ИСТОРИЯ САЙТА И СТУДИИ. «ВДОХНОВЕНИЕ НЕБА», КРЫШИ И «КЛЕОПАТРА».

ИСТОРИЯ САЙТА И СТУДИИ. “ВДОХНОВЕНИЕ НЕБА”, КРЫШИ И “КЛЕОПАТРА”.

Постоянные посетители нашего сайта знают, что мы раньше никогда не публиковали традиционного для ФФ-ресурсов контента: никакой «обнажёнки», никаких фотографий, которые могли бы быть отнесены к жанру эротики – даже на обнаженную грудь есть определенное табу. В то же время мы никогда не отказывались от возможности сделать красивую босоногую фотосессию с юношами и молодыми мужчинами… О том, как сформировалась такая эстетика и как она проявлялась, в очередной серии мемуаров, мы и рассказываем.

…В прошлой публикации я затронул тему сексуальности. Что ж, из песни этого слова не выкинешь. Как говорят сведущие в демократиях и психологиях американцы: вы хотите об этом поговорить? О-кей, поговорим.

Тема сексуальных отношений мужчины и женщины, на основе ФФ, красивых отношений, плотских, всплыла у нас в галереях с легкой руки Анны Тарадановой и ее друга Антона (ныне режиссёра в Москве). Но, прежде чем рассказать о блокбастере «Клеопатра», давайте я расскажу об Антоне – начать надо с него. Ведь это был первый раз, когда я, старый греховодник, вместо юных и не очень юных дев стал снимать… босого мужчину!


АНТОН: ВДОХНОВЕНИЕ И ГВОЗДИ…

Сначала я хотел назвать этот фотосет «Над крышами Парижа». Уж больно как-то по-западному, по-ненашенски. Смотрелся этот молодой человек. И крыша вроде как тоже подходила – старая, шиферная (хотя там у них, в парижах, черепица, конечно… ну, ладно, не придирайтесь!). Но потом посмотрел на фото и понял, что сибирские сосны, торчащие в кадре и «хрущёвки» Академгородка как-то совсем не тянут ни на пляс Пигаль, ни на тур Эффель, и от этого названия отказался.

А жаль.

Было бы романтично…

Короче, это было уже после того, как Анна Тараданова, блестящая и свежая, как тропическая бабочка, приехала из Москвы на историческую родину. В отпуск. Она и познакомила меня с Антоном, который снимал комнату в квартире близ площади Маркса, был театральным режиссером… вы сами понимаете, что это был готовый материал. Уж ему-то про пластику человеческого тела, от ступней до кистей рук, ничего объяснять не надо было! И к телу своему он относился, как инструменту, той самой первородной глине, из которой Господь вылепил Адама и Лилит (прошу не путать: не Еву, покорную дурочку из чужого  ребра, а гордую Лилит, Первую Женщину Земли, но рассказ о ней, развеянной в пар на окраинах рая, никак не уместится в эту главу!). Так вот, Антон сразу принял предложение сниматься.

И этим меня просто очаровал.

Антон дебютировал в фотосете “Джинсовый перформанс” в актовом зале. Он был первым мужчиной в истории фотосессий Студии.

Вообще, с юношами туго. И до сих пор туго, надо сказать. В России – точно. Я вот помню, ехал я как-то зимой в маршрутном такси в Академгородок, а напротив сидел молодой человек. Боштымой, чистой воды эльф! Волнистые светлые кудри до плеч, одухотворенные тонкие пальцы рук; нет, не женственный и не изнеженный, отнюдь (извините, я товарищей особой ориентации отличать умею!); медальной такой, древнегреческой красоты. Про таких говорят: красив, как молодой бог.

Но он был человеком.

Поэтому, когда к нему, помимо моей воли, приклеились мои глаза (я тоже, кстати, традиционной ориентации, это так, на всякий случай), то он забеспокоился. Он то утыкался в мобильник, то доставал книжку какую-то; изредка, прикрываясь ею, бросал на меня донельзя смущенные и даже рассерженные взгляды… ну, а я не мог себе отказать в удовольствии любоваться красивым мужским лицом. Ну, если бы в маршрутке, возможно, ехал Бред Питт, то на него смотрели бы так же. Но разве Бред Питт поедет в маршрутке?! Правильно, он русского не знает, остановку свою проедет.

В-общем, я все гадал: где он выйдет-то? Не дай Бог, раньше, и я уже приготовился выйти вместе с ним, а потом ловить попутку; и не дай Бог, дальше – тогда топать придется через центр Академа, по зиме… Но отец небесный, пожалев меня, как бодливую корову, все-таки рога мне дал в порядке исключения: парень, на вид лет двадцати пяти, вышел на моей остановке!

Конечно, существовала определенная морально-этическая проблема: вот как к нему обратиться? Тут и девушки-то, порой, услышав банальное: «…можно вас на минутку?», улепетывают со скоростью легкобронированных сайгаков, а это парень. И как я объясню ему, что хотел бы его снимать?! Как растолкую, что, как правило, если у человека красивые руки, то такие же, архитектурные ступни?! И тут вопрос ответный, стандартный, в стиле «…а чё не голым?!» рисковал обернуться коммуникативным кризисом.

Ну, я решил просто – сначала хотя бы задержать его. Поэтому, выпрыгнув вслед за ним из маршрутки, я выдохнул заветное: «Молодой человек, подождите! Простите, я фотограф…».

И всё, что я успел сказать.

Молодой бог отпрыгнул тот меня шага на три, выкрикнул что-то вроде: «Я?! Ни за что! Не хочу!!!» и скрылся во мраке зимней ночи. Так вот всё и закончилось, не начавшись…

Антон был другим.

Тема с холодным оружием только входила в нашу практику. При этом клинок – острый, юноша рисковал порезаться.

Были до этого съемки в одном тесноватом помещении, не очень хорошие по качеству, из-за света. А тут, понимаешь, я подрядился делать фотостенды для одной из школ Академгородка – и посему получил свободный доступ в это заведение. Оно было завалено досками, мешками с цементом: шел Большой Ремонт, и в частности, рабочие-таджики перекрывали крышу. Они приходили утром, уходили поздно вечером, скромно ели лапшу «Доширак» и показывали высокую производительность труда. В итоге работу они сделали раньше, чем было оговорено и хитрая директриса, опираясь на сроки, указанные в трудовом договоре да слабое знание русского языка работниками, заставила их заниматься еще чем-то…

Это, кстати, были шикарные времена. Достаточно скоро я получил еще одно предложение, от которого не смог отказаться: когда в запой ушел очередной «летний сторож», то директриса предложила его полставки мне. Эти полставки школе были выделены нашим добрым государством на охранника, но вы понимаете… сторож или охранник – те же яйца, только в профиль. Вот я, в дополнение к работе по фотографированию всяких грамот, дипломов, сканированию и ретушированию ветхих фото стал ещё и дежурить в школе днем, иногда – ночью (тогда появилась роскошная серия с Евой, о ней мы писали), а дежурный имеет доступ всюду, и в том числе…

Правильно. Крыша!

В обычном интерьере. На верхнем фото – на том самом третьем, “французском” этаже.

Школа и поныне стоит в середине одной из самых живописных улица Академгородка. В высокие окна ее актового зала, где я снимал Антона, смотрят сибирские сосны. Вид оттуда открывается чистый, незамутненный всяческими небоскребами и телеграфными столбами, вышками ЛЭП и гадливой коростой капитальных гаражей. Просто рай!

Антон был его достоин.

В один из солнечных летних дней, воскресных, когда таджики шуршали, словно запечные тараканы, в школьной пристройке, мы с Антоном поднялись на крышу. Я, кстати сказать, меньше всего думал о том, что оттуда можно свалиться. Я вдохновенно снимал Антона.

Крыша. Простор голубого неба и ветерок вдохновения…

Сейчас я просматриваю эти фото и думаю, что мои суждения о красоте вообще и тем более, применительно к гендерному фактору, могут кому-то показаться рискованными. Ну и черт с ним, я много тут уже рискованного говорил. Ну, что может быть красивого в мужских ступнях? Да, девяносто процентов моих сородичей по полу имеют не ступни, а лапы; отсутствием нормального ухода они обязаны примитивности их хозяев и могут напоминать разве что о разбросанных по квартире вонючих носках.

Но Антон, хоть и не был метросексуалом, за ногами следил – впрочем, как за всем остальным: прической, руками, телом. Там было все нормально; а кроме того, это были здоровые, мускулистые, атлетически сложенные мужские ноги. Волосатые со щиколотки, не без этого… Но вы спросите у любимых, они в это больше разбираются и они вам скажут, что женщинам нравится в мужчинах. А про женщин мы и сами всё знаем.

Итак, я снимал Антона, располагавшегося на крыше в совершенно безошибочных позах (вот, опять же, следствие режиссерского образования!); в этом фотосете практически нет крупных планов ступней и это естественно – как бы были не гармонична мужская ступня, она грубовато вылеплена природой. Это изгибом женской конечности можно бесконечно любоваться, ногами их божественными (что я и делаю, пересматривая, например, снимки Марии Лелековой, одной из самых блестящих моделей!), а мужские ноги – инструмент, они могут быть изящны ровно настолько, насколько изящен палаш артиллерийского офицера, сделанный из дамасской стали или никелированное изделие Smith&Wesson. Да, я снимал Антона целиком, отдавая предпочтение этим планам; но и так, «на общих», зрелище цепляло…

Грубые джинсы и снежно-белый пуловер с вырезом, открывающий загорелую сильную шею; черные волосы, лежащие в эффектном беспорядке и прищур молодых глаз. Но, кроме того, что сам Антон вызывал человеческую зависть у меня, как у фотографа, своей молодостью и красотой (не знаю уж, какие чувства у другой половины), в этих кадрах есть еще и потрясающее ощущение свободы.

Небо, крыша и юноша.

Не зря название этого фотосета всё же: «Вдохновение неба».

И, хотя Антона я снял “для гендерного равновесия”, его ступни показались мне самоценным художественным объектом.

…Набрав нужное количество кадров, крышу мы покинули. И больше туда не возвращались: снимать того же Антона на том же месте в другом наряде было бы пошло, а приводить кого-то на это месте мне было… жалко, что ли. Я хотел оставить эту съемку в ряду эксклюзивных.

Кстати, когда с крыши мы спускались на чердак (парень спокойно разулся в моей дежурке на первом этаже), я обратил его внимание:

– Смотри под ноги… Эти рабочие гвоздей раскидали тут больше, чем вколотили.

В жирной пыли чердака хищно поблескивали прямые тела гвоздей-«соток», которыми таджики крепили шифер.

Развязка этой истории наступила через несколько дней – и самым неожиданным образом. Меня вызвала к себе директриса. С ней в кабинете сидел наш тогдашний завхоз. Осанистый хмурый мужик, чем-то похожий на позднего Ельцина и пьющий, впрочем, так же сурово. А директриса, заламывая руки, ходила по кабинету; потом обратилась ко мне с пафосом, по имени отчеству, закончив фразу:

– …ну, как вы могли? Непьющий…

Тут она сильно ошибалась: трезвенником я никогда не был и не буду, другое дело, что я свою мерку знаю.

– …такой дисциплинированный!

Это таки да: родился с «ментом в душе», ничего не поделаешь!

– …и такой честный человек…

Честный честным, а грамотно использовать вверенное мне имущество в личных целях я и сейчас не побрезгую.

– …украсть эти несчастные гвозди!!!

Я открыл рот, уронил на пол челюсть и выпучил глаза. Какие, к чертям собачьим, гвозди?!

А директриса задала новый вопрос, который прозвучал приговором:

– ЧТО ВЫ ТАМ ДЕЛАЛИ НА КРЫШЕ В ВЫХОДНЫЕ?! ВАС ТАМ ВИДЕЛИ!!!

Ответить ей правду было равносильно признанию Юстаса в связи с Центром. Врать было очевидно бессмысленно. Завхоз алчно сверлил меня глазами.

Ну, что, я скажу ей, что я на крыше (!) фотографировал молодого мужчину (!!!) – так?! Я промямлил, что-де, пытался снять панорамный вид для фотостенда… Директриса отрубила:

– Да! Вы поднимались на крышу с фотоаппаратом, я знаю, мне доложили! Но всё-таки гвозди надо вернуть! Они казенные!

Оказалось, что в тот самый день, когда мы с Антоном предавались художественным забавам на крыше, какой-то варнак утащил с чердака два ящика гвоздей, так и не израсходованных ремонтниками. Понимаете? Два ящика новеньких, в промасленной бумаге, отличных гвоздей: для дачи, для дома, для хозяйства.

Крыть мне было нечем. Да, я туда поднимался, и ключ от замка на чердак был только у меня, как у дневного дежурного и у ночного сторожа – завхоза (в его честности добрейшая директриса отчего-то не сомневалась!), даже у таджиков его не было.

…Одним словом, в краже гвоздей я так и не признался. Как, собственно и в том, чем я там, на чердаке и на крыше занимался. Но, как честный человек в безвыходном положении, вынужденный жениться, сказал:

– Галина Геннадьевна! Я готов понести наказание  виде вычета из  зарплаты утерянного мной казенного имущества!

Стоимость двух ящиков гвоздей вычли из моего жалованья. На том вопрос и умер.

Искусство требует жертв, а за вдохновение… небо заставляет платить.


РАЗНУЗДАННЫЙ ЕГИПЕТ

Меня, как человека, далекого и от кино, и от театра, всегда занимал такой вопрос: как товарищи актеры играют постельные сцены? Ну, рыдать в камеру, я знаю, в театре учат, да и луком можно глаза подмазать, в конце концов; вот они, слёзы. Ну, а когда молодой актер и молодая актриса сплетаются в клубок страсти на съемочной площадке под взглядами как минимум полусотни человек съемочной группы?! Пусть даже они, как во многих голливудских фильмах (тот еще бред), целомудренно прикрыты простыней до пояса – это находясь-то в своей спальне, дома, по сюжету, без единого свидетеля?!

Тут ответ только один: значит, отдаются воле обстоятельств и… нет, не играют. Просто делают приятное дело, за которое им еще и платят. Черт подери, хорошая работа, а? Оттого и романы в актерской среде вспыхивают, как зарницы: потискав так раз пятьдесят свою партнершу по счету дублей, потом поневоле захочешь продолжения…

Я не знаю, в какой степени отношений находились Антон и Аня, но предполагаю, что в достаточно близких. По-крайней мере, я это уловил во время первого знакомства со спутником Анны; и предложил снять романтическую фотосессию в этой крохотной комнатке, обклеенной театральными афишами и постерами. Меня поразила та непосредственность, с которой они изображают любовников; это не было пошлостью, это было красиво и в то же время совершенно естественно. Играть – так играть! Театральное пренебрежение условностями и фактором стыда (повторю: ничего постыдного они не делали, «обнажёнку» я не снимаю!) давало эффект абсолютного реала.

И я предложил им снять «фотоблокбастер»: мы это так назвали только из-за темы.

А обратиться решили к тем временам, когда две вещи двигали народами в целом и людьми в отдельности: власть и секс. Древние цивилизации не знали развращающей силы денег – хотя они уже были, эти средства товарного обмена, но они не превратились в самостоятельную ценность; да, в ходу было золото, но не всегда золото давало власть, а вот властью можно было получить очень много золота! Вторым движителем был ничем не стесняемый половой инстинкт, что у простых людей, что у царей. И к счастью, эти древние люди не знали никаких умных слов вроде «сексуальной девиации» и уж тем более слыхом не слыхивали про фут-фетиш. Просто и немудряще ласкали друга, как придется. Чем придется и что придется… вернее, что захочется.

Не деля человеческое тело, как говяжью тушу в мясном отделе, на дорогую грудинку и дешевые мослы.

Выбрали мы отчего-то Египет; может, потому, что образ Клеопатры и ее роковая страсть к Антонию, погубившая целое государство – страсть почти иррациональная, наперекор всему, в том числе здравому смыслу (как и любовь Лжедмитрия Первого к полячке Марине Мнишек!) захватывала воображение. Ну, понятно, что «Клеопатрой» суждено было стать Ане, а Антон… Антоний, черт, я только догадался!!! Антон должен был сыграть «молодого раба», с которым царица предается любовным утехам.

Упор, конечно, я хотел сделать не на саму суть процесса, а на его детали: на позы, руки и ноги.

…Снимать мы решили на квартире Анны, в большом, просторном помещении на Северном жилмассиве. Сюжет был таков: некая молодая девушка читает книгу о Клеопатре, потом подходит к зеркалу, сбрасывает с плеч халат, смотрит… и тут в зеркале сзади видит фигуру молодого раба. Ну, и переносится туда вроде как мысленно. А далее всё естественно, без фантастики.

Надо сказать, что Аня пошла немного дальше в творческом неистовстве: сначала она полностью обнажилась перед зеркалом, рассматривая себя. У меня остались эти кадры, которые я предусмотрительно обрезал где-то по линии копчика, и то ведь я снимал только сзади: ни-ни, мы действуем строго в рамках закона и чтим Уголовный кодекс! Потом она халат снова надела, появился «молодой раб»…

Сейчас вот, через много лет – жизнь меняется стремительно, и я говорю так потому, что пережил эту вечность, и сам себе кажусь старым, как Мафусаил! – я смотрю эти кадры и поражаюсь их экспрессии. Надо же так! Анна и Антон не играли, не изображали страсть, они испытывали ее. Тем более, что у Ани красивые ноги, бархатная кожа; когда ее ноги обвили шею Антона, когда он прижимался разгоряченным лицом к ее ступням, когда над ней, над изломом тела, возвышалась его мускулистая спина – это было что-то с чем-то; и хотя первая оставалась в легком халате, а второму мы соорудили нечто вроде туники, дабы не попадать, опять же, в раздел «эротическое фото» – эротики тут было хоть отбавляй. Помните, ту самую знаменитую случайную съемку с Олесей и Яной?! Вот-вот, это было примерно так же. Эротизм сочился из всех щелей невидимым ядом – или нектаром, кому как.

…Наш главред даже сотворил к выборке фото стихи. Эдаким гекзаметром (ну, конечно, не державинским могучим стилем, и не гомеровским – но всё же!), или белым стихом, не знаю. Эта выборка у меня есть в архиве и даже их сейчас воспроизведу.

 

Я – Клеопатра,

Царица дня и ночи!

Царица тела,

Стонов, гибких рук…

И ног. Во мне желанье

Яростно клокочет,

Кто утолит его, когда бы это смог?

Привык к другим

Ты ласкам, несомненно;

Забудь сейчас

Всё то, что прежде знал.

Ты, видишь, я боса.

Свидетели – лишь стены,

Подошв шуршанье

Оживляет зал…

Возьми рукой,

Ощупай эту гладь;

Как кубок пей,

И согревай в ладонях!

Повержен будь…

Средь всех моих услад

Одна такая:

Тебя топчут мои ноги.

Ты под туникой наг. И мускулисто тело;

Моих ступней вдыхай же аромат…

Они мягки, но как

Они жестОки!

Сжимаю я их – в горле

Твоём ком…

Босых подошв

Сдавили шею токи,

Я вырвала, как зуб,

Изнеможенный твой

Почти предсмертный стон.

Но нет.

Сейчас ты не умрешь –

Ведь слишком рано!

Не насладились ноги,

Хоть слегка горят!

Из лона прямо в пятки

Текут соки,

Распространяя

В руки твои яд…

Браслетов золото играет на ступнях,

Украсила я их

Для этой нашей неги,

Для рук твоих, для губ,

Узоры этих блях

Тяжелых…

Дар фракийца Сгеди!

Вот лег ты.

Снова твой язык

Ласкает пальчики,

Что стынут в ожиданьи;

Всех слов звучней,

Всех яростнее – крик,

Безмолвен и рожден

Сейчас губами.

Облизывай, мой раб,

До самых кончиков…

Подушечек атласных

Моих великолепных ног,

И спелых пяток,

Вишен сада райского,

Прекрасных!

Как много раз

Я видела рабынь,

Которым ноги так

Искуснейшее ласкали…

В укромных уголках,

В провинциях Афин,

Родился этот род любви,

Что звали…

Но нет. Да будет недостойно слово,

Что именует наслаждение,

Собою заменяя.

…Вся мира грация

Воплощена

В ступни изгибе –

Прелесть хрупких плеч,

Гермеса крыл –

В рисунке пальцев ног,

Божественной архитектуры…

И сходства лишь

Глупец не видеть мог!

Вот словно фаллос,

Главный палец

Обещает страсть:

Проникновенье, страх,

Могущество и власть!

И под тобой

Горю я… Таю!

От самых ног

Прошли когортой губы,

Твои; и к лону тихо подползают.

Тебя возьму я в клещи;

Пяткой нежной

Сожму я бедра сильные твои;

К себе притисну – и они так сладки,

Что мёд струится…

Ощущаешь ли?

Ласкать мне ноги

Будешь на заре ещё.

Запомни впредь…

Когда,

Лениво пробуждаясь, тело,

Алкает власти,

Жаждет на ковре

Распять другое, покорить умело!

Твои ж ступни не так грубы

Как мне

Сперва казалось…

О, как бесстыдно

Соприкосновенье ног!

Ласкай меня…

И мне уж по казалось

Что по углям ступаю я…

Пьяни меня!

В руках твоих

Мои томятся ноги,

Желаньем стать вратами в естество,

Ах, если б в лоно

Превратили боги

Мою ступню,

Происхождению назло!

Пролей вино

На бархат моей кожи,

И пятки яблоко

Вином скорей запей…

Из кубка лей на руки,

На ладони;

Ты – ровня прежних

Всех моих царей!

Коснулся ты того,

Что так и не досталось

Любовникам моим,

Что были так просты;

Гробницы – всё, что от ночей осталось,

К ногам моим не прикоснулись

Их персты!

Запомни эти ласки.

Ты допущен был

К ногам босым божественной Царицы.

Цари, и воины – Изиды храма жрицы

Познали их… тебе ж они,

Как высший дар Судьбы.

Умрешь наутро.

Там, за Стиксом – боги,

Хочу я, чтобы все им рассказал

Ты сам. То, что мои прекраснее всех ноги,

И как ты их, мой раб,

Жестоко целовал.

В-общем, конечно, не фонтан, что-то в стиле незабвенного Вадима Степанцова из «Бахыт Компот» и куртуазных маньеристов: такое пишется после второй рюмки, порванной на груди рубахи, с криком: «А хто тут, хотел бы я знать, поэт?!»; не сомневаюсь, что это было так и написано, на вечеринке (куда меня не пригласили, правда, а то бы тоже… добавил) – я увидел фото уже в галерее. И даже не знал, смеяться или плакать. Ну, в принципе, решил, что получилось куртуазненько, кич, он и есть кич. Ну, у нас и не Мариинский театр.

Говорят, больше всего веселья этот текст доставил девушкам-менеджерам из компании, где наш техдиректор занимался обслуживанием сайта: одна, явно не лишенная актерских способностей, читала сей «гекзаметр» с драматическим завыванием, и очень даже харАктерно.

…Ну, это, конечно, стёб. Вообще, это была проба пера: можно ли делать полностью постановочную съемку. Оказалось, можно, если хорошие артисты. Посмотрите на фото: лица «героев» абсолютно аутентичны. Не зря Антон и Аня сделали хорошую карьеру в Мосееве в театральных кругах. Прирожденные лицедеи!

Собственно, на этом можно рассказ и закончить: оба героя «блокбастера» скоро уехали, весьма довольные поставленным экспериментом и полученным личным опытом, публикация галерей случилась много позже… если бы не одно обстоятельство.

Спустя, наверное, года два-три пришлось мне уламывать одну красивую даму на босоногую фотосессию. У дамы и ноги были безупречные, и все остальное – королевская внешность, томный взгляд. Не уломал: та долго раздумывала, искала какие-то причины, потом всё-таки решила, что её «не поймут»…

А в конце концов бросила такую фразу:

– Помните, у вас была такая костюмированная фотосессия в павильоне… Кажется, «Клеопатра». Ну, вот, в такой, да – Клеопатру я бы сыграла. Только нужен молодой раб.

Я по всем меркам на «молодого», да и на раба тоже не годился, своего у нее не было, Антон был в Москве, а искать… нет уж, пусть сама ищет.

Но, видать, эта фотосессия запала в сердце многим.

И конечно, таких красочных, эффектных съемок у нас более никогда не было.


И ВСЁ-ТАКИ: НАД КРЫШАМИ ПАРИЖА!

Этот текст готовился для сайта пятилетней давности, поэтому сейчас я должен дописать ещё один фрагмент. Помните, в самом начале я написал, что-де, от “парижской темы” я отказался? Нет. Не совсем. Ибо была другая тема потом, и вот тут я уже развернулся.

Первая фотосессия Студии (работа Олега Шабинского) до сих пор эталонна. И ступни Марины – тоже.

На тот момент я подрабатывал экскурсоводом в туристской компании “АФРИКА”, в которой постоянно мелькали молодые девчонки. Первой, если вы помните, была Марина – та самая “Чёрная Марина”, с которой история портала началась и – эх! – на эти ступни я до сих пор не могу смотреть без вожделенного вздрагивания. А потом появилась хрупкая Юлия.

Конечно же, я сразу взял её в оборот.

После экскурсий я приезжал в агентство, как правило, уже к концу дня, пил там кофе, отдыхал, болтал. И вот, наблюдая эту кудрявую милую девушку и её ступни в сандалиях, я и начал:

– А вы знаете, Юля, хочу сделать вам комплимент…

– Да?

Меня до сих пор потрясает тот факт, что огромное количество мужчин и юношей, искренне считающих себя фут-фетишистами, совершенно НЕ УМЕЮТ говорить о красоте женской ступни. Они ей наслаждаются, но в чём это наслаждение? В горячечном желании поцеловать, ощутить во рту хрупкость этих пальцев? Сделать массаж обожаемых ступней? Простите, примитивно, и недаром Карина Граффенберг, одна из героинь наших интервью, призналась – отдалась как-то на “массаж ступней” какому-то футлаверу. И что? И ничего, никакого удовольствия. Помацал только, грубо говоря.

Может быть, и нет ничего особенного в этих милых, аккуратненьких ножках, но уметь говорить комплименты – необходимо…

Конечно, чтобы говорить об архитектуре ступни, чтобы отметить чудесный, океанской волной, изгиб её, чтобы воспеть красивые, прямой, похожий на греческую амфору большой палец или восхититься завитком мизинца, или рельефом точёной щиколотки, надо ещё и внутри быть поэтом, достаточно культурным и развитым человеком, а не гопником ПТУ-шного типа. Но всё равно, удивительно. Так вот, говорите женщинам о красоте их ступней, говорите! Мало они от кого это услышать, и, если вы скажете хорошо, они – как минимум! – заинтересуются. А дальнейшее зависит только от вас.

– У вас очень красивые ступни, Юля…

– Ступни? Э-э… интересно. А чем?

– Понимаете, это такие крылья. Пальцы – как перья, смотрите, как они раскрываются. Они, как лоскут шёлковой ткани, с нежным изгибом…

– Вот как! Никогда такого не слышала!

Не знаю, кроют ли в Париже крыши шифером или там сплошь черепица, но для нас с вами это не так уж важно, верно?

Ну, я конечно, не помню, что я говорил тогда, уж простите – но смысл этого диалога я передаю точно. Вот Dr.Finitevus любит говорить о моём “колдовстве”, “магии” и прочем. Да нет никакой магии! Есть определённая смелость говорить о том, что нравится. И женщинам – которые нравятся – об этом говорить.  Восхищаться. Я ж не в постель их затаскиваю…

Конечно, было достаточно пары-тройки таких звуковых пассов, чтобы “гипноз” сработал. Предложил – а вот разуйтесь и пройдите, я посмотрю на вашу походку. Девушка с готовностью сбросила сандалии и прошла туда-сюда… Раз, другой.

Она гуляла босиком по офису специально для меня! И ей это нравилось, я это ощутил. Всё, фотосет в кармане. Вот её “крыши Парижа” я и предложил.

Второй урок для начинающих – хотя его гораздо труднее освоить; не предлагайте вы девушке “погулять босиком”. Ну, что за пошлость, тьфу! Вы должны предложить ей романтической Приключение, вы должны предложить сказку или авантюру, или открытие. А вы, как пятилетний: погулять! В песочницу куличики лепить бы её ещё позвали…

Юля даже не раздумывала, приехав за тридевять земель на фотосессию.

Фотосет получился чрезвычайно романтичным. И Юлия потом записала снимки себе на флешку.

На крышу мы поднялись не сразу. Сначала ходили по коридорам, по кабинетам. На третьем, “французском” этаже были стены оформлены: расписаны видами настоявшего Парижа. В джинсовом костюмчике Юля смотрелась там стопроцентной француженкой, je vous admire, mademoiselle! Вот потом на крышу и пошли.

Что сказать? Грозди на крыше имелись – привезли ещё два ящика. Но, как ночной сторож, я теперь ещё и мог прибавить веский аргумент, если спросят: вы за каким хреном на крышу попёрлись? А я, Галина Геннадьевна, предотвращаю возможное хищение школьного имущества! Так сказать, блюду сохранность и прочее.

Те самые гвозди, из-за которых такой сыр-бор поднялся! Я не мог отказать себе в удовольствии запечатлеть ступни Юлии прямо в ящике с ними.

 

Единственное фото из школы, из класса, которое я чудом нашёл в архиве.

К сожалению, ни одной фотографии из этой серии – внутри школы и в лесу рядом, у меня почему-то не сохранилось в архиве. Может быть, когда-то я их и найду. Но не сейчас. А вот фото Евы из “Чёрно-жёлтого этюда” нашёл.

Этот старинный советский кафель – ещё грязнее чем кажется.

И для меня было немного удивительно, что столь рафинированная девушка, как Ева, спокойно гуляла по всем этим коридорам и гардеробам босая. Школу ведь технички моют с утра! А тут – вся эта пыль и грязь, принесённая сотнями подошв – ботинок, кроссовок, туфель. нет, она легко пачкала свои босые подошвы. Даже не заморачиваясь.

Забрались в музыкальный кабинет. Дал я ей в руки гитару. Что может быть романтичнее – босая с гитарой? Уж не знаю, играла Ева или пела.

Если бы не пыль, поднятая её босыми ногами…

 

Чистой воды мелкое хулиганство – на фоне герба и флага области.

…В съёмках в школе – да ещё пустой, вечернего часа или в выходной, есть особый искус терпкого, будоражащего свойства. Я с этим тогда столкнулся первый раз – в фотосессии с Евой, и столкнусь ещё. И, возможно, дело не только в любви к босоногим девушкам, здесь что-то более глубинное.

Во-первых, весь пубертат моментально вылезает наружу. Все эти школьные, недолюбленные одноклассницы, все эти тревожащие душу романтические истории – и вот они материализуются в девушке, которая идёт босиком по школьному коридору! И неважно, что выглядит она совсем не так, как эта твоя одноклассница-зазноба; и что ситуация не та. Нет. Всё реально оживает.

А представить, что это – учительница?

 

Из-за фотовспышки не виден густой, серый налёт пыли на подошвах модели. Но он был.

Во-вторых, эти манящие шлепки босых ног о холодный школьный пол. Рискну предположить, что в новомодной какой-нибудь школе, с ковролином в коридорах, это было бы не так смачно. Нужна именно советская школа, с полами этого зернисто-пёстрого бетона, с поблёскивающими латунными прутьями-разграничителями. Со старыми деревянными перилами и подоконниками, крашеными белой масляной краской. И тогда – всё, попадание в точку!

Удивительно, сколько очарования длинная юбка добавляет голым женским ногам!

А уж если модель переодевается во что-то такое традиционно учительское, как Ева в “Чёрно-белом” этюде” – в длинную юбку и блузку, то всё, всё это кружит голову и сносит башню напрочь: кто из старшеклассников не мечтал о сексе с красивой учительницей (если таковые ему попадались, конечно!) – кто не думал в этом беспокойном возрасте ПРО ЭТО?! А тут – тоже вроде как учительница – и босая.

В общем, эмоций от самой съёмки было море.

Вот на этом пока серию о гвоздях, школе и развратной египетской царице закончим.

 


Текст подготовлен редакционной группой портала “Босиком в России”. Фотографии Студии RBF.
Все права защищены. Копирование текстовых материалов и перепечатка возможно только со ссылкой на newrbfeet.ru. Копирование фотоматериалов, принадлежащих Студии RussianBareFeet, возможно только с официального разрешения администрации портала. Если вы являетесь правообладателем какого-либо материала, размещенного на данном портале, и не желаете его распространения, мы удалим его. Срок рассмотрения вашего обращения – 3 (трое) суток с момента получения, срок технического удаления – 15 (пятнадцать) суток. Рассматриваются только обращения по электронной почте на e-mail: siberianbarefoot@gmail.com. Мы соблюдаем нормы этики, положения Федерального закона от 13.03.2006 г. № 38-ФЗ «О рекламе», Федерального закона от 27.07.2006 г. № 152-ФЗ «О персональных данных».