ПОЗЫВНОЙ “СТЕКЛОДУВ”. ГЛАВА ШЕСТАЯ. Полёт в бездну.

Автор: Дмитрий Коптяев. Публикуется на правах литературного черновика.

Все главы.

Елена Швайнштайгнер – Полковник Шилова и другие. Петербург.

---

Все эти пять минут после ухода её новой начальницы Ленка сидела, как окаменевшая. Вот тебе на. Жила-жила, училась в колледже, хотела работать в полиции, расследовать преступления и вот… ФСБ. Спецотдел. Спецоперации. Энергопрактики. Босиком ходить. «Вытаптывать». Чего только не бывает.

А потом, вздрогнув, вернув СИМ-карту на место и включив телефон, посмотрела адрес, сообщённый её новой знакомой. Второй раз вздрогнула.

Это же два километра только прямой! На Синопской набережной… А если идти, огибая Московский вокзал, сначала по Лиговскому, потом свернуть на Невский, потом – на Бакунина…  Господи, да это даже не бежать, это лететь надо на крыльях!

И Лена – что называется, полетела.

---

…Сначала она неслась по Лиговке, мимо площади Восстания, стараясь не сбить с ног прохожих, но всё равно кого-то толкала, чуть не свалила с ног здоровенного быка-охранника, вышедшего покурить; но потом поняла – нет, так пойдёт. Светофоры. Не будет же она бежать на красный свет, тут её первое задание может закончиться банальной гибелью под колёсами; и полицейские. Пару раз на неё обернулись патрульные, и так как Шилова защиту от полиции не гарантировала, то это тоже могло завершиться плохо – задержат, и всё.

Девушка нырнула во дворы. Как хорошо, что на третьем курсе старые опера вели у них специальный курс по проходным дворам Питера, заучивали они карты этих домов-поездов, с двумя входами-выходами, укромными арочками-переходами! И счастье что именно этот район помнила очень хорошо, память у неё цепкая. А во тут её босым ногами, ухоженным этим ногам со свежим педикюром и накрашенными ногтями, пришлось несладко, ой, несладко! Летели из-под них бумажки, окурки, прочий мусор. Ошмётки собачьих какашек, пивные банки… Пробежала и по битому стеклу, не без этого; больно, очень больно, но даже времени остановиться не было.
Однако уже через первые десять минут появилось странное ощущение. Ноги её вели сами. Они работали словно ы отдельно от её тела, от головы. Они шли, точнее – неслись точно по маршруту. По Бакунина не побежала, с невского нырнула во дворы, ко Второй Советской. Перепугала нескольких бродячих псов – с воем кинулись прочь; у «Пиццы-Аллегро» совсем осмелела, вскочила на ряд машин и маханула прямо по крышам, какой-то автомобилист даже заорал – от возмущения и ужаса.

Она превратилась в ветер – ветер этот свистел сквозь Питер, сквозь его жёлто-коричнево-серые фасады, сквозь седую лепнину, через чахлые скверы проносился, гремел водосточными трубами, шатавшими от него. Мелькали стены, тоннели, двери, новые и ободранные, афишные тумбы и билборды, яркие мусорные  контейнеры и лаковые крыши иномарок. Жаркое, очистившееся от облаков небо с мутной тарелкой солнца прижало сверху, снизу брусчатка старых улиц летела, как шпалы под колёсами экспресса. Разбегались собаки. Сигналили машины. Голубей взрывом вышвыривало в небо, воробьев – серенькой картечью.

Город стал куском масла, который рассекал надвое её сумасшедший бег, стремительные ножницы её голых и грязных ног. Пятки её месили асфальт, в ушах – странная ватная заложенность, выстрели сейчас у ней над головой – и то бы не услышала…

НИИ Гематологии проскочила по двору, тут рассеяла целую толпу студентов-практикантов – пронизав её, словно шилом, расплескав по сторонам. Хрустели под пятками шприцы: наркоманские или просто так, больничный мусор? Она не знала. Она бежала на пределе сил. Центральный ГУВД благополучно обогнула по краю Овсянниковского сада. В песках пришлось трудно: лабиринт. Но босые ноги почему-то не поскальзывались на его сыром булыжнике, залетела в какой-то офис, по нему, неведомый компас внутри подсказал наличие открытых грузовых дверей, вылетела: грузчики у фургона охнули, что-то уронили. Мимо здания Росрезва летела уже ракетой, отбросившей все ступени, прямо и точно, слава Богу, улица в этот час тут была пустынной… Дальше пришлось бежать по старому промышленному району, по плоским крышам одноэтажных зданий и гаражей. По обжигающему подошвы, успевшему раскалиться металлу, ржавому и зазубренному.

С опозданием ровно в три минуты Елена Эмильевна Швайнштайгер, растрёпанная, с ногами, д середины икр покрытыми пылью, какими-то прилипшими крошками и листочками, пятнами грязи, прибыла на Синопскую, в торговый комплекс, воткнутый между 50-м и 46-м домами. Отдышалась. Купила в киоске бутылку минералки, вылила на ноги. И, разглаживая юбку, вошла в здание…

Конечно, сразу молодой охранник, в чёрном:

– Девушка! Вы почему сюда… вы почему босиком?! У нас нельзя!

Что-то сработало – внутри. Студенческий биллет из колледжа, в нос: что оно ему? Зачем?! А тот попятился.

Ленка пришла в себя окончательно. Очень отчётливо ощущая голыми ногами ребристый покров эскалатора, поднялась на второй этаж. Мельком ещё успела глянуть подошвы – всё-таки порезалась? Нет! Грязные, но ни одной царапины. Невероятно.

И воткнулась глазами в нескольких покупательниц в небольшом бутике «Лили Ройял».

Продавщица, сонная полная девка, откровенно зевала, прикрывая рот пухлой ладошкой. Покупательниц трое. Одна берёт то одну кофточку, то другую, смотрит, прикидывает к себе, вешает. Нет, вряд ли она. Ленка, стоя за прозрачной стекой витринной, рядом с очень похожим на неё манекеном – тоже ведь без туфель! – видела, что та смотрит в первую очередь на ценник. И по брезгливой гримаске женщины понимала: нет, та высматривает подороже, попрестижнее. Дешевое не устраивает. Две других то и дело ныряли в кабинки. Одна – немолодая тётка, с ворохом одежд, прижимаемых локтем. Тоже не воришка. Эта хочет набрать побольше, да подешевле, с выбором мучается. А вот третья, похожая на скромную, застенчивую студентку, худышка в джинсах и ветровочке, хватает с вешалок точно, быстро, высматривая нужное без примерки…

– Девушка!

Ленка обернулась. Молодой привёл «старшОго», грузного. Тот с изумлением смотрел на босые ноги посетительницы.

– Вы почему в таком виде?

– В каком?

– Без обуви. Так не положено.

– Кем не положено?

– Ну, вообще. Это что за мода такая? К нам бомжи не ходят.

– А вы хотите сказать, что я бомж?

– А вы сами понимаете-то, как выглядите?! Вы что, сумасшедшая?

– Я вам должна справку показать?

– Я сейчас полицию вызову!

– Ну, вызывайте. Что вы можете мне предъявить?

И так далее, и в том же духе. И вот, пока она перепиралась с ними, и те оттесняли её в эскалатору, чёрт! – она потеряла свои объекты. Последняя, тётка, с большими пакетами стояла уже внизу, на последней ступеньке.

– Ухожу я уже! – Ленка бросилась за ней.

Но… на улице этих трёх не было уже тоже. Нева, Малоохтинская набережная на той стороне, параллепипед «Газпромбанка». Девушка стояла почти на круглом канализационном люке. Ступни её странно горели, точно жар шёл от этого люка, будто там – топка. И она внезапно поняла: минуту назад отсюда отъехало такси, какая-то другая линия протянулась в сторону столовой «Восток», направо… А ей надо влево! Да, да.

– Девушка, у вас что-то случилось? Вам помочь? – мужик лет тридцати, в хорошем, немятом костюме – менеджер средней руки, или чиновник, стоял рядом, растерянно вертя в руках ключи.

– Отвали! – внезапно грубо огрызнулась Ленка.

И пошла вправо.

Да, вот теперь она понимала, что значит «топтать». Она будто видела красноватое свечение на сером покрове, шла по ним. Ага, вот проход под арку, во двор бизнес-центра, шлагбаум, поднырнула в него… Теперь направо, за мусорные контейнеры.

Девица-студентка стояла там, в джинсиках и без ветровки. И без очков, конечно – это маскировка. Полуголая. На её невзрачной, едва выступающей груди – штук пять-шесть дорогих итальянских лифчиков. Снимала один за одним и укладывала в сумку.

– Стоять… – страшным голосом сказала Ленка.

Та всё поняла. Подхватила ветровку, сумку и так, как была, кинулась дальше во дворы, наверняка знает проход! Кроссовки грохочут, как сапоги, или так только кажется?

В два прыжка нагнала её. Схватила за руку, повалила, и начала, как учили, крутить руки.

– Прекратить! Встать! – раздалось сзади.

Всё ясно. Патрульные, двое, и охранник бизнес-центра. И какой-то красивый, курчавый молодой парень сзади, в кожанке. Как бы не с ними.

Они обе поднялись: плоский живот воровки, лифчики перемазаны, перепачканы – хорошо её Ленка притиснула к мостовой.

Один патрульный начал разбираться с воровкой, второй взял в руки студенческий Лены. Ну, сейчас начнётся…

Вдруг он поднёс к губам рацию.

– Триста пятый слушает, приём.

– Второй, отбой задержания, как поняли, приём!

– Понял, второй.

Ошарашенной Ленке вернули документ, и показали рукой: свободны, девушка. И она, чуть спотыкаясь, пошла под арку, к шлагбауму.

Ступни голые больше не горели. Она их почти не чувствовала.

---

На пешеходной части набережной, где на сером парапете застыли в карауле бело-сизые питерские чайки, в фургончике «КОФЕТАЙМ» – движение. Фургончик не работает, но два человека смотрят в окошечко. Наблюдают за фигурой босой девушки, растерянно идущей мимо серых и карминных стен. В сторону отеля «Багратион».

– Примешь её у отеля… – рассеянно проговорила Шилова, чему-то усмехаясь. – Номер заказан на сутки, до вечера пусть отоспится. У неё сейчас будет упадок сил и головная боль. Потратила много.

– Есть, товарищ полковник.

– Наталья, просто Наталья.

– Понял. А как вы читаете, она справилась?

– Практически, да. С первого раза. Энергет хороший, думаю и дальше всё сложится. Езжай в отдел, доложи. А я ещё прогуляюсь.

И Наталья Шилова, роскошная гламурная блондинка, со вздохом забрав модельные туфли, покинула фургончик.

---

А в одном из кабинетов на Моховой, в Петровском колледже, два человека всматривались в какие-то размытые фотографии. Один – в генеральской форме и в инвалидном кресле с электроприводом; второй – сухой, желчный, чернявый и кривой, как старый гвоздь, с большой головой, в белом халате на жеваный серый костюм.

На фото угадывалось изображение человека явно восточной внешности, в каких-то царственных одеяниях.

Генерал отложил одну фотографию, взял другую. Проворчал:

– Это точно?

– Скорее всего. Она собрала биоматериал объекта Ятога и ввела себе контраст-катализатор, в пяточную область чакры. Таким образом, сумела считать информацию… Не полностью, но девяносто девять процентов. То, что получил из её матрицы сознания по возвращении в Центр из Ботиево.

– А анализ энергетического кокона тела Ятоги подтверждает?

– Да. У него тоже отпечаток в сознании. Он его, можно сказать, видел. Это Анубис.

– Моххамед эль-Хатиб Салах Саддари… он же Эван Джоган-оглы. Был в «Братьях-мусульманах», сейчас числится в «Вилаят-Синай». Так?

– Так точно.

– Как было осуществлено покушение на объект Ятога?

– Скорее всего, был создан биообъект типа «суккуб». Управляли из Тёмной зоны. При появлении объекта Ятога в подвале активировали, тот произвёл бросок ножа и, соответственно, перерубил энергоинформационный канал – тут мы его потеряли.

– Почему они не закончили… Эдуард Викторович?

Тощий, человек-гвоздь пожал сутулыми плечами. Отстраненно посмотрел в деревянную стену кабинета, в квадратные панели.

– Было постороннее влияние, сильное. Я так полагаю, вмешалась третья сила и их спугнула. Суккуб был деактивирован, «растоплен», Анубис ушёл с канала влияния. И не смог вернуться.

– Хорошо. Всё-таки… как вы думаете, Анубис мог скачать хоть сколько-то информации?

– Если учесть, что контакт суккуба через нож действовал около полусуток ещё, вероятно.

Он замолчали. Где-то там, за стенами, шли лекции, студенты слушали и записывали, болтали о ерунде в деканатах, а тут два человека погрузились в очень невесёлые мысли. Наконец, Гвоздь высказался:

– Я считаю, что полковник Шилова не успеет подготовить спецгруппу. А без этого операция «Рыбалка» невозможна.

– Шансы на восстановление объектов Ятога и Энигма?

– Очень маленькие пока, товарищ генерал. Наши работают. Но не хватает возможностей… Биологических. Они до сих пор в области Тёмного сектора.

– То есть… отменять операцию?

– Я уверен, что надо отложить. Шилова одна не справится в Териоки. Анубис может быть уже там и самостоятельно начать поиски тела Разгулова. Через своих.

– Мы не можем ждать, Эдуард… на кону многое.

– Я понимаю, товарищ генерал, но повторяю: Шилова одна не смоет. Отличный энергет, но ей нужна пара. Оперативница и аналитик.

– Мне доложили, её стажер показала первый результат.

Гвоздь поморщился. Нервно халат на себе запахнул.

– Эта девушка… она «сырая» пока. На уровне банальной биолокации ещё может действовать, я видел. Но если по ней ударят со всей силой – она выйдет из строя.

– Значит, так… – генерал Быкадоров отвернулся, кресло отъехало и Гвоздь видел только генеральский затылок. – Так. Подготовку продолжаем. Три дня даю на подготовку, по самому жёсткому варианту. Делайте, что хотите. Любые резервы. И потом начинаем «Рыбалку».

Человек в халате выдохнул – явно нехотя, через силу: «Есть!». Собрал фото со стола, спрятал в папку без всяких военных «Разрешитеидти?», молча покинул кабинет.

А стариковские, слезящиеся глаза Быкадорова изучали орнамент деревянных панелей, на которых играл лишь свет настольной лампы и скрытых светильников. Окон в этом кабинете не было.

---

…Времени для рефлексии у Елены Швайнштайгер практически не было. На неё навалилась страшенная усталость, вполне закономерная после такого пробега; а ещё дико разболелась голова и чувствовались рвотные позывы. Поэтому шла по Синопской набережной, как пьяная, покачиваясь, ступая по асфальту истерзанными своими босыми ногами незнамо куда, и сама – как кукла-автомат. Поэтому двое с виду приличных молодых людей у гладенькой японской машины проводили её взглядом, обменялись мнениями:

– Нажралась, смотри… Босиком чешет.

– Да не, она уколотая, походу. Сейчас в Питере таких много.

Да и полиция, родная профессия, к которой она стремилась, отреагировала.  К тротуару прижалась бело-синяя машина, оттуда двое, профессионально-сердитые: “Девушка, ваши документы!”.

Но тут, как из-под земли вырос курчавый молодой человек в кожаном пиджаке, хорошей, свежей сорочке – одеколоном пах. Быстро показал “ментам” какое-то удостоверение, лица у тех вытянулись; едва не козырнув, укатились в свой автомобиль. А молодой человек Лену под руку подхватил, завернул – точно, как куклу! – в зеркальные сверкающие двери отеля рядом, и, прежде чем девушка поняла, что её голые подошвы касаются уже не грязного бугристого асфальта, а хорошего ковра, её уже вели по холлу отеля, мимо вычурных светильников, диванов из красной кожи, каких-то статуй и, конечно, всяких швейцаров, охранников и прочей служилой челяди.
Но те и не подумали их останавливать. На ресепшене сопровождающий Лену молодой человек смахнул со стойки листок анкеты, паспорт не отдал – опять свою корочку показал, получил беспрепятственно ключ от номера и повёл её к сверкающему лифту. Там только, в лифте, девушка опомнилась.

– Вы кто?

– Зовите Романом, – он улыбнулся. – Я помощник полковника Шиловой. Вам от неё привет, справились отлично.

– Правда?

– Правда, правда. Вам сейчас отдохнуть надо, Обязательно!

– А где… Это, кажется, дорого тут.

– Не переживайте. Всё включено и оплачено.

И действительно, ввёл в “люкс” одуряющей совершенно роскоши, судя по мебели; но Лена по сторонам не особо смотрела, внутренний компас тащил её сразу в спальню, однако у ванной Роман придержал:

– Подождите… надо, как минимум, ноги помыть.

– Да я сама…

– Не обсуждается. Это буду делать я.

Сверкание итальянской сантехники, мраморная джакузи, журчание воды. Посадил на край. Согнулся. Девушка покорилась. В конце концов, в трусы же не лезет… С другой стороны, столько уже необычного с ней за этот день случилось… И это может, тоже часть чего-то, какой-то подготовки.

А Роман мыл её ступни, чем только не испачканные. Бережно, каждый пальчик ощупывая, поглаживая.

– Как вы думаете… – пробормотала Лена. – Они у меня… ничего?

– Они прекрасные. Чувственные.

Да, похоже, он не просто грязь смывал. Надавливал на какие-то точечки у основания пальцев, косточки их пошатывал, как вывинчивал из ступни, пятку массировал. Головная боль уходила, но голова наливалась тяжестью, накатывал сон. Распрямился.

– Ополоснитесь и в постель! – голос стал суше. – На всякий случай: содержимым мини-бара – не пользоваться! Ну и сами понимаете. Если пить – только воду без газа, она у кровати. До встречи!

Она едва выдавила что-то такое тоже. Собрала с себя одежду, швырнула на пол ванной комнаты, поплескалась; едва смогла вытереться и, оставляя мокрые следы, на полу, ввалилась в спальню. А тут – расстеленная постель с белоснежными хрустящими простынями. И сон уже давил прессом, во всём теле тяжесть, пальцем не пошевелить.

Что ей оставалось – только немного подумать. Немного, пока мысли ещё ворочаются в голове. Елена Швайнштайгер, дочь врача-профессора и художницы, ты ещё можешь отказаться. Согласно законодательству РФ. Не убьют и не посадят. Но, с другой стороны, ты же мечтала – в органы, в полицию? А это тоже органы, но повыше внутренних… или поглубже… Это карьера, это перспективы. Ну, босиком ходить, и что? подумаешь… не голой же… В школе в обычных кроссовках не пускали в спортзал, босой занималась… Наплевать. Зато – да, это путь. Потом не пожалеет… А сейчас… сейчас только…

Всё. Сон задушил.

Её разбудили, не касаясь тела. Но – как щелчком по лбу. Открыла глаза. У кровати стоит Шилова. Как и тогда в кафе – натянутая струной, звонкая, собранная. Только уже в кожаных облегающих штанах,  чёрной водолазке и чёрной байкерской кожанке. И сама чёрная – перекрасилась?

– Это парик, не удивляйся! – как угадала вопрос. – Привет!

– Доброе утро…

– Нет, не утро. Сейчас ровно полночь. Но это ничего не меняет. Второе задание, Лена.

Девушка поднялась. Невидяще посмотрела на окна – шторы задёрнуты наглухо, горит светильник. Шилова прохаживается по ковру номера. Красивые, изящные ступни поигрывают движениями жилочек. На пуфе у кровати – видимо, новая ленкина одежда. Грубые чёрные джинсы, такая же тёмная водолазка, как на Шиловой и куртка – только заношенная, с рыжиной на складках.

– Одевайся! – коротко приказала Шилова, вышла.

---

Остальное время Ленка молчала. Только коротко кивнула водителю машины, в которую села с Шиловой – это тот самый Роман. Но неразговорчивый, загадочный. Машина – минивэн с тонированными стёклами. Ехали в молчании.

Рефлексия снова накатила. Полуночный кабинет, оранжевый свет настольной лампы, портрет Сталина на стене. Елена Эмильевна, Родина и партия поручают вам ответственное задание… Так же было когда-то! И тоже, никто не знал, почему ты раньше была посудомойкой в столовой, а сейчас, в мехах и бриллиантах, едешь в спальном вагоне международного экспресса, а в зонтике твоём – отравленная игла для наиглавнейшего предателя, буржуазного отщепенца и всё такое. А потом – орден БКЗ, звание и прочее, прочее… Да. А вот эта Шилова, у неё дети есть? Кто она в обычной жизни. Ах, вот, она, кажется, видела её на телевидении. Передача про экстрасенсов, какое-то шоу… А не всё ли равно? Вон, у отца ассистент был, оказался – сотрудник ФСБ, за кем-то из его пациентов наблюдал. Милый такой, нескладный очкарик. Да пропади всё пропадом, в конце концов, она примерно того же и хотела.

Ехали долго. Куда, она понять не могла. Судя по накатившему гулу самолёта и очень хорошо видным огонькам сигнальных мачт, куда-то за Пулково. Наконец, минивэн остановился, дверца отъехала. Лена вышла и голыми ногами ощутила раскисшую грязь, хлюпнулась в неё, впрочем, Шилова – тоже. Роман остался в машине, только сказал:

– Котлы заведены, товарищ полковник. Группа готова, периметр работает.

– Прекрасно.

Затопали по этой грязи, перемешанной с камнями и битым асфальтом. Похоже, здание заброшенное. Но вошли в приотворенные ворота и – красноватое свечение ламп, какие-то нагромождения труб. Жарко, пахнет ржавым металлом, сырой гнилью. Шилова достала из кармана курки что-то… Шприц.

– Садись на стул и давай сюда ноги! – без эмоций сказала, подвинула какое-то рассохшееся сиденья; предупредила – Будет больно, терпи.

Лена молча кивнула, ещё не зная, что её ждёт. А женщина сухими стальными руками взяла её левую ступню, как в тиски зажала меж острых коленок, и… резко воткнула в пятку иглу.

Ленка, не сдержавшись, закричала от боли. Будто эта игла её мозг пронзила. Шилова хмыкнула:

– А я говорила… Ори, пожалуйста, но терпи.

Бог ты мой… Как больно же! Что-то входило в её организм, сжигало. Клокотало еде-то в глубине этого помещения, похоже, котельной, сипел пар. Потом тоже – со второй ступней. Тут уже девушка губу закусила: не кричать! Она – сильная. Напоследок Шилова ещё какие-то застёжки на её щиколотки пристегнула, колючие. Поднялась сама с такого же древнего стульчика, спихнула Лену.

– Твоя задача, – сухо проговорила Шилова. – Пройти из конца в конец, не касаясь пола. Ни разу. Только трубам и прочему железу. Уяснила?

– Да… но…

– Без “но”! Спрыгнешь на пол хоть раз – испытание закончено, идёшь домой реветь и всё забываешь. Ещё раз спрашиваю: понятно?!

– Понятно.

Пять шагов по холодному, шершавому полу до точки старта и она вскочила Тепло. Поставила ногу на какой-то стальной мосток.

И снова вскрикнула. Он же раскалённый! И в голове прорезался голос её мучительницы: “А ты что думала? Иди!”.

Её сознание разломилось. Одна часть вопила, бесилась: ты что делаешь, дура? Ты же сожжешь ступни, до вареного мяса! Кожа слезет напрочь! Вторая подсказывала – быстро, очень быстро, перебирай ногами! Быстрее, ещё быстрее! Беги, лезь! Горячо было не только ногам, но и рука, которыми она хваталась железки. Кажется, сбивала ноги в кровь о торчащие закорючки и манометры… В какой-то момент времени ей показалось, что это невыносимо, за гранью возможного – когда шла по какому-то железному переходу, а снизу бил из трубы раскалённый пар. Чувствовала, как на коже пяток наливались и лопались волдыри…

Но раздвоенное сознание затем обернулось коконом. Успокаивающим. Нет, боль не исчезла, она по-прежнему буравила мозг, но стало… спокойнее. Какая фатальная уверенность. Будь, что будет. Если это смерть, то это смерть. Всё. Конец.

И, когда спрыгнула у конца этого пыточного зала, спрыгнула кучу битых кирпичей, не ощущая, как они вонзаются в кожу, стояла. Шилова появилась рядом, что-то осмотрела, бегло. Рассмеялась.

– Ничего… обожглась ровно там, где тебе не хватило энергетики. Немного. Жить будешь. Пойдём.

И вышли опять в чавкающую грязь. Лена медленно приходила в себя. По всем законам физиологии, идти она просто уже не может, никоим образом. А идёт. И боль утихла. Идёт, как по вате. Или там, у неё, на подошвах, просто нет уже ничего?

А Шилова – той хоть бы что. Говорила по дороге, инструкция по следующему заданию. Девушка всё понимала и уже – как робот, просто принимала программу. Ещё одно испытание…

Через десять минут Лена появилась в каком-то заброшенном цеху. Стояли вагонетки, щерились проломы в стенах; на штабелях бетонных плит сидела компания наркоманов. В железной бочке бушевал костёр, выбрасывая алые щупальца. Кто-то уже в отключке, лежит, бормочет, кто-то сидит, голова на коленях. Кто-то бухает, жадно глотая. Верзила в косухе курит, рядом, девка голая, в рваном эсэсовском мундире с обтёрханным серебряным погоном – лохматая, лицо в синяках. Рядом тощий, гнилозубый, в грязном спортивном костюме.

Её не сразу заметили. Уставились. Потом кто-то лениво протянул; “Бля-а-а…”, а вожак, выплюнул окурок:

– Ты хто, чучело?

Резко выбросив ногу, Лена опрокинула бочку. Горящий хлам выметнулся под ноги вожака, девица завизжала – ей обсыпало углями ноги, кто-то упал со штабелей, заорали, повскакивали. А Лена, повернувшись, побежала. И совсем не в ту сторону, откуда зашла, она почему-то знала: стальная дверка эта уже наглухо заперта.

Бежала туда, куда виднелся проход. В глубину цеха.

А за ней неслась бешено воющая стая.

Страха сначала не было. В конце концов, всё понятно, испытание, выход для неё предусмотрен; просто – “слабо” ей или не слабо. И это наверняка актёры, играют хорошо. Страх пришёл потом.

Он пришёл, когда она очутилась в тупике. Камера бывшей грузовой площадки-подъёмника, шахта, уходила вверх гладкими бетонированными стенами. Рельсы-направляющие давно с неё содрали, металлолом же! – остатки валялись в углу. Бежать некуда.

А они остановились. Широко расставив ноги в армейских ботах, стоял скалящийся вожак. И те скалились, позади: кому она достанется, второму? Кому из них?!

– Ну, падла, добегалась… – рыкнул вожак. – Раком становись быстро, сама.

Но тут растолкал всех, даже вожака отпихнул этот, тощий, бешеный. Тащил за шиворот кителя девку эту, помятую. Завизжал, обнажая чёрные осколки зубов:

– Слышала, сука! А то щас порежу! На ремни! Во, как эту!

И взметнув горлышко бутылки, сжимаемое в руке – “розочку”, этими оскаленными обломками полоснул девицу по горлу.

Она умирала медленно; брызнула кровь, фонтаном, и разрезанные жилы с ней вместе. Кровь эта лилась по голому телу и девка оседала, как мокрая тряпка, на грязный пол…

Вот когда Лена внезапно поняла: не актёры. Не играют.

Так муха с налёту бьется от стекло, в бессильной и наивной уверенности проницаемости его. Так и Лена, мухой, без всяких мыслей – кинулась на гладкую стену. Сразу – на полтора метра; а потом… Потом уже пальцы её ступней каким-то чудом какие-то трещины нащупывали, пальцы рук – невидимые выступы. И она ползла вверх. Насекомым. Точнее, часть её выпрыгнула из тела и маячила там, вверху, поднимая её, как на тросе. А внизу выла, бесновалась толпа, с грохотом разбивались о бетон швыряемые бутылки, кирпичи… Не доставали.

Но и сила из неё уходила по капле. То, что она делала, было невозможно, никогда бы этого не повторила. И когда последняя капля, кажется, ушла, она вывалилась наверх; над головой тускло поблёскивали неснятые валы-барабаны подъёмного механизма. Рядом с краем – топчан с тряпьём, тумбочка без ножек, свеча на ней в грязном стакане. И оцинкованное ведро с чистой по виду, водой. Девушка подползла к топчану, с трудом встала. Выпила воды. Окунула туда, в ведро, лицо… А потом повалилась на топчан.

Сознание её ещё пульсировало вспышками, но уже гасло.

---

В этот раз её не будили. Сама проснулась. Кабинка освещена белесым светом – светает. Свеча догорела,  сплавилась в слой воска на дне стакана, торчит фитилек. Шилова сидит рядом, прямо на полу, привалившись спиной к стене и закрыв глаза; на голых ступнях – пыль, паутина, красноватая кирпичная кроха. Тоже по стене забралась, что ли? Не открывая глаз, женщина произнесла негромко:

– Вставай. Задание…

Не веря себе, что она это делает, Лена встала. Прохрипела: “Воды!”, сунулась к ведру. Пустое.

– Ты её выпила… – послушалось глухое бормотание Шиловой. – Всё нормально… Сильное обезвоживание, так и бывает. Бутылка там… рядом.

Девушка нашла бутылочку свежей водички, холодную, недавно купленную. Зубами пробку сорвала, выпила в один глоток. Шилова тем временем поднялась, прошла куда-то, позвала: “Сюда иди!”.

Лена подошла. Из проёма открывался вид на промзону: остатки цехов, бетонные площадки, ржавые нитки рельсов, брошенный жёлтый экскаватор. На горизонте – Павловский дворец, круглая колоннада, она была там на экскурсии. Значит, они где-то в Ижоре. На высоте примерно десяти этажей.

– Раздевайся, – приказала Шилова. – Совсем.

– Зачем?!

– Раздевайся…

Лена стащила с себя одежду. Стыдливость почему-то отключилась; не прикрывала небритый пах, грудь. А Шилова тем же сонным голосом сказала:

– А теперь прыгай вниз…

И тут последняя часть Лены, оставшаяся прежней, неподавленная, неудавшаяся, взбунтовалась. Сначала – тихо, неверяще:

– А если я… разобьюсь? насмерть?!

– А это как знаешь… Инквизиция. Ведьму в мешок с камнем и в воду. Если не ведьма – значит, утонет.

– А если выплывет?!

– Значит, ведьма. Тогда – на костёр.

Девушка отступила от опасного края, закричала:

– Не хочу! Не буду прыгать! Отстаньте от меня! Я отказываюсь. Я домой… я жить хочу!

– Жить? – Шилова криво усмехнулась. – Ну, это мы посмотрим.

И ударила Лену в солнечное сплетение. Резко. Боль разбухла внутри шаром, на миг схлопнула все органы чувств. Лена согнулась; а когда разогнулась, её за волосы тащили к пропасти.

– Смотри! – бешено орала Шилова, дёргала её за волосы, трясла. – Смотри! Туда прыгнешь!

Внизу – бетонная площадка и торчащая арматура. Её голое тело насадится на эти прутья, как шашлык на шампур.

– Не хочу-у-у-у…

Но женщина поставила её, извивающуюся, вопящую от боли и страха, на край и сильно толкнула в грудь. И Ленка, когда-то безмятежная простая студентка, полетела – в бездну.

---

Приятно раскрашенный фургон “Лазеруса” стоял на задворках корпуса Б-3. Такой же, как и тот,  который несколько дней назад загрузили в транспортный Ан-12, только внутри – больше места, аппаратуры, мониторы и компьютеры. Сидит там худой человек в халате, напряжённо смотрит в экран, по которому бегут цифры. Что-то отмечает.

Шилова рванула дверь, вкатилась в фургон. С босых тонких ног – ошмётки грязи. Бухнулась на стул откидной, прислонилась к стенке, глаза снова прикрыла. Одними губами: “Как?!”.

Тощий пошевелился.

– Ну… энергетика нижних точек чакры выше среднего показателя, позиции Узла Кундалини – тоже. Энергопотенциал ноль восемьдесят четыре сотых, отлично. Эффект левитации достигнут… В воздухе зависла на полторы секунды, за два приёма.

– Дай! – прохрипела женщина.

Тощий хрюкнул, достал откуда-то склянку и лабораторный стакан. В воздухе запахло медицинским спиртом. Шилова схватила стакан, выпила жадно – только  глаза дёрнулись, прижмурились. Стакан стукнул о столик.

– Всё. К чертям всё! – Шилова сидела, глаза в одну точку, мимо тощего. – Не могу больше. Хватит!

Человек в халате развернулся на стуле к ней. Лицо жёсткое, какое-то кривое, как он сам.

– Тебя так же тренировали, Наталья.

– Не так, Эдик! – вскрикнула женщина. – Не так! Меня в Новосибирске готовили, доктор Туаев… Мягко и постепенно. А не так вот – головой в дерьмо, в самую гущу! Бережно!

– У нас времени нет… – проскрипел человек. – Генерал говорил тебе.

– Знаю! Но так тоже нельзя. Она сломается!

– Если сломается – значит, не ту выбрали.

– Нельзя так, Эдик. Нельзя!

– Иначе никак. Ты сама это знаешь. Не первый год в Конторе.

– Идите в жопу все. Вместе с Быкадоровым, – вдруг произнесла Шилова. – Я не буду, я сказала.

И сорвалась с места, выскочила, побежала прочь, грязь размётывая.

А тощий только ухмыльнулся, телефон к исковерканному уху приложил:

– Товарищ генерал, испытание закончено. Объект на базу? Слушаюсь.

В фургоне мерно гудели генераторы, снабжавшие электричеством всю эту громоздкую аппаратуру.

---

(продолжение следует)