Глава 59. ПСИХОЛОГ НАЧИНАЕТ ИГРУ, А ШАКТИ ПОНИМАЕТ, ЧТО ВСЁ ОЧЕНЬ ПЛОХО…
ТОЛЬКО ДЛЯ
СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.
ЛИНИЯ ПАВЕЛ – АННЕТ
Павел проснулся на медвежьей шкуре. Само по себе это было бы хорошо: у пылающего камина, с бутылкой Macallan двадцать шестого года и так далее – но если бы он не был голыq по пояс, в голове не стреляло картечью, как на поле полтавского боя, во рту не ощущался противный привкус жести, а квартира не была бы мертвецки пуста.
Кое-как поднялся, кое-как оделся. Собрал раскиданную одежду; насилу восстановив память, нашёл ноутбук – ну да, как положил на тумбочку, так и лежит. С омерзением посмотрел на фрукты и спиртное, выпил два стакана воды из-под крана, чего не делал никогда.
Чуть полегчало. Но мозги оставались туманны, как побережье Северо-Западной Британии.
Так. Катька. Опять – началось всё с неё. Потом была милая девочка, вся такая белокожая, почему-то мокрая… Так. Лаура. А где Лаура? И почему он тут?!
Он обошёл хату, сунулся в ванную и сразу понял – нехорошо. Дежурный набор полотенец, один шампунь, нет привычных деталей, которые говорят о том, что тут каждое утро умываются, чистят зубы, ежедневно принимают душ и убираются… Всё ясно. Трах-хата. Там только косметический ремонт в главном помещении, на остальное забивают. Где он оказался…
В дверь позвонили; Павел, не совсем ещё соображая, с ноутом под локтем, пошёл открывать. На пороге стояли двое, крепких. В куртках. Руки в карманах. Глаза волчьи.
– Чё, заспался? – спросил первый. – Хорошо спал?
– Хорошо… А вы кто?
Парни переглянулись. Один другому заметил: «Смотри, какой баран тупой. Штраф, может, взять?» – и продвинулся в квартиру.
– С тебя сверху штука. Надо было вовремя уходить, с девкой.
– Штука? – улыбнулся Павел. – Ну, вон лежит…
– Где?!
Ему не жалко было тысячи рублей – невелики бабки! – но, чёрт, принцип. Его обули, и ему же – платить? Он уже отдал Катьке всё оговорённое. И когда парень вертел стриженой башкой, двинул его углом ноутбука в висок.
Ну, он знал – убить не убьёт, изделие тоже особо не пострадает, но вырубит противника – точно. И пихнул обмякшее тело на второго. А потом, перескочив через их сплетённый клубок, кинулся вниз. Хрен они на лифте его догонят, как и по лестнице. Брелок ключей зажигания на месте, завёл дистанционно… и прости-прощай!
В очередной раз Катька-Рыба его подставила. Но зачем? Вроде ведь и девка была эта, её подруга, нормальная, и началось у них хорошо… Правда, потом – не помнил. Что это, месть? Такая же тупая, как и сама Рыба.
Руля, он молился, чтобы его не остановили. Сейчас это очень ни к чему. Перегаром прёт, и сам как обдолбанный по самые не хочу… Прогнал дворами, с трудом нашёл выезд к гостинице. Машину загнал на подземную парковку, оплатив, – сюда его преследователи вряд ли сунутся.
Тут уж не до вежливостей. Павел поднялся на девятый этаж, ключом, который он даже на ресепшн давно не сдавал, номер отомкнул. Вошёл. И остолбенел почти что на пороге.
Да, конечно, кучки пахнущего, как после Катьки, по углам не лежали. Но в номере царил совершеннейший разгром. Стеклянный стол опрокинут, фрукты из вазы раскатились по полу, ваза разбилась; спиртное вытекло из упавших бутылок, запятнало ковёр. Декоративные цветы обрушены с подоконников, две абстрактных картины сорваны со стен. Сорваны и шторы; и на одной их них, бархатной, свернувшись калачиком, спит совершенно голая Аннет.
Она спала, подтянув острые коленки к подбородку, положив руку под голову; мраморное её тело блистало на коричневом бархате. На узких ступнях, так хорошо знакомых Павлу, царапины и кровоподтёки – видимо, поранилась…
Ноги стали ватными. Он просто присел на краешек ближайшего кресла, другое лежало вверх тормашками. И тупо смотрел на всё это.
Да, переклинило её основательно. Нет, ещё во Владимире он это замечал, когда ещё работали плотно, как полноправные коллеги. Она щупала ступни девок после прогулки, придирчиво спрашивала: «А у тебя почему такая жёсткая кожа на пятках? Давно босая ходишь?» – или про то, насколько больно той или иной наступать на камешки. Сама небрезгливо делала массаж этих всех запылённых ступней, видно было – доставляло удовольствие. И порой то одна, то другая девчонка, как правило, из простых, из обычных семей, вдруг исчезала, не приходила на съемку – а Аннет потом звонила, говорила: «Она была занята» – и перечисляла на счёт условленный штраф. Но сейчас…
Да что она такого в этой Елене Фромиллер нашла?!
Он так и не решил, что делать. Несколько минут сидел в тишине, смотря на тело Аннет; перебирая в памяти эпизоды знакомства с ней. Какая она разная… И что она ещё может выкинуть?! И сидеть так дальше было невыносимо. Он представил, что она проснётся – и вот тогда все шишки повалятся на него. В совершеннейшей рассеянности открыл ноутбук: просто, машинально – проверить почту, мало ли…
И что-то смутило его. Что-то не так было на экране, на котором всегда, неизменно некий человек бежал по оранжевому бархану – Павел любил именно эту заставку, она чем-то притягивала его. Он смотрел на иконки, пытался сообразить: что не так? Расположение? Да нет, вроде…
И понял. Раньше иконка браузера Google не закрывала солнце. А теперь…
Он начал торопливо тыкать по клавишам. Открыл меню «Пуск». Записал: «просмотр событий». Открыл файл… «Журнал Windows», а затем «система»…
Человек, который это сделал, был грамотным спецом. Он удалил этот файл, он приложил максимум усилий, но не учёл вспомогательную кодировку. И по ней Павел понял лишь одно; одно, но страшное – его ноутбук ВКЛЮЧАЛИ тогда, когда он валялся на медвежьей шкуре в беспробудном сне. Где-то в период с полвторого ночи до четырёх утра!
Если об этом узнает Аннет…
Парень не стал даже хлопать крышкой, закрывая ноутбук. Так, с ним в руках, бесшумно выбрался из номера; правда, пакет кое с чем своим забрал – пришлось переступать через вещи, через лежащую Аннет. На ресепшене сдал ключи-грушу.
И укатил на машине в то место, которое он поначалу забраковал на трассе: тот самый мотель, что отпугнул его бандитскими рожами у машины. Чёрт с ним. Лучше уж они, чем ярость Аннет, узнавшей о взломе их основной базы.
ЛИНИЯ РОМАНЕНКО – МИРИАМ – ВИТА – ЧЕРЕПАХА
…Легендарный Сарутоби прославился выдающимся, почти обезьяньим, акробатическим мастерством – собственно, его имя и означает «обезьяний прыжок» – и волшебством рукопашного боя. Он так упорно и усердно тренировался в беге, прыжках и лазаньи, что вскоре мог совершать то, что по плечу далеко не всякому ниндзя, не говоря уже о людях обычных. Говорят, он даже жил на деревьях, качаясь и вися на них, как это делают мартышки. В результате Сарутоби стал столь проворным и неуловимым, что мало кто мог надеяться победить его в рукопашном бою. Для этого потребовалась бы хорошо подготовленная группа, а отнюдь не один человек, даже очень сильный и ловкий. И в итоге Сарутоби стал самураем при сёгуне Минамото Ёриёси, поднявшим восстание айнов, и много сделал в той великой войне.
Неуловимый. И непредсказумый.
Сам Лев Гордеевич выбрал себе имя Хокори Созецу, а своей героине – Цизана Каме. Он и рисовал; иногда, заперевшись наглухо в кабинете, на чертёжных листах формата А3, на гладком, как стекло, ватмане. Тончайшей беличьей кисточкой и чёрной тушью. Лица рисовал; они обозначались овалом, так принято, чтобы не навлечь гнев духов. Почти в стиле Хикисава Моронобу он рисовал склон горы, пусть это будет Синюшина гора, тростниковые крыши – пусть это будут дачи, и прямыми скошенными линиями, в лучших традициях укиё-э, минималистично рисовал то ли дождь, падающий на землю, то ли лучи света; сквозь них летела птичка, обозначенная и вовсе кляксой на взгляд неосведомлённого ценителя.
И старуху изображал, сидящую с веером, – это его мать; или себя с мечом – доблестного самурая Созецу и свою ненаглядную Каме…
А имена выводил каллиграфическими иероглифами – научился.
Рисунки эти он никому не показывал.
Били ли водяные капли в окна администрации, вьюжил ли в них январский снежок или солнце жарило – что, кстати, было удобнее: быстрее сохла тушь, – а Лев Гордеевич, сняв пиджак и закатав по локоть рукава сорочки, рисовал.
Вот и сейчас рисовал, но в дверь постучали.
Замглавы принялся лихорадочно убирать со стола. Ватман, тушь, перо, папку. И недорисованный рисунок за шкаф засунул. Потом, раскатывая на ходу рукава, побежал к двери: «Сейчас открою, сейчас!» Конечно, время позднее, секретарши нет, он один – хозяин. Мало ли кто. Никто не должен знать, какой фигнёй он тут занимается.
А это оказалась Снеткова. Подчёркнуто скромно одетая и впустившая за собой высокую женщину в цветастой кофточке, почти прозрачной юбке да лосинах чёрных до тонкой щиколотки; сначала подумал, что гостья боса, а потом… Нет. Это даже не обувь, это какие-то корочки, примотанные к красивым ступнями бесчисленными ремешками.
– Знакомьтесь! – радостно провозгласила Мириам. – Это вот она и есть! Серафима Эмильевна. Психолог и пиарщик. Вот! Мы тут задержались, немного по магазинам ездили…
Романенко отступил к столу. Разные глаза Серафимы, карий и голубой, подействовали на него, как ослепляющий прожектор – на противника. Он губами начал шевелить, а они слипались сырым тестом:
– Мнам-мам-м-м-нам-м… мне приятно очень. Очень, да. Лев Гордеевич, вот…
И он рухнул в кресло, как будто укрылся за ивовым валом самурай Хокори Созецу.
А две женщины почти по-хозяйски расположились напротив стола его, тиранили его живыми смеющимися глазами, и Лев Гордеевич думал, что как-то плохо, что он без пиджака и галстук у него в кармане этого самого пиджака; с трудом воспрянул духом, спросил, инициативу стратегическую перехватывая:
– Итак, значит… Мириам Даниловна ввела вас в курс наших… последних событий, да? Что вы об этом думаете?!
Эта веснушчатая Серафима – похоже, оторва ещё хуже Мириам Даниловны. Ни стыда, ни совести, глаза – бл*дские, Лев Гордеич мог просто голову об заклад положить; сущая ведьма! Ей палец в рот не клади, и вообще, рядом ничего колющего-режущего не клади… Да и так удушит. Господи, с кем только работать не приходится.
Привезла подарочек Мириам Даниловна.
А разноглазая улыбнулась, сметая этим хлипкую психологическую защиту Романенко, нахально взяла из его стаканчика – на его, чёрт подери, столе! – карандашик и начала вертеть в тонких пальчиках с разноцветным маникюром:
– Да, Лев Гордеевич… С некоторыми материалами я познакомилась ещё в поезде. Увы, обрадовать не могу. В вашем городе действует секта. Очень опасная.
– Секта? Кого? Этих идиотов, что ли? Босых?
– Да, да. Публичное хождение босиком – это, знаете, маниакально-шизофреническая реакция, такая самоаффектация, самораспространение… Попытка привлечь к себе внимание. Психически неустойчивые личности как раз этим и страдают. Ну, они могут с ведёрком на голове ходить, с дуршлагом, но в вашем случае – именно босиком. Однако всё серьёзнее…
– Да что тут серьёзного?! Глупость какая-то, массовое помешательство.
– О, вы недооцениваете, Лев Гордеевич. Это очень и очень опасная тоталитарная секта. Её адепты взяли много от хлыстовства, от «радений» так называемых… ну, вы слышали, да? Это когда босиком на снег и групповой секс потом. Но примешали к этому индуизм. Богиня Кали, яростная форма супруги Шивы… Впрочем, это детали, это вам не обязательно знать. Они, понимаете, исповедуют агрессивный отказ от мирского. От обуви, в первую очередь.
– Но… какой смысл? – пробормотал Романенко, сбитый с толку этой какофонией непривычных слов и диковинных терминов.
– Ну-у… Отказ от обуви – отказ от общепринятых человеческих ценностей, от традиций. Потом следует отказ от родственников, духовный нигилизм. Уход в себя. И они приносят жертвы.
– Какие? Человеческие?!
– Нет. Они ритуально сжигают свою обувь и клянутся в верности Ногам Мира, которые находятся на священной горе… впрочем, там очень сложное название. Понимаете? Это ужасно. Я с этой сектой сталкивалась, она и в Новосибирске, и в Омске, и даже в Москве есть. Там некто Нэкит-Эн адепт… Ну, в общем, видите, дошло и до вас.
Лев Гордеевич вздрогнул. Мозг отказывался переварить тот объём, тот снегопад сведений, обрушенный на его голову разноглазым психологом. А Мириам только улыбалась тихо. Тоже мне… Змея!
– Так что же нам делать? – убитым голосом осведомился замглавы.
– Ну, прежде всего, надо знать, что с тоталитарными сектами не воюют в лоб! – очаровательно улыбнулась психолог. – Запрещать их, арестовывать их последователей – значит, создать им ореол мучеников. А это приведёт к резкому росту рядов секты. Поверьте, проходили уже. Я была советником особой группы при администрации Президента РФ, вот мы это там осуждали… на закрытых семинарах, конечно. С ними надо очень хитро бороться. Тонко, психологически.
Глаза Романенко волей-неволей следили за мельтешением карандашика в её пальцах. Гипноз, не иначе. Он и понимал это, и глаза не мог оторвать.
– Если хотите, я могу озвучить комплекс мер, которые ваша администрация может принять, чтобы… чтобы не допустить, так сказать, сползания Щанска в эту клоаку. Из тоталитарных сект нет выхода, Лев Георгиевич!
И она, наконец, выпустила карандашик и положила на его бумаги. Но он не мог к нему притронуться. Чуть отодвинулся в кресле, помассировал занемевшую шею, спросил: «Излагайте! Я слушаю!» И с ужасом понял, что на диване, в самом краю кабинета, лежит лист ватмана, который он перед визитом дам положил сохнуть. На нём, в роще карликовых деревьев, отважный самурай Хокори Созецу склонялся над лежащей в пыли дороги Цизана Каме…
Чёрт! Он забыл её убрать впопыхах. Только бы не увидели.
– Перовое, что надо сделать… – сухо и требовательно сказала психолог, постукивая пальцами по краю столешницы, – это выдвинуть альтернативу. Хождение босиком – не самоцель, а только лишь способ укрепить иммунитет организма. Это – азбучная истина, которую знают все профессиональные медики! В строго определённых условиях, в строго определённых ситуациях и под строгим медицинским контролем! У вас, как я полагаю, ресурсы есть?
Лев Гордеич хотел что-то сказать, но Мириам перебила:
– Конечно, есть, Серафима! Вот у нас главврач поликлиники, Зинаида Чухонцева… знаете, какая боевущая? Она и на лыжах, она и в проруби зимой купается, и с молодёжью…
– Вот и прекрасно! – два слепящих огня били по Романенко. – Значит, не всё так плохо. Итак: создаём боевую группу при вашей… Чухонцевой. Позитивная молодёжь. Спортсмены. Активисты. Нейтральная идеология. Пусть занимаются, кувыркаются – босиком, но на специальных ковриках. Если пробежка – только по лесу. В общем, такой противовес этому их шастанью босыми в городе. Понимаете?
– Понимаю… – Романенко не мог мысли собрать; одна половина головы думала, как убрать с глаз долой рисунок, а вторая – что нужно тут Пилову привлекать, чёрт её дери, выхода нет. – Ну… найдём. Слушайте… А почему вы считаете, что это всё так… опасно. В политическом плане, я имею в виду. С учётом, так сказать… выдвижения нашего Главы?
Серафима покачала головой с волнистыми каштановыми локонами.
– Лев Гордеевич! Секты сейчас властно вторгаются в область общественной жизни. И в политику тоже. Вы же понимаете, что за сектой может стоять кукловод? Он орудует, манипулирует сектой…
– Но… если мы их, так сказать, прижмём, то и вопрос умрёт, верно?
– Не всё так просто, как вы полагаете. Вот смотрите: пока они у вас в оппозиции. Но, как я знаю, администрация разрешила какое-то дефиле с босыми ногами… Так, Мириам? Вот, потом какой-то такой праздник в библиотеке. Эта бесхребетность администрации, она, знаете, даёт плоды. А вот представьте, что они через пару дней организуют митинг в поддержку вашего действующего главы… простите, не помню, Сапогойлова?
– Исмагилова… – одними губами поправил замглавы и так не понял: то ли это оговорка, то ли изощрённое издевательство. – Но, значит, они тогда будут нашими союзниками… что ли?
– Ну, не суть. Не будут они вашими союзниками. Знаете, что было в США во время выборов президента Кеннеди?
– Э-э, не совсем понимаю…
– Некоторые женщины прикрепляли к платью значок с изображением президента и ходили по магазинам босиком, оскорбляя продавцов! – с апломбом заявила психолог. – И вы понимаете, что они таким образом осуществляли диверсию?! Контрпропаганду! А если эта наша секта на словах перемётнётся на вашу сторону? Это же будет дискредитация!
– Лев Гордеевич! Вы послушайте Серафиму – она, между прочим, работала в предвыборном штабе Собянина, в ХМАО, когда он губернатором выдвигался… – заметила юрист.
Романенко замолчал. Змея-то змеёй, а дело знает… Если завтра эти библиотекарша двинет своих сторонников на улицы – босых, грязных, да ещё под лозунгами поддержки Главы. Чистый «чёрный пиар». А уверенная в себе Серафима шпарила дальше.
– Второе: надо организовать конференцию. Только, простите меня великодушно, не такую, как была… – Серафима поморщилась презрительно. – Мириам мне показала сюжет… Вы уж извините, но главврач поликлиники… с заявлениями почти академического характера, ну как-то смешно.
– А что вы предлагаете?
– Надо пригласить специалистов с российским именем. Ну, хотя бы того же Нузер-Иванова из Москвы, можно даже из Германии нашего соотечественника… Мириам, он же одессит, да?
– Да. Профессор Изайт Десвальдес. Он во Франкфурте живёт.
– Вот! Это крупные спецы по психологическим девиациям. Они всё вам по полочкам разложат! – пожала красивыми плечами психолог. – А если мы организуем подходящее освещение, то… Надеюсь, средства на это у администрации найдутся?
– Найдутся…
Сейчас Романенко беспокоила только судьба треклятого рисунка.
– И последнее! – заявила Серафима. – Никаких, понимаете, никаких открытых акций против этих… сектантов. Если вы начнёте давить на кого-то, их хозяева немедленно нанесут ответный удар.
«Фромиллер, мерзавец!» – моментально понял Романенко. Не зря сегодня заходил… Прощупывал. У него дочь в этой секте. Видео показывали. Ну ничего. Разберёмся.
– Я вас понимаю… Это да, надо осторожно.
– Делайте вид, что всё хорошо. Они сами, так сказать, политически обанкротятся. Когда мы покажем всю их гнилую сущность. Всю омерзительную эстетику грязных пяток, весь этот пошлый романтизм босых…
И тут Серафима словно поперхнулась словами, сглотнула, потрясла головой, рассыпая волосы, закончила спокойно:
– Пусть пока действуют. Контрмеры заготовлены. Но я вам говорю – если какие-то акции запланированы, надо остановить. Мы только сыграем на руку вашим врагам. Это я вам, как политтехнолог, говорю.
– Согласен, согласен, Серафима Витальевна. Это очень мудро, то, что вы говорите… м-да! Э-м, то есть по вашему плану…
– Мы план подготовим к пятнице! – заявила Мириам. – Согласуем, обсудим. Сможете представить Главе.
– Очень хорошо. А как вы планируете это… освещение. У нас, знаете, очень, так сказать, оппозиционное телевидение.
Мириам с Серафимой переглянулись. Загадочно.
– Ну почему же? Там есть здравомыслящие люди. Аглая Рыбкина, ведущий корреспондент, госпожа Матвеева, ветеран, так сказать. Мы их привлечём.
Романенко ощутил некоторое успокоение. Даже язва, порой мучавшая его, уже не разыграется. Он усмехнулся:
– А вы сами… Серафима Эмильевна, сталкивались с этой, как вы говорите, сектой?
– Да я вас умоляю! – Серафима навалилась на столешницу, демонстрируя впечатляющую грудь под кофточкой. – В две тысячи десятом они меня похитили, вывезли в лес и заставили ходить… ой, кхе! – она снова закашлялась, попросила: – А можно воды?!
Пока Романенко ходил к столику за графином и бокалом, гостья оглядывала кабинет. Внимательно.
Выпила. Горло прочистила. И совершенно спокойно добавила:
– Кстати… можно пустить информацию, что в городе есть вирус, который распространяется через босые ноги. Тогда с вашей оппозицией просто будет покончено… на народном уровне! Их просто камнями будут забрасывать!
– Ну, это… это мы подумаем! – смутился Романенко.
А сам про себя подумал: вирус не вирус, а, чтобы свалить Фромиллера или метящего на пост главы «третьего», как ему говорила Мириам, все средства хороши. Придумают, что угодно. И Глава – одобрит.
– Вы нам очень помогли, Серафима Эмильевна…
Обе женщины поднялись с кресел. Одарили Романенко чарующими улыбками. И под конец, выходя из кабинета, послали ему всё-таки плюху:
– А эта японская картина у вас… коллекционируете?
– Да что вы… это так, один знакомый принёс, у него дочь рисует…- Похвастаться!- рассыпался на мелкие улыбочки замглавы. – Ну вот, просто… Так, ничего, средненько.
– Да. Талантливая девочка. Всего доброго!
На улице опять моросило. Вышли из администрации. Стояли в сгущающихся сумерках. Мириам молча достала сигареты, закурила, объяснила:
– Не могу. Не хочу из машины Руслана выгонять…
– А это ничо, что мы в самой луже стоим? – осведомилась Вита.
– Отойди, деточка. Если тебе некомфортно.
– Да я разуюсь лучше!
И она с удовольствием скинула невесомые свои корочки, начала притопывать босыми ногами в большой луже, образовавшейся на задах здания администрации и впадающей, как в море, в лужу на проспекте Первостроителей.
– Знаешь, Вита! – сообщила Мириам, выпуская дым. – Про хлыстов и Кали ты мастерски приплела, конечно. Но я тебя иногда готова убить, честное слово.
Та невозмутимо достала из сумочки очередной фрукт.
– Это логично. Но надо потом расчленить. Голову рекомендую засолить в бочке с капустой. А ты банан не хочешь?
– Нет. Я тебя два раза пинала, дубина ты стоеросовая!
– С тебя за это две вкусняшки… Нет, три!
– Чего тебя понесло?! За рамки сценария… Куда тебя в лес вывозили, по чему там заставляли ходить?! Ты соображаешь?
– Ага… – Вита крупными зубами с наслаждением откусила половину бело-розовой мякоти. – Так это для художественной выразительности.
– А пошлый романтизм? И «омерзительная эсетика»?!
– «…измазанной в котлете губой похотливо напеваете Северянина!» – подсказала Вита невнятно, жуя банан.
– Ага! “Я лучше в баре блядям буду подавать ананасную воду!” – ответила Мириам цитатой из тех же стихов. – Дурочка ты, Вита.
– Фи на тебя. От такой же слышу.
И они расхохотались – обе. Вита выронила недоеденный банан в лужу; сгибаясь от смеха, раздавила его босыми ногами; Мириам, подставляя лицо каплям и неуклюже стаскивая туфли, тоже смеялась. Потом выговорила:
– Вот две дуры в луже… Всё, пойдём уже домой!
– Домой – это к тебе? А чем ты угостишь?
– Вот ты толстожорка, а? Шарлотка устроит?!
– Вполне.
– И куда в тебя влезает! – не выдержала Мириам. – Я бы с такими аппетитами давно расквасилась… Ладно, идём.
По дороге к машине Вита хладнокровно произнесла:
– Судя по иероглифам его картины, Хокори Созецу означает «Лев» и «Гордость». А Цизана Каме – «Маленькая Черепаха».
– Ты откуда японский знаешь?
– Да учила… от нечего делать.
Руслан за рулём БМВ-735 спокойно ждал, порка две босые, мокрые, хохочущие, как дьяволицы, женщины, сядут в салон, на заднее сиденье машины.
Романенко не видел всего этого и не знал. Сегодня, ещё в обед, он позвонил домой, справился о школьных успехах двух дочерей – второго и четвертого класса; сказал, что будет поздно – выездное совещание.
А потом сел в маленькую «Тойоту» со смешными фарами-глазками, серенькую, скромненькую, и поехал в микрорайон «Круглихино». Прижатый вплотную к дачной зоне, он отличался аккуратными панельными пятиэтажками, тихими дворами и вообще – покоем, которые были так важны заместителю главы городской администрации Щанска.
…Она встретила его, как было заведено: на пороге, в халатике на голое тело; и сразу же опустилась на коленки, показав кожистые, складчатые подошвы в сумраке передней. Она сдёргивала с него брюки, маленькими ручками, а он уже исходил желанием; и даже когда коснулась губами того, изнывающего, он сдерживался до последнего. Потом молча поднял её, невесомую, голенькую, с пола, посадил на полку для обуви, на тумбочку почти. Она развела ноги, покорно, это ясно, и он, стиснув её, сжав её, завернув узлом, начал вталкивать своё естество в это тело – молчащее, только колыхающееся, бьющееся пойманной птичкой. Он вминал её в висящую одежду, шкаф дрожал, сыпались сверху шапки, перчатки…
Черепаху он нашёл три года назад.
Пришло импортное оборудование на Опытный; документы на японском, английская версия – то ли её нет, то ли вообще ни о чём, техники зашли в тупик. Опытный все телефоны оборвал – дайте нам переводчика с японского! Он и нашёл. Для их работы Черепаха оказалась кладом, благо компьютером она владела в совершенстве, сама связалась с производителем в Иокогаме, все детали прояснила. Лев Гордеевич побывал дома у неё по случаю, передавая бумаги, потом к себе вызвал…
И тут стукнуло. Он просто на неё посмотрел. Задумчиво; может, и проскочило что в его голове – никто другой бы не понял, не смог уловить. А эта, в длинной юбочке, в кофте какой-то серой, просто покорно встала перед столом на колени…
Так же, как сейчас.
Бес попутал. С того момента он был с ней. Всё по боку. Семья – семьёй, перезрелая жена – женой, но там давно ни любви, ни страсти, там просто – обязанности, и совсем не супружеские. Скорее всего, просто совместное бытиё.
А эта, Цизана Каме, была его. До последнего грамма веса, до донышка; его собственностью, его сокровищем. Он хватал её и насиловал, так, как никакую женщину в жизни. И она в этот миг, умная, с двумя дипломами, превращалась в комочек мяса, который он мял, тискал, лепил, как пластилин; маленький умелый ротик и маленькое всё остальное… Она доставала ему до середины груди. И не обижалась, не спрашивала, не просила – ничего. Он полностью оплачивал все её расходы – коммунальные да плюс на дорогостоящие компьютерные программы, устройства и коллекционные монографии по японской живописи.
После секса, побывав в в ванной, он вышел. Она, присев, подала ему чашку зелёного чая; и жестами показала – иди к компьютеру. На экране сначала отобразились иероглифы, потом сбоку возник русский текст:
«Буря началась!» –
Грабитель на дороге
Предостерег меня.
– Сама перевела? – спросил он, гладя по почти мартышачьей головке, покрытой короткими тёмными волосами – как шёрсткой.
Она только кивнула, без слов. Она была немая… Доброкачественная опухоль мозга, обнаруженная в двадцать пять, подписала ей приговор; оперировать и тогда, и сейчас оказалось слишком рискованно. А в результате различных обследований выяснилось, что природа навсегда лишила её детородные органы счастья материнства; и наконец, автомобильная авария унесла жизни её старых родителей, а её оставила в живых, но травма повредила тазовые кости…
Она общалась только в Сети, при этом большей частью с иностранцами – соотечественники пугали её своей реакцией на немоту, на её ковыляющую походку; пугали, раздражали или оскорбляли. Она до этого неплохо знала английский, самостоятельно выучила итальянский, шведский и, наконец, японский; занималась переводами, особенно хорошо ей удавался перевод хокку японских поэтов Средневековья.
Идеальная любовница, лучше не придумаешь. С ней Лев Гордеевич испробовал все виды сексуальных утех, о которых мечтал в юности, в горячечных снах. И был невидим ни для кого – как ниндзя Сарутоби; ни для «Дубравы», ни для Пиловой, ни для этого, бровастого из штаба Главы…
Невидим. Незнаем. Скрыт!
Любила ли она его? Неизвестно. О таком не говорили. Он был её личный сёгун, личный повелитель, которому она была предана душой и обезьяньим своим телом с обвисшими грудями – впрочем, именно такие он и любил, их можно взять в кулак, стиснуть, узлом завязать… И ей это нравилось.
– Молодец… – проговорил Романенко, снова лаская её голову.
Он был совершенно спокоен. Эта тайна никогда не выйдет за пределы этой всегда затемнённой, спрятанной от любопытных глаз комнаты на пятом этаже. Ни ей, ни ему это не нужно. Он – в безопасности. Другие пусть ищут глупых и жадных девок на стороне; вот Глезер, Яша, доискался, доходился со своими фантазиями… По прикидкам Льва, одних долларов на сто пятьдесят кусков вынесли, а ещё и евро были. Глезер хорошо брал, у него была кликуха «Семь процентов». Счастливое число – и что? Дура-а-ак… И Исмагилов тоже хорош. Тоже доиграется, кавказский мужчина. Поскользнётся на бабе.
А он, Романенко, он Хикори Созецу. Неуловимый. В ноябре 1867 года сёгун Токугава Ёсинобу отказался исполнять обязанности главы военного правительства. И двинул армию… Но проиграл – а он, Хикори Созецу, победит. Потому, что нет «чёрных кораблей» командора Метью Перри в гавани, это не их трубы дымят над Опытным; он победит, черти вам в задницу… Он проломит оборону и сместит императора!
Черепаха потянула его на кухню. Там они снова выпили зелёного чаю, вприкуску с её печеньем, и опять был секс, когда она забралась к нему на колени и качалась на нём, упираясь макушкой куда-то под сердце, под правый сосок, тихонько мыча – даже стонать громко при оргазме она не могла, обходилась таким вот писком; а он стискивал руками её крохотные ступни, казалось, хрустевшие в пальцах, как и это печенье; и наконец обессилел. Самурай должен был уйти из замка… Он всё сделал.
Оставив ей пачку денег, аккуратно завёрнутую в один из черновиков с его стола, он сел в машину. Моросил дождь, но «дворники» легко разбрасывали его. И Лев Гордеич Романенко, когда-то окрещённый сверстниками по двору «хуемаем», сжимая несуществующую катану, думал о переведённом Черепахой хокку: «Буря началась!» – грабитель на дороге предостерег меня.
Буря началась? Он подумает об этом завтра.
ЛИНИЯ ШАКТИ – ДАША – РОДИТЕЛИ ЛЕНЫ
Пока Фромиллер метал громы и молнии на работе, дома у него кипели другие страсти. Правда, совсем другие – скорее, положительные. После завтрака мама Лены предупредила:
– Светочка, мне надо съездить к моей тётке, мы ей дом купили тут, в Ивановке. Она хоть и живёт с мужичком, но старая, проведать бы надо… Вечером уже вернусь. Господи, только бы с Леной ничего не случилось!
– Не случится, Александра Егоровна, будем надеяться!
– Да я тоже надеюсь, а сердце болит… Ладно. К двум Даша придёт. Это домработница.
– Да, знаю, Лена мне говорила.
– Вот. В общем, у неё свой фронт работ есть, но ты можешь ей приказывать всё, что угодно! Пусть тебя обслуживает. И ты сейчас иди снова ложись, телевизор посмотри, почитай…
– Хорошо, Александра Егоровна.
Женщина вздохнула. Встала.
– Посуду не убирай, это Даша сделает… В общем, Ленка появится, коза этакая – пусть мне звонит срочно!
Естественно, Света-Шакти даже не собиралась выполнять указаний Александры Егоровны; хотя и спорить с ней сочла бессмысленным. После ухода хозяйки она, морщась от каждого шага, но понемногу пересиливая боль, убрала продукты в холодильник, а тарелки и блюдца не стала загружать в посудомоечную машину – вымыла сама в раковине. Потом открыла «техническую комнату», выкатила пылесос и начала влажную уборку…
Почему она это делала? Нет, не из благодарности родителям Лены. Она по-другому не могла. Сама мысль о домработнице казалась ей дикой и какой-то не очень хорошей, отдающей пафосным барством. Так вот, за этим занятием и застала её Даша. Маленькая, ниже даже Шакти, девочка с ясным лицом, серо-синими глазами, она поздоровалась удивлённо: удивлённо не от самого факта присутствия Светы, про неё ей уже сказали, а от того, что та делает.
– Зачем это вы… – растерялась девушка. – Я же всегда прихожу и всё это успеваю.
Шакти дружелюбно засмеялась.
– Да мне просто нравится процесс уборки… Честно! Давайте просто вместе сделаем, и всё.
– Вместе? – ещё больше удивилась Даша.
– Конечно! В две руки быстрее получится. А потом посидим, чаю попьём и поболтаем.
Даша пожала плечами. Хозяин-барин. Она уже два года работала в этой семье и успела привыкнуть ко всем причудам Фромиллеров: к вечному беспорядку в комнате Лены, разбросанной её косметике, к уринотерапии хозяйки и повышенной аккуратности при уборке кабинета хозяина: не дай бог что-то переставишь, положишь не так, как лежало! Правда, что творилось с ними в последнее время, она совсем не понимала, но это уже точно не её дело. Она переоделась в старенькое полосатое платьице фиалкового оттенка, голубой рабочий халат, надела белые рабочие кроссовочки, вышла на кухню. Шакти уже заканчивала там с пылесосом. Даша стала расставлять стулья, устроенные во время уборки на столе.
– Я почти всё! – заявила Шакти. – Знаешь, не нравится мне эта хвалёная «влажная уборка»…
– Почему? Вроде чисто моет.
– Может, и чисто, но в каждый уголок не залезешь. Давай холл и гостиную по-настоящему вымоем, хоть раз?
– Это как – «по-настоящему»? – Даша несмело улыбнулась, показав смешные ямочки на щёчках.
– Руками. С мылом и тряпкой.
– Зачем?!
Женщина руками всплеснула.
– Ну я же сказала… Хорошо. Не хочешь, я сама. Ты только не обижайся. Хочешь, я тебе тут телевизор включу?
– Да не надо… – смущённая, растерянная девушка теребила прядки волос. – Но вы же травмированная! Вам же нельзя!
– Кто сказал, что мне нельзя? – тут уже Шакти почти рассердилась. – Если я порезалась немного, то что, буду валяться целыми днями, как варёная морковка? Нет уж… кстати, заживает быстро. Да и всё равно, не носки же мочить!
С этими словами она присела на стул и стащила с ног белые носочки Лены. Даша с ужасом смотрела рубцы. Они ещё больше затянулись, конечно, но на её взгляд, выглядели ужасно.
– Как вы сможете… с таким? – пролепетала она.
– Обыкновенно. Знаешь, я, когда в Прокопьевске волю тренировала, ходила по насыпи железной дороги. Там щебень такой… крупный. Больно было, ужас! Ну, и ноги сдирала до мяса пару раз. И ничего. Ночь переночую, заживёт, я снова босиком.
– Но… для чего вы это делали?
Поняв, что её слова звучат для домработницы так же, как рассказ о «зелёных человечках», Шакти хихикнула, махнула рукой: мол, не обращай внимания – и, взявшись за пылесос, повезла его на место. Странно: без носков ступням оказалось гораздо комфортнее на гладком полу, и боль словно исчезла…
Понятно, что Шакти и в голову бы не пришло корить свою новую знакомую тем, что та передвигается по квартире в кроссовках, хоть и чистых, не с улицы. Это её привычка, пусть будет. Она же не к её дефиле готовится! Но вот Дашу это, похоже, напрягало. Они вместе приготовили два тазика воды, развели моющее средство; девушка выбрала тряпки.
– Я начну мылом… – объявила Шакти, – Вот отсюда, от дверей. А ты проходись насухо уже, влажной тряпкой.
И она с некоторым трудом, но опустилась на колени, погрузила тряпку в тёплую воду с клочьями пены.
Девушке не давали покоя её порезанные подошвы. Спросила деликатно: ты, наверное, на улице где-то на стекло наступила? Она слышала разговоры хозяйки и дочери про бег босиком, про какие-то другие подобные походы по магазинам, но поверить не могла, что такое может быть.
Шакти рассказала. Рассказала, как было, что ей было скрывать? Всю историю, от ночного эпизода до выселения. И прибавила:
– Знаешь, я в Прокопьевске несколько лет с мая по октябрь босая ходила. И хоть бы что! И здесь тоже… А вот, поди ж ты, в общежитии своём и напоролась!
– Правда, что ли, ни разу на битое стекло на улице не наступали?!
– Правда. Давай на «ты», хорошо? Я ведь не тётка какая-то.
– Давайте.
Даша колебалась-колебалась… И в конце концов ушла в техкомнату, а вернулась уже без положенного халатика, шагая по гладкому полу босыми ногами, неуверенно, осторожно, слегка на цыпочках – и изумлённо смотря на свои собственные ступни. Как на чужие. Кстати, они оказались у неё аккуратненькие, милые, с ярко-розовыми детскими пятками.
Шакти не знала: одобрять или смеяться. Просто кивнула: нормально, мол!
И они вдвоём принялись за уборку. Потом Даша, видя, как женщине всё-таки трудновато вставать с колен и опускаться снова, потребовала поменяться: она сама хотела мыть с мылом, а Шакти дала очень удобную швабру. На том и порешили.
Даша возилась с тряпкой, ловко управлялась. Ножки её плавали в белых мыльных клубах, чистенькие, промытые до последней складочки и от этого какие-то игрушечные. Глядя на её работу, Шакти заметила:
– Ты хорошо очень моешь… старательно. Дома, наверное, сама же всё делаешь, так?
– Ага. Я в частном доме за Круглихино живу. У нас полы деревянные, конечно, так вот и мою.
– Хм… А тут почему в кроссовках? – не удержалась от вопроса женщина.
Дарья опять смутилась:
– Ну, тут же квартира приличная… Хозяева строгие. Ну, и вообще, как-то у них… не принято было без обуви.
– Ну да. Было – не принято… А тебе самой нравится?
– Не то слово.
Так они вымыли холл, большую гостиную, вместе мебель двигали. Потом Даша собрала мусор и… остановилась на пороге квартиры, соображая.
Шакти поняла её раздумья. Вот что, сейчас – влезать в хозяйские тапки, в свои уличные «балетки» или эти вот белые рабочие кроссовки? И подбодрила.
– А так и пойдём к мусоропроводу! Погоди, я из своей комнаты мусор вынесу, у меня там бумага да обрезки тряпок…
Выход босиком на лестничную площадку стал для Даши не столько испытанием, сколько открытием. Она уже не шла на цыпочках; она уже с азартным удовольствием прижимала белые ступни к серому бетону. Как будто пробовала новые ощущения. И радовалась внутри, отчего улыбка освещала её лицо негромко, без смеха. Вывалили мусор в квадратный зев мусоропровода, Даша остановила Шакти:
– Стой! Сейчас…
Голыми пальцами ноги ловко уцепилась за ручку люка, опрокинула его, родив утробный грохот в трубе. Похвасталась:
– Я в детстве с братом играла. На скорость ногами карандаши собирала с пола!
– Ого! Интересная игра.
– А кто научил?
– Да мамина знакомая, она педиатром работала…
Потом они вымыли ноги в ванной, под горячей водой; хохотали, подставляя подошвы под щекочущую струю душа. Шакти, правда, всё это время думала о Лене, и тревога её нарастала. Рассказала девушке, та оказалась сведуща в личной жизни дочери хозяев этой квартиры:
– Она у какого-то фотографа босиком снималась, я фото в её комнате видела! Он по чему только её не гонял… По заброшенным зданиям всяким, по грязи. А вдруг он её того… похитил?
– Зачем?
– Не знаю. Но фотографы все – маньяки!
– Ну, неправда… Хотя чёрт его знает.
Они сделали паузу, попили чай с бутербродами; оказалось, Дарья подрабатывает шитьём, и тут уж тем для разговора нашлось вдосталь… Наговорившись, Шакти кинула взгляд на окна:
– А давай Александре Егоровне ещё сюрприз сделаем? Окна вымоем?
– Давай… – согласилась девушка, опасливо посмотрела на часы на стене. – У нас время ещё останется? Я в шесть на другую квартиру иду.
– Для чего?
– Да я хотела твои вещи… ну, которые ты шила, померить.
– Какая проблема! Пошли… Выберешь. И в них мыть будешь.
– А можно?
– Почему нельзя?! Это же не для показа, это – чтобы носить!
Она выбрала приталенное платье до середины икр, сиреневое с золотыми иероглифами. В нём простенькая Даша сразу же обратилась в фею… И начали мыть окна.
Они уже домывали окно в кухне, когда прибыла Александра Егоровна. В холле она с необыкновенным удовольствием сбросила лёгкие тканевые туфли Paola Conte, пошлёпала в кухню. Ахнула:
– Света! Даша… здравствуйте! Вы чем тут занимаетесь?!
– Моем окна.
– Но… – женщина даже не стала спрашивать, почему гостья её в постели не лежит. – Ох, неугомонная вы, Света! Вас не удержать… Вы хоть обедали?
– Ну да, перекусили.
– Пирог ели?
– Нет.
– Ну, тоже мне… И Ленка не пришла?
– Нет… – грустно ответила Шакти. – Даже не звонила.
– Чёрт. Я Алексею не могу дозвониться на работу, занято. В общем, заканчивайте. Будем есть.
Она хлопотала, разогревая им пирог, заваривая чай, и совершенно забыла о том, что, вообще-то, тихая и безгласная Даша никогда не сидела раньше за их общим столом; обычно они просто не замечали её – как и положено не замечать домработницу; но та стала подругой Светы и вроде как сразу обрела какие-то человеческий черты, образ. Мысли Александры Егоровны всё больше занимала Лена. Снова позвонила мужу – телефон выключен.
В конце концов она почувствовала, что голова раскалывается. Поднялось давление. Извинилась, ушла к себе.
К шести ушла и Даша. Надевая у дверей «балетки», спросила:
– Точно… по улице так можно ходить, без обуви?
– Конечно, можно!
– Странно. Я ещё ни одного человека такого не видела!
– Ну, бывает.
– Я как-нибудь попробую! – пообещала девушка. – Ну ладно, до встречи!
– Пока, Даша!
И с её уходом на Шакти навалилось.
Она поняла, что её оптимизм, с которым она утешала родителей Лены, иссяк окончательно.
Появившийся к девяти Алексей Фромиллер рванул какую-то струну. Шакти уже позвонила Милане, та сделала звонок Татьяне. Надо звонить остальным… но что говорить? Вряд ли кто что-то знает о судьбе Лены. А предлагать – нечего, у самой голова кругом.
Фромиллер, походив по кухне, достал из холодильника бутылку шведского «Абсолюта». Достал, подержал в руках.
– Алексей Николаевич… надо в полицию уже звонить! – робко выговорила женщина.
Фромиллер секунду подумал. И поставил бутылку обратно.
– Надо. Похоже, надо! Сейчас мы это сделаем.
Он набрал личный телефон Пафнутьева. Ему – можно. Начальник ГОВД всё понял достаточно быстро:
– Алексей Николаич! Прямо сейчас я к вам человека пришлю. Напишете заявление… С утра искать будем.
– Какое «с утра»?! – закричал мужчина – Сейчас надо начинать!
Невидимый Пафнутьев засопел, начал, видимо, ёрзать на месте:
– И сейчас, да, конечно… всем патрулям… Немедленно!
Что-то подсказывало скорчившейся за столом Шакти: эта ночь поисков окажется бесполезной.
Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF, а также фото из Сети Интернет. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.
Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл. Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!
Искренне ваш, автор Игорь Резун.
