ИСТОРИЯ САЙТА И СТУДИИ. МОРСКИЕ ЗВЁЗДЫ: ЮЛИЯ.

Конечно, своеобразной «золотой мечтой» нашей было сделать босоногую фотосессию мамы с дочкой.  То есть  чтобы две красивых женщины (настоящая женщина красива в любом возрасте, и умеет выглядеть «старшей сестрой» своей дочери, если надо!) шагали босиком по улице; на виду у всех, на публике, демонстрируя этот самый союз поколений, продвинутость юности и отсутствие консерватизма у зрелости… Как-то там. Типа агитплаката, что ли…

Забегая вперед, скажу – именно так почти и будет. А история, как дочка уговорила маму пойти босиком в супермаркет «на раёне» и они возмутили своим появлением этот островок местечкового спокойствия, потом послужила мне основой для литературного сюжета, и не раз! Но пока, конечно, мы общались с девушками старше восемнадцати, и ни о каких мамашах речи быть не могло; исключение составила Александра – ну, так она была моей собственной приёмной дочерью.

И тут внезапно подруга моей второй жены Маргариты, мама (!) сама приводит (!!) свою дочку (!!!).

Маму звали, кажется, Юлией, и дочку… тоже Юлией. Только вот мама отпала по объективным причинам – излишняя полнота, с которой она боролась всеми доступными средствами и без всякого успеха, сниматься ей самой не позволяла. Хорошо, что женщина эта сохранила некоторое здравомыслие, позитивное отношение к жизни и к тому же оказалась по первому образованию, полученному до работы банальной продавщицей в киоске – психологом.

Мессидж ее был более чем удивителен: «научите мою дочь ходить босиком!».

Я помню, услышал это за чашкой кофе на кухне, из уст самой Юли-старшей и был совершенно ошарашен. А потом мама поведала душераздирающую историю.

---

УКРОЩЕНИЕ АСФАЛЬТА

Оказалось, у Юли, которая занималась в школе танцами, вдруг стали неметь ноги. Сначала сильно уставать, что было довольно логично, потом – начиналось онемение и судороги. В поликлинике ее отшили последовательно участковый терапевт, потом педиатр с убийственно-презрительной формулировкой: «Есть больше надо! Ходишь, как спичка… Анорексичка чертова!» (потом будет понятно, отчего так сказали); мать повела Юлю-младшую к врачу, их почти «семейному» доктору, старенькому  еврею на пенсии. Осмотрев девочку, тот заключил: речь идет о заболевании сосудов ног – точнее, о симптомах самого его начала. Сам я не помню, как формулировался диагноз – то ли угроза тромбофлебита, то ли варикоз. Ничего, конечно, особенно страшного, но, как известно, если не лечить самую простую болячку, то и она станет фатальной…

А средство предложил банальное: больше ходить босиком по самым разным поверхностям. В идеале – вывезти девочку в деревню на лето и пусть она там носится босыми ногами по теплой деревенской пыли, по утренней росе, по траве лугов и полей и шишкам в лесу… Активная стимуляция кровоснабжения в сосудах ног поставит надежный заслон надвигающейся угрозе.

«Правильный» доктор, черт возьми! Таких до сих пор днём с огнём не сыщешь.

 

Но проблема была в том, что мама была, как цепью, прикована к своему киоску, работая без сменщицы; Юля-младшая – заперта в четырех стенах стандартной квартиры в стандартной девятиэтажки на Шлюзах, среди таких же девятиэтажек… К тому же это была совсем не та девочка, которая поставит себе цель, и будет одна совершать многокилометровые босоногие походы в окрестностях расположенного рядом Обского моря, либо найдет себе для них друга-подругу. Юля была совершенной противоположностью мамы во всём!

Во-первых, это четырнадцатилетнее создание с огромными глазами, черными волосами до плеч, хоть и не укладывалось  в понятие «анорексии», но обладало абсолютно модельной худобой и угловатостью: хоть сейчас на подиум! Вероятно, и мама ее была той же комплекцией, пока сне нарушился обмен веществ; но пока с Юлей было все хорошо: при том, что ела она нормально, как вполне здоровый ребенок, с аппетитом.

Но и для подиума Юля не подходила. Она оказалась тихой, как мышка. Неразговорчивой. Замкнутой. Пугливой и наивной – как я потом выяснил, только потому, что никто ее не воспитывал; мама по большей частью “орала” (как сама девочка выдавила как-то!), а папы, как во многих подобных случаях, не было рядом. И вот эта милая девочка сидела дома целыми днями, приходя из школы, а потом из танцевальной студии – и там проводя время также, тихо, незаметно, ни с кем не общаясь; обожала смотреть сериалы и мелодрамы по телевизору, да и как сказала мать – просто часами сидеть на кровати, слушая какую-то современную музыку.

Такие вот пироги с котятами. Конечно, модельные агентства и из завзятых тихушниц быстро делают уверенных с себе стерв, но это долгая возня; и, слава Богу, никто не собирался этого делать – иначе Юля набралась бы цинизма да пошлости, больше ничего, а внутренне не изменилась бы…

И вот мама, прочитав где-то в Сети о том, что публичная ходьба босиком раскрепощает и вообще то-сё (то есть ровно то, о чем я писал, рассказывая про Иринессу!), и узнав от этой моей жены, что я занимаюсь специфическими босоногими фотосессиями, решила одним махом убить даже не двух, а трёх зайцев: и босыми ногами девочка потопчется по разным поверхностям, выйдя из дома, и вроде как «моделью» поработает, и может, получит необходимую психологическую закалку.

 

Вот. После этого пассажа вы наверняка ждете моего традиционного: «А ноги у нее были замечательные…». Нет. Не то слово. У нее были не ноги, и не ступни, а произведение искусства.

Казалось бы, ничего особенного…

Но они были слишком ЖЕНСКИЕ для двенадцатилетней девочки!

Вот я еще раз рассматриваю эти фото. Да, довольно худые, с четко очерченными очертаниями фаланг, рельефные ступни. Очень эротичные. Такие может иметь двадцатипятилетняя модель – если их еще не убил подиум. Но ведь Юле было гораздо меньше! В них была одновременна и трогательная слабость, хрупкость, и волшебное ощущение скрытой силы, сжатой пружины… В-общем, это были ноги довольно соблазнительные для любого зрителя. Ну, и это потом сыграло в минус; но до этого мы не дошли.

Первая фотосессия была названа «Укрощение асфальта» – тогда мы старались давать фотосетам какие-то звучные, возможно поэтические имена. Поэтика тут была в том, что хрупкая, тоненькая девушка азиатской наружности (это потом я выясню в разговоре с Юлией, что у нее в роду ярко выраженные цыганские корни!) «укрощает» суровый, жесткий и грубый асфальт. Казалось, он нанесет непоправимый урон ее нежной коже, всему ее романтичному тихому образу… Нет. Юля прошла со мной из конца в конец Академгородка.

 

 

 

Ее босые ноги равнодушно шаркали по асфальту, как фосфорная спичка о коричневую стенку спичечного коробка. Да и сами подошвы скоро стали такими же, коричненво-серыми. Честно говоря, тогда я еще не очень хорошо разбирался в психологии и философии публичного барефутинга, но чувствовал: что-то с Юлей происходит… но что? Внешне этого никак нельзя было отследить. Она оставалась такой же покорной и бессловесной, возможно, была дома. Нет сомнения, что мама ее любила – воспитывала, что называется, «сердцем», поэтому и часто “орала”, как многие из нас, родителей – а Юля закрывалась в броню молчания. То же было и тут. Хотя я видел, что это ей нравится: как любой ребенок, она острее воспринимала эти физические радости хождения босиком, эту красочную палитру босоногих ощущений. И в городском ландшафте выглядела цветком, неожиданно выросшем на асфальте, пучком яркой травы, пробившемся сквозь трещину; только вящая пошлость названия «Цветы на асфальте» помешала мне так назвать этот фотосет! Ну, а сама модель стала первой в нашем списке “Джулией”.

Интересный эпизод произошел в старой части района «Щ». где горбатятся и топорщатся иссохшим деревом шестнадцатиквартирные двухэтажки – бараки, попросту говоря, в народе называемые «щитовыми», а тогда – «финскими» домиками. Эти дома строились для первых строителей Академгородка, живут в них сейчас пенсионеры и разнообразные лузеры этого мира. По ночам тут много пьют, много кричат, иногда – дерутся; днем же царит сонное окостенение, и только рыжие наглые коты шмыгают в буйных зарослях неопознанной травы.

 

Я купил Юле бананов и посадил на скамейку – есть. Бананов, кстати, потому, что это один из немногих доступных фруктов, которые не надо мыть перед употреблением.

Юля добросовестно ела.

Снимая ее с различных ракурсов, я вдруг боковым зрением почуял посторонний и очень внимательный взгляд. Обернулся. В раскрытом окне первого этажа торчало лицо… Точнее, нет; физиономия. Испещренная разнообразными пятнами или синяками, изборожденная многими морщинами, покрытая, как благородная бронза, прозеленью векового похмелья; в обрамлении спутанных, чуть седеющих волос.

Только глаза. Более менее живые, хоть и с поволокой, наблюдали за моими фотоухищрениями.

Я уже ожидал традиционного вопроса: «а чего бОсая-то?», но тут произошел буквально потрясший меня диалог.

 

Алкаш-наблюдатель глухим, хриплым, но достаточно доброжелательным – я бы сказал, даже философским! – голосом выдавил:

– Ступня охотницы…

– ?!

– Ты снимай, снимай… На железку сходите, такие ножки железке в самый раз…

– Простите… Я не понял. Вы в этом разбираетесь?!

– Снимают тут… – не слушая меня, продолжал чревовещать алкаш – А я то,*удак! А тут снимают… Эх!

Он не докончил свою речь: за окном, в темени этой мрачной и затхлой комнаты, показалась патлатая женская голова.  Лица спутницы моего собеседника я сам не увидел – однако он тут же исчез внутри, словно втянутый гигантским пылесосом, а пыльные немытые рамы с костяным треском захлопнулись.

 

Юля ничего не поняла. А я-то понял и еще некоторое время был в состоянии ошарашенности, что на самом дне человеческого общества, оказываются, обитают не только примитивные самцы, использующие женщину по биологическому ее предначертанию, а задумывающиеся о красоте женской ступни! Ишь ты, разбирается… Ступня охотницы… Это же мой термин, это я где-то как-то вычитал! На «железку» иди, мол. Под этим термином он имел в виду железнодорожную ветку, проходившую по району и довольно живописную; но там мы совсем недавно отсняли хороший фотосет с Иринессой и мне банально не хотелось повторяться…

---

ДЕВОЧКА В ПОРТУ

Я повел Юлю на море – на берег Обского водохранилища, примыкающий к Шлюзовому каналу. Во-первых, она жила рядом; во-вторых, на сами Шлюзы еще можно было тогда спокойно зайти: время советских режимных строгостей миновало, а время современных режимных жёсткостей еще не наступило; и не был еще перегорожен мол-волнолом, далеко-далеко, на полтора километра уходящий стрелой в Обское, прибежище романтических (и не очень) парочек. По самому же берег тянулась довольно высокая песчаная коса, ограждавшая пустынный дикий берег – местные студиозусы, я знал, часто занимались там любовью: вероятно их будоражило то, что все на виду, с одной стороны, а с другой стороны, фигурально выражаясь, все надежно прикрыто этой косой да застраховано малопосещаемостью этих мест… Между косой и дорогой шла другая железнодорожная ветка, не менее старая, проложенная еще в период основания Академгородка, в пятидесятые: деревянные шпалы с трещинами, напоминающими горные расселины, рельсы с коричневой краской ржавчины, древние стрелочные переводы.

Но самое главное: сюда, к этому берегу, иногда притаскивали старые корабли.

 

Вообще, на «Острове Погибших кораблей» мы еще побываем с Ксенией, а также с двумя другими удивительными девушками – Александрой и Еленой, и это тоже будет фактически последние визиты, ибо опять же, политическая ситуация ужесточится (только такое объяснение могу придумать!), появится суровая ЧОПовская охрана и на эти ржавые, никому нафиг не нужные посудины перестанут пускать самым строжайшим образом…

А тогда было можно.

Хрупкие ноги Юли ступали по этим ржавым рельсам. Это было невероятно романтично, не меньше. Чем «цветок на асфальте». Да и сама она, в джинсовом костюмчике, с «конским хвостиком» волос, выглядела очень трогательно; тем более, что работали мы поутру в воскресенье, когда сознательные горожане, а особенно жители этого района предпочитают давить ухом подушку… Безупречно синее небо, зелень, тонкая фигурка-статуэтка Юли на этом фоне, уходящая вдаль нитка старой железнодорожной линии… Красота!

 

И старый буксир лежал, выбросившись на берег половиной корпуса, как мертвый кит; и ржавчина коростой покрывала его борта, и зияли черным иллюминаторы, смотрящие в песок… Конечно, буксир – не кораблик с алыми парусами, а Юля – не Ассоль, но какое-то такое ощущение всё-таки было. Может быть. Потому, что корабль, может быть, потому, что море; и, кстати, именно с море дул очень прохладный такой ветерок, совсем не летний и Юля куталась в свою джинсовую курточку, когда сидела на холодноватом песке – именно эти кадры ее, на берегу, золотистый песок, обсыпавший ее точеные ступни, и бескрайний горизонт, мне понравились больше всего. А также ее прогулка по тому самому молу, огражденному тяжеленной якорной цепью, крашеной, естественно, в аспидно-черный цвет.

Девочка в порту…

Кого она проводила, кого она встречает?

И я подумал, что стоит заснять это нежное создание на даче, на природе. Именно там и произошло мистическое событие, одновременно и непонятное – и вполне предсказуемое. Юля, как этот цветок, раскрылась.

 

---

ДАЧНЫЕ ИСТОРИИ

Дача была всё та же – на которой произошла драматическая история с Ниной, ведром и лопатой, упавшей на голову моего знакомого Сергея. Он, кстати, вскоре после этого надумал заняться бизнесом, занял у меня приличную по тем временам крупную сумму денег, а потом смылся в Казахстан. Нет, не пропал: через год-два я через знакомых узнал, что он завербовался класть кабель «на севера» – ну, и вот после этого точно пропал, плакали мои денежки. Но к истории это, как вы сами понимаете, не относится.

 

Итак, сначала всё шло хорошо. Юля шла по пыльной деревенской дороге, в милом голубеньком платьице, также, как и Нина, купая босые ступни в разогретом солнцем пыли. Я несколько раз проверил качество снимков – стоял солнечный день, ярый враг фотографа! – и удивился: на них присутствовало какая-то размытость, пятнышко. Ну, естественно, как все фотографы, остановился, смоченным во рту уголком платка протер объектив: обычно помогает. Стал снимать дальше.

 

Мы пришли на дачу. Девочка переоделась в беленькие бриджики и маечку, и мы стали отрабатывать «садово-огородную» тему. Я снова проверил снимки… Что за чёрт?! Опять на них появилась размытость, причем, что поразительно: она оказалась плавающей. Пятно переползало из угла в угол снимка, как мошка. Пришлось достать из запасов спирт и хорошенько протереть объектив специальной салфеткой…

А между тем с Юлей произошла долгожданная метаморфоза. Она – раскрылась! Да, да, как тот самый цветок на асфальте. Она с таким усердием ковырялась в земле – в прямом смысле этого слова, так как я поручил ей полить огурцы в теплице и босые Юлины ступни, эти длинные ее пальчики буквально тонули в разрыхленной земле; с таким усердием орудовала граблями, что казалось, только об этом и мечтала. Дай я ей задание скопать огород, и это бы, наверное, смогла… Юлю приходилось останавливать: она забыла о съемке и не реагировала на команду «Работаем!», подаваемую для того, чтобы модель замерла в самой эффектной позе: она действительно, работала. Её смоляная челка прилипла к смуглому лбу.

 

И еще, кстати: она каталась на велосипеде. Стоял у меня тогда на даче дамский велосипед – японский, между прочим! –  который я взялся ремонтировать: там разболталось крепление руля, что-то вроде этого. Как только девочка увидела это бело-голубое изделие, весьма раритетное на вид, глаза у нее зажглись! И она меня упросила «хоть разок проехаться».

Я смотрел, как ее босые ступни вцепились в педали, напрягаясь буквально каждой жилочкой, и диву давался, вспоминая причитания мамы: на улицу не выгонишь, спортом заниматься не заставишь! А тут Юля рассекала по колдобинам деревенской улицы, бесстрашно прошлепала по болотистому участочку, отделявшему улицу от асфальтовой дороги… Юля ловила кайф. Несколько раз упада, не сильно. Ну, во избежание более серьезных травм пришлось мне эти каскадерские занятия прекратить.

Любопытный момент: в отличие от Нины, которая специально проверяла «на прочность» босой ногой – колючую проволоку и не поранилась, девочка умудрилась на нее наступить, пробегая с ведром от колодца до теплицы. И обнаружил это я, увидев подозрительно розоватые следы на быстро сохнущих плитках дорожки…

– Юля! Ты что это, порезалась?

– Ой…

Она даже не заметила. Посадил ее на диванчик в летней кухне, принес таз воды. ВАымыл эту красивую ступню… Девочка одной пяткой с маху наступила на проволочные колючки. А второй – шаркнула по ним, содрав кожу.

– Больно?

– Не…

– Терпи.

Терпела она или нет, но я щедро полил розовую кожицу пятки, проколотую, словно яблоко – ножом, да для верности еще и полил зеленкой. Пришлось наложить пластырь и сказать, что съемки закончены, с садовыми работами придется завязать. И вот только тут, именно тут, моя Юля… расплакалась!

Натурально, в рёв, как это бывает в детстве.

 

И открылась поразительная правда жизни: оказалось, что тихая, казавшаяся одноклассникам заторможенной, девочка в душе ощущала себя если не Покахонтас, то маленькой разбойницей – точно. За то время, пока мы пили чай, пережидая последствия «травмы», она успела мне рассказать кучу кучную историй, выдуманных ею самой, во время сидения в четырех стенах, прослушивания каких-то попсовых групп; хотя и эта музыка была для нее лишь фоном, способным рождать буйные фантазии… Интересно то, что в этих фантазиях она почему-то всегда тоже ранилась и страдала: босиком то по скалам, то по каким-то «страшным колючкам», и даже какую-то «вечную крапиву» она выдумала…

Юля, как оказалось, была отчаянной, только эту отчаянность все время давали и зажимали.

А еще, конечно, она мечтала о принце – совсем, как Ассоль.  О благородном, учтивом, умном, начитанном и совсем не похожим на ее сверстников из начала нулевых.

Конечно. При таком подходе к жизни она была обречена оставаться в одиночестве…

И нетрудно догадаться, что едва я глянул на часы, прикидывая время до ближайшего автобуса, Юля тотчас заявила: хочу посниматься еще! Да плевать на ранку! Платье! Я же платье взяла, а мы в нем не снимались! Платье оказалось волшебным: с какими-то такими разнообразными цветами, черное, длинное… И Юле оно шло более чем.

С этим платьем мы отсняли небольшой фотосет на соседней даче, где имелось массивное деревянное крыльцо. Кстати, соседка, пустившая нас на эту дачу, впервые узнала, что такое фотосессия и… потом снималась у меня в фотосессии «Ведьмин корень» – гуляла зимой босиком по снегу. Ну, название само за себя говорит, поэтому вы о ее внешности и прочем можете догадаться сами.

Юля в этом фотосете была именно такой, как она есть: бескрайнее очарование, цыганская красота, мистическая притягательность глаз…

Дома, просматривая снимки, я обнаружил еще более удивительную вещь. Даже после тщательной обработки объектива медицинским спиртом так называемо «гало» никуда не делось. Более того: самым необъяснимым образом оно плавало по всему снимку, каждый раз оказываясь… либо на голове-лице Юли, либо на ее великолепных ступнях. Я так и так прикидывал – как это могло быть, учитывал повороты объектива и все рано – так и не смог найти этому разумного научного объяснения.

Не найдете и вы.

Наверное, это энергетика Юлии рвалась наружу; рвалась, задавленная незнакомым мне авторитарным отцом и тяжелым характером матери…

---

ПЕЧАЛЬНЫЙ ЭПИЛОГ

А он, этот характер, сыграл свою печальную роль. Нет, Юле не начали писать никакие «извращенцы» – девочки ни в одной из соцсетей не было и компьютера дома у них – тоже. Просто я обмолвился в разговоре с ее мамой, что-де, снимки Юлии так популярно, что просят сделать ее сольный диск и надо планировать разные другие съемки…

Тогда она это проглотила, вроде как даже обрадовавшись.

А дня через три позвонила.

Я дословно этот разговор не помню (как разговор с Таней – Дикой Розой), но смысл его припомнил надолго. На меня вылился безостановочный ор на грани матов, с общим следующим смыслом: рано ей, такой-сякой, голыми пятками сверкать, и вообще, какого хрена, чего нашли в костлявой девке, и вообще, нечего, и до свиданья!!!

Так и получилось: до свиданья. Юлия-старшая моментально свернула общение с моей женой, поменяла телефон свой, не отвечала на вызовы от меня… Ну, а пытаться «закадрить» девочку против воли ее родительницы я позволить себе не мог. Есть в нашем деле определенная этика.

Что же произошло? Мама элементарно приревновала к славе дочери. Это первое, что приходило на ум. Вероятно – как я понял, менталитет «простой бабы» взял верх над насильно вдолбленным в голову психологическим знанием… Её-то, переставшую следить за собой и своим питанием, точно никто не приглашал ни на подиум, ни на фотосъемку: вот и разыгралась бешеная, неуправляемая ревность – Юлия-старшая была еще сравнительно молода…

Хотя только через год я узнал – моя супруга всё-таки пересеклась как-то с Юлией в городе. И та нехотя сообщила: мол, после этих ваших чертовых «фотосессий» Юля-младшая стала неуправляемой. Начала огрызаться, начала бунтовать, и даже сделала себе пирсинг чуть ли не подпольно. То есть вообще – проснулось эта ее дремлющая самость, наложившись на подростковый кризис, и пошло-поехало…

А по-моему, Юля просто после этих съемок ощутила себя КРАСИВОЙ. Нормальной красивой девушкой.

Вот она, волшебная сила искусства и ее последствия.

Постскриптум: Юлия осталась звездой. Никогда больше среди девушек ее возраста мы не видели таких прекрасных ног и такого романтичного образа… Разве что Алина. Впрочем, это уже совсем другой год и другая история.

 

---

Текст подготовлен редакционной группой портала “Босиком в России”. Фотографии Студии RBF.

Все права защищены. Копирование текстовых материалов и перепечатка возможно только со ссылкой на newrbfeet.ru. Копирование фотоматериалов, принадлежащих Студии RussianBareFeet, возможно только с официального разрешения администрации портала. Если вы являетесь правообладателем какого-либо материала, размещенного на данном портале, и не желаете его распространения, мы удалим его. Срок рассмотрения вашего обращения – 3 (трое) суток с момента получения, срок технического удаления – 15 (пятнадцать) суток. Рассматриваются только обращения по электронной почте на e-mail: siberianbarefoot@gmail.com. Мы соблюдаем нормы этики, положения Федерального закона от 13.03.2006 г. № 38-ФЗ «О рекламе», Федерального закона от 27.07.2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных».