БОСИКОМПОВЕСТЬ. 12. СВЕТА-ШАКТИ И ВАЙШНАВ.
ВНИМАНИЕ!
ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.
ЛИНИЯ ЛЕНА-ГРЕТА – ОТЕЦ
Матери с утра не было – после той лекции заезжего вайшнава она только день побыла дома, потом сорвалась в какой-то «энергетический однодневный тур» и пропала на сутки. Утром Лена заказала в службе доставки «Елисеевского» котлету по-киевски, картошку по-деревенски, салат с фунчозой – это для себя – и сама сварила кофе: отец любил именно этот напиток, причём в ленином фирменном приготовлении.
За столом лениво ковыряла вилкой салат. Особого аппетита не было. Отец, наоборот, выглядел бодрым.
– Слушай, Лен… – проговорил он, с аппетитом уплетая сочную мякоть котлеты. – Когда у тебя защита диплома?
– В середине июня.
– А потом?
– А потом должна быть работа. По распределению… После отдыха. Куда пошлют!
– Ну-ну! – недовольно буркнул отец. – Я знаю, куда пошлют. И не пошлют, а… пригласят! Ты давай не дури.
– Да не дурю я. Так просто сказала.
– Я вот что подумал… Ну, отдохнуть надо, конечно – на Мальорке или в Турции, ты уж тут сама выбирай. А вот потом… – он тщательно вытирал салфеткой сильные руки. – …потом я тебе работу присмотрел. Хорошую.
– Это какую? Бумажки в департаменте по папкам складывать?
– Ну, Лен! Ну не ершись… у меня товарищ в Новосибирске салон «Бентли» открывает. Нужны стендистки. Красивые, модельные…
– Ты полагаешь, я подхожу для работы моделью?
– А что? – отец изумился. – Ты ж у меня, как картинка… так вот, месяца два поработаешь. Тепло, уютно, автосалон в самом центре. Машины красивые, пофотографируешься.
Лена прищурилась. Самый момент! Но пока деланно-равнодушно наматывала на вилку нитку лапши.
– И ещё. Машину тебе бы надо уже… – озабоченно проговорил отец. – Права же есть? А, ну да, точно, я же всё проплатил… так вот, машину.
– А мамина?
– О, нет! – Алексей Фромиллер поморщился. – Во-первых, эта «Октавия» не для наших щанских дорог, во-вторых… нет, я её продам. А молодой девушке вроде тебя, надо что-то поэлегатнее. И посолиднее. Ну, например «Лексус». Двухдверка или седан. Купим!
– Не зна-а-ю… – протянула Лена.
Отец хитро подмигнул:
– Может, посмотрят на твои фото с «Бентли», и эту марку тебе подарят, а?
Вот тут девушка решилась:
– Пап! У меня есть, где фотографироваться. Кроме салона «Бентли». Показать?
– Покажи… – опешил отец.
Она вскочила, убежала в комнату – он проводил её недоумённым взглядом. И вовсе не из-за этого: дочь впервые была без комнатных тапочек! Впервые за последние несколько лет.
Впрочем, девушка принесла распечатанные фото и вручила – он уже забыл задать свой вопрос. Рассматривал фото в развалинах, похохатывал:
– Ну, ничего… О, какая поза! Ну, нормальную бутафорию вы сделали. Это в какой студии?
– Это не бутафории, пап… – хладнокровно сообщила Лена, вылавливая из фунчозы кусочек курицы и отправляя его в рот. – Это реал, сто процентов. Развалины.
– Как…
– Реал, говорю. На самом деле в заброшенном здании.
Отец впился глазами в фото. Выдернул одно – где босые ступни Лены давили оконные стёкла.
– И это… не бутафория?!
– Не-а. Самые настоящие стёкла. Ты знаешь, как они хрустели под ногами? Я думала, умру от страха.
– А…
И он замолк. Потом нервно провёл рукой по лбу и расслабил узел галстука.
– Ты… ты с ума сошла. А если бы порезалась?!
– Во-первых, не порезалась бы. Надо расслабленной ступней вставать. Во-вторых, аптечка была наготове… Чего ты так нервничаешь?
– Ну… это…
Он теперь во второй раз жадно изучал фото. Лена на битом стекле. Лена в грязи, Лена на крыше… И всё босиком. Потом опомнился, мотнул головой, словно стряхивая с себя наваждение, пробормотал:
– Я одного не пойму… зачем? Острых ощущений не хватает?!
Лена пожала плечами.
– Хватает. Пап, это искусство.
– Это?! Это вот… этот вот ужас?!
– А ты знаешь, что Артур Феллиг приезжал раньше полиции и снимал убийства, пожары и катастрофы? А Диана Арбус снимала карликов, уродцев и трансвеститов?! И Сальгадо снимал аномалии… И между прочим, этим снимки на аукционах продаются за миллионы долларов!
Лена-Грета хорошо подготовилась: Интернет штудировала полночи. Упоминание о миллионах отца добило. Алексей Фромиллер залпом выпил чашку кофе – совершенно остывшего, чего раньше никогда не делал.
– Ну… – выдавил он… – Я понимаю. Босые ноги, всякое такое… Хорошо хоть, не голая задница! Новое слово в искусстве. Хотя бред какой-то…
И вдруг вскинулся, подался вперёд, упёрся глазами в Лену:
– Но тебе… тебе самой – нравится?
– Нравится, пап! – девушка не отвела взгляд, ответила с вызовом. – Нравится! Это не колечки-бантики-хренантики. Не всякий позы и всяких букетов в салонах. Это круто! Да!
Отец помолчал. Потом стал меланхолично доставать их сахарницы – руками! – кубики рафинада и строить из них белый замок. На крахмально-белой скатерти.
– Ты – моя дочь… – глухо проговорил он. – Я должен считаться… если тебе нравится, то… Ну, ладно. Это не наркотики и не порно. А кто он?
– Кто?!
– Тот, кто тебя снимает?
Лена подала плечами. Встала за кофейником.
– Парень… просто фотограф.
– Наш?
– Ну, он тут временно живёт, как я поняла.
– Как понять «как я поняла»? Вы где познакомились?!
– В клубе. Пап, чё ты психуешь?
– Я хочу знать, кто фотографирует мою дочь! У него имя есть, у это парня из клуба?!
– Есть. Иноземцев. Валерий… отчества не знаю.
– И плохо!
– Пап, извини, я не в налоговой и не в ментах. Документы не проверяла!
– Я говорю: плохо! Может быть, он женатый!
– А это тут при чём?! – поразилась девушка. – Он же не любовницу из меня делает, а модель…
– Модель… язви его!
Отец неслушающимися, нервными руками поправлял галстук, чуть не испортил узел. Лена подошла, поправила нежно, чмокнула в висок.
– Пап, он классный парень! Не курит и почти не пьёт, наверное! Он автогонщик.
– Да ты что? А чего ж он у нас делает?!
– Ну, бывший… – сдалась девушка. – ну, это ж не важно! Я видела. Как он рулит… как бог!
– Угу. Как бог. Знаем мы этих богов…
– Пап! А у меня ноги красивые?
Отец вздрогнул. Хотел было повернуться к ней, но дернулся, не стал. Пробурчал, поднимаясь:
– У тебя всё красивое… я говорю – моя дочь! Как ты говоришь, зовут его?
Она повторила имя и фамилию. Отец ушёл в холл. Там уже, вдевая руки в рукава пиджака, грозно пообещал:
– Я сегодня с главой на межрегиональное совещание в Омск еду… а вот вернусь, у Андрея Цветайло из Спорткомитета всё про твоего… гонщика узнаю! Цветайло сам с малых лет в автоспорте.
– Да пожалуйста! – хмыкнула девушка. – Ты главное, не психуй.
– Ладно… пока!
Он ушёл. Лена смотрела в окно, как служебная машина увезла отца. И подумала: а ведь в чём-то он и прав. Она ровным счётом ничего конкретного о Валере не знает.
И в ту же минуту он позвонил…
ЛИНИЯ МАРИЯ – ДМИТРИЙ – ДРУГИЕ
Примерно чуть позже, чем Лена, одевшись на сей раз невероятно просто – джинсы, кофточка и ветровка, убыла в колледж, на седьмом этаже Щанского «Дома Печати» два человека прилипли к экрану компьютера. Они только что вернулись с открытия новой свинофермы в посёлке Снегири; совершенно стерильной, организованной по последнему слову животноводческой науки. Но именно там Мария умудрилась заалеть своими «лабутенами» в кучку навоза, оставленного кем-то из представителей этого поголовья – не ощущавшего трепетность момента, и попытки вымыть туфли в луже, у водоразборной колонки, ни к чему не привели. Туфли всё равно пахли… Мария сначала бросила их на пол перед заднем сиденьем, потом, на полпути не выдержала, выматерилась и перенесла обувь в багажник.
Так и ехала босиком – Дмитрий только ухмылялся. Мимо охранников Дома проследовала тоже так, но те оказались слишком заняты кроссвордом. Не отреагировали. А в кабинете, включив компьютер и войдя на страничку – вчерашний пост и видео, -одновременно ахнули:
– Нефигассе… Триста тридцать семь комментов! – вытаращила глаза Мария.
– И смотри, с полуночи пошло-поехало… – обескуражено подсказал Дима.
Наивно, конечно, было это – вызвать “огонь на себя”, но ведь сработало! Искать в Сети автора злополучного фото можно было бы ещё месяц-другой, можно было вставить свои “пять копеек” в бесконечную линейку под той фотографией – и тоже без какого-либо ощутимого результата, а тут… А тут они сверкнули голыми пятками – и пошла Тема; а раз пошла, то и на фотографа наверняка выведет…
Стали читать.
Сначала молодая женщина хохотала. Она взяла листочек и стала записывать болезни, которые ей приписывали добросердечные комментаторы. Здесь было всё. От СПИДа до туберкулёза, от грибка до лихорадки Эбола и болезни Альцгеймера. Кто-то даже гемофилию приплёл. Мария забилась в истерике:
– О… о! О-о-о… Дима, выноси меня! Это каким идиотом нужно быть… это же какой дебилятник… какая срань господня в мозгах!
– Да ничего. Нормальные обыватели… – отозвался Дмитрий. – У меня соседка верит до сих пор, что мухи кусаются и переносят рак. Представляешь?
– О-о-о… кошмар.
Потом стало не до смеха. Опротивело. Комментарии проматывали. И тут Маша вскрикнула:
– Погоди! Стой… вот этот, ниже.
Некто s_bogdanov разместил ту самую фотографию! Девушки на озере. И подписал:
А ЭТА ВИДАЛИ? У ЭТАВА ФОТАРЯ ВСЕГДА ТАК. ЕЩЁ С СИБА.
Мария глянула на Дмитрия:
– Ты понял чё, нет? С какого «сиба»?
– Может быть, «с Новосибирска»?
– Хм… ладно, ползём дальше.
Через полсотни комментариев они наткнулись на ещё один. От этого же s_bogdanov:
ОН НА НОГАХ ПОВЁРНУТЫЙ. БЕЗДАРЬ. СМОТРИТЕ САЙТ ЕГО…
И ниже шла ссылка.
– О-па! – радостно проговорила женщина, щёлкая клавишами. – Попался! Ну-ка, ну-ка…
Но экран выдал: «ошибка 503 — service unavailable».
– Чёрт… сайт удалён, что ли?
Дмитрий посоветовал:
– Давай ниже мотать. Может, этот эс-богданов ещё появится…
Он появился. С тем же самым фото, только фотография имела отличие. На нижней её кроме отчётливо была видна ватермарка – изображение, которым фотографы метят свои произведения.
VALinozemtsev. Фотографию отправитель прикрепил, как скриншот, ссылки не было.
– “ВАЛиноземцев”… – обескуражено пробормотала Мария. – Что это могло бы значить? Валентин? Валерий? Валериан?! Не-е, я курить пойду…
Но она не смогла это сделать. В незапертую дверь кабинета без стука ввалился Тортилла.
Во всём своём черепашьем великолепии: коричневый костюм, коричневая жилетка, коричневый галстук на тёмную сорочку, коричневая оправа очков…
И папка с черепаховыми разводами по мышкой.
Двигая короткими ножками, замглавреда прошествовал к столу Марии, хлопнул об него папкой. Опёрся на столешницу короткими ручками с массивными кулаками и возопил фальцетом:
– Это-что-та-кое!!!
– Что?
– Выкрутасы ваши! В «Елисеевском»! Какой фейсконтроль?! Вы что тут… тут делаете?
– Работаем, Сан Саныч! – Мария под столом вытянула босые ноги и с наслаждением, не видимая им, пошевелила пальцами. – Работаем. Ищем сюжеты для «жди меня». Ушла босиком из дома. Заблудилась в огороде. Объелась поганок… Ну, и так далее.
– Меньшикова! – завизжал Тортилла. – Много позволяешь себе! Не хами! Последние дни на этом месте сидишь!
– Зато сижу…
Замглавреда побледнел. Так, что вислые щёчки стали бумажно-белыми. Он и сам, видимо, это понял, сграбастал папку и побежал к двери, показывая трясущийся, как студень, зад. Но там, в дверях, обернулся, и втягивая головку, крикнул:
– Я на тебя… я на тебя главреда! Ты у меня вылетишь, как… как пробка!
После того, как он хлопнул дверью, несколько секунд стояла тишина. Затем Мария достала из кармана «Мальборо». Дмитрий всё понял, метнулся к окну, настежь раскрыл створки. Женщина прикурила и медленно сказала:
– Не люблю мужиков с большой задницей… Знаешь, что это было, Дим?
– Нет.
– Это была война. Которая началась… И теперь уже – всё.
Дима хмыкнул. Посмотрел на потолок, на залепленный извёсткой колпачок пожарной сигнализации.
– Маш… ты бы тут не курила, а? Лишний козырь против нас.
– Да сейчас пойду. В курилку.
Она вышла из-за стола, дошла до двери. Только тут и он, и она поняли, что туфли, воняющие свинофермой, до сих пор в багажнике «Фокуса». Отвечая на немой вопрос оператора, Мария мотнула головой, разбрасывая волосы и отрезала:
– А вот так и пойду. Это война, Дим, а на войне… как на войне!
Она вышла.
…Вернулась женщина через минут пятнадцать. Совершенно тихая и успокоившаяся. Волосы аккуратно прибраны. Губки подведены – кто-то косметикой поделился. Стоя посередь кабинета, Мария пробормотала:
– Представляешь… стою в курилке. С сигаретой. И тут главред.
– Маштаков? – ахнул оператор.
– Ага. Афанасий Егорыч. Спускается… Лифт у нас сломался, оказывается. Я замерла. Думаю – обо что забычковать. Он же курящих не терпит. А он…
– Что «он»?!
Мария с каким-то удивлением смотрела вниз. На пол. На ковролин, рельефно выделивший ей голые ступни. Как будто первый раз видела. Подняла голову:
– …а он на ноги смотрит. И говорит, так ласково… «Мария, у вас ножки Терпсихоры! Загляните как-нибудь…». И пошёл.
– Как? Так просто – пошёл?!
– Ага. Пошёл… вниз. И всё.
Выйдя из минутного оцепенения, Мария демонически расхохоталась. И гаркнула в полный голос:
– Алло, Холмс! Скотланд-Ярд на линии! Что нашёл?
Дима вздохнул. Снял очки. Как обычно, начал тереть линзы салфеткой. И молча повернул монитор в Марии.
На его экране виделась надпись: Valery Inozemtsev.
И рядом – собачья морда ВКонтакте с надписью: «ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ ЗАБЛОКИРОВАН».
– То же самое в Фейсбуке и Инсте… – убитым голосом проговорил Дима. – И как я понял, это всего часа три назад…
ЛИНИЯ СВЕТА-ШАКТИ – ВАЙШНАВ
Светлана, она же Шакти, обладала одним ценным качеством: она умела погружаться в собственные мысли. «Застревать» там, как муха в мёде. Её мама всегда подшучивала над этим, а в школьной столовой норовили сыпануть в компот соли и наблюдать, как девушка пьёт, задумавшись и не ощущая вкуса. Стоило ей задуматься о каком-то наряде, в голове у неё начинали крутиться разноцветные, яркие картины, меняться узоры и цвета, один наряд тянул за собой другой, она представляла их демонстрацию…
До филармонии она иногда ходила пешком – как в тот раз, после работы, иногда ездила на автобусе две остановки – у неё был студенческий проездной, который, вместе с местом в общаге выхлопотал Сергей Алексеев, поэтому транспорт не пробивал бреши в её бюджете. Вот и сегодня она поехала на «четвёрке». На этом маршруте, ходившем от автостанции до супермаркета «Метрополитен» на Золотой Горке, работали самые новые автобусы – маленькие корейские, старые, конечно, но ещё бодренькие, с узкой дверкой. Неизвестно, откуда выкопал их Щанск, но машины эти, судя по английским надписям, дублирующим иероглифы, и сохранившимся на спинках сидений мешках для мусора с эмблемами, раньше подвозили пассажиров к самолётам в аэропорту. Поэтому рядом с местом водителя располагалось ещё одно: то ли для гида-сопровождающего, то ли для стюарда, то ли для носильщика, чёрт их, корейцев, знает. Но забираться туда было довольно сложно, приходилось перебираться через площадку для багажа – и даже если в автобусе не было сидячих мест в салоне, редкий пассажир рисковал туда лезть.
Началось всё с того, что Шакти запрыгнула в автобус, который уже закрывал дверь. Прыгнула на ноги какого-то мужика, стоявшего у дверей – прыгнула, спасая свои от механизма. Ойкнула, извинилась.
– Да ничего… – ухмыльнулся мужик, держась за поручень. – Мне приятно. Вы ж как воробушек. А ноги-то горячие, мать моя…
Шакти посмотрела вниз, поняла: она стоит почти что на ногах этого дядьки, а дядька в сланцах и шортах. И стоит, естественно, босиком, как и пришла недавно, как и ходила с Дусей в супермаркет; на автомате у неё это вышло – выйти босиком из общаги и она, погруженная в мысли, ничего не видела и не слышала.
– Извините…
И Шакти, чтобы скрыть смущение, полезла туда, на то самое заветное место.
А тут оказалась жертвой пристального внимания водителя. Он крутил маленькую баранку, поглядывал на ноги женщины, потом прицокнул:
– Во. Блин, загар-то! Такой в Сочи не получишь… не холодно у нас?
– Нет.
– А-а… Так и ходите?
– Так и хожу.
– А зимой тоже ходите?
Шакти начал раздражать это повышенный интерес к её босым ногам. Хотя она заставила себя припомнить, что и в Прокопьевске он был и далеко не такой безобидный и положительный, как тут. Заставила себя улыбнуться:
– Зимой я валенки предпочитаю.
– А-а… Меня Семён зовут! – без всякого перехода брякнул водитель.
Ясно, познакомиться хочет. Шакти предупредила:
– Очень приятно. Курящих не люблю, не пью, мяса не ем.
Водитель – сравнительно молодой парень – хохотнул.
– Это вы к чему?
– Это к тому, что только с такими же знакомлюсь. Можете на Утином остановить?
Надо было выйти на «Весенней», но она пропустила эту остановку; и, хотя тут, пред перекрёстком, остановки не было, водитель открыл ей дверцу.
И вот тут произошло странное…
Она не обращала внимания на тех, кто сидит в полупустом салоне, – к чему? – и спокойно ждала открывания дверей и уже готова была сделать шаг, как кто-то схватил её за ногу.
Точнее, погладил. Жадной, влажной рукой. Это было секундное прикосновение, точно рассчитанное: Шакти уже выскочила и только сообразила, что случилось, – и растерянно смотрела в окна автобуса, но они были слегка тонированные, ничего не видно… Машина уехала.
Ну, не водитель же её хватал за щиколотку! И не тот мужик, которому она на ноги прыгнула – он сошёл на «Весенней».
Пока женщина шла по Большой Ивановской, она думала об этом. Вернее, эта мысль крутилась в голове, как назойливая муха. С одной стороны – ничего особенного, пустяк, дурацкая шутка, не за грудь же её схватили, не под юбку полезли… И внезапно вспомнила, поняла причину своего испуга.
Утром Дуся, зашедшая к ней, отдать «должок» – полпачки сахара! – горделиво показала круглую и серую от пыли пятку:
– Я так по общаге и топаю, прикинь! Великая меня встретила, наорала… Чего, говорить, как потаскуха, шлындаешь!
– Хамка она… – хмуро отрезала Шакти. – Оскорбляет ни с того ни с сего. Хочется тебе, и ходи.
И вот тут Дуся Рубан и сказала:
– Говорят, года два назад на Гнилом за это девку убили.
– Как?! Кого убили? За что?
– Босая тоже ходила, потом фотографировалась, потом фотограф её задушил…
– Господи! Дуся! Ну, что ты такое говоришь… что за страшилки?!
Девушка плечами пожала – круглыми.
– Не знаю. Девчонки говорят. Она у кого-то в комнате жила. Да она не из Щанска была.
– А откуда?
– Не знаю…
– Низна-а-ау! – передразнила Шакти. – Сплетни только разносите.
– Да я просто так…
Этот разговор сейчас почему-то Шакти припомнился. Она шла мимо Дома Госучреждений, дивясь мрачности местной архитектуры. Хотя что взять с маленьких городков? Её Прокопьевск тоже красотой зданий не блещет. Да и не это главное. Главное – люди.
У себя в студии, в филармонии, она занялась костюмами. Теперь все их надо было если не перешивать, то вносить серьёзные коррективы. Через час работы вспомнила – надо же с залом решить! Пошла к Алексееву.
Низенький, плотный, круглолице-румяный, с мефистофельской бородкой, Главный ходил по кабинету, пухлыми губами шевелил, выделывая руками какие-то пассы. Шакти знала: Алексеев не чиновник, играет в любительской труппе Драмтеатра, на саксофоне – тайком… Репетирует, видно.
– Сергей Германович! Здрасте… Сегодня можно будет зал на пару часов взять?
Алексеев вышел из своей вдохновенной прострации, обернулся на неё, расплылся улыбчивым киселём:
– А! Светочка! Конечно, конечно… скажите – я разрешил!
– А нам этот… «язык» нам соберут?
– Да, я плотников позвал уже.
Она собиралась уходить. Но Алексеев так пристально смотрел на её ноги, что Шакти смутилась и неуверенно спросила:
– Я что-то нарушаю?
– Да нет… –
Арт-директор медлил; потом запрокинул голову и своим непередаваемым баритоном прочитал-пропел:
– Всё ча-а-аще девушки босы-и-йе… Возносят простодушный смех, отвергнув обувь, душный гре-е-ех…
Шакти прыснула смешком от неожиданности. Алексеев уставился на неё круглыми глазами – чуть ли не обиженно:
– Это Фёдор Сологуб. Вы всё делаете правильно. А ноги у вас божественные. Обнять, целовать и плакать…
– Спасибо… – Шакти не знала, как реагировать.
– Хотите, с актрисой познакомлю? – вдруг спросил Алексеев. – Она у нас постоянно босиком по театру разгуливает.
– Ну… я не знаю.
– А вам она понравится. Может, и моделью будет.
– Хорошо, Сергей Германович… Я пошла!
– Ага, Светочка, ага… идите.
На обед «филармонические» ходили в кафе «ПАБ» – хоть и считалось это местом пафосным, для администрации, но ланч там стоил сто сорок рублей, кормили отлично. Однако Шакти экономила. Она сходила в магазин «Угловой», купила бутылку кефира, булочку и плавленый сырок…
И снова, когда шла обратно, в спину её уколол чей-то взгляд. И снова было ощущение, что за ноги схватили. Шакти чуть не выронила покупки, резко обернулась. Никого. Только большая чёрная машина отваливала от тротуара, а тонированное стекло в окошке медленно поднималось…
Да кто ж её преследует сегодня весь день?
…Модели начали подтягиваться к двум. Сначала пришла Кристина – нога с татуировкой. Разулась она, видимо, уже тут, в филармонии, – в зал пришла с туфлями в руках; Света отправила её переодеваться. А потом появилась Милана – та самая, смуглая, с томными глубокими глазами.
– Здравствуй, Милана… – Света сама стояла на сцене, прикидывая, как будет располагаться «язык», конструкции которого уже стояли за кулисами. – Ты иди в студию, я там наряды разложила…
Милана молча поднялась на сцену. Тяжёлая, смуглая гружь плавно колыхалась в вырезе топа, как волны. На модели были тяжёлые, наглухо закрытые чёрные туфли. И джинсы, из которых эти ноги торчали вызовом. Приблизилась и низким голосом своим спросила, смотря, как и Алексеев, на ступни Шакти:
– А это как – босой ходить?
Шакти не нашла, что сказать.
– Как? Как обычно… как в обуви. А почему ты спрашиваешь?
Девушка посмотрела на неё. Странные глаза у неё – с поволокой, будто плёнкой затянутые; будто неживые, потусторонние.
– А это не фетиш?
– Что? Какой фетиш?! Ничего не понимаю… Да куда Кристина пропала?
Ничего не ответив, Милана спустилась со сцены, ушла переодеваться. Её сменила Кристина; Шакти уже нервничала, поэтому не спросила даже, где задержалась вторая модель.
На этот раз все отработали безупречно. За неимением “языка” ходили по залу, между кресел. Ноги ставили великолепно; финальный разворот отрабатывали на сцене. Шакти приходилось тут поправлять. И она заметила непонятную вещь: когда она дотрагивалась руками до ступней Кристины, чтобы показать разворот, та каменела и напрягалась. А вот Милана, наоборот, двигалась – и Шакти почувствовала, что та буквально выворачивает голую ногу, чтобы прижать её к ладони женщины.
– Милана… ты что делаешь?
– Ничего…
Отработав с девчонками, Шакти закрыла зал, сдала ключ и немного ещё собралась покорпеть над коллекцией. Ей хотелось добавить изюминки, придумать что-то особенное для Щанска. Да и над «Библиодефиле» надо было подумать.
Едва она встала к этюднику, на котором обычно набрасывала эскизы, дверь в студию распахнулась, словно ураган её вынес, и влетело нечто. Платиновые волосы в разлёт, чёрное коктейльное платье, кружевное, белье нахально просвечивает, модная сумочка , расшитая бисером, болтается на худом плече.
Каблуки прогрохотали до мольберта.
– Привет! Я Фата, ударение на первом слоге. А ты прикольная. О, какие вещи-и! Круто! У тебя тут хорошо… а покурить можно? Умирю, не курила, репетон был. А ты не местная? Правильно. Застоялось всё, нужна свежая кровь. Долой болото! Даёшь вакханалию… Можно глотнуть? Это кефир, да? Обожаю кефир! А можно у тебя босиком? К чёрту туфли!
От этого бешеного напора Шакти оторопела. Худой женщине с платиновыми волосами на вид было лет сорок с лишком; как и Кристина, худая до неимоверности, и так же, как у Кристины, на бледном узком лице горят прозрачно-зелёные глаза, к тому же густо подведённые, синеватые круги окружают их – с тенями перебор…
Между тем гостья, отхлебнув кефира, сбросила с ног какие-то переплетённые ремешками босоножки, швырнув их чуть их чуть ли не через всю студию. Устроилась на подоконнике, настежь распахнула створку окна, сунула в зубы тонкую сигарету. Задымила.
Ведьма!
До Шакти только дошло, что это, наверное, та самая актриса из драмтеатра. Фата Моргана? Похожа.
– Вы… – робко поинтересовалась женщина. – …у меня моделью хотите быть в дефиле?
– Да. Восхитительно! Всегда мечтала. Чёрный плащ на голое тело. Нет… Юбка с разрезом до бедра и кожаный пиджак. И никакого белья. Да. Это супер!
– Подождите!
– И не надо меня убеждать! Я худруку говорю: гостя-хиппаря она должна встречать голой, она только что из постели Пола… а они ж молодожёны, чем им ещё заниматься?! Он говорит – нельзя, не поймут. Я ему: к чёрту не поймут, это художественная правда! Старый мудень, ничего не понимает… Он заставляет меня носить сапоги и есть клубнику, а её терпеть не могу. В постановке шестьдесят седьмого Кори играла Джейн Фонда, и играла босиком! Ну, ладно, я буду в белье… Не разрешают. Мрак. Провинция. Что я тут делаю? Господи, убей меня, пока я не сдохла от скуки. А вам сколько лет? Замужем, нет? Любовник есть? У меня несколько, но они скучные примитивы… Лучше оральный секс, так меньше хлопот и безопаснее. А это этника, да? Я обожаю латиносов. Негру бы отдалась, но где тут найти негра?
Шакти даже отступила. Она была снесена потоком этих равномерных фраз-выкриков, между которыми невозможно было и оха вставить. Смотрела на длинные худые руки Фаты, на её ступни, отчетливо выделяющиеся на сером фоне подоконника. Красивые, не испорченные обувью ноги, будто вырезанные из белой бумаги.
– Да хватит! Фата! Замолчите ж вы, наконец! – Шакти не выдержала.
Ведьма заткнулась и уставилась на неё магнетическим взглядом огромных глаз.
– Если вы хотите… участвовать в дефиле… – стараясь говори размеренно, сказала Шакти… – Примерьте, пожалуйста, что-то из этой коллекции. Я вам рекомендую…
Женщина не успела закончить, как недокуренная сигарета полетела в окно, ведьма соскочила на пол и в течение нескольких секунд разделась догола Совершенно. Не стесняясь Шакти. И стала примерять наряды.
С такой обезоруживающей откровенностью Шакти сталкивалась впервые. Вот что значит актриса. Более того – на её безгрудом и плоскозадом теле, идеальном для манекенщицы, хорошо сидело любое одеяние.
Перемерив все наряды, она остановилась на голубом саронге с пёстрым топом – просто тряпочкой, скрывающей только соски.
И всё это время Фата болтала про постановки, про ретрограда-худрука, про своих любовников, про какие-то идеи… слова перемешивались в кашу, картинки наслаивались одна на другую. В довершение ко всему фата изъявила желание уйти в саронге домой – дескать, «привыкнуть».
Терпение у Шакти лопнуло.
– Послушайте… это невозможно! Вещи я не дам. Приходите на репетицию и… и привыкайте!
Фата переоделась с такой же быстротой. Влезла в туфли, не застегнув ремешков. Подскочила к Шакти:
– Милочка! Вы супер! Экзистенциальны! Я хотела бы с вами играть в «Холостячке». Наряды – блеск. Я точно буду без белья!
С этими словами она внезапно чмокнула Шакти в щёку – обожгла страстным поцелуем и исчезла, оставив только запах резковатых духов Shiseido Zen. Шакти знала этот японский парфюм – мускус и пачули, названный в честь буддийского течения, основанного на релаксации.
После ухода актрисы женщина некоторое время ходила по Студии, тёрла руками виски. Да, насыщенный день…
Она и решила немного отдохнуть, избавиться от напряжения, рождённого в ней странным случаем в автобусе и продолжением – в филармонии. И поняла: до этого она мерила босыми ногами город.
Пора выйти на природу!
…На этот раз Шакти обошла пятиугольное здание администрации и села на «двойку»: наверное, самый длинный автобусный маршрут Щанска, ковылявший через весь город. Автобусы тут были старые, минского производства, скрипевшие и пахнущие бензином, и по большей части забитые под завязки; к тому же женщина попала в час пик. Хорошо, что толпа в автобусе оказалась средней плотности и Шакти пробралась на заднюю площадку.
Никто на её босые ноги не глядел. Протолкалась нерусская кондукторша, приложила к массивному считывателю проездной Шакти; пассажирка потом отвернулась, стала смотреть в окно. Автобус тащился медленно, тяжело объезжая многочисленные выбоины, за пыльным стеклом плыла коробка супермаркета «Мегамакс», потом гигантские красные яблоки, разбросанные вокруг ТРЦ «Рай», здание автостанции… На проспекте Первостроителей , как обычно, пробка, образовавшаяся узким горлом выезда на трассу и дурно отрегулированным светофором; ехали рывками, и при каждом рывке мотор машины сзади свирепо рычал, а в салон проникала толика его горячего выхлопа.
И тут Шакти услышала – краем уха:
– …вон, видишь, девка. Да не эта, вон постарше!
– Ага. Босая, что ли?
– Ну! Как Настюха, помнишь, она рассказывала.
– А, когда она босячила, а ей за это денег дали?
– Ну… Прикольно: два часа походила, и три штуки в кармане!
– Эта тоже, что ли? А где фотограф?!
– Да, блин, прячется, наверное… где-то…
– Ты чё, дура? Где тут спрятаться-то в автобусе?
– Сама такая! Где надо, там и прячется! Может, у него микрофотоаппарат какой-то…
– Не вариант. Настюху же Ванька снимал, длинный который.
– И чё?
– Так ему фотик давали! Чужой… Он говорит: у меня телефон лучше снимает, а ему говорят: молчи и делай, как нужно.
– А-а… Слушай, а у этой ноги загорелые.
– Ну да, ничего так, хорошие лапы…
Шакти стало одновременно и интересно, и немного не по себе; обсуждали её две девицы старшего школьного возраста, сидевшие на верхней приступке в крайней задней части автобуса, над двигателем. Молодая женщина начала проталкиваться к выходу, и у самых дверей столкнулась в неподвижно стоящим долговязым парнем. Как большинство щанской молодёжи: джинсы, тяжёлые кроссовки, ветровка с накинутым на бритую голову капюшоном и наушники.
– Вы выходите на «Туристе»? – спросила Шакти, теребя его рукав.
Парень угрюмо смотрел на её босые ноги – уставил глаза вниз и не отвечал. А автобус уже приближался к повороту на Героев Труда, где и была остановка «Магазин Турист».
Шакти начала сердиться.
– Выходите? Молодой человек! Ну, пропустите тогда…
Неуклюжая машина начала поворачивать, описывая большой полукруг… словно танкер при заходе в порт. Шакти бросило назад. И в этот момент парень с издёвкой буркнул: «Чё, закаляешься, типа?».
И отодвигаясь, прошёл по её голым ступням.
Аж косточки захрустели…
Шакти почувствовала, как ему нравится делать ей больно, с каким удовольствием он терзает рифлёными подошвами кроссовок её беззащитные ступни, норовя наступить на пальцы; от этого неожиданного открытия дух перехватило, в горле встал комок, и Шакти не смогла ни вскрикнуть, ни возмутиться. А тут и двери с грохотом открылись, и она буквально выпала из автобуса на остановку. Несчастная, с отдавленными ногами.
На прямом её мизинчике был содрана кожа, и по краям ранки выступила кровь.
– Идиот! – глотая слёзы, сказала Шакти вслед отъезжавшему автобусу.
Сегодня с ней точно происходило что-то странное…
В отличие от западной и северной оконечностей Щанска, выходивших в голые степи и поросших островками хилого, кривого березняка, на востоке стоял сосновый бор. Прямые, не тронутые человеком сосны рвались к небу; их гладкие стволы образовывали гордые колоннады, изогнутые сухие сучья с карминной чешуей коры изгибались молитвенно, вверх. Тут не гулял ветер, он запутывался в верхушках, внизу же стояла сухая, наполненная хвойным духом, тишина, и только шишки изредка падали, смешно прыгая на утоптанных пешеходных дорожках; отсюда вели вели тропки на Синюшину Гору, на дачи.
Вот эти шишки и составляли основную трудность для человека, идущего по дорожке босиком.
Но Света-Шакти очень скоро с удивлением прочувствовала, что именно эта боль – если её можно назвать болью, ей нравится. Шишка впивалась в голую подошву своими сухими лопастями. Но впивалась мягко, не жгуче, и не было этого ощущения злобной ненависти, как автобусе; это была сама Природа, не человек. Она словно разминала, хоть и жестковато, босые ноги Шакти, и молодая женщина ощутила, как боль из кончиков её изящных, расширяющихся к концам, «бутылочным горлышком», пальцев – уходит.
Она шла без особой цели, забирая по дорожке влево, все выше поднимаясь на Синюшину гору, отдаляясь от дачным заборов, едва заметив мелькающие среди сосен крыши. Встречаться с людьми ей сегодня уже не хотелось, хватит. Душа отдыхала в этой тишине, уши ловили разливистые трели птиц, хоть и немногочисленные, но яркие, чётко выделяющиеся в лесной тишине, звучащие, словно любимая женщиной релаксирующая музыка.
Она снова погрузилась в то самое состояние придумывания, в котором была с утра, до всех этих странных и не совсем приятных событий. Из этого состояния её вывела только треснувшая сзади ветка.
Хрустнула она со звуком пистолетного выстрела, так, по крайней мере, Шакти показалось. Она вздрогнула, обернулась.
Метрах в трёх от неё стоял человек в клетчатой рубахе, популярном сером жилете с невообразимым количеством карманов, в джинсах; возраст его определить было невозможно, хотя видно было, что лет ему пятьдесят, не меньше – по морщинам у губ и в уголках глаз, которые прикрывали пижонские очки в тонкой оправе. А вот череп – хоть и прикрытый дешёвой бежевой бейсболкой, похоже, голый и отполированный…
И такими же голыми были ноги. Человек явно пробирался по лесу босиком!
Это и остановило Шакти, не дало возмутиться: мол, чего вы за мной подглядываете? Она тряхнула чёрными своими волосами, проговорила:
– Здравствуйте… тоже по шишкам ходите?
Человек мягко улыбнулся. Сделал несколько шагов к ней по хвойной подстилке. Да, если ступни его и попадали на шишки, то никак он этого не показал. Может, привык… незнакомец выбрался на дорожку, приблизился.
– Здравствуйте! Да, я уже не замечаю… Меня Андрей зовут.
– Очень приятно… а меня – Светлана.
А вот следующая фраза зацепила молодую женщину больше, чем всё остальное, даже больше, чем босоногость этого человека, впервые увиденная ею, Светланой, в Щанске. Он огляделся, втянул острым, чуть раздвоенным на кончике, носом, смолистый воздух, проговорил:
– Отличное место для медитаций… этот лес. Другого такого места нет. Даже на Золотой Горке хуже!
– Медитаций? – Шакти удивилась, улыбнулась. – А вы тут… медитируете?
– Да. Ну, не здесь, а там, повыше. Там каменная горка есть. Я вайшнав.
Надо же! В Щанске встретить вайшнава! У Шакти были друзья из этой среды в Прокопьевске, не очень много, в основном молодые девушки; сама она не увлекалась кришнаитской верой, точнее – в его голове для истовой веры оставалось маловато места, творчество вытесняло всё…
Но Индию и индийскую философию любила, «Веды», конечно же читала.
– Как интересно… – пробормотала она. – Я думала, в Щанске таких нет…
– Ну, нас тут очень немного. Вы тоже туда, на горку?
– Ну… я просто иду.
– Тогда пойдём вместе.
Необычный человек пошёл рядом. Шакти поневоле смотрела на его ноги: они казались очень молодыми. Худощавыми, как у Кристи, не такими изящными, конечно, но сильными и здоровыми. И даже с ровным неярким загаром, что говорило о привычке гулять босым.
– Вы… Андрей, как-то интересно идёте!
– Слушаю землю. Вы знаете, что медитация может быть двигательной?
– Нет…
– А это надо задерживать ступню на Земле. И дыхание синхронизировать. Шаг – вдох, ещё шаг – выдох. Тогда чакры раскрываются. Попробуем?
– Давайте…
Он взял её за руку. Твёрдая ладонь, сухая и тёплая, приятна. Две пары ступней – его и её, золотистые, пошли по тёмной прохладной земле, словно в замедленном кино.
Странно, но уже через пять-семь мину Шакти стало необыкновенно хорошо. О боли в отдавленных пальцах она забыла; да и весь негатив этого дня куда-то ушёл, растворился. Закатный солнечный свет бил в спину, солнце садилось там – но золотой отсверк ложился на лес, создавал удивительные цветовые сочетания от янтарного до розово-алого. Шакти слышала своё дыхание и дыхание своего спутника, а их голые ступни, синхронно двигающиеся по дорожке, рождали непонятное, новое, но не пугающее ощущение интимности.
Он отпустил её руку.
– Да, вот теперь правильно. Сначала надо прикасаться к земле пяткой… это и есть первая чакра, красная, земная. Потом боковым краем, это жёлтая чакра Огня, наконец, подушкой ступни у большого пальца. Это четвёртая чакра, зелёная. Чакра Воздуха. Таким образом, мы соединяем при ходьбе все элементы космической энергетика…
– А Вода? – рассмеялась Шакти. – Огонь, Воздух, Земля… И вода должна быть!
А- А это самое нежное место. Под пяткой…
– О, да! Туда как попадает камешек… или шишка! Такие ощущения сразу. Но, если не сильно острое что-то, то приятно.
– Оранжевый цвет… Чакра Воды. Она связана с чувством вины. Если вам больно, то, значит, вы испытываете неосознанную вину за свои действия. В этой или прошлой жизни.
– Как любопытно то, что вы рассказываете… выучились этому знанию?
– Немного. Читал разные книжки…
Она что-то спросила о Ведах, пришло в голову, неожиданно; он стал ровным голосом объяснять, и это успокаивало не хуже, чем медитация. К моменту того, как они поднялись на самый кончик Синюшной Горы, где, и правда, на небольшой полянке были хаотично разбросаны большие валуны, Света-Шакти чувствовала себя совершенно счастливой.
В своих чёрных джинсах с эффектно порванными коленками она уселась на самый большой валун – тёплый, нагретый солнцем, это ощущалось рукой – и будто бы природой приспособленный, как подобие кресла. Андрей пристроился рядом.
– Красота! – выдохнула женщина.
Метрах в двадцати начиналась каменистая осыпь, затем овраг; за оврагом изгибалась стальная нить железной дороги и шли заросшие сосняком холмы.
– Дайте-ка вашу ступню… – попросил Андрей.
Света это сделала и даже не подумала о том, что утреннее происшествие с прикосновением похоже на то, что происходит сейчас. Но сейчас ощущение другое. Спокойная расслабленность. Руки Андрея, легко касающиеся её ступней, не казались враждебными. Он аккуратно, как клавиши пианино, перебрал по одной подушечки её пальцев.
– Смотрите, какая каплевидная форма…
– А мне казалось, что – как ягодки.
– Нет. Как капли. Это означает, что либо вы сами, либо другие люди препятствуют воплощению ваших идей. А вот видите, какая твёрдая кожа? На самых-самых кончиках…
– Да это потому, наверное, что я босой тут начала ходить. Уже дня два, наверное.
– А с чего так?
– Не могу сказать. Как-то сложилось, что… Я модельер.
Шакти рассказала новому знакомому о том, как пробует сделать дефиле, как реагируют модели, упомянула библиотеку и проект «Озорные Пяточки». И, рассказывая это, с изумлением поняла: вот оно! Андрей прав. Есть какое-то противостояние, противодействие… она ощутила это очень ясно, хоть и интуитивно, как животные чувствуют надвигающееся землетрясение. И вроде пока ничего никто не сказал, и Алексеев её поддерживает… но что-то будет.
Женщина тряхнула головой – будто выпрыгивая из этих мыслей:
– А если это не от ходьбы, то…
– То тогда твёрдая кожа на кончиках говорит о том, что у вас идёт защитная реакция. И вот смотрите – ваши пальчики расплющенные слегка.
– Ой, да мне тут сейчас в автобусе наступили…
– Нет. Они у вас от природы такие. Немного приплюснутые. Это знак того, что у вас нет ни места, ни времени для уединения и размышлений о своей жизни.
Он снова был прав. В общаге она пока живёт одна, но наверняка могут подселить кого-то, в июне начнёт абитура приезжать; да и Алексеев об этом говорил! На работе не уединишься.
А мысли о коллекциях, они голову распирают, и Шакти всё время чувствует: хоть и удаётся ей «выпадать» из течения жизни, уходить в себя, но это немного не то.
Тишины и покоя, уединения не хватает точно.
Андрей встал. Подошёл к кромке обрыва. Долго, задумчиво смотрел вдаль, не торопясь ничего говорить. Интересный какой человек! Женщина тоже покинула камень, тоже подошла. Спросила что-то снова о философии, ей хотелось напиться из этого внезапно обнаруженного родника, пока он не иссяк…
Так и проговорили всю обратную дорогу.
Уже на «Туристе», прощаясь, Шакти спросила:
– А вы часто здесь гуляете, Андрей?
– Да. С моими ребёнками.
– С детьми? А им сколько?
Улыбка тронула его узкие губы.
– Это я так девчонок называю. Из интерната. Я там кружок здорового образа жизни веду. Ну, им шестнадцать, некоторым уже восемнадцать… Ребёнки по сравнению со мной.
– Да уж… Значит, я тоже «ребёнка»? – Шакти засмеялась.
– Ну, в каком-то смысле да.
– А можно к вам… в этот кружок?
– Приходите в интернат. Мы по воскресеньям гуляем. К нему через лес от старого универмага тропинка ведёт… найдёте!
– Найду! – пообещала Шакти. – Я не местная, но найду. Спасибо вам, Андрей!
Он церемонно поклонился, сверкнув голой розовой макушкой:
– И вам…
Обратно женщина ехала в практически пустом автобусе. Сидела сзади, блаженно вытянув на резиновый пол босые ноги. По ним струилось неизвестно откуда взявшееся тепло; и женщина поняла, что вот сейчас её ни бензиновый дух не смущает, ни то, как неодобрительно пялятся на её ступни с прилипшими хвоинками два пожилых мужика впереди и тётка-кондуктор, ни рокот мотора и тряска.
Ей было хорошо оттого, что она – босиком.
Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.
Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл, Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!
Искренне ваш, автор Игорь Резун.
