БОСИКОМПОВЕСТЬ. 11. ТАТЬЯНА И ПОМОЩЬ.
ВНИМАНИЕ!
ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.
ЛИНИЯ ТАТЬЯНА – СВЕТА-ШАКТИ
В кабинете Татьяна всё-таки обулась, нашарив под столом туфли, хотя сделала это, скорее по некоей инерции – всё-таки гостья в кабинете. Напоила её чаем, угостила печеньем собственного приготовления; и, конечно, они поговорили. Поговорили, как и обещала Татьяна, и как водится между женщинами, «обо всём», да и о главном…
Спускаясь вниз, провожая эту пришелицу в лимонном ярком костюме, с бесконечными чёрными волосами, глядя, как смуглые босые ноги пересчитывают мраморные ступени бывшего Дома культуры, с какой грацией человека, давно привыкшего к отсутствию обувной колодки, передвигаются эти голые ступни, библиотекарь не удержалась от вопроса:
– Света… вы так и по нашему Щанску сейчас ходите?
– Почти всё время! – улыбнулась девушка. – На работу в филармонию, с работы. По магазинам… Вот только в администрацию я такие шлёпки надеваю, без задников. Несерьёзные!
– А не режетесь ничем?
– Ну, я же под ноги смотрю! Да и кожа, видать, привыкла…
– Роскошно! – только и выдохнула Татьяна, с некоторой завистью.
Теперь у неё есть отличный творческий партнёр по мероприятию – Светлана Сабирова, она же Шакти. Профессиональный модельер! И её модели, которых она заставляет дефилировать босиком в этнической одежде. Вот кто нам библиодефиле устроит…
Лидия Ивановна, заметившая Шакти, скромно сидевшую на ступеньках боковой лестницы Дома культуры, уже ушла; Татьяна хорошо понимала, кстати, почему девушка не воспользовалась скамейками, стоящими перед ДК: они были все либо загажены голубями, либо другим биологическим видом, двуногими, имевшими обыкновение сидеть на этих скамейках с ногами, на их спинках и время от времени низко склонять голову и спускать на скамью длинный сталактит тягучей, вязкой от раннего курения слюны.
Безопаснее было постелить платочек на бетон и сесть на него, что Шакти и сделала.
За барьерчиком возвращала формуляры в книги Оксана Максимова, та самая девушка, которая как-то порвала связки, ковыляя в испорченной обуви. Худая, со светлыми пшеничными волосами, с одухотворённым лицом, – на тематических вечерах она обычно читали стихи, что-нибудь из Блока, Брюсова, Фета.
– Ксюша, оставила тебя одну Лидия Ивановна, да? – засмеялась Татьяна. – Ну, погоди, я сейчас тебе помогу… какую гору книг вернули! Это все сдали, да?
– Наверное, все, Татьяна Евгеньевна. Старичок этот пришёл, Евсеев, а он обычно последним книги сдаёт. К выходным опять набирать будут.
– Ну да, конечно… – Татьяна обвела взглядом книги: женские романы, современные детективы, редко – мемуары. – Ксюша, а ты наш проект «Озорные Пяточки» читала?
– Читала, Татьяна Евгеньевна.
– Ну, и что? Будешь с нами в библиотеке в босоногие квесты играть?
Смутилась Оксана. Худенькая рука дрогнула.
– Ну-у… если по библиотеке, то да.
– А если мы на дворе какое-нибудь шоу устроим? – коварно поинтересовалась Татьяна.
Девушка подняла светлые, печального выражения глаза. Очередной формуляр в хрупкой руке с синеватыми венами дрогнул.
– Ну… там грязно, вообще-то… Но я не знаю… если все, то и я.
– Вот это правильно! – воскликнула заведующая библиотекой и от полноты чувств даже приобняла сотрудницу. – Вместе – веселее, вместе нам никто не страшен!
Оксана засмеялась и ту же воспользовалась состоянием начальницы:
– Татьяна Евгеньевна! А можно, я сегодня пораньше уйду?! У мамы день рождения, надо подготовиться…
– Так он же на прошлой неделе был… – растерялась Татьяна.
Девушка прикусила губу, покраснела:
– Нет… это у папы был!
– Ой, да какая разница! – женщина взмахнула рукой. – Иди, конечно! Я сама тут эту горищу разберу.
Ушла Оксана, громыхая туфлями на платформе. Библиотекарь встала на её место и сама стала разбираться со сданной литературой. Формуляры надо проверить: Лидия Ивановна плохо видит, порой путает эти картонные карточки; каждую поставить на полку по алфавиту. А разбирая книги, думала про себя – Бог ты мой, какую ерунду сейчас народ читает!
Да и как пишут сейчас… Голое действие. Сплошная механика. «Он поднял пистолет и выстрелил». «Она вышла из дома, села в машину». «Они надели к празднику всё самое лучше…». А из какого пистолета он выстрелил? В какую машину эта «она» села? И что такое «самое лучшее» в понимании автора?! Все обезжирено, всё условно, будто в модерновой пьесе, будто это синопсис для сериала… и везде – сплошной секс.
Нет, Таня не была ханжой или монашкой. Классику этого жанра читала, и миллеровский «Тропик Рака», и «Любовника леди Чаттерлей», и лимоновского «Эдичку» и это, последнее, нашумевшее, – сколько-то там «оттенков серого». И вовсе не была поборницей тяжеловесной писанины конца девятнадцатого века – дескать, утром в город N въехал господин, был он не высокий, не низкий, не толстый, не худой, лицом благообразен, и ехал он к тётке своей, помещице Апполинарии Абросимовне Лопуховой-Смоленской, чьё имение находилось в суздальских землях бывшего архимандрита Фёдора Ростовского, дяди камергера двора при венценосном Александре Павловиче, милостью коего поднялся в чины из коллежских асессоров, у привольного берега… и так далее. Но даже секс нельзя же описывать так механически! Там звуки, запахи, ощущения, цвета. Там самое важное – это жест, полуфраза, взгляд, эмоция, выражение лица. А эта современная, насквозь обезжиренная литература, за редчайшим исключением, – ни глубины, ни подтекста, ни психологизма.
Она перебирала книги, сортировала по буквам, потом относила стопки к стеллажам.
Между тем в её кабинете на втором этаже названивал телефонный аппарат. Старый аппарат, ГДР-овского производства, когда-то – суперсовременное изделие, только давно уже устарел, охрип и устал. Поэтому не слышала она его.
…Закончила ближе к половине восьмого, на полчаса позже официального часа закрытия библиотеки. Поднялась к себе. Собрала сумку. Набросила поверх платья тёмно-фиолетовую ветровку; за окнами хмурилось, лиловело, горизонт с юга затянули тучи, набрякшие водой, как тяжёлая половая тряпка. Спохватилась, вытащила из сумки зонтик. И… остановилась уже в коридоре, вставив ключ в замочную скважину кабинетной двери.
Безумная мысль её посетила. Совершенно безумная!
Вот она придумала эти «Озорные Пяточки». Вот она уговаривает Оксану босиком походить – в библиотеке ли, во дворе. Светлана-Шакти вон будет с ними тоже… Лидию Ивановну надо ещё уговорить.
А сама? Или у неё смелости только хватает в колготках по паркетным полам расхаживать?!
Татьяна вернулась в кабинет и сотворила немыслимое: она избавилась от колготок и засунула их вместе с туфлями в мешок. Всё! Домой она пойдёт или поедет босая, не важно. Пора, наконец, и самой ЭТО попробовать.
Некстати она вспомнила чёрные следы чьих-то подошв, виденные ею на рынке, усмехнулась про себя: поди, и у неё ноги такие же будут…
А, плевать, в конце концов, какая ерунда. Ноги можно и помыть.
Первые же шаги босиком дались ей непросто. Она решила срезать путь и пройти между промзоной Горстроя и супермаркетом «Магна». Поднялась по железной лесенке на взгорок, ощущая голыми ногами её приятную ребристую поверхность и пошла по земляной дороге между набросанных тут, как детские кубики, старых стальных гаражей. Ничего нового не было – по земле Таня и раньше ходила, у свекровки на даче, за что, кстати, получала постоянные выговоры; приятна была её спокойная прохлада, сама консистенция. Но тут, как по заказу, начался дождь.
Гром громыхнул сначала где-то за Щанском, затем тигриным прыжком подскочил к городу и ударил, казалось бы, над самым ухом. Только женщина успела раскрыть тёмный зонт, как по его ткани отчаянно замолотили капли. А она шла вперёд. И чувствовала, как размягчается под ступнями та самая земля. Сначала просто прилипала к ногам, потом стала скользкой… Бежать нечего было и думать – упасть можно запросто, да и куда бежать? Укрыться тут негде. Выбрала она себе дорогу…
Однако буквально через пять минут Татьяна стала ощущать необыкновенное удовольствие от шлёпанья по этой, казалось бы, «грязи». Ноги, уставшие от хождения между стеллажами и нывшие к концу дня, забыли это ощущение. Женщина порой проходила специально по краю больших луж, с детским изумлением наблюдая, как глина продавливается между длинных пальцев ступней, как пузырится и булькает. А в мелких лужах с наслаждением мочила ноги.
Этот весенний ливень, один из первых, оказался тёплым. Люблю грозу вначале мая, да… Только уже середина мая, и лето вот оно, совсем близко!
И мокрый асфальт подарил свои радости. То там, то тут по нему бежали ручейки: ливневая канализация строителями Щанска вообще не была предусмотрена изначально. Видимо, тогдашние идеологи считали, что с построением коммунизма и осадки подчинятся этой светлой идее и перестанут лить на головы граждан воду, сыпать снег, и вообще, круглый год будет, как в Майами или Новой Зеландии. Они ошиблись…
Но сейчас эти ручьи смыли с асфальта у «Магны» всю каменную крошку, все эти гравийные зернышки, обильно рассыпаемые грузовиками, наносимые ветром. Он был, конечно, не так ласков, как паркет ДК, это серый бугристый асфальт. Но приятен. По нему можно было азартно шлёпать всей ступнёй, как по чисто вымытому полу. Мимо «Магны» с её разноцветьем вывесок. Мимо Техколледжа, на ступенях которого, под козырьком, скучковалась молодёжь. Им перебежать-то под дождём до общаги метров пятьдесят, даже кроссовки фирменные свои не намочат, но нет. Стоят, руки в карманы, на головах капюшоны…
В этом месте Таня ощутила первые робкие угрызения совести. Словно лицо Аллы Михайловны всплыло перед глазами: «…и ваши работники культуры будут прилюдно босопятить?!». Вот-вот, именно это она и делает. Взрослая и солидная женщина, мать, в довольно строгом, если не считать цвет, платье. В ветровке! И – босиком! Нарушение всех правил приличия и здравого смысла.
Но эти угрызения быстро подавило необыкновенное удовольствие от ходьбы. От свободы. От чувства некоторой вседозволенности, даже исключительности. От осознания собственной силы, позволяющей шагнуть за рамки. Женщина шла, улыбаясь прохожим, хотя обыкновенно имела вид сосредоточенный; ближе к середине пути и очки сняла.
…Уже почти миновав колледж, она вспомнила: надо купить хлеба. В супермаркете «Золотая Долина», ближе к дому, он продавался тоже, там и своя пекарня имелась, но не нравился этот хлеб Тане: хоть и ломался хрустящей корочкой, золотился ею первые пару часов, но на второй день быстро черствел, превращался в безвкусную труху. А в маленьком магазине, называемом «Стекляшкой», прилепившимся ещё в советские времена к линии, торговали «Бородинским» – хлебом её детства: круглым, с белыми разводами муки на корке, как на обширных степных солончаках.
Женщина сложила зонтик и зашла в магазин.
Пол тут как выложили в прежние времена кафельной плиткой, так он и остался. Шоколадные и песочно-жёлтые квадраты – такая плитка была почти везде, особенно её почему-то любили в продуктовых магазинах. К прилавку протянулась небольшая очередь. Нет, конечно, не за дефицитом, это в прошлом, просто вместо трёх продавцов работала одна, к тому же нерусская, безбожно путала названия продуктов и долго считала сдачу.
Поначалу на Татьяну даже не посмотрели. А потом началась цепная реакция. Сначала одна студентка расширила глаза, толкнула подругу и зашептала что-то, показывая на мокрые босые ноги пришедшей. Обе достали телефоны и тайком начали снимать; потом заволновалась тётка рядом, тоже воззрилась на Татьяну и её наглую босоту. Наконец, мужик, ближе всех стоявший к прилавку, уже хмельной, судя но кепке, надетой набекрень и расстёгнутым ремешкам сандалий, заметил непорядок, заблажил на весь магазин:
– Ой-я! Босые приехали! Эй, народ, расступитеся! Женщина обувку потеряла, пропустим её?
– Вот ещё чего! – возмутилась тётка с кислым и блёклым, как квашеная капуста, лицом. – Тоже придумали… Нажрёшься, так и голым можно ходить! И что, теперь всех таких пропускать, что ли?
– А я пропущу! – хорорился мужик. – Я и сам выпил! Да, мамаш, отработал смену и выпил! Имею право!
– Да уймись ты уже… Тоже мне, защитник!
– Женщина, проходите! Ау-у, женщина!
Последнюю каплю добавил мужчина с портфелем, явно из Горстроя, типичный инженер. Окинув брезгливым взглядом Таню, он сказал в пространство:
– Просто удивительно, как потом можно после этого в постель ложиться. Эту же грязь только растворителем отмыть можно! Головой не думают…
Этот шквал обрушился на Татьяну сильнее, чем ливень. И тут никакой зонт не помог бы. Она выскочила из очереди, метнулась к витрине с конфетами, где никого не было. И сообразила, что её длинные босые ноги ещё виднее всем, что сама она – как на витрине…
Мужик купил свой тетрапак дешёвого портвейна и вышел, но в магазине появились две дамочки, накрашенные, с потёкшей от дождя косметикой. Они тоже внесли свою лепту:
– Смотри… босая! И пятки, смотри какие… нешорканые!
– Ой, да ладно, с этими сумасшедшими, чего ты на них смотришь. Только провоцируешь…
Покрасневшая варёным раком Таня вылетела из магазина. Мгновенно. Какой там «бородинский»! Вылетела, да, сбежав со ступенек, в самой большой луже очутились.
Мужик в кепке, из магазина, как раз разливал портвейн в пластиковые стаканчики, для двух таких же пролетариев, один из которых даже робу не снял. Увидел женщину:
– А-а, бОсая! Ходи сюда, нальём, согреешься! Эй, дамочка! Иди, говорю, к нам, мякнем!
“Мякнем” на щанском сленге означало – выпьем. Ничего удивительного, за кого её могут принять? Только за алкашку. Татьяна стояла, как оглушённая. Даже забыв раскрыть зонтик. Струи дождя хлопали по щекам – чтобы опамятовалась, мочили макушку, волосы сделались тяжелыми, тушь потекла, а между лопаток под курткой вообще ручьём лилось. И тут зазвонил мобильный. Библиотекарь мокрыми руками машинально достала его, нажала кнопку:
– Слушаю…
– Татьяна Евгеньевна! Я до вас весь вечер по служебному дозваниваюсь… Это Мириам Снеткова, юрисконсульт администрации. Поговорить нам надо с вами, срочно. Сейчас встретиться можете?
– Да. Кафе «Белиссимо». Через пятнадцать минут… – деревянными губами произнесла Таня.
А мужик с полным стаканчиком топтался под козырьком старой беседки, оставшейся тут с момента начала благоустройства Щанска. Он и хотел пойти навстречу Тане, но боялся дождя; и пригибал голову, словно тот давил на неё бетонной плитой… наконец, решился, нахально улыбаясь, пошёл навстречу, поскальзываясь в мокрых сандалиях на босу ногу.
– …пошёл ты! – с неожиданной яростью выдохнула в его лицо Таня.
Отшатнулся, выронил стаканчик, сам шлёпнулся в лужу.
А женщина, так и не воспользовавшись зонтиком, прошла прочь – по дождю.
ЛИНИЯ ТАТЬЯНА – МИРИАМ
Не то, что бы Таня представляла всех чиновников чудовищными роботами или прожженными ворами, нет; но при слове «юрисконсульт» холодок в разных местах пробежал. Серьёзный пост. Значит, сухарь будет, такая же вобла сушёная, как и Алла Михайловна, да ещё с безукоризненной логикой юриста… И обманулась. Напрочь.
Перед ней в кафе «Белиссимо», на перекрёстке Лежена и Весенней, сидела милая, интеллигентная, по-настоящему красивая женщина. Тщательно подстриженные, хоть и коротко, чёрные волосы, и глаза… Бог ты мой, какие глаза! В них плескалась мастерство Фирдоуси, мерцала мудрая печаль Омара Хайяма, чудились резные стены Хорезма и Самарканда. Мириам Даниловна уловила её взгляд, улыбнулась:
– Я полукровка, метис. Папа – учитель, мама – тоже учитель… На педагогической почве познакомились. В Ташкенте.
– А-а… понимаю.
Женщина положила красивые руки на стол. Не тронутые возрастом. А ведь именно на них он отыгрывается! Сказала с той же мягкой и располагающей улыбкой:
– Ну, рассказывайте… Ваше мероприятие вызвало нездоровый ажиотаж. Все смертные грехи вам приписали. Что там такого вы придумали?
Таня растерялась. Под столом она одной ступней обняла другую – детский жест страха, незащищённости.
– Да я… я ничего такого! Просто как-то криво истолковали, додумали…
– Ну, рассказывайте, рассказывайте!
Татьяна рассказала. Всё. От начала поисков в Сети креативной идеи – и до дурацких административных решений по этому вопросу, которые припомнила.
Мириам слушала. Усмехалась. Согласно кивала головой. Поддакивала. И это всё рождало в Тане уверенность в том, что она, наконец, нашла человека среди бесчисленных чиновных рыл. Закончила…
– Потрясающе! – гибкими руками Мириам изобразила аплодисменты. – Прекрасная идея, очень нужная для нашего города…
– Но… тогда почему такая реакция?! Я ведь хотела, как…
– Я вам позже объясню… – мягко прервала женщина. – Вы пейте кофе, тут варят его прекрасно. Итак, все эти придирки… они поверхностны. С точки зрения Трудового Кодекса РФ и других это полная ерунда. И даже с точки зрения должностных обязанностей ваших, я проверила… Так что не беспокойтесь. Я напишу нужное заключение, всё аргументирую.
Таня чуть не поперхнулась кофе.
– Но… Господи, да где ж вы раньше были! Я вообще о вас не знала.
– Я всего несколько месяцев работаю. Новенькая.
– А раньше где вы… Ну, то есть, как к нам?
Мириам деликатно отпила кофе. Промокнула губы салфеткой.
– Я в Новосибирске работала. С мужем. Там филиал нашего Опытного завода. Он – главным конструктором, я юристом. А потом вашего юриста уволили, администрация воззвала к Фомину, и он мне предложил…
– Но… а муж как? Он с вами приехал?
Женщина усмехнулась.
– Нет… Он там остался. Ну, мы как-то решили немного пожить отдельно. Сами понимаете – это возраст решений. Вот я и приехала. А потом сразу пришлось просить отпуск в Ташкент.
– На родину захотелось?
– Да нет. Отец умер. Похороны и прочее… – Мириам глянула в окно меж наполовину раздёрнутых штор. – Вы обсохли немного?
– Ну, в принципе, да.
– Кофе допили? Дождь, кстати, закончился…
Над Щанском, действительно, в тучах пробило большую прореху. Будто выстрелили чем-то с земли.
Таня засуетилась:
– Да. Ой, сколько я должна…
– Перестаньте! Это же я вас на встречу выдернула… всё, всё. Прогуляемся ещё?
– Я у Рынка живу. А вам…
– Ерунда! – коротко ответила Мириам. – Я люблю гулять.
Они вышли. В воздухе стояла сырость, медленно набухающая завтрашней жарой – кожей чувствовалось. Лужи сверкали багровыми зеркалами под внезапно проглянувшим закатным солнцем. Люди шли, осторожно обходя их. По привычке ещё прикрываясь зонтами.
Таня вступила в ближнюю лужу и посмотрела вниз: ступни, промытые водой, в этой глади казались неестественно красивыми. Мириам заметила это и вдруг сказала:
– Вы знаете… Секунду!
И с лёгкостью сдёрнула с ног чёрные закрытые туфельки. Сунула их в пакет, извлечённый из сумочки.
Таня ахнула:
– И вы… ТОЖЕ?
– Ну, а вы думали, я не человек? Манекен? – рассмеялась её спутница. – В Ташкенте босиком много не погуляешь… До сорока в тени. Асфальт – как жаровня. Тут мне, у вас, приятнее.
Они пошли к светофору. Голуби впереди почтительно расступались. в лужах, предоставляя их босым ногам женщины. Мириам внезапно посерьёзнела, оглянулась.
– Я вас почему, Таня, увела из кафе… «Белиссимо» принадлежит фактически Льву Романенко, замглавы по кадрам. Это глаза и уши администрации. Так вот, о некоторых вещах лучше на улице.
– Да… я понимаю.
Они переходили проезжую часть. Переход был новым – белые полосы чередовались с оранжевыми. Когда ступни Мириам попадали на оранжевое, с ним – сливались.
– Понимаете, сейчас в администрации две группы. Через год – выборы. Одна группа за нынешнего, Исмаила Исмагилова, другая – против…
Татьяна не утерпела:
– А вы за кого?
– Я за закон и порядок! – суховато оборонила Мириам. – Как ни пафосно это звучит… Думаете, я ничего не знаю? Знаю. Про каждого чиновника. Просто пока нет веских юридических причин… итак, первая группа Исмагилова поддерживает. Там Романенко, там Горун, там ваша Алла Михайловна, кстати.
– Но тогда зачем же ей на меня грязь лить?
– Об этом позже. Вторая – это Алексей Фромиллер, зам по дорогам и благоустройству. Его, между нами говоря, в будущие главы прочат. Цветайло против, ещё кое-кто. Есть группка оппозиции.
– Я всё равно не понимаю!
– И не надо. Вы… – Мириам остановилась в лужице и босой ступнёй прочертила круг; постояла, блаженно шевеля смуглыми пальцами. – Вы не-системная. Не-управляемая. Перед выборами лучше от вас избавиться. Понимаете теперь?
– Не совсем. Они же сами просят инициативы…
Мириам горько усмехнулась. Уголками тонких губ.
– Инициатива – это вовремя услышанное пожелание начальства, выданное за… инициативу. А вы так не умеете. Вы полезли со своим. Оно им нужно? Нет. Мало ли что от вас потом можно ожидать. Вы же не умеете так вот – выдать мудрое наставление свыше за свою идею, так?
– Ну… да.
– Вот. Так что расслабьтесь. Примите, как должное. И идите своей дорогой… Кстати, почему такое скромное название: «Озорные Пяточки»?
– Да я как-то… в Интернете похожее нашла.
– А похожее – не надо! – твёрдо перебила женщина. – Надо своё. Яркое! Например – «День Голых Пяток». Как вам?!
– О… ну, смело.
– Так и надо. Надо идти на прорыв.
Таня шла с Мириам и ощущала, как волосы на макушке шевелятся. На них смотрели прохожие. Может, не все знали Таню, мало кто знал Мириам. Но она шла босиком по городу с чиновницей администрации!
С ума сойти.
– А если… если все-таки запретят? – робко спросила Таня.
– Ну, тогда остаётся один способ, дозволенный российским законодательством… – Мириам усмехнулась. – Пикет.
– Пикет?! Но его же согласовывать надо за две недели…
– Об этом не волнуйтесь. Я всё улажу. Я сделаю так, что вам разрешат… задним числом.
Аня остановилась. Пристально поглядела в огромные восточные глаза.
– Я не понимаю, Мириам… как вас по отчеству?
– Даниловна…
– Мириам Даниловна, вам-то зачем это нужно?
– Ни за чем. Вы думаете, я какая-то другая… точнее, не такая, как вы? Да такая же. Не люблю эту… каменную стену, понимаете. И вообще, называйте меня Габи.
– Почему так?
Они уже дошли до рынка. Вот и панельный дом Татьяны. Таджики на рынке нахохлились под навесами, смотрели на них.
– А я в детском саду какую-то героиню играла. Какой-то сказки, не помню. Абигаль её звали. Ну, и меня вытащили на середину зала, дядька спрашивает: ты кто, девочка? – чиновница рассмеялась во весь рот. – А я от страха всё забыла. Бормочу: габигал… абыгел… бубигал! И как закричу отчаянно: ГАБИ! Я – Габи! Так меня в семье и стали звать.
– Боже… какая милая история.
Татьяна, переполненная впечатлениями, больше не могла ничего сказать. Да и подъезд рядом. Её новая знакомая ласково тронула за руку:
– Ну, не буду вас больше задерживать… Визитку я дала, звоните. А по этому делу я позвоню сама, сразу. И… не сдавайтесь!
– Попробую!
– Ни в коем случае! – жёстко повторила Мириам-Габи. – До встречи!
– До свидания…
Она пошла обратно, через площадку рынка, и Таня долго следила за ней.
Нет. Как ни странно, она так и не достала туфли из пластикового пакета.
Так и ушла.
ЛИНИЯ МАРИЯ – ДРУГИЕ
В тот момент, когда Аша спускалась по лестнице от программиста Лёхи, Татьяна ставила на стеллажи библиотечные книги, а Мириам Снеткова безуспешно дозванивалась ей; когда Лена-Грета ещё сидела над дипломной работой, а Катька-Рыба проводила ночь, не самую приятную, в пьянстве и разгуле, несколько человек в Щанске, очень тесно связанные с темой, занимались своим профессиональным делом.
…Охранники, работавшие в «Елисеевском», жили в разных местах, но мало кто – в самом Щанске. Эту нишу давно заняли пацаны из пригорода, причём довольно дальнего. Из омской Тарышты, из новосибирских Кабаклы и Ивановки, из близких к городу посёлков городского типа: Круглихино, Первомайский, Криводаничи, Снегири и Чомы. Окончив десятилетку, сходив в армию, поработав где придётся и – высший пилотаж! – отучившись в каком-нибудь профессиональном техникуме, как правило, заочно, они учились повязывать галстуки, носить костюмы и эдакими пугалами, ибо учились этому плохо, являлись во все торговые центры Щанска. Благо их тут, этих позлащённых храмов торговли, было больше, чем потенциальных их посетителей.
Двое таких охранников, один – крупный, осанистый, с плоским лицом, и второй, помельче, с выпяченной вперёд, кроличьей верхней челюстью, дежурили в «Елисеевском» как раз в эту смену, с понедельника на вторник. Торговый центр имел три выхода – два парадных, на улицу и к жилмассиву, а третий на автопарковку; и охранникам разных зон категорически было запрещено сходиться вместе во избежание трепотни и рассеивания внимания.
Но все мы люди, все мы – человеки, и так происходило постоянно. Кролик и осанистый сошлись на серединке, у лифтов, не забывая оглядывать холл, заговорили о чём-то своём, мужицком. Типа как производственное совещание. Молча стоять восемь часов тяжеловато!
– Смотри, баба припёрлась беременная… – хохотнул кролик.
– Да вижу. Блин, еле идёт.
– Ага. Не родила б тут!
Женщина в тёмных очках, с яйцевидным выпуклым животом, в джинсовой юбке, подметающей пол, в сопровождении спутника с огромным баулом, тяжело двигалась от северного входа к лифтам. Вот она опустилась на скамейку, чтобы отдышаться; охранники тотчас потеряли к ней интерес. Явно будет подниматься, если вообще будет, на лифте, предупреждать об опасности подъёма на эскалаторе в её супердлинной одежде не нужно.
– Слушай, а ты помнишь, как Хорь на днюхе у Калиныча зажигал? – спросил первый, именуя столь известными, почти литературными кличками кого-то из коллег.
– Да помню. Тогда девок из «Дубравы» позвали, они нам…
И тут охранники среагировали. Одновременно, с трёх входов в торговый центр, на его блестящие зеркальные полы вкатились… скейтбордисты!
Хотя это было наистрожайше запрещено.
– Эй! Эй, алё! А ну, стоять! База, это первый, у нас тут нештат…
Рации заверещали, охранники бросились ловить хулиганов.
Мария Меньшикова, уже снявшая тёмные очки, наблюдавшая за этим со второго яруса торгового центра, восхищённо проговорила:
– Молодцы ребята! Не зря я с их папами также на скейтах зажигала. Сейчас они им карусель устроят… Ну, начинаем!
Одним движением извлекла подушку из-под кофточки, моментально лишившись «беременного» живота, достала радиомикрофон с наклейкой «ЩТВ». Одним движением раздёрнула поясок, стягивавший безразмерную юбку – та спала вниз, и Маша отшвырнула её прочь. Осталась в другой, голубой, очень короткой, открывающей её длинные, роскошные и совершенно босые ноги.
Дима, уже извлёкший из баула профессиональную камеру, наставил её на Марию. Женщина отбежала в самую середину полупустого фуд-корта, поднесла микрофон ко рту и, выделывая замысловатые па голыми ступнями на сверкающем мраморе «Елисеевского», начала:
– Добрый вечер, дорогие телезрители! В эфире – первый выпуск программы «Фейсконтроль». Наши телезрители задают порой интересные вопросы. Например: можно ли зайти босиком в торговый центр? Все знают, что нельзя на роликовых коньках, нельзя тут ездить на скейтборде и велосипеде, а вот босиком… сейчас мы и ответим на этот вопрос!
Дима перевел ракурс камеры. Она показывала Машины ноги – прекрасные ступни, чувственные, сильные, с отличным педикюром. Просто зовущие к наслаждению, просто истекающие соблазном ступни. А женщина, то уходя в центр фуд-корта, то приближаясь, давала ему картинку для «заклейки» – то, чего обычно очень не хватает для монтажа сюжета.
Посетителей на фуд-корте прибавилось, снимали на мобильные.
– …можно ли присесть босой на стул? – продолжала Мария, плюхаясь на стеклянный стульчик. – А на стол? Прилично ли это или нет, и главное – запрещено ли действующим российским законодательством?!
Он взгромоздилась на свободный стол и вытянула в камеру розово-белые, удлинённые ступни. Зрители, всё добавлявшиеся, устроили овацию.
В этот момент «нештат» внизу был практически ликвидирован: большая часть скейтбордистов попросту убежала, остальные, пойманные, выслушали нотации охранников и со смехом покинули помещение. Свою задачу они выполнили.
А охранники – все свободные – рванулись на второй этаж. Там нештатная ситуация складывалась круче!
– …что страшного в том, что вы зашли летом в супермаркет босиком? – говорила Мария в микрофон, то так, то эдак располагаясь на стеклянном столике и не забывая демонстрировать свои роскошные ноги. – Может быть, вы сломали каблук? Или вам натёрла ноги обувь? Или вы просто решили погулять босым? Сейчас мы увидим, как на это реагирует охрана щанских торговых центров…
И они увидели. Двое охранников, прорвавшись сквозь толпу, взяли в кольцо Марию, трое – загородили оператора и лезли пятерней в камеру, закрывая объектив. Впрочем, никто особо не наглел: первых останавливал официальный микрофон «ЩТВ», вторых – необходимость платить, в случае чего, за испорченную дорогую аппаратуру.
Прецеденты были – потом на них повесят!
Сквозь посетителей продрались седоусый начальник смены и худой, нервный дежурный менеджер. Подскочили к Марии. Та уже ничего не говорила, просто скромно стояла у стола и чертила пальцами голых ступней круги на мраморном полу, будто пентаграмму рисовала…
– Девушка! То есть женщина… То есть гражданка журналист! – прорычал седоусый. – По какому праву? Съёмка запрещена! Вы что себе позволяете?!
– Снимаем сюжет, уважаемый. В рамках нашей работы. Мы не частная лавочка, а телевидение Щанска.
– Да бросьте… Почему не согласовали?! Эй, да прикройте эту камеру к едрене-фене, язви вас в душу! Почему с руководством не согласовали эти съёмки?!
– Статья 144-я УК РФ! – бодро отчеканила Мария в микрофон, по-прежнему записывающий звук. – …наказывается штрафом в размере до восьмидесяти тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до шести месяцев!
– Да погодите… Женщина! Прекратите снимать, эй!
Это было бесполезно. Как и говорила Мария, они «хайпанули». Уже сегодня кадры с телефонов разлетятся по всей Сети, по всем инстаграмам да телеграмам.
– Я начальник охраны, слышите!
– То же деяние, совершенное лицом с использованием своего служебного положения, – наказывается штрафом в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного…
Мария выучила текст статьи наизусть – хоть экзамен сдавай. Седоусый первым оценил серьёзность положения, прохрипел в рацию:
– Всем постам! Отбой! Отходите на места! Всем – отбой, на первый этаж…
Они рассасывались. Нервно поправляя кое-как повязанные галстуки. Морщась и кривясь. Публика ликовала – когда ещё такое шоу увидишь. Мария пошла к оператору:
– Всё, Дим, сделали… Тебе пиццу взять?
– Нет. Мне лучше водички. Без газа.
– Я думаю, нам дадут бесплатно! – созорничала Мария.
Пока он упаковывав в баул камеру, подушку и юбку, молодая женщина сходила в пиццерию, потом спустилась на лифте на первый этаж, в супермаркет, там купила бутылку воды. Она везде красовалась босыми ногами, подчёркивала это и даже без очереди в кассу проскользнула: «Я босиком. Можно так, быстро?».
На выходе их ждал почётный эскорт. Начальник охраны и трое его подчинённых.
– Покуражились? – угрюмо спросил седоусый начальник.
– Поработали!
– Ну, бог с вами… вы только бы предупреждали в следующий раз.
– Кого?
– Ну, начальство моё. А то вон, две девки в пятницу завалились, босые… ваши были?
– Какие девки?! – Маша сделала профессиональную стойку.
Седоусый нехотя рассказал, скупо роняя слова. Мария не стала его мучить больше:
– Спасибо за информацию . Думаю, теперь вы будете толерантнее.
– Угу. Как будем, это начальство решит… – буркнул главный – А сюжет тогда смотреть?
– Завтра вечером. До свиданья.
– Ага. Прощайте.
Они покинули «Елисеевский». В воздухе ощутимо пахло грозой. Сиреневые тучи сгущались для решительного броска. Мария довела «Форд» до Центрального парка и вдруг на Танковой припарковалась.
– Дим, права же есть?
– Есть…
– Садись. Езжай домой…
– А ты?
– Я так пойду. Мне тут по прямой, недалеко.
– Босиком? – изумился оператор.
– А как ты хотел?! Хм… да уж нужно быть честным! – Мария захохотала. – Хочешь со мной?
– Не… я не готов.
– Вот и бери машину. Завтра утром заедешь за мной… – она зевнула. – Значит, сейчас ливанёшь это всё в Сеть, голое сырьё… и комменты отслеживаешь. И мне ссылку, о-кей?
– Замётано.
– Ладно, до скорого…
Она выпрыгнула из машины. За кустами светилась Щанка. Маша усмехнулась сама себе – и пошла вниз чрез парк, с недоумением и удовольствием щупая босыми точёными ногами сырую землю. Она слышала, как над головой грохотал гром, как начали бить по листьям тяжёлые капли, и понимала, что до своей уютной квартиры доберётся мокрая и босая.
И тем не менее с улыбкой шла, иногда поскальзываясь с непривычки – без «лабутенов»-то.
В первый раз в сознательной жизни.
ЛИНИЯ КОЛЬКОЛЬЦЕВ – МАНЬЯК
В то самое время, когда Мария и Дмитрий выходили из «Елисеевского», старший оперуполномоченный Колокольцев здоровался в своём кабинете с приезжим следаком. Их уже познакомил начальник, но шапочно: Колокольцева тогда вызвали на поножовщину на КСМ, и он уехал. Сейчас ручкался второй раз и чуть не завыл от боли.
– Бли-и-ин…
– Супертяж… – хрипло пояснил гость. – В пятнадцатом сотню толкнул в Грозном, да меня Ильин из Павлодара обошёл на пять кило. Завязал я.
– Угу… бум знакомы.
Колокольцев, морщась, тёр руку. Так вот он какой, следак из Новосибирска Семён Гнатюк. Приехал он по делу Сани Рваного, был такой перец из местных в новосибирской банде, грабившей фуры на трассе. Когда банду хлопнули, он, единственный из круглихинских, утёк; Степан и взял его на дачах. Привезли в ГОВД. «По горячим» пел соловьём, сдал всех, кого можно, включая Каина, убившего братца Авеля. А на суде в Новосибирске в отказ пошёл…
Вот Гнатюк и приехал – новую «доказуху» собирать.
– Чё, нарыл что-то? – спросил Колокольцев больше из вежливости.
– Да так… по мелочи. Зацепки есть! – Гнатюк устроился за его столом по-хозяйски, кофе отдельский прихлёбывал. – Завтра ещё покопаю, дело прошмонаю и домой.
– Ум-м. Ну да. Как город?
– Да так… – хмыкнул Гнатюк. – Девки у вас шустрые. Сами в койку прыгают.
Степан растерялся.
– Ты уже щёлкнул кого-то?
– Ага. А чего? Масть не попортит, а я холостой.
– Надеюсь, с резинкой?
Гнатюк хохотнул:
– Она сама мне говорит: дядь, предохраняемся, или я сбегаю? Ну, у меня есть запас. Всегда.
Степан слонялся по кабинету. Налил себе тоже кофе.
– И как она?
– Кто?
– Девка эта.
– Да ничо… – Гнатюк довольно откинулся в кресле, завёл за спину огромные руки-трубы. – В зад даже дала, не побоялась… Жопка у неё рабочая, сразу видно.
Колокольцев поморщился; хоть он и сам мужик, но такие подробности…
– Но сука, конечно… Напилась, заблевала мне весь санузел. Перед гостиничными стыдно было. И орать любит. Я её пялю, а она…
– Назвалась хоть, кто такая? – перебил опер, чтобы прервать поток живописных деталей.
Гнатюк лоб наморщил – чугунный:
– Да хрен я помню… Катька какая-то. Морская или как там.
– Рыба, что ли?
– Ну типа того.
– Известный кадр… Ну, тебе повезло, что не обокрала.
– Да ну? Во, блин.. слушай, её развезло, она по пьяни трепаться начала… То-сё, не заткнуть.
– Про что трепалась?
– Про ноги, про то, что за ноги – бабки… Какие-то у вас приезжие купцы платят.
– За ноги?
– Ну, ёптить, не за холодец же! Не знаю. Типа исключительно стУпни их интересуют. Платят деньги за фото стУпней… бредятина, но она и караулила этих, московских.
– А в каком номере московские?
– Да она сама, шалашовка, ничё не знала…
– У-у.. ну, бывает. Ладно! – спохватился Степан. – Я пойду дежурство принимать, в ночь сегодня. Ты дело полистаешь, в дежурку занеси, ага?
– Ага. Бывай.
– Ну и тебе…
Колокольцев ушёл. Пока подписывал документы, листал КУП, в голове вертелась мысль: где-то он эту фамилию уже слышал – Гнатюк.
Когда-то слышал.
С тем трупом на болоте связно, что ли?
Впрочем, этот вопрос он для себя и не решил. А за окнами ГОВД вовсю разыгрался ливень – молотил по щанским крышам, дорожкам, траве, собирал всю грязь да нечисть, бурлящей рекой сливался в Щанку.
И она уносила всё это очень далеко…
Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.
Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл, Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!
Искренне ваш, автор Игорь Резун.
