Глава 47. ДЕНЬ ГОЛЫХ ПЯТОК.

ТОЛЬКО ДЛЯ

СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.

---

ЛИНИЯ ТАТЬЯНА – ВСЕ

Если Татьяна и боялась за судьбу своего детища, «Дня Голых Пяток», то совершенно зря. Ей даже позволили сделать рассылку по школам, и потом, когда она перезванивала, благосклонно бормотали что-то в тон даже, что да, да, нужно-полезно, пришлём детей… В колледже необыкновенно мило поговорили, правда, удалось только с учителем информатики побеседовать, вроде как дежурным педагогом – больше никого секретарша не нашла. Та под конец разговора произнесла фразу, озадачившую Татьяну:

– …и сдаваться не вздумайте!

– Простите… что вы сказали?

– Удачи! – трубка замолчала.

Народ – был! Не так много, как можно было бы себе представить в самых радужных мечтах; впрочем, Мириам предупредила: несмотря на вежливую реакцию в школах, всем мягко рекомендовано «занять детей культурно-воспитательными мероприятиями» иного рода на это время. Но были всё равно. Дети от десяти до пятнадцати лет примерно; большая часть – с бабушками. Татьяна не стала устраивать жёсткий дресс-код для мамаш, можно было и в колготках проходить, чёрт с вами, главное – туфли символически оставьте у входа; но несколько молодых мам от этих колготок избавились прямо за загородкой, с радостью шлёпая голыми подошвами по дочиста вымытому полу. Кстати, пол этот наверняка помнил, как его мыли. Почему-то Татьяна не стала доверять эту операцию техничке… нет! Они мыли его вдвоём с Оксаной. По-простому, по-крестьянски: без всяких швабр, руками; задрали юбки на бёдра, согнувшись, мыли; голоногие, с каплями воды на икрах и скользящих по мокроте ступнях. Мыли с хохотом, перебрасываясь шутками и прибаутками и шалея от самого этого процесса, дикого для постороннего взгляда: завбиблиотекой и её сотрудница босиком драят паркеты, как две…

Как две дуры – сказали бы посторонние.

Но сейчас именно чистота пола сделала своё дело: его не боялись. И мамаши – тоже. Среди таких выделялась одна – ярко-рыжая, шумная, с дочкой, совершенно непохожей – светловолосой и задумчивой. Разула ребёнка, сама сошвырнула туфли с больших, широких ступней – не глядя, под полочку, понеслась по библиотеке, спрашивая про книги, про сортировку, про новинки… Стайка задумчивых студенток пришла из Педколледжа – мялись недолго на входе, переговаривались, потом сняли свои кроссовки да туфли, носочки смешные, пошли гулять меж стеллажей. Пацаны поменьше гору обуви навалили, Лидия Ивановна на них шикнула: стали распихивать по ящичкам, чуть полку не повалили. Среди этой, преимущественно женской, компании попалось и несколько юношей, тоже студенческого возраста и даже один довольно взрослый мужчина с окладистой бородой…

Но главными для Тани, конечно, были свои. Оксана, в клоунской шляпе и в балахоне призрака, да Милана в обличье «Пирата Карибского моря», с наклеенной фальшивой бородкой – искусственным мхом, встречали гостей в фойе – там, где огородили место для прибывающих и где веселые плакаты, из той самой книги, предлагали на несколько часов забыть об обуви. Сонце работала гидом по библиотеке, особо не наряжалась; её тонкая, худенькая подруга Рая в джинсовом костюме – тоже. Две девушки, одна из которых была Тане смутно знакома по митингу, обе явно из высшего щанского общества, хлопотали у чайного столика…

Только вот Таня планировала попозже выпустить «призрака», а тут пришлось, в безвыходной ситуации, поставить Оксану на вход. Ещё за четверть часа до того, как распахнулись двери библиотеки, Милана подошла к женщине с телефоном в руках:

– Татьяна Евгеньевна! Кристины нет нигде уже второй день…

– А Светлана? Ну, которая как индийская богиня?

– Шакти. А она уехала… – горестно поговорила девушка.

– Как? – Татьяна чуть не уронила стопку программок, отпечатанных на новом принтере. – Куда уехала?

Милана молча показала сообщение на экране:

ПРОСТИТЕ ВСЕ. СРОЧНО УЕХАЛА В ПРОКОПЬЕВСК ПО ДЕЛАМ. ОЧЕНЬ НАДО!

– Ничего не понимаю… она же так хотела!

– Да я тоже. Ну, она костюмы нам оставила, мы принесли.

– Да уж… сюрпризы!

Какой «сюрприз» преподнесла Шакти сама жизнь, Татьяна даже не догадывалась.

---

ЛИНИЯ ШАКТИ – ДУСЯ – ДРУГИЕ

…Накануне, поздно вечером, Шакти решила разобрать старые наброски, целую кипу которых она привезла с собой. Тем более что Дуся страстно хотела завтра появиться в библиотеке в чём-то особом, а гардероб её был скудноват, и женщина мучительно соображала, что придумать за очень короткое время. Хотя бы из её гардероба да подруг. А ещё Дуся, сидевшая рядом, очень просила за Наташу Волосюк.

– Ты понимаешь, – горячилась она, – у Натахи бзык. Она ноги не бреет. Принципиально!

– То есть совсем?

– Ну да. Волосищи такие!

– А почему?

– Да я не знаю! Кто-то её то ли снимал с такими ногами, то ли что… Ну и вбила себе в голову. А девки над ней смеются. Вот и ходит вечно, в юбках до пола.

– Слушай… – рассудила Шакти. – Ну, брить ноги или не брить – это, знаешь, на вкус каждого… Ну, не бреет. Ну и пусть. Пусть так приходит. Чего ж она стесняется этого, если так принципиально?

Пышные плечи Дуси сделали плавное движение.

– Вот ты бы ей это и объяснила. А я заколебалась. Она вообще странная у нас…

– Ладно. Завтра утром поговорю. А она не уезжает никуда?

Полвина общаги, сдав сессию, уже разлеталась по родным краям.

– Не. Она сирота совсем.

– Ясно.

Дуся швыркала остывший и на второй раз заваренный чай. В этот момент в дверь постучали; причём дробно, заполошно. Шакти бросила подруге: «Сиди, я сама!», открыла. В коридоре – непривычная темень. Непроглядная.

– Кто это? – крикнула женщина в темноту. – Что случилось?

Визгливый голос из глубины коридора ответил:

– Да идите же сюда! Человеку плохо!

– Куда? Сейчас…

Молодая женщина протянула руку вперёд, второй опираясь о стену. Идти просто так, во тьму, было страшновато.

– Руку дайте! – попросила она. – Где вы там?

– Света, что случилось? – позвала Дуся из комнаты.

Кто-то взял её за руку и дёрнул. Влекомая этим движением, Шакти сделала несколько шагов вперёд.

И тотчас её ноги попали в кипяток.

Было больно, очень больно. Тысячи крохотных бритв располосовали подошву, мигом. Чувствуя, как под голыми ступнями становится мокро, Шакти потеряла равновесие и упала; кто-то на той же истеричной ноте провизжал ей в лицо:

– Вали в свой Затраханд, чурка! Сваливай с общаги, место не занимай!

И топот двух обутых ног загрохотал, удаляясь; Шакти, шаря рукой, чтобы опереться, подняться, и, натыкаясь на те же раскалённые иглы, успела только отчаянно крикнуть Дусе, появившейся в пятне света из комнаты:

– Не ходи сюда! Не ходи… Обуйся!

Через несколько секунд девушка, кое-как разыскав в гардеробе Шакти демисезонную обувь – в которой та и приехала в город! – выскочила. Подняла Шакти; бросилась в конец коридора, свет включила.

И тогда картина стала ясна. Две или три лампочки перед дверями Шакти выкрутили; тем более что и висели они просто так под потолком. Разбили. Теперь босые ступни женщины, едва держащейся на ногах, привалившейся к стенке, были перемазаны кровью; пятна её темнели на полу, а осколки лампочек, мелкие, самые опасные, пронзительно хрустели под ботиночками Дуси. И ладонь женщины тоже – в красном, липком.

– Господи! Ой! Да это ужас…

– Помоги мне… в комнату! – сквозь дикую боль, сквозь стиснутые зубы выдавила Шакти. – И не ори ты… давай, помоги.

Буквально на себе Дуся затащила Шакти обратно.

От «скорой» та, конечно  же, отказалась. Ещё с час Дуся, бледная от страха, выдёргивала пинцетом стеклянные кусочки из ступней Шакти; та, зажмурив глаза, молчала. Осколки сравнительно легко выдирались из упругой кожи пяток, закалённых хождением босиком, но особенно больно и глубоко вонзились в подушечки пальцев, между ними. В самое слабое место.

Шакти, с перебинтованными ногами, строго-настрого запретила Дусе о чем-либо рассказывать. Тогда и отправила эту СМС Милане. Сама накачалась болеутоляющими и легла спать.

---

А Дуся, конечно же, и не думала слушаться Шакти. Конечно, и Татьяне, и всем-всем надо было рассказать об этом, что-то сделать – это же беспредел, такого в общаге у них никогда не было! Но не ночью же звонить. Как рассвело, решила сходить в душевую: мало того, что сама кровью подруги перемазалась, так ещё и халат. Постирать заодно.

Свет тут был тусклый, из краёв окон, забранных кирпичом. Замочила халат, разделась, встала под душ. Чьи-то шаги – не босые, а в тапках, хлопающие, прошагали по душевой. Хватаясь за краны – они работали капризно, можно было, ошибившись, получить на голову струя кипятка! – девушка вскрикнула:

– Кто тут?!

И, ничего не видя под облепившими лицо мокрыми волосами, вышагнула из-под водяной струи.

Вот тут ей в лицо и прыснули из баллончика. Перцового. Дуся заорала, грохнулась; кто-то сразу же прыгнул на неё. Рот подушкой мокрой заткнул. А ноги кого-то другого стали пинать её, как попало, неприцельно, но яростно.

Сквозь подушку Дуся услышала:

– Ты, подружайка чурочья! И тебе жизни не будет тут, поняла?!

Впрочем, газ, разъедающий лицо, буквально вырывающий глаза, и  на нападавших подействовал; пнув раза три-четыре, метясь в живот, они выскочили из душевой, слышались крики: «Бля! Сами чуть не отравилися!», «Сука, как глаза жжёт! Я об неё тапок порвала!».

Девушка, поскальзываясь, ползала по мокрому полу, кое-как добралась до душа, выкрутила холодную на всю катушку…

Ни Дуси, ни Шакти на «Дне» не было.

---

ЛИНИЯ ТАТЬЯНА – ВСЕ

…В библиотеке стоял мерный, глухой гул от топота десятков босых ног. Посетители проходили квест. Получив по бумажке с буквой, например «Г», и указанием раздела – допустим, «русская классика», они  должны были успеть найти его, там обнаружить автора зашифрованного произведения… ну, предположим, «М-Ь», открыть 56-ю страницу, указанную на бумажке, и прочитать 5-еслово в 19-й строчке. Написать на другой бумажке и бежать к «судейской коллегии», чтобы из этих слов составить слоган. На выборку этих самых слов, на составление их и заготовку заданий Татьяна с Оксаной потратили накануне почти сутки. Волей-неволей, а участникам “Дня” приходилось рыться на полках… И ведь делали они это, за пустяшный приз – с тем же азартом, с которым разулись!

Пошла по по библиотеке, по первому этажу – знакомиться с посетителями. Вот девчонка лет двадцати пяти, в чёрном платьишке. Роется в картонных коробках, в которых они сложили весь “неформат”, натащенный добровольными помощниками – журналы, выкройки, какие-то наборы для рукоделия, даже виниловые пластинки…

– Здравствуйте! Что-то ищете? – ласково спросила Таня.

– Здравствуйте… Да вот, для кукол платья… У меня дочка маленькая, семь лет, любит куколок одевать! – отозвалась эта, в чёрном.

Таня присела, помогла найти: что-то было такое. А так вот, на корточках, рядом сидючи, думала, у тебя дочка – семилетняя, а самой-то тебе максимум двадцать пять, ты во сколько её родила? В восемнадцать?! Ну да, бывает. И очень гибкие ступни были у девушки этой, и лицо одухотворенное; и Таня поймала себя на мысли, что хочется вот закричать всем этим молодым пришедшим сегодня на праздник, да разувшимся – ну, пожалейте вы ножки свои! Пока красивые. Пока молодые, кожу свою пожалейте, пальчики с круглыми аккуратными ноготками! Разувайтесь чаще и когда вам хочется, а не когда можно…

В другом проходе между стеллажами сидела девчонка в спортивном, с трогательными двумя косичками. Рассматривала энциклопедии. Она сама первая к Тане повернулась, спросила радостно:

– А у вас есть «Энциклопедия тайных знаков и символов»? Я о ней слышала, только нигде найти не могу…

– Закажем! Приходите…  – улыбнулась женщина; и, конечно, спросила, не смогла не спросить – Нравится у нас?

Простое лицо осветилось радостью:

– Конечно! Вы такое придумали, вообще! Я босиком только в лагере ходила… а тут вот оно. А даже… я даже домой так пойду!

Этот восторг, эта казавшаяся немного сусальной, радость, тронула Таню – ну, не врала же эта девчушка, влюблённая в эзотерику; с чего бы врать? Она пойдёт домой с кроссовками в руке, по пыльными улицам Щанска и испачкает розовые круглые пяточки; и кто-то – родители, или кто-то ещё, строго спросят – ты откуда такая?! А она расскажет о «Дне голых Пяток».

В этот момент Татьяна, может быть, с убийственной ясностью поняла, что она сотворила, сама о том не мечтая. Она свалила камень с горы – а тот покатился, вызывая обвал. Неконтролируемый. Неописуемый в чиновных бумах. Ну, допустим, вот она будет составлять отчёт для Решетниковой. Что она напишет? Пришло столько-то, оазулось столько-то… Бред. Пришло столько-то, записалось столько-то – это да, это весомо. И запишутся-то немногие; это решение, это – время, это не сразу… Но ведь они понесут идею дальше, они будут говорить знакомым: «А мы тут в библиотеке босиком…» – как, мол? Да так. И пойдёт «сарафанное радио», и пойдёт слух, что МОЖНО.

Может, этого и боялись?!

Последняя, кого она увидела среди стеллажей с книгами – это была та самая гламурная на вид блондинка, долго не решавшаяся разуться на входе и даже, кажется, поссорившаяся по этому поводу с подругами. Сейчас девушка стояла на коленках на полу и подошвы её ступней, серо-чёрные, били в глаза. Она подняла голову:

– Ой! А вы тоже… босая да?

Татьяна растерялась:

– А как же… Ну, я же это всё… затеяла!

– Я думала, заведующей нельзя. Но здорово. Знаете, я даже колготки сняла! – похвасталась она и Таня вспомнила – да, это именно та, которую «пират» и «призрак» тормознули, сославшись на босоногий дресс-код.

Таня усмехнулась:

– Ну, мы вас не очень… расстроили!

– Да вы чё! Круто! Я даже по земле прошлась, во дворе, вышла специально… видите, пятки чёрные?

– Вижу.

– У вас тут супер, вообще… Я буду приходить. Скажите… А у вас такая книжка, «Тропик Рака», есть?

Таня засмеялась. Ещё никто в Щанске не спрашивал произведение Миллера.

– я вам принесу… Из личного фонда. Возьмёте, как в библиотеке. Вы… с подругами не поссорились из-за этого?

– Ой, что вы… – она легко вскочила на ноги, пружиня молодыми сильными ступнями. – Я думала, босиком страшно… а это круто!

И, наконец, Таня подошла к той, рыжей, которая произвела на неё самое сильное впечатление. Тёмная юбка, кофта, лосины… Рыжая встала коленями на диван, подпёрла голову рукой, рассматривая цветок на подоконнике. Обернулась к подходящей Тане:

– Ой… А я хотела спросить: вы его чем зимой подкармливаете?

– Дрожжами… – улыбнулась женщина. – Обыкновенными.

– А! А я золой. Только не сигаретный пепел, а из печки.

– Вы в частном доме живёте?

– Да нет. Хожу вон в Круглихино, собираю. Я в «Заповеднике» живу.

Татьяна усмехнулась. Посмотрела на голые подошвы рыжей: те темнели ровным коричневым налётом. Ну, это от пола: как ни мой его, всё равно… Посетительница поймала взгляд её, рассмеялась:

– Да, вы классно придумали! Я вообще в библиотеке босая первый раз!

– А вообще?

– Да что вы! Иногда так тоже… хочется. Не, я гуляю. Но только у нас там, на площадке.

Она оставила цветок, слезла с диванчика. Руку протянула:

– Я Венера Галиева. Очень приятно!

– Татьяна. Тоже очень приятно.

Венера снова улыбнулась: лицо крупное, породистое, глаза большие, лучистые. Большой рот с яркими губами.

– Нет, честно, прямо хорошо! Я стеснялась сначала, а теперь с босыми ногами так легко…

Тут уж Таня смутилась.

– Ну уж это… это случайно мысль пришла. Вы у нас не были раньше? Где работаете, если не тайна?

– Я-то? А я в Роспотребназоре. А муж – водитель в администрации.

– Дочке-то нравится?

– Да я думаю, она вообще в восторге.

Разговаривая с этой рыжей Венерой, Таня вспомнила о Насте. Девочке, о которой говорила ей Мириам: что та моет подъезды, в нищете беспросветной прозябает… Тоже почти сирота, как Кристина. Она-то тоже должна была быть. Но нет.

Таня не знала, что Аше сейчас было совсем не до «Дня Голых Пяток»!

---

ЛИНИЯ НАСТЯ-АША – ТАМАРА – ОПЕР

– Так это она? – спросил Колокольцев негромко, казалось бы, но в плотной, ватной тишине реанимации и это было громоподобно.

Девушка, стоявшая рядом с ним, только кивнула, и на шее у неё обозначились жилы: горло закаменело, её душат слёзы…

Когда пострадавшую обнаружили – спасибо собачникам! – то искать какие-либо улики уже было бесполезно. Мусорные контейнеры опорожнили, не на свалку же ехать за их содержимым… Сотовый забрали. Опер убил часа два, нещадно полосуя сумку, которую обнаружили на месте происшествия. Её нехитрое содержимое, указывающее разве что на наличие ребёнка, ничем помочь не могло; но вот, разрезанная бритвой до подклада, сумка всё-таки подарила крохотную, измятую бумажку. С перечнем дел. Помимо «бельё развесить», «парацетамол запас» и «Ксюхе 500 руб.» там ещё оказалось «2 ст. л. крахм-ла, 7 кап. Йод, 2 л. масл. Раст. От цыпок. Насте!!!».

И телефон.

Сейчас эта девушка, которую опер вызвонил по записанному номеру, по бумажке, чёрт знает когда завалившейся за подкладку, стояла рядом с ним. А он смотрел на неё и поражался одному: зачем, за каким дьяволом этой фифе – состав «от цыпок на руках»?

У ней не то чтобы этих цыпок не было и быть не могло, у ней если чего и не было – так только, казалось бы, птичьего молока! Роскошная причёска, ногти на пальцах крашены лаком с золотыми блёстками, косметика безупречна… А что на ней надето? Опер в элитных брендах разбирался слабо, но тут не надо было быть экспертом и разглядывать невидимые лейблы. Одежда её да плюс стоимость колечек на пальцах, серёжек в ушах, медальона на шее тянула на полторы годовых зарплаты опера. Если не на две.

И ещё одно поразило Колокольцева: вышла эта фифа из такси – причём не абы какого, а «Мерседеса» с гребешком! – при полном параде, на сплошном элеганте, а на загорелых ногах её оказались белые банные тапочки из отеля! Такие там в шкафах лежат, вместе с халатами, особенно в дорогих номерах; Колокольцева как-то занесло в такой, сам видел. Что, так торопливо собиралась, нарядилась, а про обувь забыла?! Да быть не может…

Или ноги больные?! Тоже вряд ли.

А Настя-Аша смотрела на знакомые черты лица. Если бы не глаза, оставленные свободными от бинтов и рот с трубочкой дыхательного аппарата, её узнать нельзя было бы. И девушка старалась не думать о том, что там, под бинтами, особенно плотными в районе носа; бровь рассечена надвое – такой останется навсегда, губы с содранной кожей…

Настя стиснула кулаки.

– Она… когда она будет… когда оживёт?

– Она в коме… Пока – в коме. Видите, я сам даже допросить её не могу. Значит, точно – Якубова Тамара Казбековна?

– Да. Точно.

– Понял… пойдёмте.

Шли по коридору реанимационного отделения «Скорой»; плоские лампы-палки под потолком бросали снопы света в глаза. Опер предупредил:

– Анастасия Павловна… вы нам, возможно, понадобитесь. Для свидетельских показаний.

– Я вам рассказала: я на той неделе видела последний раз… – тихо повторила девушка. – А созванивались дня четыре тому назад.

– Понятно, понятно… но всё-таки. Вы не знаете, как она могла оказаться на микрорайоне «Щанка»? Она ж там не живёт и не работает.

– Нет, не знаю.

– М-да. Ну, точно не уезжайте.

– Не уеду.

– А вы сами где работаете?

– Нигде. Я безработная.

«Безработная!» – с неприязнью подумал опер. Конечно, «безработная». Папик у тебя богатый, и ты одним свои органом очень хорошо работаешь… Но вслух говорить не стал.

А в холле, у дверей, эта тысячедолларовая кукла сделала то, от чего опер остолбенел: стянула с ног бахилы вместе с банными тапками и спокойно опустила их в урну. Голые ступни с не менее дорогим педикюром шагнули за порог… в слякоть!

– Девушка! Вы… так и пойдёте? – изумился опер.

– Да. Так и пойду. До свидания.

Она скрылась за дверями, а он ещё обалдело стоял. Ну что ж, у богатых свои причуды.

Сейчас он планировал навестить адрес Тамары Казбековны; на самом деле имелась еще одна зацепка, о которой он не стал этой девушке говорить. Слава богу, что он, как хороший пёс, буквально обнюхал всё вокруг старого вагона. Не пропустил и разбитые туфли жертвы и кое-что ещё, лежавшее совсем рядом…

---

А в это время именно там, где чуть больше суток назад обнаружили тело пострадавшей, сидели две продавщицы – у служебного выхода из «Эконома». Одна на стульчик присела, постарше, с больными, распухшими ногами, вторая, молоденькая, стояла. Обе курили.

– Этих, которые вон там бабу молодую убили, так и не нашли, поди! – ворчливо сказала старшая. – Аж жуть берёт, чо творится… хоть дома сиди.

Молодая поёжилась, худыми плечами дёрнула.

– Я одного знаю, кажется… – тихо обронила она. – Как раз перед этим они сюда забежали. Я ж не знала.

– Ой-о! Знаешь? Кто это?

– Да это скотина одна. В одном доме со мной жил. Филька… Он садист вообще, конченый. Когда мы росли, он кошку живую в костре сжёг.

– Да ты что?!

– Да. Стукнул сначала камнем по голове, а потом, живую, в огонь и бросил… и смеялся, стоял.

– Хоспаде! А чё, ты следователю-то сказала? Он же тут всех задёргал, свидетелей искал!

– Нет… я ж выходная была.

– А щас?

– Я сегодня последний день… К маме уезжаю, в Новосиб. Там она мне место нашла, в мебельном.

Старшая закряхтела, загасила окурок о стену, бросила его в грязное ведро. Проговорила примирительно:

– Ну и правильно… Тебе оно надо?! Ещё узнает, выследит, подонок… Пусть менты его ищут, это работа ихняя!

Продавщицы скрылись в недрах магазина – так Колокольцев лишился одного очень ценного свидетеля по делу Тамары Якубовой.

---

ЛИНИЯ ТАТЬЯНА – ВСЕ

После квеста заметно уморившиеся посетители получили возможность отдохнуть; чайный столик работал на всю катушку. Татьяна выбрала время, чтобы подойти к ним; всё-таки, как она знала от Оксаны, благодаря одной из этих помощниц чай разливали не в пластиковые стаканы, как сначала планировалось, а в хорошие прозрачные бокалы с ручкой. Штук тридцать таких бокалов, да ещё с блюдцами купила на свои деньги именно эта девушка – с тёмными волосами, безупречным макияжем и дорогим лаком на ногтях. Испытывая характерную интеллигентскую неловкость – при разговоре о деньгах, Таня спросила:

– Простите… вас же Еленой зовут?

– Да. Да просто – Лена.

– А… хорошо. Лена, я вам постараюсь компенсировать. Ну, не сейчас, а…

– Вы о чём? – длинные пышные ресницы изумленно размахнули воздух.

Татьяна совсем смутилась.

– Ну… о деньгах за эти… за бокалы!

– Глупости! Прекратите… Я сама хотела помочь.

Она набрала полный поднос стаканов с остатками чая, еле удерживала. Таня рванулась:

– Погодите, я вам помогу!

Пошли в туалет – мыть. Он в библиотеке был старенький, хоть и чистый; пол тут, конечно, не паркетный, простой деревянный, убогий. Ухоженные ступни этой красотки смотрелись на нём ярко, выпукло; женщина призналась:

– Я, честно говоря, не думала… ну, что нас так поддержат. Вы очень хорошо выглядите.

Лена рассмеялась. Искренне.

– А, вы хотите сказать, что я такая-сякая гламурная и позволяю себе босиком тут ходить?

– Ну… что-то вроде того.

– Я и по улице сейчас хожу именно так.

– Да вы что? Я… тоже… не всегда, но…

Таня не договорила. Девушка мыла бокалы неумело – видно было, что едва ли не в первый раз в жизни. Один уронила, хорошо, тот, грозно загремев об эмалированную раковину, не разбился. Женщина деликатно перехватила инициативу:

– Лена, давайте я буду мыть, а вы протирайте…

– Хорошо.

Это у неё получалось лучше. Задумчиво протирая прихваченным полотенцем стекло, Лена проговорила:

– Странно, конечно, всё это…

– Вы имеете в виду наш праздник? Ну да, для нашего города… Я ведь нездешняя, вот и ворвалась, так сказать, со своими идеями.

– Да нет. Я не про то… Хотя и для города – странно. Для нашей тухлой провинции. Но всё равно – не в этом дело.

– А в чём?

– Это как наркотик.

– Что?

– Босиком ходить… Я ведь тоже недавно начала. Раньше просто не представляла себе, что можно без каблуков, кроссовок или дома – без тапочек.

– А сейчас?

– А сейчас – тянет. Не знаю. Просто, понимаете, физически хочется ощутить под ногами землю. Камешки, асфальт, траву. Вот со мной девушка там, у столика…

– А, да! Очень красивая.

– Её Олей зовут. Она, знаете… Ну, она тоже была, как я. Из гламура. А сейчас гуляет босиком. Вечером. По лесу, хотя там шишки. По улице ходит, специально по таким местам… Ну, «Низушка», КСМ. Главное – чтобы все видели.

Таня с интересом глянула на собеседницу, на минуту прервала мытьё.

– Нравится?

– Не то слово. Не знаю почему… И ощущения, конечно, я сама через это прошла. Босая ступня – она какая-то… открытая, чувствительная. Как «третий глаз» открывается. Но и само сознание.

Таня рассмеялась:

– Осознание факта, что вы – босиком и не как все. Там, где никто этого не делает!

Лена тоже замерла, посмотрела ей в глаза:

– Да! Вы вот много книг прочитали, наверное… Вот вы скажите – почему это?

Татьяна вздохнула. Сняла очки, положила их на столик рядом с вымытыми и протёртыми бокалами.

– Леди Годива. Очень похоже.

– Что?

– Это легенда. Жена графа Мерсии Леофрика… Проехала обнажённой на коне по улицам своего города. Муж за это обещал снизить налоги.

– Ничего себе…

Татьяна вкратце пересказала легенду, повествующую о событиях 1040-го года. И о вытекшем глазе одного из горожан, всё-таки посмотревшем на Годиву сквозь щёлку, – остальные-то, любившие госпожу, воздержались – тоже рассказала. Девушка слушала, затаив дыхание. Таня уловила это её состояние, улыбнулась:

– Голой… на виду у всех. На коне. Никогда не хотелось?

Лена замялась. Нервно тискала бокал в руках, вытирая по второму разу.

– Ну да… Были такие мысли. В снах, скажем так.

– Да, это притягивает. Совершить непозволительное, выйти за рамки. Я вот думаю, для нашего Щанска этот наш «День» – тоже шанс выйти за рамки. Хоть в чём-то… А реальность, знаете, какая?

– Какая?

– Не было этого ничего… – Таня вздохнула. – На этот счёт исследования есть. Леди Годива была дочерью шерифа из Линкольншира, за Леофрика вышла замуж в 1010-м году и, мягко говоря, по тем меркам, к 1040-му была уже старухой… Леофрик основал бенедиктинский монастырь в Ковентри, леди Годива пожертвовала туда всё своё богатство – они умерли и там похоронены. А спустя почти полтора столетия появилась легенда. Её английский хронист Роджер Ведоверри придумал, большой завистник богатства города Ковентри.

– Вот так…

Лена была разочарована, явно. Таня с улыбкой поставила перед ней последний бокал.

– Да вы не расстраивайтесь. Легенда-то красивая! Хоть и на грани приличий. Кстати, налоги в Ковентри в этот период действительно почему-то не брали с горожан – никто не знает почему. А знаете, какой факт я раскопала?

– Нет…

– В апреле сорок первого Ковентри сровняли с землей самолёты Геринга. Город был в руинах… Так вот, настоятель собора Дик Ховард написал на уцелевшей стене «Господь, прости!», а его дочь… Дочь, да, проехала голой по улицам на лошади. Тоже то ли легенда, то ли и правда было. Ну, англичане могли на такое пойти. Ладно, пойдёмте.

Они возвращались, и в глубине души Татьяны рождалось странное, совершенно необъяснимое чувство. Ей хотелось прикоснуться к голым ступням этой Елены; и не руками… И не только её! Ей хотелось ощущать босые ноги всех присутствовавших в библиотеке. Глупость, конечно… Но таким образом – понять, пропустить сквозь себя сопричастность, принять какое-то единение.

А ещё ей хотелось – хотелось бы! – повторить «подвиг» леди Годивы. Но это, конечно, уже чистой воды бред.

Они вернулись, Таня убежала к компьютеру, готовить показ презентации. А Елена и Энигма остались у чайного столика. Лена сама чувствовала, что их соперничество угасло – точнее, угасает медленно, когда они толкутся вместе, босиком, у этого стола.

Вопрос медленно рождался в голове Лены, путал мысли.

– Оля…

– Да?

– Ты меня… – слова выползали с трудом, – больше не ненавидишь?

– За что?

– Ну… за Валеру, и вообще, что…

– Брось! – Энигма заполнила сахарницу белым, крупным песком. – Ты же меня тоже не ревнуешь… к фотографу! Блин, ерунда какая-то. Слушай…

Она повернулась к Лене. Словно забыв обо всех, перестав следить – кто подойдёт за чаем.

– Знаешь… я с тобой хочу сделать одну вещь.

– Какую?

– Почти как ты тогда сделала… – красивые губы нервно подрагивали. – Нет, не так… Это уже… в общем, это ерунда, сейчас уже не приколются. Давай придём босиком в администрацию. Вместе! А потом в офис к отцу моему.

Лена ощутила холодок. Казалось бы, и отец уже всё знает; и проходила она мимо пятиугольного здания с гербом много раз! Но это всё равно – вызов… Это – акт.

– А ты зачем… хочешь? – тихо спросила она подругу.

Та звонко бросила ложечку. На пол.

– Да достало меня наше болото! Наш Никитос и все остальные! Хочется… хочется сделать что-то живое, реальное.

– Ну… это тема.

Глаза Энигмы блеснули. Она шагнула к Лене; нет, не обняла, просто приблизилась. Но её голые ступни оказались рядом – и Лена ощутила их жар. Краешком, кожей.

– Я вот что придумала… – зашептала в ухо подруга.

---

…На большом экране позади Татьяны слайды менялись; на фоне фотографий плыли фразы. Фразы, которые тогда, при первом прочтении, просто разнесли ей голову: «В Древней Греции, где физическая культура стояла на большой высоте, «босохождение» являлось своего рода культом…» – «В тридцатые годы многие физкультурные парады и гимнастические праздники проводились без спортивной обуви – босиком!» – «На каждый квадратный сантиметр кожи приходится до двухсот механорецепторов – на подошве их в разы больше…» – «Некоторые студенты установили, что готовиться к экзаменам босиком – эффективнее, это положительно влияет на память и мыслительные реакции». – «Заряжение статическим электричеством от земной поверхности происходит естественным образом через голые ноги».

За компьютером сидела девушка, которую Таня совсем не знала: очень тихая, с глубокими зелёными глазами. В недлинном платье, открывавшем голые икры с темноватым пушком. Вероятно, на неё сегодня косились – это как так, не брить ноги? И поэтому она всё время пряталась в углы, и даже сейчас загородилась переносным планшетом с книгой про босохождение. Но самое интересное: она всё-таки это сделала. оОна ведь могла придти в джинсах, что сняло бы все проблемы, а в итоге пришла в юбке чуть выше колен…

И эти ноги, покрытые едва заметным  сероватым пушком… Что в них? Великолепные ступни были у этой девчонки, Тане совсем незнакомой. И видно было, что дались они ей с большим трудом: сначала мать – почему ты не соблюдаешь гигиену? Потом – подруги: ах, ты у нас волосатая чушка… А потом и парень, вроде как – ты что, дурная, ты почему не как все? Эпиляция, депиляция, все эти регулярные мучения – и ради чего? Чтобы понравится среднестатистическому большинству?!

Таня вспомнила странную вещь. Свекровь брила ноги – чуть ли не раз в три дня. Это было священнодействие, она занимала санузел, шипела на всех, кто проходил рядом. Видимо, у неё волосы росли, несмотря на возраст; и хотя она давно не искала любовников, она хотела казаться…

Кому? Для чего?!

И однажды, так вот, вывалившись вареником из распаренной ванной, на гордо сказала Тане – ещё молоденькой, ловившей каждое слово МАМЫ МУЖА! – она сказала:

– Женщиной быть – это тебе не кулички из говна лепить… Женщина она всегда должна выглядеть, как королева!

Это в душу запало, это определило путь Тани на многие годы. И вот сейчас она видела другую форму. Альтернативу.

Тане было её жалко, но в то же время она думала, что и сама готова так же отказаться от этого регулярного бритья. Почему?

А потому, что то, что они сейчас делали, выглядело не меньшим протестом.

Таня приблизилась к микрофону. Ощущение – как на том митинге. Жгучее. Будоражащее.

Но в следующую секунду она отставила небольшую стойку с тканевым бутоном – и заговорила просто, голосом, приобретшим неожиданную силу и звучание.

– Дорогие друзья! Дорогие гости… вот, честно говоря, до последнего времени я не верила, что у нас с вами получится. И вот… получилось! Мы тут с вами сидим все… босиком! Босые, мы тут все равны. И вы все… боявшиеся грязных полов, холодных полов, инфекций или чего-не-знаю-там-ещё, это сделали! Вы пришли… разулись… и вот, мы тут сидим.

Ей зааплодировали – неожиданно; женщину это сбило с мысли; точнее, все заготовленные мысли потерялись. С необыкновенной ясностью, просто бритвенной, режущей, пришло это чувство – единения, ведь и она сама стояла у небольшой кафедры – такая же.

И всё это время она искала в зале, глазами, ту самую корреспондентку щанского ТВ, которая, как ей говорили, на митинге тоже вела репортаж босиком и должна была, обязательно должна! – приехать сюда.

Но её пока не было.

Таня искала глазами – лица. Те самые, которые запомнились с самых первых минут. Вот – Венера; сидит, очень довольная собой, улыбается. Вот девчонка с длинной косой, простоватым лицом и умными глазами: она присела на корточки перед полками, что-то искала. Таня тогда тоже присела рядом, собираясь помочь – и эта девушка спокойно, даже задумчиво призналась, что ищет «Тропик рака» Миллера. Таня улыбнулась: нет, такой книги нет, но можно заказать. И, поднимаясь, обратила внимание: на ступне девчонки – татуировка.

Какие интересные люди живут, оказывается, в Щанске!

Видела она и лицо Сонца, и её подруги; и интересного очкастого парня, который разулся первым, ещё на крыльце, стоял с кроссовками в руках; и его спутника, большого, кудлатого, как из дерева вырубленного. И Лидию Ивановну, улыбающуюся ей одобрительно, не постеснявшуюся своих изуродованных артритом ступней, тоже видела…

– Знаете… – сказала Татьяна в зал. – Я совсем не такую речь заготовила. Да, прекрасно, что вы пришли сюда – читать книги. Если бы не любили, не пришли бы ни под каким соусом. И я рада, что читающие люди у нас – без предрассудков. Это самое страшное, поверьте мне: предрассудки… мифы! Я хочу вам сказать: наш «день», наверное, даже не просто протокольное мероприятие  по «привлечению читателей в библиотеку». Да, мы изгаляемся, библиотекари, как можем… Но для меня, лично, знаете… для меня будет наградой не только, если вы сегодня уйдёте с понравившейся книгой. Вот тут, на экране, сейчас цитаты из издания «О ПОЛЬЗЕ ХОЖДЕНИЯ БОСИКОМ». Но даже не это важно, вы можете её читать, можете – нет… Мне важно, чтобы вы позволили себе уйти от нас босыми. Это, может, глупо звучит, но я думаю… я думаю, что нашему городу это нужно! А за книгами вы всё равно ещё не раз к нам придёте, я верю…

Она смутилась, смазала окончание. Непонятно почему, но ком подступал к горлу. Махнула рукой:

– А сейчас… Сейчас у нас танцы будут. Спасибо вам… всем!

Она отошла назад, мечтая затеряться, исчезнуть; почему-то после прорыва ею овладело опустошение. Ну вот почему пытались ей это запретить?! А она – всё равно. Она – сделала. Да все они вместе – сделали.

…Перед зрителями уже кувыркались ребята из «Синергетики» – молодые, красивые, пластичные, с прекрасными ногами и руками, словно белыми крыльями из-под чёрного трико. И ведь делали это невероятно артистично, акробатично, между стеллажей, умудряясь разворачиваться в таком пространстве…

Таня остановилась позади зрителей, сняла очки – которые ей пока что помогали сосредоточиться, настраивали на почти официальный лад. Значит – получилось? А сколько мытарств; сколько нервов… Господи, да почему же против этого восставали?! Ни пьянки, не разврата, люди радуются… Это было не в силах ей понять.

Никак.

И она чувствовала: это больше, чем “праздник в библиотеке”. Это какое-то пиршество босых, какой-то триумф босых ног и голых ступней, которые лезут из каждой щели… Ну, это странно. Но плохо? Нет. Но почему тогда… Расхаживали Милана и Оксана – в нарядах от Шакти; зал рукоплескал.

А Таня, которую слегка пошатывало, вышла на крыльцо. Спустилась. Прошла до лавочки; тут в голые подошвы её впились крышечки от пивных бутылок. Ну, это ясно, что вокруг библиотеки по вечерам творится обычная щанская жизнь: пиво, сигареты, пустопорожний, с матами, трёп… Ступая босыми ногами по этим крышечкам и окуркам, обессиленная, она опустилась на дерево лавки. Всё, может быть, и бесполезно: да, днём такой вот зажигательный праздник, а ночь опять будет – Вальпургиева.

Женщина сидела, опустив голову и глядя в мешочного серого цвета, истоптанную землю. Шаги маленьких босых ног прозвучали рядом; Таня обернулась. Та самая миниатюрная девушка, руководительница «Синергетики», с которой она разговаривала в школе, – пришла. Опустилась на скамью. В руке – маленький термос.

– Плохо? – кратко, понимающе, спросила эта маленькая.

Кажется, её зовут Катя. Екатерина, а фамилия на «Ф»… Забыла. Таня встрепенулась, тряхнула волосами.

– Да… не понимаю отчего… всё же хорошо идёт.

– Да. Хорошо. Выпейте.

– Это…

– Это отвар на травах. Для поднятия силы духа… Помогает.

Отпив горьковатую, но пряную и чуть вяжущую рот жидкость, Таня посмотрела на девушку. Милое личико. Круглые плечики, каштановые локоны. Цветастая юбка, маленькие ступни. И очень гибкие пальцы их, которые она сейчас задумчиво сгибала, подгребая под себя серую пыль.

– Нас выгоняют. Из школы… – просто сказала она. – Так что вот… прощальный концерт.

– Но… как же?

– Татьяна… можно так, просто? Вы не переживайте. Не из-за вас. И вообще, я сразу решила вам помочь, без всяких целей. А то, что выгоняют, – должно было случиться. Сейчас все будут против нас.

– Почему?

– В этой стране… вязкой как грязь. Ты можешь стать толстой, ты можешь пропасть! – проговорила девушка, и видно было – цитата.

– Это… кто сказал?

– Не важно. Это из песни. Вы не местная, вижу?

Таня, смущаясь, в двух словах рассказала свою предыдущую биографию. Катерина кивнула:

– Понятно. Я тоже не отсюда. Из Екатеринбурга.

– Вот как… А чего же…

– Да просто. Мой муж был священником… – она уловила изумление Тани. – Лютеранский пастор. Мы с ним жили три года. Потом он в Москву, а я сюда.

– У вас тут… родственники?

– Нет. Ехала автостопом… я полстраны так объездила. И почему-то осталась. Знаете… Этот город действительно вязкий. Вы сделали первый шаг – он будет сопротивляться. Засасывать. Помните об этом.

---

К библиотеке подлетела машина – внедорожник. Не обратив внимания на сидящих, оттуда выскочили двое: красивая, эффектная молодая женщина с микрофоном – ага, та самая корреспондентка! Её голые ноги замелькали по ступеням. За ней следовал молодой мужчина, в очках и закатанных до щиколоток джинсах.

Наши люди.

– Вот и кавалерия подоспела… – рассеянно проговорила Катерина. – Я вам одно скажу: вы только не сдавайтесь.

Таня вздрогнула.

– Вам это уже говорили? – догадалась девушка. – Да… понятно. Не удивительно. Значит, я ещё раз скажу. Не отступайте. Ладно. Я пошла к своим.

Она покинула скамейку, оставляя в серой пыли скульптурные, чёткие, резкие отпечатки маленьких ступней. А Таня сидела ошарашенно.

Значит, всё-таки какая-то лавина покатилась… а главное – что дальше-то делать?

И тут ещё один автомобиль скатился на асфальтовую площадку. Бесшумно раскрылась дверца. Потрясающе красивая девушка вышла из машины; короткие джинсы-капри, модная блузка. И босые ноги. Они проделали путь до скамейки Тани; и эта фея опустилась рядом.

Татьяна не могла её узнать, хотя, кажется, раньше видела… Где-то.

– Меня зовут Анастасия, – проговорила незнакомка, и на голой щиколотке ослепительно брызнула светом золотая цепочка. – Меня Мириам хорошо знает… а она о вас рассказывала. Вы простите, что я не сразу приехала.

– Да ничего… – растерялась Таня. – Да вы проходите туда. У нас там сейчас будет финальное чаепитие и торт. Домашний!

Настя-Аша покачала головой. Рассеянно достала из кармана джинсов супердорогой телефон, повертела в руках.

– Я подругу потеряла… – тихо проговорила она. – И я боюсь… я боюсь, что это только начало.

…Татьяна слушала эту девушку, замирая от ужаса. Она не знала охранницу из книжного магазина, она плохо знала и Настю – только со слов Мириам; и теперь с невыразимым изумлением смотрела на эту выхоленную девушку, в роскошных тряпках, – только вчера мывшую подъезды!

И в её перерождении, и в том, что случилось с неизвестной ей Тамарой, чудился какой-то ужасный знак.

 

 

Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.

---

Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл. Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!

Искренне ваш, автор Игорь Резун.