Печатается по оригинальному тексту Квазар и Воробей. Все права защищены. Издательство “Чёрный Квадрат”, Новосибирск, 2023.

---

ЛИЗА И ТАНЯ.

Классная Тамара Петровна – монументальная дама с головой, облепленной перьями коротко стриженых и обесцвеченных волос, застала Лизу и Таню в самый неловкий момент: когда они списывали “домашку” по алгебре из тетради Полины, их звезды и отличницы. Та тетрадку им оставила под честное слово, что спишут и занесут по дороге из школы; сама Полина расщёлкала эти примеры, как орехи, всего лишь за большую перемену…
– О! Галиева и Касаткина! – удивилась классная, заглядывая в кабинет. – А что это вы в школе делаете? ваши все ушли давно…
Ещё бы! Девушки это и сами знали. Они торопливо прикрыли чужую тетрадку учебником. Слава Богу, сама Тамара преподавала литературу…
– А мы, Тамара Петровна, решили тут с алгеброй разобраться! – нашлась Таня и кивнула на подружку. – Вот Лиза у нас – голова, она мне всё так понятненько объясняет.
– А, ну, хорошо, хорошо… – классная довольно улыбнулась.
Лиза сидела с каменным лицом, едва сдерживая смех, чтобы не прыснуть – это она-то “голова”; но тут Тамара нанесла просто подлый, ниже пояса, удар.
Посмотрев на свои мужские часы – именно такие, грубоватые, она носила именно эту марку! – классная решительно приказала – впрочем, почти всё, что она говорила, звучало безапелляционным приказом.
– Тогда вы и примете учебники… Да, да. К четырём должны заказанные учебники привезти и рабочие тетради. На весь класс. Рассортируете и сложите в стопочки. Ну, не буду вам мешать.
И удалилась по пустынному коридору, грохоча своими каблучищами по бетону его пола, как погребальная колесница по булыжной мостовой. Прошло секунд пять…
– Блин! – не сговариваясь, выпалили обе.
До четырёх сидеть! А сейчас только два часа… Чёрная классная доска пялилась на них – натуральной “чёрной дырой”, проклятием вселенной.

---

Конечно же, “домашку” они дописали минут за двадцать. Что делать потом?! Таня подошла к окну. Из него виден был парралепипед соседней девятиэтажки, с мозаичным торцом; площадка для скейтов, где гоняли какие-то пацаны, грохоча своими колёсными досками. Яркое майское солнце заливало всё это – уже начавшие разрастаться деревья, уже вымахавшую сантиметров на десять траву, заново покрашенные коммунальщиками разноцветные скамейки – в необыкновенно яркие цвета; белые пирамидки облаков перекатывались в небе, то таяли, то снова воздвигались… Лохматый спаниель, белый с чёрными пятнами, величаво шествовал за своим хозяином – стариком в плаще и тёплых ботах, несмотря на одуряющую жару ранней весны.
Таня неожиданно обернулась.
– Лиз! А ты же в этой школе дифиле занимаешься же ещё, да?
– Во-первых, дЕфиле! – строго поправила девушка, не любившая коверканья слов. – Во-вторых… да, второй год. А что?
– А покажи мне, как там ходят! Ну, на этих… выставках!
– На показах! – опять поправила Таня, собиравшая свой рюкзачок. – Тебе это зачем?
– Хочу красиво ходить! Как эта… фотомодель!
Таня оценила глазам класс. Лучше бы пойти в актовый зал, конечно, но он наверняка заперт, а ключ им охранник просто так не даст…
– Ну… – рассудительно заявила она. – Если парты сдвинуть, то у нас “язык” вполне получится!
– Язык? Это что такое?!
– Это такая фигня, по которой модели и ходят… Так у нас называется. Помост.
– Давай!
Они принялись грохотать этими громоздкими сооружениями: металл и дерево. Сдвинули штук шесть. Умаялись. Но, когда Таня уже подставила стул, чтобы опробовать воображаемый “подиум”, Лиза объявила:
– Нет! В кроссовках на подиуме – это бред, вообще… Надо разуться!
– Почему?
– Потому, что девчонки сначала босиком учатся ходить! Так надо!
– Да ладно, ладно…
Таня присела и стала стягивать кроссовки. Но Лиза этот процесс контролировала:
– И носочки тоже снимай… Чтобы голая нога!
– Почему?
– Поскользнёшься и гробанёшься! – просто объяснила девушка. – Да я тоже разуюсь, что ты…
И сбросила свою обувь, и такие же носочки, только синие, стянула – и осталась босая.
– Я сейчас тебе покажу…
Перед этим  походила взад-вперёд по классу – от шкафов с книгами, цветами и бюстами неизвестных античных мудрецов, до доски. Таня, с некоторым испугом опустившая свои совершенно голые подошвы на ламинат кабинета, удивилась:
– Как ты ходишь-то… пол же грязный!
– Ничего, ноги помоем.
Когда Лиза со стула взбиралась на парту, было видно, что её узкие, точёные пятки – ну, уже коричневатые такие, запачканные…

Таню же одолевали совершенно разные ощущения. С одной стороны, ничего особенного – ну, разулась и разулась, не на улице же… Из никто не видит. С другой стороны, она чувствовала незнакомый какой-то, щекочущий стыд. Босая – и в школе. Нет, не голая, но как-то… неприлично, что ли? Это ощущение «школы», «правильности», отчасти похожее на ощущение казармы, давило на сознание: что ты себе позволяешь? Как ты выглядишь?! Вот Тамара бы увидела, устроила бы им… с третьей стороны, это неожиданно нравилось. Было в этом что-то хулиганское и ещё одно, в чём девушка боялась себе признаться. На какой-то миг ей захотелось, чтобы вокруг ходили одноклассники, смотрели на её голые босые ступни, и… Нет, нет. Она босая, просто босая. И всё равно – сладко сосало под ложечкой. И эта грязь на пятках подруги тоже казалось чем-то сладко-запретным.

Воспоминания Лизы:
…Она хорошо помнила: преподавательница велела им разуться. Так и стояли на дощатом полу спортзала какой-то школы, где проходили занятия дефиле-школы “Эдем”. Хихикали, глядя на свои голые ступни – у всех почти белые, незагоревшие. Редьки какие-то. Пальцы, правда, у многих длинные, тонкие и худые; и в мозолях – от ношенных летом босоножек, а у некоторых ещё и рисунок ремешка сланцев впечатался, белый…
– Так! – преподавательница, Алия Ильясовна, казашка – прибранная, точёная, бронзовая, тоже босая, и ступни восхитительного оливкового цвета, крепкие, мускулистые! – построила их, глядела шеренгу из десяти стесняющихся всего девок.
– Сейчас за мной бегом по школе! ноги нужно размять! А то ни одно движение не сделаете…
И они поскакали. Натурально! Из спортзала – по коридору. По серому, бетонному, на вид отвратительно-грязному полу. По лестнице, где даже следы плевков попадались – веером только уборщицы тряпками своими смажут.

Лиза и свою-то школу не очень любила за такие же бетонные полы, неряшливо побеленные потолки на лестницах и запах мокрой тряпки – особенно утром. После работы уборщиц. Но тут арендуемое помещение и вовсе каким-то запущенным: босые ноги девчонок летели по лестницам, кто-то вскрикнул жалобно: «Ой-й-я, тут плевков сколько!». Кто-то палец сбил о зазубрину ступеньки… В общем, в спортзал прибежали некоторые чуть не в слезах и снова выстроились и с ужасом смотрели на свои такие же белые, неловкие, но теперь ещё и пыльно-грязнопятые ступни. А Ильясова, переступая по облезлым доскам спортзала своими загорелыми ступнями с длинными сильными пальцами и великолепным лаком на продолговатых ногтях, внушала:
– Модель – это боец специального назначения. Она не должна испытывать двух вещей: стыда и страха! Должна выносить неудобную обувь или её отсутствие, одежду жмущую или неудобную, не чувствовать ни жару, ни холод!
И так далее, в том же духе.
Походку она им ставила исключительно в босом виде – её авторский метод.

---

Парты, играя на своих столешницах нежным коричневым бликом, пошатывались. Но сквозь промытые недавно окна лился яркий свет, перемешанный с предчувствием близкого лета и каникул, как будто в коктейле. Девушка вытягивала босую ногу вперёд:
– Ходить нужно вот так… На носок сначала ставишь и потом так, мягко, всю ступню прокатываешь… прокатываешь и, раз! – следующий шаг. Косолапить не надо, ноги в ниточку должны быть. Одна за другой. Как у меня…
– А как ты научилась этому? – с интересом спросила Таня. – Сразу?
– Не-ет! Нам такой железный рубчик Алия подкладывала и по нему ходили. Больно – ужас! У некоторых девок вообще нервы не выдерживали – ревели. Ну, я терпела… Потом доходишь до края «языка», то есть подиума, останавливается ровно на две секунды и встаёшь – так!

И она встала в эффектную позу, уперев свои «музыкальные» руки в бёдра, обтянутые короткими светло-зелёными шортами. В этой позе она, да ещё в лимонно-жёлтой кофточке, была очень яркой – а тёмно-каштановые локоны распушились на кончиках.
– У тебя стопы красивые! – с лёгкой завистью проговорила Таня. – Вон, какие щиколотки тонкие!
– Да ну! У тебя тоже всё здорово… с ногами. А щиколотки – это просто надо тренироваться.
– Как?
– Босиком больше ходить. Вообще! Ты вот дома в тапочках ходишь?
– Да…
– А я – нет! – гордо ответила Лиза. – Только голыми ногами. Вот поэтому щиколотки жиром и не заплывают!
Она повернулась, и, поигрывая бёдрами, совсем по-взрослому, пошла назад – к началу их импровизированного «подиума». Парты скрипели, вздыхали, с трудом вынося такое безобразие, Таня с незнакомым ей чувством восхищения глядела на узкие грязноватые пяточки подруги, такие трогательные, нежные и очень красивые…

ОН.

…Радуясь, что впереди беззаботное лето, друзья вышли из школы, ставшей за очередной сезон вторым домом.
– А что, Джабраил, помнишь, мы споры хотели спорить? – спросил один из юношей, весёлый высокий блондин с привлекательным лицом.
– Э, помню, Русланчик, – ответил приятель, низкий зеленоглазый шатен приятной, хоть и жгучей кавказской наружности. – Загадывай нам, давай!
Руслан задумался и после размышлений сказал так:
– Я слышал, ты пишешь стихи? Так вот я спорю, что ты не напишешь за лето короткий стих обо всём и ни о чём.
– Э, сложновато будет, да? – Джабраил почесал затылок. – Но принимаю. Напишу!
Если бы кто-нибудь проходил мимо товарищей, он бы даже не заметил третьего молодого человека. И в самом деле, тот, одетый, как вся современная молодёжь – подчёркнуто незаметно, в ординарной толстовке с капюшоном на футболку, так хорошо умещался за широкой спиной Руслана, что мог бы с ним ходить в разведку или за сплетнями.
– Максычу надо что-то заделать. О, придумал! – Руслан обернулся к третьему. – Спорим, что ты не найдёшь себе девушку?
Максим смутился. Хотя чего тут удивляться? Сам он – из обычной семьи. Данных для того, чтобы вот так просто взять и обзавестись кем-нибудь другого пола – для ненавязчивого общения, не особо есть. Учится средне – конечно, лучше всего идёт математика. Из внешкольных занятий только вероятная неопределённость. Позовут в футбол – хорошо. На кружок робототехники – можно. В парке устроят художественные чтения Гайдара – почему бы и нет? В конце концов, одноклассники в парк не ходят, его там не увидит никто. Всё это и было, и прошло – от футбола до гайдаровских чтений, следа в душе не оставило, и не зацепило.

А вот с девушками у Максима и не ладилось. То ли сам робкий от природы, то ли где-то первое впечатление не туда идёт. Дальше кроткого взгляда или придержания двери перед входящей грацией дело не шло.
Конечно, этим хохотунам легко говорить! Руслан спортсмен, чемпион райцентра в беге, шахматах, дзюдо и ещё чем-то. Говорят, будет летом пробоваться в юношескую сборную страны. Отбоя от девчонок нет. Блондин, белокурая бестия…
Джабраил тоже в классе популярен. В основном, конечно, его любят за дефицитные сладости, которые присылает отец из чеченского города Аргун. Всякие там орехи в меду, чурчхелу, вяленые арбузы и ещё что-то такое, экзотическое. А ещё у него лучше в классе русский язык идёт – как ни странно…
И вот эти физиономии заключают с ним такой спор!
– А спорим! – вспылил Макс. – Вот увидите, я вам всем покажу.
– Покажи-покажи… – Руслан отеческим тоном похлопал его по плечу. – Увидим-увидим, дорогой!
– Ещё от меня спор будет, да! – добавил Джабраил. – Спорю, что ты летом не найдёшь ничего такого, что мы увидим и очень удивимся.
Это, конечно, было попроще знакомства. Найти пару железок, клевер без лепестка, кусок фольги, сложить всё вместе и надеяться, что результат будет положительным.
– Идёт! – кивнул парень, поправив серые волосы. – Мы в кино сегодня идём? Там “Мстителей” показывают. Правда, билеты дорогущие, двести рублей.
– Тогда идём. Я бы ещё пиццы навернул где-нибудь. Надо же отпраздновать очередной отслуженный год! – рассмеялся Руслан, у которого проблем не было как с девушками, так и с деньгами.

Тут его отвлёк Джебраил, который совал под нос телефон с каким-то свежим мемом. И максим моментально вспомнил про свой. Сдёрнул со спины рюкзачок, сунул руку… Чёрт! Телефона не было. И он тут же вспомнил, где и при каких обстоятельствах он оставил его в школе.
– Кажись… я сотик в школе оставил. Вот, блин! – Максим хлопнул себя по лбу. – Погодьте, я быстро слетаю.
– Ладно, мы пока в пиццерию пойдём, которая на углу. Есть охота, а? – деликатно предупредил Руслан. – Тебе что взять?
– Да ничего и не надо… – юноша попятился, потом махнул рукой и развернулся к школе.
– Э-э-э, ты что, нас не уважаешь, да?
Неизвестно, откуда Джабраил взял эту фразу – то ли у Высоцкого, то ли у своих предков. Но обычно она звучала так грозно, что “неверный” сразу исправлялся и начинал их уважать.
– Ну… не знаю. Лимонада мне возьмите! – крикнул Максим, уже отбегая к школе. – Идите, а то пиццы кончатся!
Отбоярившись от заклятых друзей, Максим хоть немного перевёл дух и, чуть не столкнувшись в дверях с Тамарой Петровной. Та шла мощно, как бешеный паровоз по прямым невидимым рельсам, на ходу разговаривая; его не заметила. Решив зря не злить классную руководительницу, с которой ещё жить и жить, он сразу же свернул на лестницу и на одном дыхании взлетел на нужный этаж.
– Простенькое приключение, зайти и выйти… – почему-то ободрил сам себя Максим, прошептав это. – Надеюсь, никто не спёр телефон!
Он подошёл к двери кабинета, и вдруг замер. С той стороны ему отчётливо послышался знакомый девичий голос! Да не один.
Конечно, почему бы двум девушкам не остаться и не посекретничать? Максим, в таких делах страшно любопытный, решил повременить с вторжением и приложил к деревянной двери в обсыпающейся краске ушко.

И он был вознаграждён даже больше, чем планировал. Одна из сплетниц – судя по голосу, Таня – сказала: “У тебя стопы красивые! Вон, какие щиколотки тонкие!”
“Какие стопы?” – побледенев от удивления, подумал Максим. – “У кого? Наши все ведь как на подбор, в кроссах!”
“У тебя тоже всё здорово с ногами…”

Да неужели?! Чего это они про ноги?!

“…надо босиком больше ходить!” – сказал некто, голосом похожий на Лизу.
“Чивоо?” – Максим заодно слушал свой растущий пульс. – “Что бы там ни происходило, это что-то странное. Застукать бы их вместе за этими секретными практиками! Посмотрела бы Тамара на наш “образцовый” класс, лучше всех соблюдающий школьную дисциплину!”.
Однако заходить юноша не решился – уж больно было интересно, что будет дальше. Посмотреть ведь и не посмотришь – со стороны кабинета в замке ключ торчит. А хочется!

ЛИЗА И ТАНЯ.

И вот Таня ступила на “подиум”. Конечно, какой это подиум! Под босыми ногами ходуном ходит. И она знает, что там, под партами, на изнаночной стороне – которую видят только во время ремонта! – написано: “Васюта лох!”, “АНЬКА ДАЁТ ПО СРЕДАМ, ТЕЛЕФОН…!” или что-то, от особо продвинутых – фраза на английском из популярного аниме.

Но это-то ладно. Больше всего она стеснялась своих босых ступней.

Вот сейчас, по сути, она демонстрирует их Лизе. Ну, Лизка – своя… а если б тут были другие?! А если бы тут взаправдашний подиум был и она шагала по нему не в этой юбке и старой кофточки сестры, а в струящемся каком-нибудь платье и босая?! И все бы пялились на её ноги, обнажённые выше коленок…

Воспоминания Тани:

Аделаида Игнатьевна была маминой подругой. Очень любила приезжать на их дачу “по клубнику”. Опуская в щель полных губ такую же алую “викторию”, говорила:

– Слушай, мать! Что у тебя Танька такая худая совсем? Ты что, не кормишь её? Или сама на диету села?!

– Почему же… Кормлю! – смущалась мать, тоже худенькая, работавшая провизором в местной аптеке. – Каши ест… котлеты.

– Котлеты! Ты посмотри! Ноги – как спички! И эти, стУпни… – она говорила именно так. – …цыплячьи! Каждая жилочка видна!

Девушка как раз выскочила из дома набирать воду из колодца – тапки забыла на втором этаже, в своей комнате, вот и вылетела из домика босая. Ледяная вода плескала на ноги, пощипывала. пришлось нервно переступать этими ногами на земле, и при этом Лиза с ужасом понимала, с каким презрением матреина подруга наблюдает за этими её движениями…

У самой Аделаиды эти “стУпни” были, как мясной окорок на рынке – белые, плотные, полные, палец к пальцу, без промежутков. А круглые ногти крашены алым, как та клубника, лаком.

Вот после этой отповеди она стала стесняться своих босых ступней. Даже в жару – носочки. Обязательно! И мучилась, и ревела, но всё равно – не показать… А кто-то ещё так же подумает – цыплячьи! А ещё как-то раз на пляж ходили с матерью, так она аж до истерики потребовала удалиться на двести метров от всех остальных пляжных отдыхающих. Не дай Бог кому увидеть её “худые ступни”.

А ещё был эпизод с Максимом. Парнем из её класса. Мутный такой пацан, какой-то – как пришибленный. Ну, дверь девчонкам открывает, пропускает, типа интеллигентный. Мать у него работает врачихой в поликлинке, отец шоферит на большегрузных фурах. А сам какой-то… недоделанный. В Сети зависает, сколько аз на уроках у него телефон отирали.

Случай был по прошлому году. сдавали нормы физподготовки за 9-й класс, надо было прыгать через “козла”. А покрытие в спортзале новое, лаковое – доски аж светятся! Ну, их обязали взять с собой новую спортивную обувь… А Танюха – забыла! Ведь с вечера положила мешочек с этими беленькими кроссовками в прихожую!

Физрук,  накачанный блондин с рыжиной, Палыч, только хмыкнул:

– Ну, разувайся и вперёд! С песней! Сдашь – и всё…

– Николай Палыч! – взмолилась девушка. – А в носочках можно?!

И он сказал, как сейчас Лиза: мол, они пропотеют тут же, поскользнёшься, тряхнешься об пол, а мне отвечать потом… Босиком!

Да и Стелла Макшанская, худющая дылда, тоже специальные “спортзальные” кроссовки забыла. И тоже Палыч ей – босиком! И она разулась спокойно. Кошмар. Стопы вообще скелетообразные, каждый палец их – как на болтах или шурупах, как это называется… механические сочленения, обтянутые кожей. А как она громко шлёпала босыми ногами, выходя в коридор, до питьевого фонтанчика!

 И ведь побежала, махнула через “козла”, запросто.

А бедная Таня носилась – от спортзала до раздевалки и обратно. И разуться и… стыдно. А этот Максим… Он всё время за ней следом. Ну, конечно, у него ж освобождение, астма или сто-то там ещё! И гад, просто шпарит глазами на её ступни. Разулась или нет?!

Одним словом, она так и не решилась. Застеснялась. И получила “незачёт” и ей это сдавать в самом конце четверти.

---

Сейчас девушка ступила на дрожащую парту – и пошла. Стараясь повторять движения Лизы. так же ставить ноги, “ниточкой”. Чуть не запнулась, но с этим кое-как справилась. А вот с финальным разворотом – никак. Опять – едва не упала.

– Не технично вертишься! – раскритиковала Лиза. – Вот так надо!

И, стоя внизу, повернулась вокруг своей оси пару раз. как же шаркают её босые подошвы… Забавно. Как ветер осенний – листья метёт!

…Лиза гоняла её несколько раз взад-вперёд, видимо, увлёкшись ролью “наставницы”. Замучила совсем! Под конец Таня просто спрыгнула с парты, спружинив ногами.

– А вот прыгать у тебя здорово получается! – тут Лиза похвалила. – Высоты не боишься?

– Не-а…

– А меня одна подруга из колледжа как-то на крышу вытащила… – призналась Лиза. – Блин! Я там от страха чуть не обо… ну, понятно.

Они стали ставить парты на место, привод класс в порядок. Ещё переживая это забавное приключение, Таня хихикнула:

– А вот бы Тамара вернулась, прикинь, и нас бы увидела?!

– Капец. Визга было бы тонна. Что вы тут делаете! В школе! – Лиза закатила свои большие глаза. – Кто вам разрешил! Что это за танцы?!

– Почему “танцы”?

– Да она всё такое… художественное, танцами называет. Сама же думает, что это типа, “разврат”.

– Хм. Неужели никогда сама на дискотеки не ходила? пока молодой была.

– Она говорила, что спортом занималась. Ядро толкала. фиг знает, как это выглядит…

– Ну, да. Ей же под пятьдесят. И не замужем.

– Не. Тоже кто-то говорил. Да кто с такой “генеральшей” жить-то будет?

– Угу. Она всё носится с этим “деловым стилем” в школе. Хорошо, директор наш сам в джинсах иногда приходит… а то бы надели на нас на всех юбки. С фартуками!

Не то, чтобы они обе ненавидели свою классную, но обожать Тамару Петровну было сложно. Большая, с медальным, широкоскулым и плосковатым азиатским лицом – предки откуда-то из Казахстана были! – ярко-чернобровая, с широкой костью больших рук и таких же сильных ног, она подавляла уже одним своим видом. Поэтому и вела, специфически, “разболтанных старшеклассников”. А уж характером она… Родившись в шестидесятые, в юности попала под разгульные ветры “перестройки”: стала активной демократкой, демонстративно вышла из комсомола задолго до его самоликвидации; а потом навалились девяностые и Тамара Петровна совсем разочаровалась в прошлых своих идеалах. Последние годы очень тосковала по порядку и дисциплине, которые, как её казалось, держали прежнюю советскую школу мёртвой хваткой.

– Помнишь, как она на Макса орала? – засмеялась Лиза. – Когда он про Клима Самгина спросил? Ну, этот роман Горького, кажется…

– Ага! “Чтоб я такого больше не слышала!”. Где он этого набрался, зачем всякую ерунду читать… А за что она Машку Мартель набросилась, не знаешь?

– Нет, это не знаю. Запалила её за школой с чем-то…

– Может, с вэйпом?

– Да ты чё, Машка же спортсменка, она по этому деду не прикалывается.

Ставя парты в ряд, они заболтались и Таня нечаянно поставила Лизе эту самую парту на босую ногу. Девушка вскрикнула от боли – ногу отдёрнула. Таня испугалась:

– Ой, Лиз… я тебя поранила?

– Да ничего… нормально.

– Прости меня!

– Нормально всё!

У Тани всё равно осталось чувство вины. Поэтому, когда Лиза, горящая желанием продолжить “обучение”, сказала, что она покажет её основные позы для фотографирования, Таня покорно согласилась. Устроилась на стульчике.

А Лиза, стоя перед ней, говорила.

– Как-то нас снимали, троих девчонок из школы, для какого-то журнала… в таком месте, вообще!

– Каком?

– Заброшенный дом какой… Ну, у нас, на Комсомольской, старые “деревяшки” ломают, знаешь?

– Ага.

– Фотограф приехал, такой крутой… Фотик у него офигенный, сказал, что десятку тыщ баксов стоит. Ну, мы нарядились во всё фирменное. Джинсы модные всякие…

Таня внезапно догадалась:

– И, наверное, тоже босиком?

Лиза опешила, слегка.

– А ты откуда знаешь? Видела фотосессию?

– Да нет… просто подумала.

– Ну, да. Он говорит, это сейчас тренд такой, типа модно. Босиком сниматься. Поставил. А там бетон холодный и колючий!

– Долго снимали?

– Ещё бы! – возмутилась девушка. – Он скажет: “Работаем!” И ты замри. Не шелохнуться. В пятку что-то воткнулось, а ты стой… Пока не скажет “Снято!”. а ты думала? Фотомодель, это, блин… это работа.

Она спохватилась:

– А, так про позы! В общем, надо типа что-то такое, спортивное… В общем, как это… движение должно быть.

Ну, вот так…

Она встала на цыпочки. Мышцы на её тонких ногах напряглись. Таня расслабленно подумала: вот у кого “цыплячьи-то… а фотомодель!”. Глянула на дверь – ей показалось, что ключ, ими вставленный в дверь – на всякий случай! – дрогнул.

ОН.

Слушая разговор девушек, Максим всё больше утверждался в мысли, что это именно Лиза и Таня. И вот они здесь, вдвоём, а он совсем рядом. Да и время достаточно позднее, никого вокруг нет. Не пригласить ли кого-нибудь из них на свидание?
Сейчас, конечно, самый подходящий момент. Если бы они ещё не говорили о ногах! Можно было бы, например, обсудить Клима Самгина. Хороший роман ведь про него, хотя и не по вкусу Тамаре Петровне оказался. Ну, или чем обычно увлекаются девушки?
Тут юноша с ужасом понял, что совершенно не знает, как начать разговор. И чем бы таким заворожить хотя бы одну из них, чтобы та сразу же согласилась пойти с ним в парк, проверить, зацвели ли орхидеи?
Вторгаться, таким образом, было рано, стоило ещё немного подождать.

Лиза с Таней, впрочем, не спешили делать шаг навстречу. Пообсуждали Тамару, вспомнили даже его. И почему именно в контексте того злосчастного урока литературы? Да ещё и признанную всем миром классику ерундой назвали. Тут Максим даже схватился за ручку двери, чтобы ворваться в класс яростным ягуаром и как следует наорать на некультурных подруг… но опять затих.
Ну, наорёт, и что тогда? С ним точно никто водиться не будет. И тогда спор с Русланом будет проигран. А проигрывать ему Максим точно не собирался.
Тут из класса послышался Лизин вскрик. Максим вздрогнул, продолжая держать дверь, и сам себя испугался. “Ей точно нужна помощь! А я даже вызвать “скорую”, если что, не смогу, потому что мой телефон ближе к ним, чем ко мне! Хоть бы всё обошлось!”
Всё действительно обошлось – по-видимому, это была не смертельная боль. И, тысячу раз поизвинявшись друг перед дружкой, девушки начали обсуждать позы для фотографирования.
Ох уж эти позы! Максим уже не раз мысленно обругал себя за то, что застрял здесь и вынужден выслушивать эти разговоры. А заодно и за то, что какая-то внутренняя застенчивость, с годами только крепнувшая, не даёт сейчас войти в комнату.

Лиза меж тем начала рассказывать про свою фотосъёмку. Босиком в “заброшке” на холодном и колючем бетоне…
Да, думал Максим, фотографам хорошо. Им все позируют, ещё и платят. А они наслаждаются красивыми или не очень, телами, одеждами, позами, стопами…
Стоп, стопами? Максим вдруг вспомнил один очень занятный подобный случай с прошлого года, когда он и сам бы всерьёз занялся фотосъёмками. И связан он был, вот совпадение, с той же Таней.

Воспоминания Максима:
Тогда их школа, впервые с распада Союза выиграла в муниципальных “Весёлых стартах”, и на полагающийся денежный приз купили огромную, в полтора метра, африканскую статуэтку “Мольба дождю”, которая сейчас играла роль вешалки в директорском кабинете. Остатков хватило, чтобы отремонтировать спортзал. Ремонтом обошлись косметическим – старое деревянное покрытие заменили новым да повесили баскетбольное кольцо взамен наиболее износившегося.
А старое кольцо Максим помнил! Именно он стал последним, кто попал в него мячом. Да красиво попал – трёхочковым броском, чуть ли не с центра площадки.
Так вот, сменили покрытие. Первыми, кто его опробовал, были как раз Максим со товарищи. Николай Палыч загодя предупредил, чтобы взяли новую или хотя бы чистую обувь, а перед занятием вместе с Русланом перерезал символическую ленточку в цветах триколора.
Надо же было такому случиться, что именно в тот день Таня забудет… обувь? И более того, хитрый физрук не разрешил ей даже заниматься в носочках. Какой невероятный расизм по меркам современного времени!
А ведь юноша совсем этого мог не заметить. Незадолго до того памятного урока дала о себе знать астма. Пришлось взять небольшую медицинскую паузу, поваляться в дневном стационаре, занимавшем каждый день около получаса, и получить на выходе двухнедельный самоотвод от физических нагрузок. Так что в день открытия спортзала Максим, отстоявший стандартную церемонию поднятия флага, занялся административными делами по поручению тренера.
Дела были простыми, но уж очень долгими – переписать список учеников, составить по газетам спортивную сводку, обновить таблицы текущих соревнований. В общем, почти весь урок ушёл на это, и Максим несколько раз оббуркивал свою болезнь, зная, что после сдачи нормативов ребята наверняка разобьются на команды и будут гонять мяч во дворе.
Осталось последнее дело – отнести в учительскую журнал. Юноша взял с собой телефон, чтобы по дороге позалипать на какие-нибудь смешные видео с кошкодевочками, но реальность куда как оказалась интереснее…

Как только он вышел из тренерской, мимо него, прямо на лестницу, ведущую к женской раздевалке, пулей пронеслась босая Таня!
Конечно, это мог бы быть обман зрения, но на лестничном пролёте Максим увидел её вновь. Да, абсолютно босая, и на стопы уже успела наловить вечной школьной пыли. Как это невинно выглядело!

Юноша настолько оторопел от этой непонятной выходки, что попытался пройти через висевшую на стене батарею. Пройти не получилось, пришлось пользоваться лестницой… И буквально несколько дней после этого ноги Тани уже не выходили у него из головы, украшенной выше лба болезненной шишкой, хотя саму их хозяйку он потом видел только в обуви. Не раз он пожалел, что не сделал фотоснимка. А что, разве проблема? Приготовь камеру и окликни Таню, что у неё развязались шнурки, слетела цепочка или молоко убежало… Она на момент задержится, этого будет достаточно для настройки резкости. И профит – никто даже не поймёт, что это был снимок.
Тогда Максим и решил стать фотографом. А что, местный архитектурный колледж обещал на следующий год взять бесплатные курсы. Он на них пойдёт, быстренько всему научится и подарит первую же свою фотосессию Тане. И, разумеется, снимать будет её исключительно босиком! И желательно где-нибудь в школе, или на улице.
Но с фотографией не сложилось. За день до открытия подачи заявок колледж лишился аккредитации из-за пропитавшей его сверху донизу коррупции, и теперь любой выданный им документ об образовании не стоил даже гербовой бумаги, на которой был нарисован. Да и достойные фотоаппараты юноше оказались совсем не по карману. Да и ситуация с Таней забылась, чтобы вспомниться лишь сегодня.

Максим, продолжая подслушивать, уже изрядно утомился. И, то ли случайно, то ли нет, дёрнул ручку двери, притом её не открыв.

ЛИЗА И ТАНЯ.

Лиза уловила движение глаз подруги:

– Чего там?

– Да дверь… Не, мне показалось. Давай, про эти… Ну, как стоять.

– Так я же тебе специально показываю! Вот, я говорю – надо встать на цыпочки.

– Почему?

– Потому, что ступня напряжённая… как на каблуке и такая красивая. И естественная! Потому, что не в обуви. Как-то так.

– И так долго стоять?

– Пока не снимут, я ж сказала… Вот. Потом, если не на цыпочках, ну, там у стены, то ноги должны стоять “четвёрочкой”… Так у нас называют. Ну, типа как крестиком.

Девушка вторую позу приняла, действительно, её стройные ноги с острыми коленками приняли положение, отдаленно напоминающее цифру “4”. М-да, изящно! Таня в этом ничего, конечно, не понимала, но уже начала немного проникаться этой босоногой эстетикой.

– А ещё есть “расстрельная поза”…

– Ничего себе! Прямо так называется?!

Девушка засмеялась, звонко.

– Ага! Ну, это в шутку, да. Но фишка в том, что встаёшь, как на расстрел! Обычно у стены. Вот так руками за неё… Ладони на камеру. И руки вот так раздвигаешь… Тело немного изгибаешь. Ноги во-от так.

Закончив показывать, Лиза заключила:

– Знаешь, что самое трудное?

– Нет… Стоять долго?

– Вот и совсем другое! Этот фотограф любит всякие такие стены… В общем, старые, кирпичные, страшные такие. Он говорит: чем страшнее “задник”, тем…

– Какой “задник”?

– Окружающее пространство. Фон! – отмахнулась Лиза. – Чем страшнее фон, тем красивее модель!

– Ну, понятно…

– Ничего тебе не понятно. А там вечно всякий мусор, ужас! И пыль, и окурки чужие, и стёкла бывают…

– И ты на этом всём стояла? – ужаснулась Таня.

– Нет, ну стёкла по технике безопасности убирают, конечно. Им же не нужно, чтобы мы поранились! А вот окурки и всякую такую грязь – нет.

– Почему?

– Наш фотограф говорит, что это естественность… Да я привыкла быстро. Вообще, это ерунда. Ну, продумаешь, какой-то окурок высохший. И плевки – их же не видно…

От такой простодушной откровенности Таня слегка оторопела; смутилась. А она бы смогла?! Ой, вряд ли. Чтобы скрыть смущение, спросила робко:

– А этот фотограф, он какой? Молодой, да?- Нет, он старый такой дядька. Худой… Борода седая. А вот помощник у него молоденький. Вроде, студент, Паша. И  стилист, которая одежду подбирала, Елена Александровна. Она, кстати, – со значением заметила девушка. – …сама разулась. Говорит: я за компанию с вами, девчонки! Такие у неё ступни сильные прямо… и большие.

– Он строгий, да? Фотограф этот? как Тамара, наверное?!

– Не-ет, он добрый дядька… Ну, как, если по делу, то строгий. Поблажек особо не даёт. Блин, ты меня опять отвлекла! Вот ещё одна поза для фотосессии…

Она показала ещё несколько таких “упражнений”, а потом потребовала:

– Теперь ты! Учись, мать, пока я жива!

У Тани получалось плохо. Ноги – как деревянные. Ну, и смущение, конечно. Мать бы увидела, сказала бы: ой, Танька, чего ты кривляешься! Она даже дома от зеркала-то её гоняла: хватит выделываться, дырку протрёшь!

Попробовав пару раз, то так, то эдак, призналась:

– Танька, не могу! Не выходит никак…

– Потому, что ты сама боишься! – авторитетно заявила подруга. – Типа как стыдно!

– Ничего мне не стыдно!

– Стыдно, стыдно! Чего это я тут босая, изгаляюсь! Пятки свои показываю… Знаешь, а вот есть такое психологическое упражнение. Иди к доске.

– Зачем?

– Иди, иди… Бери мел. Так. я вот тоже беру и пишу:

Таня, подскочив к хорошо вытертой классной доске, вывела почти каллиграфически:

Я ЛЮБЛЮ СВОИ БОСЫЕ НОГИ

…и поставила восклицательный знак. Это, написанное, и прочитала, с чувством. Затем взяла тряпку и стёрла написанное начисто.

– Пиши сама теперь… а я диктовать буду.

– То же самое писать?

– Пиши: “Я люблю свои голые ноги!”.

Руки тоже не подчинялись телу. Мел едва держался; особенно пугало слово “голые” какой-то своей грубой прямотой… Таня понимала, что в этом, в общем-то, ничего страшного нет, не более, чем фигура речи, но всё-таки!

Она вспомнила, как они придушенно хихикали, когда проходили Толстого. “Элен сидела в ложе совершенно голая…”. Полкласса тогда в шоке было, спросить не смели; кто-то покраснел, кто-то сидел с идиотской улыбкой, и только долговязый простак Тимофей, с “поздним зажиганием”, спросил басом:

– А чего она “сидела голая”, в театре? Типа, нудистка была, что ли?

Ох, была бы за учительским столом, Тамара Петровна! Ох, было бы ору, громов и молний! Но именно в тот раз Тамара была на курсах повышения квалификации и заменяла её какая-то молодая практикантка, Таня и имени-то её не помнит. И эта женщина, совсем недавно педагогический закончившая, поправила тонкие очки, мягко улыбнулась. Объяснила, что у Льва Николаевича были очень пуританские взгляды на женскую красоту и декольте, обнажавшее грудь чересчур ярко, глубокое такое декольте он считал абсолютной, развратной наготой.

От этих мыслей она мел уронила и он упал к ступням подруги; нагнулась, поднимая. И ещё раз поразилась странному чувству: ей искренне нравились ступни Лизы. Прямо неожиданно, до оха. Длинные пальчики эти, прямой мизинчик…

Отчего-то сама покраснела. И потом ещё больше – читая собственное “признание”. А Лиза заставила ещё написать: “Я ЛЮБЛЮ БЫТЬ БОСИКОМ!” и “Я ХОЧУ БЫТЬ БОСОЙ!”, да и продекламировать это с пафосом, как они в своё время читали перед классом: “Скажи-ка, дядя, ведь недаром…”. Ну, и дела…

Совершенно измучив её, Лиза рассеянно заметила:

– А вот мне одна девочка рассказывала… Ну, тоже из нашей школы моделей. Как она от стыдливости и брезгливости избавлялась.

– И как?

Лиза шарахнула:

– Она на спор в пацанячий туалет босиком зашла! В своей школе!

Таня обмерла. Такое даже представить себе… жутко! Это их туалет чистый, всё-таки девчонки, а пацаны… Там вечно то младшеклассник описается, не добежав до унитаза, то взрослый обалдуй мимо этого изделия свою надобность справит. Лужи мочи – постоянно. И эта девочка, по этому всему – БОСЫМИ НОГАМИ?! Да это в сотню раз страшнее, чем какие-то там уличные окурки или невидимые, давно высохшие плевки! Кошмар!

В какой-то мере она была готова к последующему. Про учебники обе уже забыли давно; и Лиза, коварно улыбаясь – вот искусительница! – предложила:

– А давай, сейчас возьмём и по школе погуляем!

– Так?! – ахнула Таня, инстинктивно опустив глаза вниз.

– Так! Босиком! Я же говорю, ты боишься и стыдишься! Надо, эта… психологически себя подтягивать!

Таня колебалась, естественно. На такое решиться… А подруга подбадривала:

– Ну, кого ты стесняешься-то? В школе нет никого, это точно, сто пудов! Смотри, уже восьмой урок должен закончиться…

В их кабинете, расположенном в самом конце Г-образного коридора, в самом захолустье школы, звонки были слышны едва-едва, что создавало всегда огромные проблемы, особенно с концом урока. Таня метнулась к своему рюкзачку, схватила телефон:

– Вот!  Пятнадцать тридцать! Ты чего? Даже “продлёнку” уже наверняка забрали…

Ещё не веря, что сама согласится, Таня сделала последнюю попытку остановиться на краю пропасти:

– А ты сама… сама уже так гуляла?

– Да! – с гордостью выпалила девушка. – Несколько раз. И один раз – перед физрой!

Чтобы до конца уже довершить начатый процесс “инициации” и убеждения подруги, Лиза задрала ногу и показала Тане уже черно-коричневатую от топтания по классу, босую подошву:

– Вот, смотри! У тебя такие же! Ну, и чо? Не умерли же обе… Ну, грязные лапы, и всё.

Услышав знакомое слово, Таня ощутила укол совести. И вспомнила свою “физру”. Ту самую…

Воспоминания Тани:

Ну да, это вот тот случай. С Максимом. Она, конечно, это постаралась забыть, но… Не очень она честна сама с собой. Да, выйти, как Стелла, босой в спортзал, под удивлённые взгляды одноклассников, так и не смогла: это Стелла – оторва, на год всех старше, ей, как говорится, всё можно. Что позволено Юпитеру… А она-то – “нормальная”! Но всё-таки она тогда сделала робкую попытку преодолеть свои комплексы. И ещё потому, что у неё от нервного напряжения, связанного почти что с мучениями Раскольникова, или гамлетовскими терзаниями, появилась просто невыносимая жажда. Не быть или не быть, а пить или не пить! Питьевой фонтанчик – он в пяти шагах от лестницы в раздевалку, на первом этаже, если по “задней” лестнице спускаться. Там “малышовый” этаж, этот фонтанчик всегда работает…

А Таня уже разулась в пустой раздевалке – сделала, можно сказать, первый шаг по пути, указанному Николаем Палычем! – но на второй духу не хватало. А тут пить хочется до звона в ушах…

И вот она и рванула. Из раздевалки вниз по лестнице. Ступени так с непривычки обожгли голые пятки, что у неё дух захватило. И не думала она о том, что тут пыльно да “грязно”. Она думала только о том, чтобы никто не увидел. и не увидит. По этой лестнице никто не ходит, только малышей водят в столовую в пристройку; а сейчас там у них уроки, все сидят по своим классам, тишина и пустота…

 В общем, напилась она. Как верблюд в оазисе. Жадно глотая холодную воду, чуть-чуть пахнущую водопроводной хлоркой. И обратно.

и вот надо же, там, у лестницы на раздевалку, на Макса-то она и наткнулась.

Господи, только бы он ничего не понял! И на ноги не глянул! Поэтому она пронеслась мимо парня метеором, кометой без хвоста. Юркнула в двери раздевалки сжалась в углу в комочек; закрыться бы, но, согласно  неведомым школьным установкам, раздевалки изнутри не запираются, щеколды нет, только ключом…

Так и просидела там, до конца урока, получив заслуженный “незачёт”.

Таня решительно смахнула с себя паутину воспоминаний. И сделала шаг к дверям:

– Ладно… Пойдём!

Лиза, расхохотавшись, победно, взялась за ключ и повернула его.

Коридор шагнул к ним навстречу…

---

В школе у них, слава Богу, чисто. Цветочки в кадках – добрейшая старенькая Анна Евгеньевна за ними ухаживает, холит и нежит. Скамеечки деревянные стоят. Зеркала в нескольких простенках. Такой уголок, по иронии судьбы, рядом с дверью женского туалета – серо-синей, как и до половины стен и красной буквой “Ж”.

Голые ступни Тани ощутили холод традиционного пола из шлифованного бетона. Ну, уже не такой обжигающий, как казалось тогда. Что-то в ней надломилось, сдалось. И звук шагов босых ног Лизы успокаивал. Она с ней рядом, она – подруга верная; она тоже боса и её острые пятки также ступают по этому школьному коридору. чувства обострились – она слышала и звук собственным шагов, и звук ступней Лизы, прикасавшихся к этому полу. Они – вместе осуществляют это грехопадение.

Лиза сама сначала к зеркалу пристроилась, волосы сзади поправила; подтолкнула девушку к этому зеркалу. Встала сзади. Сказала строго:

– Смотри на себя… Я сейчас закрою тебе глаза, а ты в уме скажи: “Я красивая и босая!”. Ну?

Она встала на цыпочки у ней за спиной и прикрыла танины глаза прохладными ладошками…

Воспоминания Лизы:

Ой, как она тогда завидовала этой Елене Александровне, стилисту их группы! Вот ведь женщина… Как и Тамаре, ей около пятидесяти. Такая же рослая, в теле, но стройная; нет характерной бочкообразной полноты, возрастной, хотя бёдра по-женски широкие. И ступни – сильные, крепкие, с мощными сухожилиями, оканчивающиеся длинными, даже хищными какими-то пальцами. А ногти – без лака, да… И размерчик-то у неё неслабый – сорок второй или сорок третий. Большие ноги.  Но какая стильная! В серых бриджах и дизайнерской белой рубашке на кофточку, сшитой нарочито небрежно, как-то вкривь-вкось, но элегантно.

Тогда она сначала сидела на травке, наблюдая за процессом съёмок. Затем, собрав их наряды и упаковав их – девушки облизывались, конечно, коллекция от известного бренда! – загрузила их в машину к фотографу.

Сказала с улыбкой:

– Алексей Николаевич, я с вами не поеду в студию, хорошо? у меня тут дела поблизости…

– Хорошо, Лена, конечно.

Обернулась к девчонкам. Одна уже влезла в туфли, вторая сидела на остатках скамейки и тщательно вытирала влажными салфетками ступни – чтобы ни одной пылинки не осталось! А потом их в носочки и кедики белые, модные… Только Лиза не торопилась обуваться. В некоторой растерянности-расслабленности стояла, смотря на пустые провалы кон этого старого дома. Вот бы там побывать… Романтично! Но вход заколочен намертво.

Её тронули за плечо:

– Вас Елизавета зовут, да? Скажите, а “Универсам” тут недалеко?

– Конечно! – спохватилась девушка. – Я вас доведу. Мне в ту же сторону, домой.

– Хорошо. Спасибо!

И Лиза сделала шаг в сторону; и эта женщина – тоже, и вдруг девушка поняла, что в руках у женщины – только крохотная сумочка, а обувь? нету её. А лизина обувь – тут, рядом.

– Вы так пойдёте? – с лёгким страхом и удивлением спросила Лиза.

И вот тогда эта великолепная, стильная женщина рассмеялась, задорно:

– А почему бы и нет? День-то какой погожий… Я вообще люблю босиком гулять.

Лиза загорелась. Торопливо спрятала кроссовки в рюкзак.

– И я с вами!

ОН.

Конечно, Таня с той стороны дверей кабинета это заметила! Максим даже выпустил ручку из руки, готовый в случае чего убежать и где-нибудь сховаться. Но нет, та списала всё на мнительность. А была бы в обуви – точно проверила!
Подруги продолжали обсуждать позы. За это время юноша узнал про фотографию больше, чем за несостоявшиеся в этом году профильные курсы… И позы, и “задники”, и даже покрытие под ногами модели!
Невольно он даже захотел пойти в помощники к фотографу – в конце концов, так не придётся платить за образование. Но Лиза, как назло, разочаровала его дистанционно – помощник у фотографа уже есть, причём молодой.
Разговоры сменились письменными аффирмациями – одна из подруг решила оказать другой психологическую помощь. Мол, не стыдись, подумаешь – босиком ходишь. Не в ООН, чай, не осудят.

Максим уже начал было опять засыпать, как тут Лиза вспомнила одну из знакомых по школе моделей. Она, чтобы преодолеть стыдливость и брезгливость, посетила мужскую уборную совершенно босиком.
Несмотря на то, что по настоянию директрисы из самых ответственных учеников формировались дружины, которые утром следили, чтобы все надевали сменную обувь, а днём – не бегали, не жгли костров за школой и не обижали тех, кто моложе, с чистотой в мужских уборных дело было совсем прискорбно. Они представляли собой приземлённый филиал Авгиевых конюшен, хотя тут для их прочистки нужен был целый полк Гераклов, вооружённых самой ядрёной химией. Особенный исторический интерес тут представлял туалет на третьем этаже, который в народе прозвали «Сортиром Куницына-Скотинина».

Воспоминания Максима:

Это было за год до открытия спортзала, до шикарного его ремонта. Школа сильно потратилась. Тамара, как обычно, начав классный, выдвинула вперёд мощный подбородок, прорычала:

– А, ну-ка, успокоились все! Галиева, телефон убери! Лопухин! Читать будешь дома в свободное время! Касаткина… А ничего, Касаткина!  Сядь ровно и не вертись. Так! Слушайте меня ушами! У нас вводятся дежурства по школе! У нас две технички остались, понятно?

– Не понятно! – громко сказала Макшанская; ну, она вообще что думает – то и говорит. – Это мы сами мыть школу будем?

Её простенький вопрос вызвал переполох. Со Светкой, модницей, чуть припадок не случился, у девок лица вытянулись, парни глумливо усмехались – не зная, как реагировать. Кто-то пискнул:

– Туалеты драить будем?

– Спокойно! – Тамара Петровна водрузилась за свой стол, как на трон седа. – Туалеты технички обслуживают!  По саннормам! А по классу вы будете дежурить! По очереди!

– А что значит, “дежурить”, Тамара Петровна? – спросила Лиза, подняв, для приличия, тонкую кисть руки.

Классная на неё посмотрела – огнём пожгла. Лиза и вроде замечаний по поведению не имеет, но Тамаре не нравится. Сильно умная!

– Это доску протирать. Мел обеспечивать. И влажная уборка после занятий…

несмотря на все усилия классной, они загомонили. Вразнобой.

– Это чо, полы мыть?

– Нефигассе! Да я дома так не делаю, у нас уборщица!

– Нет, погодите, реально с ведром и тряпкой, что ли?

– Ой, блин, грязи-то наглотаемся…

– Свет, а ты тоже будешь?!

– Королёв бабло кинет, наймёт себе “рабочих”…

– Да не орите вы! Ничо не понимаю!

– Поймёшь, когда тряпку в зубы сунут…

В общем, класс тогда разделился. Одни считали, что одно прикосновение к уборщицкой швабре оскорбляет их самые светлые идеалы. Другие – думали, ну, ничего страшного. Ну, махнут туда-сюда этой шваброй по наплёсканной воде. Никто ж не проверяет… Третьи, самые малочисленные, согласились. Видимо, дома это делали. И среди них была Таня! Максим чётко помнил, как она встала, тряхнула короткими своими волосами, и старалась перекричать визжащую Сетку:

– Девки! Ну, это же наш класс! Мы тут сидим! Нафиг нам пылью дышать?!

Её “забуркали”, выражаясь по-современному.

– Вот ты и будешь убираться!

– Умная нашлась! Иди в уборщицы!

– Да она она больная вообще, чё тут базарить…

– Да погодите! Может, и так, типа веником…

Какие тут туалеты! Максим наблюдал, какая буря поднялась. В итоге из затеи Тамары ничего не вышло: директор нашёл спонсоров, какую-то клининговую компанию, те согласились.

Пошли по классам уборщицы, нерусские, с их хитроумными аппаратами для уборки…

А тут – босиком в туалет, мужской. Максим аж содрогнулся. А с другой стороны, он даже завидовал этой, неизвестной ему девчонке. Это же какую сиу духа надо иметь, чтобы на такое решиться!

Он почему-то представлял её очень худые, голые ступни в этих лужах песочно-коричневого цвета. Её страх. Её ощущения. А с другой стороны – и зачем?! Доказать, что ты – крутая?! Хм, можно и другим способом.

Но она – по какой причине? – выбрала именно этот.

И ещё, сейчас, вспоминая, он задавал себе вопрос: а могли ли бы Лиза и Таня, пойти на такое?!

В Лизе уверен не был. Слишком модная. Это её босоногое сегодняшнее приключение – из ряда вон. А вот Танька… Танька могла бы. Ещё в пятом классе, когда они работали на приусадебном участке – в теплице, ныне обсыпавшейся кирпичами и давно заброшенной, она сажала какие-то там цветы босиком. Да. Пятки её, круглые, в чёрной земле… Это отпечаталось.

Но это было давно.

---

Эти воспоминания пронеслись как ветер. И очень вовремя, потому что Лиза предложила Тане погулять по школе. Так… Босиком!
И вновь пульс Максима улетел в небеса. Это что ж за вселенская несправедливость? Вот он, шансище, которого больше никогда может не быть! Шанс тайком сделать несколько фоточек, с которыми потом можно будет репетировать разговоры с их оригиналами. Главное, только навострить камеру и отбежать куда-нибудь, где можно сховаться.
«Блин! – подумал Максим. – Телефон-то я так и не добыл! Он внутри. И девочки внутри. И если даже я войду сразу после того, как выйдут они, придётся потом догонять. Что ж за день такой чёрный?»
Таня мялась, да и юноша бездействовал. А времени оставалось совсем немного! Уж Лизка если что-то решила, своего обязательно добьётся. А значит, падение Тани оставалось вопросом времени. И это время наступило.

Оставался один выход – спрятаться за огромное растение с непонятным названием на латыни. Вон оно, в кадке. И если за него присесть и втянуть живот – то и не видно, что оно стало хорошим прикрытием. Вот только подруги, выйдя из комнаты, могут вполне себе запереть её. И тогда ему точно телефона не видать. Разве что придётся признаться.
Услышав, что Таня согласилась, Максим с быстротой бегущей в магазин пенсионерки улетел за ветвистое растение и начал наблюдать оттуда.

Все его мысли подтвердились. Обе девушки, обе босые, вышли из комнаты, забыв запереть её. «Хоть где-то повезло!» – обрадовался партизан. И, всё сильнее прищуриваясь, продолжил следить за своими целями, дожидаясь чистого горизонта для спасения телефона.

ЛИЗА И ТАНЯ.

Когда Лиза закрыла своими руками глаза Тане, поначалу было необычно и интересно. А потом внезапно, волной, накатил страх… А какую себя она сейчас увидит?!

И девушка сделала совершенно непритворное движение: попыталась вырваться, отстраниться. Но Лиза, даром, что спортом хорошо занималась в своё время, не отпустила. Таня вырывалась, но тщетно. При этом их голые ноги соприкоснулись, то ли Лиза наступила на её ступню, то ли она ей… Это оказалось неким “моментом истины”. От этого соприкосновения тел, икр или коленок, или ступней – стеснение пропало. И Таня жадно смотрела в зеркало на себя. Босую в школьном коридоре.

Воспоминания Тани:

А её мама? Ходила ли босиком? Любила ли? Как ни странно, она себе на этот вопрос не могла ответить. Дома – всегда в тапочках. И в носках. Более, ноги у матери страшно мёрзли, практически при любой температуре – и она даже спала в этих носках. Иногда – мужских, синих…

Хотя, впрочем… Как-то раз – это через год после смерти отца! – мать вернулась с работы босиком. Да, с лаковыми своими босоножками в руках. И руки, и босоножки, и одежда матери – и очень худые ступни её, с проступавшими фиолетовыми венами, блестели от дождевой воды. На улице бушевал тёплый июльский ливень…

Тогда девушка изумилась именно этому обстоятельству. Уставилась на эти мокрые ступни – вода с них, с краёв юбки, стекала и образовала на прохожей лужицу.

– Ма-ам, ты что?

– Да я так… – мать заметно смутилась. – Просто шла и… а тут дождь. А они, босоножки, скользят…

– Ты же простудишься!

– Ну… не знаю… – мать хотела сказать что-то другое, вымучивала про себя; потом обернулась, дверь приотворила. – Вадим! Ну, что ты в коридоре? Заходи!

В проёме входной двери появился мужчина. Русоволосый, широкоплечий. С простым крестьянским лицом. Тоже мокрый – рубашка, джинсы подвёрнутые… и тоже босой.

Таня первый раз увидала такие фактурные мужские ступни. Без дефектов. С ровно остриженными ногтями. Красивой формы – как у каких-то там греческих статуй, дискоболов или что-то в этом роде. И ноги, до штанин джинсов, закатанные до середины икр – безволосые. Загорелые…

– Ознакомься… – как-то жалко произнесла мать. – Это Вадим… мой знакомый. Он меня провожал. А это Таня!

Таня возмущённо фыркнула: “Драссьте!” и, развернувшись, ушла в свою комнату.

И к чаю, как звала её мать, не вышла.

А потом, через пару дней, мать вообще утворила что-то непонятное: у неё выходной был после смены, аптеки-то круглосуточно и ежедневно работают, она – “два через один”, и вот с самого утра встала пораньше и отдраила все полы. Жили они в старой панельной пятиэтажке на Солидарности, полы деревянные… крашеная коричневой краской доска. И эту доску мать так отдраила, что она золотилась в свете солнца, квадратами провеивающемся сквозь окна, даже сквозь тюль штор.

Разлепив глаза, Таня не сразу поняла. Шлепки голых ступней. Мама ходила по комнате босая! А где её вечные носки?!

– Мам! Ты… что, эта?! – девушка вскочила на кровати.

– Танюш… Генеральную уборку сделала. Может, ты босичком походишь, а? полы чистые…

С Таней случилась натуральная истерика. Ей, с утра, бешено хотелось в туалет, но она не позволила себе слезть с кровати, пока мать не принесёт уже куда-то убранные тапочки. С боем – добыла. Напялила их, и пошла, куда надо. Вернувшись, зло спросила:

– И чего это ты, мам, такую моду взяла? Без тапочков?!

– Ну… – мать растерялась. – Вадим сказал… ну, что они немного портят ноги. Ну, как это… Он, вообще, врач-ортопед.

Таня уже ненавидела Вадима. И за то, что потом, после чая, слишком долго оставался в комнате у матери, и что оттуда доносились её томные вздохи; за то, что уехал поздно, на такси. В общем, ей этот “лишний” человек в их крохотном мирке вместе с мамой был не нужен. И его эта домашняя босота – тоже!

– Козёл он! – выдохнула она страшное слово. – Врач, тоже мне! Без тапков… это грибок! И простудиться… И вообще! Не хочу я его! Слышишь, видеть его не хочу!

Вадим больше в их доме не появлялся.

А мать как-то сжалась. Скукожилась. Стала тише и замкнутее.

---

…Лиза её отпустила. Устроилась на скамеечке – игриво так покачивает голой ступней. Предложила:

– Танька, давай я хоть на телефон тебя сниму, а? Чисто для себя!

А Таня смотрелась в зеркало. Простушка она, простушка. Стыдливая А может, уже нет. Это у Лизки, наверное, отбоя от парней нет, а у неё… Ей-то где искать? Одежды её, повседневные, не ахти. Всё с сэконда или с барахолки. Подешевле всё. Голос не повышает, на переменах не общается ни с кем почти – в учебник уткнётся, мало ли. Может, её и спросят первой! Надо быстро повторить параграф…

Но отрешёно она всё-таки произнесла:

– Давай…

И потом, вдруг:

– Лиз… а у меня ноги… Ну, стопы красивые, ты говорила?

– Танька! Блин! Ну, я же сказала! Отличные!

– А зато у Светки полкласса кавалеров…

Она говорила об их “приме-балерине”, по которой, действительно, сохли не то, что из их класса – из всей школы. На всякого рода официальных церемониях эта Светка – чёрный низ, белый крахмальный верх, с папочкой в руке зачитывала разные выспреннее тексты, “И те, кого мы любим всем сердцем, кто открывает нас светлый путь на дороге знаний…”. Ну, и ходила… во всём таком, что стоит, как минимум, зарплат пять их учителей. Той же Тамары…

– Знаешь? – Лиза скривилась и проговорила с неожиданной злостью. – Я в прошлом году с этой твоей Светкой в бассейне “Динамо” занималась вместе…

– О! А ты не сказала!

– А чего я должна рассказывать? Так вот… Там в тапках ходят, на босу ногу. И я видела её лапы.

Она именно так и сказала – “лапы”. Брезгливо.

– А что… не так?

– А то, что уродские! Пальцы кривые, подогнуты, на каждом – мозоля по два! Это от её лабутенов дурацких…

– Правда?

– Правдее не бывает! Вообще, кое-кто говорит, что она в них и спит!

– Зачем?!

– Чтобы ноги к каблукам привыкали… В общем, а ничо, что она пробка тупая, полная, а?

Таня не нашлась, что ответить. Она ещё покрасовалась перед зеркалом. Лиза уже достала телефон, сказала ласково:

– Ну, повертись, повертись, мать… Щас сфоткаю!

Она настроила телефон. Стала щёлкать. Эти щелчки “затвора фотоаппарата” звучали в пустом коридоре особенно гулко. С нижних этажей доносился звон вёдер уборщиц…

И Таня неожиданно поняла, что ей это нравится это приключение. Их увидят вместе – босых!

Воспоминания Лизы:

А её-то как саму – учили? Ну, если это можно так назвать… Вот потому, после этого первого забега в “школе фотомоделей” она одна там держалась молодцом, ядрёным перчиком. Нет, ну, конечно, брезгливость естественную никто не отменял – она не привыкла к такой антисанитарии, как там… Но, в общем-то, всё штатно прошло. Точно? Точно. Алия Ильясовна даже похвалила её: “А вот Елизавета… я правильно назвала? Да, она вот не сдулась. Так что, девочки, учёба у вас будет трудная. Пока вас на подиум выпустят, нахлебаетесь. Так кто не хочет – вот, выход, администрация даже деньги вернёт!”.

Двое тогда ушли, это она помнила.

А её учила Ольга. Двоюродная сестра, маминого брата, её – дяди, откуда-то с Урала. Высокая, спортсменка, баскетболистка. Именно она, приехав, вылезши из пропотевших кроссовок, потопала так босой в душ, отмахнувшись от предложенных матерь тапок – а потом так и вышла. Приехала она, вообще, за какими-то документами, ибо родилась здесь; в перерывах между хождениями по инстанциям отсыпалась, валялась на тахте в гостиной, слушала музыку в наушниках, смотрела телевизор… Мать очень за Лизу боялась: что Ольга научит её “плохому”. Ну, в частности, пить и курить, так как двоюродная сестра была в этом деле крепким профессионалом.

Ну, насчёт пить… Ольга сама ходила в супермаркет, что-то там покупала, пригубляла – но Лизе сразу заявила: “Бухать не смей. Я с двадцати бухаю регулярно, стресс снимаю… Вот стукнет те двадцатник – сама налью!”.

Про курево и разговора не было – Лизе и табачный дым не нравился, и не горела она желанием это дело начинать. А Ольга курила, естественно, не в квартире, и даже не на балконе – время-то было по февралю, холодно, балкон лишний раз не открывали… Она выходила на лестничную площадку.

И вот в чём дело-то: выходило, как и дома была – босая.

Это Лизу прибило совершенно конкретно.

…Эта площадка под их пятым этажом – приют всех подъездных куряк. Там пол, серый до черноты, пеплом забросан. Банки от консервов, для окурков – аж две! А Ольга совершенно спокойно, своими босыми ногам с широким взъёмом, грубыми такими, мускулистыми, с шершавой корочкой на пятке – туда. И пальцы, широко расставленные, прямые, как бруски, с плоскими матовыми ногтями, не поджимает брезгливо… И даже не морщится. В стылом воздухе лестницы шлепки её ступней – как колокольный звон. В первый раз Лиза даже охнула: “Оль, ты куда?”. Получила ответ, краткий: “Туда!”. Девушка ещё спросила – а ты… так?

Ольга ухмыльнулась. Лицо у неё татарское такое было, чернобровое – прямо колдунья. Говорит:

– Аха! Так! А те чо, слабо?! Со мной? На не сцы, просто постоишь…

И вот на второй раз Лиза, решившись, вышла с Ольгой на эту заплёванную и замусоренную площадку. Босиком. Боже, как она ненавидела свои бледные ступни на этом сером бетоне! И как ей было… щекотно. От чего-то.

Ольга закурила, одной ногой почесала другую – вот этой твёрдой пяткой. На литых икрах с выступающим бугром накачанной мыжцы – чёрные волосы: сестра ноги не брила. Принципиально. Спросила, без особого интереса:

– Чо, сеструха? С пацанами у тебя как?

– Да я не знаю… Нормально.

– Чо? нормально? – тёмные глаза сестры магнетизировали её. – Ты ж вроде как “модель”, у тя от пацаном отбою не должно быть!

– Да я так… не афиширую.

– Ну и дура, – спокойно резюмировала сестра. – Типа, девственница ещё?

Лиза сжалась. Она понимала этот вопрос!

– Д-да…

– А вот это правильно. Не хер давать раньше времени. Поматросят и бросят… Ну, если те, мать, будет совсем хреново обращайся. Научу, как напрягу снять.

Ольга снова ухмыльнулась – и эта ухмылка проела Лизу до костей. А потом поддела:

– Чо, типа как стрёмно тебе?

– За что… почему?

– Да голопятая на лестнице со мной… – лениво проговорила сестра, выпуская жёсткими губами дым. – А щас соседи пойдут… Чо, очко не жим-жим?

Лиза опять превратилась в статую. О чём она говорит?! Ну, да, стоя босиком в подъезде, на лестнице, с такой же босой, в старом мамкином халате, Ольгой, она испытывала стыд. Как будто тоже курила. И как будто эти ступни были – как у Ольги – большие, нахальные, грубоватые…

– Нет… я…

– Да лана! Я всё поняла!

И Ольга, презрительно хмыкнув, затушила свой окурок. Непередаваемо – о собственную твёрдую пятку! Чуть на него плюнув.

– Пойдём… – проговорила сестра. – Но то, что вышла – уже респект. Будет из тя толк…

Вот это были “университеты” Лизы. И не одни!

---

Лиза снимала – слышался “звук затвора фотоаппарата”, хотя в руках у девушки был банальный телефон. Потом Лиза, продолжая прошлую тему, сказала:

– Глупая ты, Танька…

– Почему это?

– Ты думаешь, все пацаны только на фейс Светки западают? На её шмотки? Или на её грёбаные “лабутены”, в которых она первое сентября припёрлась?

– Ну… не знаю.

– А я знаю! Процентов тридцать, знаешь, на что западают?

– Нет…

– На наши ноги! На ступни!

– Да ты что…

Лиза усмехнулась. Глаза её, карие, горели каким-то дьявольским огнём.

– Ну, вот Максимка наш… А?

– А чё Максимка?!

– Так он как раз… он по ножкам смотрит. Он именно этот, любитель.

И Таня с убийственной точностью вспомнила это самое происшествие “на физре”. И выпалила:

– Блин! Ты откуда знаешь?!

– А вот… – она копалась в своём телефоне. – Сейчас найду одну вещь… А тебе он как, нравится?

– Ну-у… Таня задумалась, замялась, и от смущения даже потёрла одной ступней – другую. – Ну, он какой-то ни рыба, ни мясо. Я люблю, чтоб пацан – это пацан был! А это хрю да му…

Девушка наверняка бы дала ещё пару характеристик однокласснику, но её подруга обнаружила, наконец, искомое и протянула телефон:

– Нашла! Ну, вот оно… мне Русик переслал. Он в группе… босоногих фото. В Интернете.

Плохо понимая, о чём Лиза говорит, Таня приникла к экранчику телефона. Села рядом, потом они устроились на скамейке, почти обнявшись – иначе не удержаться. Лиза листала фотографии.

– Вот тут ноги Макшанской выложили… А вот, смотри… о, блин! Это же Машка Мартель!

– Точно?

– А это где она?

– Да фиг знает… похоже, рядом со школой. Опа! А это Кристина! Наша музичка!

– Которая в музыкалку ходит?!

– Ага. Блин, босая в каком-то классе и в рваных джинсах. Да, давно я этот чатик не смотрела…

– То есть Максим… любит ступни?

– Он ими восхищается, мать. Это в принципе, нормально… Нам какая разница? так. Вот я тебе твои покажу.

И она вошла в радел “Фотогалереи”, чтобы показать, что наснимала за эти десять-пятнадцать минут.

Да, без сомнения, тут была она, Таня Касаткина. Во всей своей красе. Неловкая, какая-то деревянная, с таким же застывшим лицом… Но это первое впечатление как навалилось, так и внезапно отлегло. Девушка почему-то увидела себя живую… как она есть! Со стороны. Да, позировать она не умеет. Но будет учиться. И будет теперь знать, как надо. А главное – ей этого уже хотелось!

– Лиза.. Ты только эти фотки не выкладывай никуда, ладно?! – взмолилась Таня. – Страшная я.

– В первый раз все страшные! – хмыкнула подруга. – Видела б ты первые фотосеты в нашей модельной школе! И свет тут гадский просто, даже телефон мажет. Да, конечно, сотру… Но смотри – без этого дальше никуда.  Раз на третий себя обожать будешь.

(продолжение следует)