ПОЗЫВНОЙ “СТЕКЛОДУВ”. Часть 2. Глава шестая. Святилище Святовита.
ВСЕ ГЛАВЫ
Это странная была парочка: высокий старик с лицом, большую половину которого занимал давний ожог, уже зарубцевавшийся, страшно пупырчатый, тёмный и молодая девушка с трогательными косичками. Они шли по палубе старой баржи, пришвартованной в самом дальнем конце Зеленогорского яхт-клуба; всё вокруг ржавое, с облупившейся краской. Старик бухал старыми резиновыми сапогами, отчего чешуйки краски взвивались вверх и оседали на тёртую резину – и на тонкие, как бумажный лист, хрупкие ступни этой девушки, которая, в чёрном простеньком платьице с короткими рукавами, с рюкзачком за спиной, шагала по этой ржавчине босиком, ничуть не смущаясь шершавой, неласковой поверхности. Старик остановился у массивной двери, зачем-то оглянулся. Девушка засмеялась:
– Борис Иваныч! Вы их всё равно не увидите! Они такое умеют… “Глаза отводить”, как цыганки, знаете?
– Знаю… – проворчал старик. – Только всё равно… На всяко-разно. Ладно. Щас…
Он гремел ключами, отпирая дверь. Конечно, нескольких наблюдателей из спецгруппы НТО ФСБ он не видел; а они были – и ещё как были, сидели на одной из яхт, неподвижно, как полагается – и контролировали берег. Именно от них после появления старика и девушки на пирсе кое-кому ушла мыслеграмма: “ШТАТНОЕ ПОСЕЩЕНИЕ ОБЪЕКТА КОТОМЫШ. СОТРУДНИК ФАНТОМАС ПРИБЫЛ”… Да и дверь грузового отсека баржи открылась не потому, что ключи провернули массивные ригели, а потому что эти, невидимые – разрешили.
Тем временем двое уже оказались внутри, спустились по лесенке. Над вырезанным дном, квадратным проёмом, на тросах застыло нечто, напоминавшее то ли сплющенную рыбу, то ли кургузого кита. К агрегату вел трап, по которому оба и прошли – и, стоя на досках, Борис Иванович пирогов, бывший учитель физики и “дурной изобретатель”, как называла его ушедшая давно жена, начал объяснять:
– Вот, значит, какой он… у меня. Тут, понимаешь, всё, как у эта… У рыбы, значит. Ну, не совсем. Ну, вон, кабина. На двух человек. Иллюминаторы по бокам и главный, смотровой, по центру. А, значит, между – там камера захвата…
– Это под кошкиной мордочкой?
– Ну, да. Она как бы закрывает. Ну, вот, если надо, она вниз и оттуда захваты выдвигаются. Получается, как китовая пасть… Кит же, как думают, глотает. А он не глотает, это моя машина глотает.
– Если кит, то почему “Котомыш”?
– Котов люблю… разных! – хмыкнул старик. А мышь потому, что… ну, щас. Так вот, захвата четыре, телескопических, они могут захватить, ну, машину примерно легковую, вот. Ими второй пилот управляет. Им=то, мне сказали, ты и будешь.
– Здорово! Ну, да, тут всё, как у рыбы… Вон хвост.
– Это не хвост. Это система рулей. И, эта, видишь движители?
– Винты? Ну, да…
А зачем так много?!
– Это роторные винты. Внешний винт, а в середине – еще шесть малых. Моя придумка. Тут скорость получается в два раза больше, чем обычно. Ну, и если поворот, то противоходом можно делать вертикальный спуск…
Он спохватился, что грузит девчонку техническими подробностями, оправдался:
– Нет, ну основной механизм погружения – это как у обычной подводной лодки. Внизу, вон – балластные цистерны. Надо погрузиться, заполняются водой, надо всплыть – подумываем воздухом, пневмонасосами.
– А питание? – спросила девушка, обнаруживая неплохое знакомство с технической частью.
Старик засопел. В помещении хорошо светили мощные электролампы и мошкары не было, как на берегу, но он всё равно помахал рукой у лысой головы.
– Эта… Ну, если ты соображаешь в физике…
– Соображаю! У меня в школе пятёрка была. И потом я на факультативы Физтеха ходила!
– Ишь ты… Ладною. Так вот, обычно-то как? Ротор внутри статора, да? а я, значит, сделал статор в прокладке между двух роторов. “Безякорный электромотор с аксиальным потоком”. А мне говорят в патентном ведомстве – не бывает мол, такого, “вечный двигатель” подсовываете…
– Ну, понятно, что они не верят… А как всё-таки происходит – механизм?
– Ну, так просто. Роторы начинают вращаться при любом перемещении – погружается, уже начинается вращение. И вырабатывается электричество. Много его… мощность огромная, значит. От одного ротора к другому, через статор.
– А если застрянет? – с любопытством спросила девушка, рассматривая диковинную конструкцию, заглядывая в иллюминаторы и толстого дымчатого стекла.
– Педальный привод… – улыбнулся старик. – Ножками. Как на велосипеде. Вот!
– Ага… а эти гребни? а это как плавники. Рули!
– Да, вертикальные тоже и горизонтальные. Но они так же и для манипуляции. Раздвигаются, получается упор или манипулятор.
– Как у кистепёрой рыбы!
– Эх, Томочка, откуда ж ты взялась такая, умная… в общем, вот такой “Котомыш”. А мышь-то почему? А он тихо, как мышка, скребётся-то по дну и в любую щель залезет. Есть и бур, кстати, впереди.
– Обалденную конструкцию вы сделали, Борис Иванович! Фантастика!
– Так и мне говорят тоже: фантастика… – печально вздохнул старик. – Я говорю – давайте испытаем, они: у нас лимитов на это нет, финансирования. Ладно, пошли, подготовимся.
– Это как?
– Да перекусим, как… нельзя под воду на голодный желудок.
…”Перекусывали” жареной на сале картошкой, с тем же салом, хорошим, с тёмной полоской мяса на розово-белом краешке, да квашеной капустой. Тома уплетала за обе щёки, и было непонятно, отчего она такая худая, а спутник её ел мало, нехотя, спросил:
– Что ж ты худющая такая, с таким-то аппетитом? на диете, сидишь, что ли?
– Не-а. Я такая с рождения. У меня просто всё сгорает быстро. Как в печке! Метаболизм большой.
– А… ну-ну. А как же тебя…
Борис Пирогов снова оглянулся, как на барже! – неуверенно спросил:
– …как в эту… в Комитет взяли?
– В спецотдел Эф-Эс-Бэ? – без всякой запинки переспросила девушка. – Да я сама не знаю. Знаете санаторий “Остров детства”, зеленогорский?
– Как же, конечно! Я сам с ребятами туда ездил, когда учительствовал.
– Ну, вот я там тоже была, когда уже школу заканчивала. Там была одна девушка… ну, как вожатая. Она меня по снегу босиком ходить научила. Я всегда хотела, но боялась. А с ней запросто!
– Ну, и? Это ж просто закаливание… кстати, это ж тот санаторий, что потом растащили? Там хороший мужик, главврачом был, Фёдор.
– Да. Фёдор Иванович Ятога. Убили его… – нехотя отозвалась девушка и продолжила, явно отталкиваясь от неприятного. – Ну, вот, в ту зиму, когда это случилось, эта девушка приезжала. Ну, я потом школу закончила, в педагогический поступила, выучилась. И начала работать в том же самом санатории, да! его, кстати, выкупил город и там снова детский реабилитационный центр. Я сотрудницей туда устроилась!
– Да ну? выкупили?! А я думал, там дачи для богатых построили… А фонтан такой, “Цербер”, стоит?
– Не совсем… в общем, его демонтировали и копию сделать хотят. Так вот, как-то утром, бегаю вокруг корпуса, ну, моя пробежка по снегу и эта девушка появляется! Точнее, уже женщина молодая. Привет, говорит, как ни в чём ни бывало. Это через столько лет-то!
– Ага. А она тоже… оттуда.
– Да. И, в общем, она потом, вечером, провела моё энерготестирование. Ну, такие разные манипуляции со ступнями… Исследования. И говорит: у тебя очень мощная энергетическая связь с Землей. По нижним чакрам… ой! Я, наверное, говорю вам всякую ерунду, да? Вы ж физик.
– Ну, Томочка… я учитель-физик, но видишь… того, сам физиками неуважаем. Горе-изобретатель.
– Перестаньте! Просто люди не понимают. В общем, потом мы поехали в эту организацию… Это научный центр “Лазерус” в Петербурге. Там меня засунули в какую-то штуку, сняли мою энергоматрицу, исследовали. Сказали – подхожу. И вот… – Тамара виновато улыбнулась, губы утёрла. – …я тут. Я, правда, ничего такого не умею, но мне сказали, что у меня получится.
– получится, девочка моя, получится… Ну, что? по чайку и пойдём.
…”Котомыш” ожил. Внутри грели лампы мягкого света, питаемые стартовым электромотором; Тома рассматривала странные серебристые комбинезоны, буквально вырастающие из каждого кресла. Даже не комбинезоны, а почти водолазное снаряжение – скафандры с круглым шлемом.
– Ты, Тома, эта… – старик смутился. – Эта штука такая, мне тут ваши установили. Тактильный костюм. В них, того… в них надо голышом залезать. Так что я выйду, обожду вон на пирсе, а ты давай, устраивайся.
– Да. Я знаю! Энергокомбез. на меня такой надевали.
– Ну, славно! – сказал старик и поспешно вышел из лодки, едва не стукнувшись лысой головой о край люка.
Никто бы не заметил, как в какой-то момент покачнулась старая, ржавая баржа в самом дальнем уголке яхт-клуба. Тросы опустили “Котомыша” в холодную воду Финского залива; и как только он погрузился метра на три, зажглись лампочки датчиков работы “безякорных электромоторов”. И Тамара, и Борис Иванович сидели в креслах пилотов, оба в этих специальных комбинезонах: они, конечно, здорово стесняли движение и обзор – Тамара, например, могла посмотреть только вбок и прямо, как и её спутник, слишком плотно сидел на голове специальный шлем с датчиками. именно при помощи этих датчиков-усилителей она послала в центр, как я учили, первый рапорт о том, что её погружение на аппарате КТМ-1, в целях его проверки, началось.
А разговаривать в этом скафандре было обычным образом вообще невозможно – и общалась она с Борисом Ивановичем с помощью ларингофона особой конструкции.
Она не произносила фраз – она проговаривала их “про себя”, но импульсы поступали в гортань, её кода колебалась, эли колебания преобразовывались в электрический сигнал – и её “слышал” изобретатель.
– Почему остров Рюген, Борис Иванович? Это же Германия…
– Да, вот и проползём по дну… тихонько, как мышь!
– Я понимаю. А всё-таки, зачем туда? Балтика большая. У меня отец – моряк.
– Большая… да только вот, понимаешь, там надо взять одну вещь… Задание ведь читала?
– Да! Обнаружить местоположение Святилища Святовита, статую идола и по возможности, вывезти… а разве оно не на берегу?
– Нет. Святилище руянов-ругов, балтийских славян, было на мысе Аркона, в храме Святовита. Это на полуострове виттов, на севере. Только храм сейчас под водой.
– Провалился?
– Сначала оползень был в 900-м году, храм под воду ушёл. Они идола подняли. На валу установили, в крепости. Потом, уже в 1920-м оползень второй передняя часть вала опустилась. И в шестьдесят девятом последний оползень, большую часть побережья снёс…
– А туристам что показывают там тогда?
– Туристам муляж показывают. Реконструкцию… Ерунда всякая. Святилище девятого века на дне.
– Борис Иванович, а вы историю хорошо знаете!
– Так мы в школе два дурака были – физик, историк и немка. Я опыты ставил, чуть школу не спалил, историк с немкой детей в походы водили. Краеведческие.
– Историк с немкой?
– Да оба они немцы были! Оба в лагере отсидели своё, в шестидесятом вышли. Вроде как серьёзных обвинений не было… Она там где-то у фашисток переводчицей при штабе, он – писарь. И то вступил в этот… как его, Паулюса комитет. Вот и преподавал.
– А дурак почему?
– Доказывал, что Рюрики – не из “варягов”, а наши, западные славяне. Искал это святилище, кстати… В ГДР ездил специально, искал. А тогда ж как, это глупость, антинаучно.
– Понятно. Так что там?
– Место силы между Европой и Азией. И ещё… место этих, пиратов балтийских. Ругов. Их именем и море Балтийское называлось!
– Красивая история…
– Красивая. Был я там.
Тамара слышала голос Бориса Ивановича, пропущенный, согласно ларингофонной схеме, чем два преобразователя – его и свой. И поэтому он казался металлическим, лишённым модуляций. Но она ощутило какую-то боль в этом голосе, изменение тона.
– Когда?
– Меня в сорок четвёртом в армию призвали. “Учебка” потом бросили на Рюгенский десант. В мае сорок пятого нас туда высадили…
Девушка не стала перебивать старика, тот помолчал и продолжил:
– Наши знали, что там какая лаборатория и часть СС. Решили брать скрытно. Нас высадили… с катеров. А эсесовцы, выполняя план уничтожения, взорвали термитные каналы. Это такие штуки – фосфор, смола, богини… Под землей. Побережье под ногами у нас и вспыхнуло. Стена огня. Вот там я и обгорел, девочка.
– Какой ужас… а лабораторию? Взяли?!
– Остатки! – и снова, как показалось, угрюмо, ответил Борис Иванович. – Дошли всё-таки до центра. Ну, бумаги какие-то, да. А официально: “гарнизон сдался без боя”. Конечно, без боя – сами сгорели, черти.
…Иллюминаторы открывали им подводный мир Балтики. “Котомыш” буквально полз по дну: винты не работали, чтобы невозможно было засечь их какой-либо акустикой; работали суставчатые рычаги-лапы “плавников”, передвигая по дну аппарат, который помогал себе ещё и короткими пневмовыбросами воды, толкавшими его вперёд. Впереди, освещенные прожектором круглые валуны, поросшие коричневым водорослевыми шапками; меж них притаились полосатые рыбы – окунь? С необыкновенной стремительностью они срываются с места при приближении машины и исчезают в мути; дно видно более-менее хорошо, но всё равно, в пяти-десяти метрах царит сплошная тёмная, неразличимая синь.
А вот какой-то страшный пятнистый рыбозверь с наростами на гребне и двумя глазами сверху – выпуклыми, даже не прореагировал; как лежал, вжавшись в песок меж камней, так и остался лежать. Горы валунов, раскиданных по песку, то возвышались холмиками, то опускались в подводные лощины. Буйства красок тут не было – не тропики… Но изредка вспыхивали заросли водорослей, похожих на маленькие деревья – в форме кочанчиков цветной капусты; тихо шевелящиеся, серые, курчавые. Около них кружились стайки рачков, лёгких, золотистых, и беспокойных, как комары.
Несколько раз попались бочки, обросшие плотным слоем лохматой ржавчины. А потом – настоящий танк! Да, без дула, с открытым верхним люком – откуда торопливо выскочили рыбки. И разбитые деревянные ящики.
– С потопленного транспорта… – послышался голос Бориса Ивановича. – Танк наш, похоже, “КВ”. В Ленинград десант бросали, блокаду прорывали. А то вон ящики снарядные, пройдём от них подальше.
Потом попалась затонувшая посудина – торпедный катер; на этот раз немецкий. В борту – рваная дыра и название, странным образом почти не тронутое ни ржавчиной, ни облепленное водорослями: Schoff 26.
– Торпеда, Борис Иваныч!
– Нет… на мину напоролся. Всё море было же ими забросано, до шестидесятых голов чистили.
За много километров от них, в кабинете генерала ФСБ Алексей Хрисанфовича Быкадорова, сидели двое; один – в своём электрокресле, другой – на стуле у большого стола. На самом же столе – бутылка шведского “Абсолюта”, тарелочка с нарезанным лимончиком, пустые подстаканники… Коснувшись виска, Гвоздев сухо сообщил:
– Алексей Хрисанфович, аппарат КТМ миновал госграницу РФ. Пограничники не заметили.
– Вот и хорошо. Налей, Эдик. Выпьем за успех первой фазы.
Гвоздев, кривясь, разлил. Потом не выдержал:
– А всё-таки не поторопились ли мы? С этими “полевыми испытаниями”? Машина сырая, посадили туда девяностопятилетнего старика…
– Он её сам сделал, Эдик. Он её вынянчил. Кому же, как не ему, испытывать?
Генерал подкатился к столу, взял рюмку. Рассматривал его, держа в коричневых узловатых пальцах.
– И, кроме того… Ну, да. Двадцатого года рождения, Мариуполь… призван в ряды Советской Армии в августе сорок четвёртого, в апреле сорок пятого переброшен в район восточной Пруссии, в мае сорок пятого включен в особую группу морского десанта. И что? Гомельского помнишь?
– Помню, Алексей Хрисанфович. Он в “Лазерусе” в десятом году профилактику проходил.
– А он тридцать восьмого. Значит? Семьдесят два было. И какие результаты показывал, тоже помнишь?
– Знаете, Алексей Хрисанфович, это вилами на воде… Очень индивидуально.
– Да нет, Эдик. Не пил, не курил. Наш Пирогов тоже. Здоровый образ жизни, цигун. А Гомельский ещё одного ребёночка сделал два года назад. В свои семьдесят четыре. Слышал?
– Нет, – Гвоздев проглотил свою водку и перешёл на официальщину. – Не знаю, товарищ генерал. Если этот ветеран аппарат запорет, и стажёрку новую, кто отвечать будет.
Быкадоров и сам выпил. Вытирая тыльной стороной руки морщинистые губы, посоветовал:
– А ты не бзди, Эдик. Я отвечать буду. Я, не ты.
Старик начал орудовать рычагами. Пневмонасосы зашумели, выталкивая из цистерн балластную воду и впуская сжатый воздух. Лапы-ноги сложились, встали обратно в конструкцию “плавников”; Борис Иванович проворчал: “Поднимаемся помалу! Две трети маршрута прошли!”.
– Сейчас уже будем к Святилищу подходить?
– Будем… – почему-то угрюмо проговорил старик. – Ты, девочка, только… только не бойся, ага?!
– А чего боятся.
– Увидишь. Я говорю: ничего не бойся. Они нас не достанут. Тут твои ребята всего “Котомыша” какими-то излучателями утыкали…
– А кто нам угрожать может?!
– Говорю, увидишь…
Странно это звучало и страшно. А лодка увеличила скорость, шли до десяти узлов. И всё равно казалось – медленно. Дно плыло внизу и вот сначала Тамара увидела останки кораблей…
Сначала из мутной темноты выросли контуры исполинов – огромных парусных кораблей; торчали несколько мачт со спутанным, порванным такелажем, видны были резные перила и позолота окон на корме. На дне ваялись толстенькие пушки на плоских лафетах – перевёрнутые, некоторые расколотые. Были тут и рыбацкие шхуны, жестоко переломанные штормом. А потом среди этого всего показался сначала лежащий на боку сухогруз с чудовищным мохнатым винтом, разваленный буквально на две части… Паровоз, наполовину увязший в песке. Артиллерийская пушка. И, наконец, лежащий вверх тормашками самолёт с немецкими крестами на фюзеляже и на руле, с поломанным шасси…
– Мессершмит БФ 109… – успел сказать Борис Иванович. – Истребитель. Наших хорошо покосили. А этот видать, получил своё, и на воду хотел сесть. Шасси обломал. Ох! Вот они, появились!
…Сначала замелькали тени. Похожие на завихрения воды. А потом они стали вырастать и медленно двигаться к ним. По всему дну, возникая из песка, из этих ржавых остовов. Это были люди. И немецкие моряки в истлевшей форме, с лихо заломленными фуражками Кригсмарине; и лётчики в порванных комбинезонах, и пехота с МП-40. И они, и наши, с пилотках, бескозырках, бушлатах, гимнастёрках… Они подтягивались к лодке, поднимались, словно шли в атаку общей цепью, по чьему-то незримому приказу!
И ещё в наушниках послышался вой. Это был тонкий, на оной ноте, вой, негромкий – почти скулёж, так воют на Луну собаки или волки в зимнем лесу, на издохе; “Котомыш” завибрировал, и Тамара услышала, поняла, как охрип голос Бориса Ивановича:
– Они… Это души… всех погибших. Не бойся! Не смогут ничего сделать…
– Что это за место?!
– Загардская банка близко. Мель, цепочка рифов и внезапные штормы.
Вой нарастал, становился пронзительно-писклявым и оттого ещё более страшным, буквально протыкающим голову. Тени колебались; Борис Иванович что-то включил и с бортов “Котомыша” прорезали глубину ярко-синие лучи, словно лазеры. Они шарили вокруг, выхватывали то одного, то другого ожившего мертвеца – как правило, с неясным белым кругом на месте головы, едва просматривающимся черепом – и он исчезал, превращаясь в облачко рассеивающейся мути.
А они шли на приступ. И некоторые подходили всё ближе и ближе. И не только немцы или наши – попадались шведские матросы и офицеры в диковинных мундирах… А потом, когда под ними поплыли останки большого корабля без мачты, очень древнего, с надписью “ОЛЕГЪ” на носу, она увидела и варягов – кс клочковатыми бородами, в шлемах и мутно поблёскивавших кольчугах.
Совсем страшно Тамаре не было, но – неспокойно. Лодку всё больше колыхало, визг в ушах стал нестерпимым, виски горели…
– Сейчас… сейчас! – хрипел Борис Иваныч. – Только пройти сквозь… месиво…
он включил ещё что-то и словно проблесковый маячок на носу лодки начал работать. Вспышки голубого и красного, впрочем, тут – багрового. Мутные взрывы по бокам. В этом, действительно месиве мёртвых, среди этих призраков морского дна “Котомыш” проделывал коридор. И рвался по нему.
И неожиданно всё кончилось. Лодка, оперируя рулями, устремилась вниз, в какую-то впадину, нырнула в неё, а потом стала подниматься – перед ними оказался почти голый, без водорослей, ступенчатый склон. Камни здесь тоже были, но не такие замшелые; видно было, что стащило их оползнем – суровый чёрно-серый гранит. Борис Иванович уверенно направлял лодку, пока она не остановилась у каменного завала. В этом месте, видимо, стояло что-то бревенчатое; и дерево сопротивляясь воде, не сгнило, почти окаменело, обросло водорослями. Форму полуразрушенного здания определить было невозможно, но оно точно имело вход: тёмный провал.
– Вот это оно и есть… – проговорил Борис Иваныч. – Святилище Бога Святовита.
– А почему его до сих пор… ну, не исследовали? – удивилась девушка.
– Сначала его Наполеон завоевал, в потом датчанам отдали. А в прошлом веке он ГДР принадлежал. Тут и особые части стояли Балтфлота до девяносто второго. Слышал я, они что-то искали, но… Ты ж понимаешь, девочка, обычными методами, эхолотами разными, его не обнаружить.
– Почему?
– Отражает. Вот, смотри, включаем штатный эхолот… А он тут мощный у меня! Гидрографический. С корабля “Плутон” списали в девяносто шестом. Вот… ну? не видит.
Тамара и сама видела – сигнал эхолота показывает ровное каменистое дно. А они ведь прямо перед объектом! И у неё вырвалось:
– А почему же мы его нашли?!
Старик не отвечал. Как-то странно сопел, что-то в горле у него происходило, улавливаемое не ларингофоном; он, видеть, хотел сказать, но не знал, как.
И тут до Тамары дошло. Она ведь сидела совсем голая в этом мешке-скафандре. К её промежности, специально выбритой – по распоряжению куратора Шиловой! – примыкало что-то вроде памперса. И этот памперс сделал своё дело: когда вой глубинных призраков стал невыносимым, Тамара банально… описалась. Это было даже не следствием страха, физиологии; и более того, у неё случился внезапный менструальный приступ.
Вот тебе и объяснение…
Это она его нашла. Всё ясно. Алтарь. И “жертвенная кровь”.
– Ну, работать будем! – буднично сказал старик. – Берись за манипуляторы. Вытаскивать ты будешь… Он тебе дастся!
Тамара взялась за два рычага-манипулятора, похожие на джойстики игровой компьютерной приставки. На миг стало страшновато.
– А какой он? Ну, идол…
– Вроде как учёные говорят – столб это. Фигура в виде столба. Четырёхгранная. С ликами Святовита на каждой стороне… давай. Я подстрахую.
Суставчатые манипуляторы-захваты, тускло поблёскивая шлифованной сталью, стали выдвигаться в чёрную нишу…
– А мы его… не повредим?
– Нет. Он каменный. По одним данным, из белого мрамора, по вторым – из чёрного. Некоторые говорят, вообще, из чистого золота.
– Ух…
Девушка управляла манипуляторами, и в какой-то момент поняла, что ей не надо смотреть в чёрный зев алтарного входа. Надо закрыть глаза. Закрыла. И сразу стало легче, спокойнее… И не просто спокойнее: она ощутила, с пугающей ясностью, что-то что вошло в её тело между раздвинутых ног, втолкнулось в её щель, и ведь там не могло быть ничего, кроме ткани! нет, оно БЫЛО! Холодное и твёрдое, чужое, неласковое.
С закрытыми глазами она увидела этот предмет. Он переливался и сверкал багряным. Точнее, основание каменное, да, это дымчато-белый мрамор, вытесанный искусно, как надгробие; а наверху – лики…
– Янтарь… – выдохнула Тамара. – Янтарь!
Старик не удивился. Смотрел прямо, в клубящуюся мутноватую воду – манипуляторы всполошили дно и его обитателей.
– Алатырь – алтарь, янтарь – “горюч-камень”. Светится. Аналог жертвенного огня. “Бел”, “Белый” – от индоарийского “бхе”, что значит – “светится”.
Тамара глаз не открывала. Зачем? Она видела этот столб, в невесомости какой-то. А это, вошедшее в тело её, толкало, двигалось. Господи, это же какая-то эротика, чёрт знает что, она прекрасно всё понимала – не дура же, когда-то и мужчина в неё войдёт так! И она сопротивлялась, а потом вдруг расслабилась. И прошептала сокровенное, мысленно сказала – страшное! – матерным языком. Давай. Давай меня… и обозначила, что надо делать.
Всё сразу переменилось. Ей показалось, что она испытала то, что называют оргазмом – холодное и тугое в ней вошло окончательно, достало до самого донышка; Тамара задохнулась, закусила губу – а оно, непонятное, стало внезапно тёплым и мягким. Всё случилось. И захваты, крепко облапившие идола в двух местах, уже тащили его из чёрной пещеры.
Он показывался на свет медленно. Тамару отпускало. Там, между ног, уже ничего не было – да, только влажная ткань памперса. А идол, почти не тронутый временем, мерцающий янтарными ликами, входил уже в чрево “Котомыша”. Святовит, изваянный грубо, примитивно, тем не менее, грозно смотрел на них сквозь воду Балтики.
Захлопнулся люк. Насосы откачивали воду из грузового отсека. Лодка сдвинулась с места. Борис Иванович сказал:
– Ложимся на обратный курс. Тем де путём идём…
Тамара вздрогнула:
– А… эти?
– Они нас не тронут. Мы же теперь… с Божьей силой!
Мыслеграмма от дежурного офицера-энергета пришла Гвоздеву и Быкадорову одновременно. Не сговариваясь, потянулись к бутылке, разлили по рюмкам остатки. Генерал, непривычно весёлый – даже морщины и рубцы на его складчатом лице разгладились, оно светилось! – подмигнул:
– Ну, вот, Эдик. А ты ныл. Давай, за первый успех!
– Не ныл, Алексей Хрисанфович. А проявлял разумную осторожность. Да… За успех.
Он это сказал с кислым видом – признавать поражение не хотелось. А Быкадоров выпил свою рюмку, громко поставил на стол, стискивая хрусталь узловатыми пальцами.
– Вот тебе и наша выдумка с девственницей… вот тебе и рекомендации Балашова. Там, на острове, руги, жрецы Святовита, ведь именно девственнику раз в год жертву приносили. Обычная практика. Откуда эти сказки о Драконе и жертве для него?! Вот оттуда.
– Да уж… жалко, таких девственниц сейчас немного! – проворчал Гвоздев, кривя лицо.
– Очень. Энергограмма её ступней даёт поразительные результаты… Активных точек больше, чем у обычного человека, где в два с половиной раза. Она ими буквально прожигает. И это та энергетика, которую она, как ты сам понимаешь, потеряет очень сильно, выйдя замуж.
– Да. Знаю. Всё это выльется в рождение здоровых детей. Женщина для того её и копит.
– Вот! – генерал поднял палец вверх. – И не ругайся ты с Шиловой. Она тоже была когда-то молодая, романтичная и… влюбчивая.
– Давно её знаете?
– Порядком… – уклонился от прямого ответа генерал. – Крым и рым прошла. Между прочим, лауреатка приза GoldFeet, “Золотые” ноги три раза, в девяностых и нулевых.
– Ну… я ноги, товарищ генерал с чисто научной точки зрения рассматриваю.
Быкадоров снова развеселился.
– А зря, Эдик… Ещё Пушкин писал о них, да и рисовал. Тайная сила Земли… Ладно. Давай к делу. КТМ скоро прибудет, надо идола изучать и выщипывать из него всё, что может пригодиться. Такое конечно, мимо Анубиса не пройдёт, но он уже ни чёрта сделать не сможет – мы тут его на шаг опередили. Как с объектом “Стеклодув”?
– В Комарово, реабилитируются. Все трое. Ему музейщицу привезли. Тут самую.
– Очень хорошо… Энергетика энергетикой, а душа должна быть в порядке. Что с объектом “Писатель”?
– Вступил в контакт с прежней обстановкой. За ним – хвост.
Быкадоров странно глянул на подчинённого.
– Наш контингент?!
– Нет. Криминал. Обычные бандиты. Думаю, это от Равиля охота.
– Ладно. Ну, они с ним ничего не сделают. За это беспокоиться не надо. А Анубиса, если не раскроет наш ход, это отвлечёт… на некоторое время. Так. В общем, по Рыбалке у нас “Стеклодув”, “Энигма”, “Грета”, “Девственница”, “Белая”, “Мальчик”, “Кнут”. Никого не забыл?
– Радка, товарищ генерал.
– Прибыла? Нашли?!
Гвоздев нахмурился.
– Нет. Наблюдатели показали прибытие на Южный грузовой терминал, в фуре. И потом она сразу же под какой-то колпак попала. Не анубисовский, другой. Ищем.
– Тьфу… а она бы много могла сделать. Ладно. Докладывай.
Гвоздев встал. Взгляд Быкадорова уже был стеклянным, отрешённым. Гвоздев молча, сухо кивнул и вышел из кабинета.
(продолжение следует)
