Или на скалах?

– Там написано, что это Сьерра-Авентура в Испании.

– А-а… ну да… я тут…

 

Опять Никитос ввязался. Придвинулся к девушкам, забормотал:

– Девки, а давайте ещё стриптизёра позовём, ну, который Майк, на частные вечеринки ездит.

– Да подь ты.

– А чё? У него такая молотилка, вы  такой не видели…

– Мы твою зато видели! – сообщила Лена.

– Где это?

– В мелкоскопе рассматривали.

– Ух ты, блин. Чё дерзишь-то, Звёздочка?

– А ты не нарывайся.

– Ладно… Слушай, а ты, говорят, недавно тут мужика соком облила?

– И чё?

– А он чё, типа, твой кент?

– Сейчас мы тебя обольём! – вмешалась Энигма. – Никитос, засунь язык в жопу, он там лучше смотрится.

– Мля. Да идите вы на хер. Обе.

– Ты сам сбегай.

Как обычно. Обычные ленивые маты, без обид, обычные разговоры, обычные развлечения. Энигма тоже закурила.

– Ты одна сегодня, Лен?

– Нет. Мой там сидит, в зале.

– А что так?

– Да он не наш… – замялась девушка.

– Интересно… – красивые, натуральные брови Энигмы изогнулись. – Красивый?

– Картинка.

– А по деньгам?

– Слушай… нормальный он. Я в его кошелёк не лазила, но: машина и всё такое. Всё путём.

– А-а… А как вообще по жизни?

– Хорошо по жизни! Жить можно… Ладно, пойду я потанцую ещё!

Лене хотелось поскорее закончить это общение – и ничем не радующий разговор с Энигмой, и болтовню с тупым Никитосом. Она торопливо вернулась на танцпол, снова привычно закрыла глаза…

И только тут, минут через десять, поняла, что её ломает. Размазывает. Плющит буквально, как они говорили. Ноги словно стали в невидимой грязи барахтаться, отказывали и налились тяжестью. Внутри тела появился какой-то мечущийся ком. Лена догадалась в чём дело, но взбираться обратно на «балкон» и что-либо предъявлять было поздно.

Растопырив руки, расталкивая танцующих в спины и задницы, девушка рванулась прочь. Кое-как пробилась через зал, стремясь к тому самому закутку и… почти упала в объятия Валерия.

– Лена! Что случилось? Тебя кто так… напоил?!

– Мне… влили… – стеклянными глазами глядя на мужчину, сообщила девушка. – Павлик, сука… Убью гада… Где Павлик? Никитос, козёл…

– Какой Павлик? Какой Никитос?!

– Пусти… Убью, прям сейчас…

Лене стало невообразимо жарко. Тело горело. Её сознание странным образом рассеклось надвое: одна половина обезумела от сумасшедшего внутреннего жара, другая, оставаясь холодной говорила: Анненский показал ей его любимый фокус. Снадобье, которое он вливал молоденьким девчонкам, вышибало им мозги. Невероятное тепло заставляло их срывать с себя одежду, не понимая, что они находятся не на пляже Багамских островов, и нагишом бежать к воображаемому океану. Это был его коронный трюк.

Лена уже сорвала с себя верхнюю фиолетовую блузку, куда-то бросила. Рванула кофточку, затрещала ткань, девушка бросилась на простор, в центр зала, хватая обескровленными губами воздух.

---

Валера схватил её. Отбивающуюся, закинул на плечо, понёс. В фойе Лена уцепилась за какой-то рекламную конструкцию, с грохотом опрокинула. Кто-то кричал, ругался.

Она чуть-чуть пришла в себя только в машине. На задах «Бункера», во дворе глухих, давно заснувших девятиэтажек. Ночь… она полуголая, прижималась к Валерию.

– Да что с тобой? – шептал он, обнимая. – Очнулась? А? Лена… что такое…

– Мне… мне страшно! И я… я хочу! – вдруг вырвалось у неё.

Вторая эта часть сознания снова подсказала: это то, конечное действие дьявольской смеси. Это Никитос на вечеринках опробовал – девушки становились податливее. Сволочь. Но остановиться Лена не могла. Она рвала на Валере рубашку. Ей хотелось.

Кто опустил сидение, она или  он, она не помнила.  Только ощущала, как качается на нём, сидя задом наперёд, упершись голой грудью в руль, и какой-то рычаг больно давил под правую; но ей и боли хотелось, и того, что распирало её тело снизу, и, главное, она ноги вытягивала назад и старалась кончиками ступней достать до его рта, хрипела: «Целуй! Целуй же! Кусай их! Давай, кусай!» Может, он целовал и, может быть, даже кусал; что-то и ласкало, и кололо пальцы ног одновременно – и во всём салоне стоял невообразимо густой запах розовых лепестков.

Чуть-чуть не дойдя до оргазма или на самом пике его она окончательно отключилась.

Провалилась в черноту вместе с этим миром, только затухающей звездой в голове пульсировало: фото… её фото… откуда в Сети… фото.

И всё.

 

 

 

Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.

---

Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл, Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!

Искренне ваш, автор Игорь Резун.