29 глава. СРЕДА: КУЛЬМИНАЦИЯ. ВСЕ.

ВНИМАНИЕ!

ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.

---

ЛИНИЯ ГРЕТА – ВРАЧ – ДРУГИЕ

Через час после отъезда Алексея Фромиллера на работу его дочь покинула квартиру. И не как обычно в последние дни. На сей раз она нарядилась по полной программе. И накрасилась – не в меньшей степени. Туши и помады наложила на лицо с избытком, чего раньше себе не позволяла… Скрыла пол-лица итальянскими очками – в чём тоже редко нуждалась. Но Лена знала, что она делает. И вышла из дома в новых туфлях, купленных год назад, но как-то всё не надёванных – случая не было. А голову её украшала шляпка, которую девушка тоже купила, поддавшись минутному капризу, на распродаже, и никогда не надевала.

Центр семейной медицины располагался в хорошо знакомой девушке «Высоте», на втором этаже. Так как она заранее позвонила, и записалась, и даже деньги за визит перевела сразу, её ждали. Приветливая сотрудница под сияющей голубым надписью  «СибМедЦен» на ресепшене заполнила её карту, улыбнулась, напомнила:

– Бахилы, пожалуйста, наденьте…

– Конечно!

Лена хладнокровно разулась, сунула босые ноги в голубенькие прозрачные бахилы; у сотрудницы глаза слегка расширились от изумления, но формально она никакого замечания сделать не смогла. Туфли Лена небрежно бросила в сумку, откуда уже торчала золотая головка шампанского; впрочем, и это не считалось нарушением.

Вкусно шлёпая голыми ногами в бахилах – те придавали этим звукам особую звучность! – Лена проследовала мимо небольшой, скорбно молчащей очереди, постучалась в нужный кабинет, толкнула дверь. Вошла. Хозяин кабинета оторвался от созерцания чьих-то рентгеновских снимков.

– Проходите, присаживайтесь, рассказывайте! – радостно возвестил он.

Не узнал. Да, вальяжен; лет сорока с лишком. Здоровая кожа, карие ухмыльчивые глаза, благородная седина дорогой стрижки… Но уже видно: живот выпирает яичком и скоро-скоро будет отвисать. Так вот вы какой, Валерий Михайлович Ордынский!

Лена резко шагнула к столу нарколога. Первым делом достала бутылку шампанского, поставила её на стол. Ордынский, кажется, начал её смутно-смутно припоминать; но бутылка сбила его с толку – развёл руки, забормотал:

– Что же это вы… Милая моя, у нас так не принято! Мы с вами даже не…

Тресь! – девушка сорвала с ног бахилы. Хрясь! – полетели пуговички разорванной блузки, груди Лены, лишённые оков лифчика, вывалились на свободу. Шляпка порхнула с головы в угол, теперь она не нужна; нечего скрывать сине-багоровую шишку. И последнее, как вишенка на торте: Лена, взяв со стола бутылку, легонько её взболтнула…

Она заранее скрутила металлическую оплётку с горла и шампанское это открыла, дав выйти излишнему газу. Поэтому пробка сейчас не ударила в навесной пластиковый потолок, а просто взлетела вверх, но закипевшее шампанское окатило Лену сверху, как из рожка душа. Протекла тушь, расплылась помада… Шаманское залило и босые ноги её, в том числе красную содранную кожу на щиколотке и расцарапанное колено.

Глаза врача вылезли из орбит.

– Выш-ш-ш… вы что делаете… вы…

Девушка бросилась к двери. Для верности схватилась за дверную ручку. И проговорила чётким, дикторским голосом, очень хорошо, тщательно артикулируя:

– Я сейчас выскочу в коридор и заору на весь медцентр, что вы меня пытались изнасиловать. Там люди! Побои у меня довольно свежие. Как вы думаете, полиция кому больше поверит – вам или мне?!

Доктор опал в кресле, словно к нему подключили вакуумный насос. Вот теперь он её точно узнал! Ту, которой делал промывание желудка. И оттуда, из этого бесформенного состояния, провыл:

– Что вы от меня хотите? Денег?! Сколько?!

Лена снова вернулась к столу – продолжая держать дверь в поле зрения.

– Сейчас вы меня отвезёте на ту квартиру, где вы мне промывали желудок. Когда вам привёз меня ваш друг Валерий Иноземцев.

– Но зачем…

Лена сделала угрожающий шаг к двери. Доктор побледнел, выкрикнул сдавленно:

– Не надо! Я, да… я поеду… то есть поедем…

Цепкая ладонь Лены с хищными алыми ногтями, как когтистая лапа, легла на стол.

– Ключи от машины!

– Но…

– Ключи!

– Вот… Зелёный «Лексус».

Очередь, конечно, на неё вдоволь попялилась: на босые ноги, на непорядок с гардеробом; принюхалась к аромату Clos Du Mesnil – Лена даже для такого случая дешёвку брать не стала, – но лишь зашушукалась. А через пять минут Валерий Ордынский плюхнулся за руль своего «Лексуса», в котором уже караулила его Лена.

Заводя мотор, пожаловался:

– Вы сумасшедшая. Вам не к наркологу, вам к психиатру!

– А вам – прямиком в ад! – парировала девушка.

– За что?

– За враньё. Кем вы моим родителям представились? Другом? Любовником? Папиком? Да я вас до этого в глаза не видела…

– Так же Валера попросил…

– Поехали!

Очень хотелось курить. Но Лена сдержалась. Равнодушно смотря перед собой, уточнила:

– Вы это делали на его квартире? Или на своей?!

– Да Бог с вами! – вскипел врач. – Вы что?! У меня семья, жена, дети…

– С чем вас и поздравляю. Значит, на его?

– Ну, не совсем. Он сказал, что эту квартиру снимает… для чего-то.

Атмосфера вранья, которая, словно паутина, всё более и более окутывала дорогой сердцу Лены образ, продолжала сгущаться. Сьёмная квартира – для чего? Понятно для чего.

– Ещё вопрос… – Лена поморщилась. – Вас он меня привёз как? Голой?

– Ну, простите… ну, как-то да, вы же…

– Всё понятно, достаточно.

– Слушайте, зачем вам это всё надо?! – заверещал врач. – Что вы ко мне прицепились? Я ничего плохого не сдела…

– Рот закройте… – устало приказала Лена. – Объяснять долго и скучно. Да и не нужно. За дорогой следите.

---

Чем ближе они подъезжали, тем больше росло недоверие девушки. Она помнила, что как-то, кажется, во время фотоэкспедиции на скалы Валерий проговорился: мол, удалось ему в своё время купить неплохую квартиру-студию в новых домах на Большой Ивановской. А сейчас, по пути, то бледнеющий от страха, то зеленеющий от злости Валерий Ордынский вёз её совсем не туда. Как оказалось, снимал её мужчина квартиру совсем в другом районе, и совсем другую: машина свернула на изгибистую Мусы Джалиля и остановилась у одного из домов напротив Дома Печати.

– Вы – со мной! – предупредила Лена.

Врач повиновался с тяжким вздохом.

Звонок на стене рядом с дверью, обитой старым, потрескавшимся рыжим дерматином, отсутствовал. Лена постучала костяшками пальцев по дверному глазку, вышло громко; постучала ещё…

Дверь открылась, но не эта, а противоположная на площадке. Дородная женщина, в кудряшках, халате и матерчатых тапках, вышла на лестничную площадку.

– Вот чо начали стучать?! – гневно воскликнула она. – Чо стучать-то, если нету никого?

Лена резко обернулась к ней.

– А вы откуда знаете?

– Так я… Так это ж мы сдаём. Посуточно. Агентство «Лотос»!

– Посмотреть можно?

Женщина занервничала.

– Зачем смотреть? Да что за ерунда такая – смотреть… Заходите на сайт и смотрите, у нас все квартиры там выложены, интерьеры. Нечего тут ходить, смотреть. А вдруг там кто-то сейчас?

– Вы же говорите, что никого!

– Ой… ну, мало ли. Я просто так сказала.

Лена выхватила из своей безразмерной сумки портмоне.

– Так. Я беру у вас её сейчас! Сколько почасовая?!

Женщина жадно облизнула губы.

– Две тысячи мы берём… в час… – торопливо прибавила. – Минимум – два часа!

– На трах – хватит, да? – мстительно сказала Лена, игриво глядя на врача; тот залился багровым. – Возьмите деньги и давайте ключ.

---

…Осматривая квартиру, Лена не могла отделаться от ощущения, что она тут уже когда-то бывала. Невероятно. Не может быть – их туса тоже снимала несколько флэтов в Щанске, но никак не могла заинтересоваться панельной пятиэтажкой с облупленными подъездами и запахом кошачьей мочи, как эта; да и квартира самая обычная, мебель советская, конец семидесятых, кухонный гарнитур самый дешёвый. Холодильник – «Бирюса», телевизор «Изумруд» с подключенным видеомагнитофоном и… совершенное отсутствие обжитости. Ни книг, ни цветов. Это уж точно – по часам.

Девушка бродила по эти пустым апартаментам, как собака, натасканная на наркотики. Врач мялся, перетаптывался в прихожей и страдал. Он уже робко попросился «пойти», дескать, у него клиенты, но Лена прикрикнула на него – затих.

Наконец в голову ей пришла мысль. Приказала Ордынскому:

– Тахту приподнимите!

– Как?

– Руками. За угол. И держите.

Он выполнил её распоряжение; Лена легла на пол, с трудом сдерживая чих от запаха рванувшейся в нос пыли, и начала шарить руками там, под тахтой. Без фонарика, наугад.

Её поиски увенчались успехом: через несколько минут она выудила оттуда погон. Старый, облохмаченный пылью, он лежал в этом потаённом углу очень долго, счастливо избегая всех приборок. Небольшой милицейский      погон с круглым краешком,  пуговкой и тремя звёздочками.

Встала, отряхнулась. Врач с мукой уронил тахту. Лена посмотрела на него с презрением:

– Упарились?

– Ну… немного…

– Физкультурой надо заниматься. И ещё… – на мягких босых ногах она бесшумно приблизилась к нему и заглянула в глаза, благо рост позволял. – О том, что сегодня было – ни слова вашему приятелю Валерию. Вы поняли?!

– Да…

– А то найду. И горло перегрызу! – ласково пообещала девушка.

Ордынский шарахнулся в сторону, едва не повалив трюмо.

– Идите к чёрту! – с брезгливостью обронила Лена. – Езжайте…

Через пятнадцать минут она вернула ключи толстухе и села в подкатившее к дому такси.

Лена совершенно не представляла себе, куда приведёт её эта дорога, на которую она вступила, и её сегодняшняя находка. Тем более – что она хотела найти в квартире, куда после “Бункера” привёз её Валера. Его личные вещи? Частичку его самого, настоящего? проломить ту стену лжи, которой он себя окружил?! Не знала. но она понимала: она должна была это сделать. Хотя бы для очистки совести… Таксисту она назвала свой домашний адрес. Но, когда машина ехала по Бульвару Молодёжи, позвонила новая знакомая Лены, модельер по имени Света. Голос у неё был спокойным, но напряжение чувствовалась.

– Лен… ты с нами?

Лена-Грета моментально вспомнила: а, в час они собираются у администрации. Выдохнула в телефон: «С вами! Сейчас буду!» и назвала таксисту новый маршрут…

---

Лев Гордеевич дежурил у памятника Ленину на перекрёстке Большой Ивановской и проспекта с двенадцати утра. Встречал и распределял участников по местам. Первыми приехали звукари, точнее, просто пришли из филармонии. Установили мощные колонки у ног вождя, протянули к генератору толстые чёрные кабели, сели покуривать. Их дело – маленькое. Потом прибыли хлопотливые женщины из Хозуправления, усиленные десантом с Опытного завода. Расставили столы под белыми скатертями: тут предполагалось угощать всех чаем, дешёвыми баранками, булочками и прочим; спиртного не планировалось, но по специальному распоряжению в холле самой администрации организовали мини-буфет с водочкой, коньячком, икрой и балыком. Для особых гостей и наблюдателей сего действа. От «Елисеевского» прибыла кофе-машина – раритетная ГАЗ-21 с оленем и спецкузовом-коробом, в котором помещалась вся кофейная кухня. Ну и торговлю всякими игрушками, шариками да зайчиками организовывали для самых маленьких силами работников «Тысячи мелочей».

Потом стали прибывать артисты. Филармония выставила ансамбль русской песни «Дубравушка» – с дюжину дородных женщин в кокошниках, то и дело сползающих набок, маялись на жаре. На служебном «Мерседесе» привезли маэстро Хлыстовского: вальяжный певец, «первый голос» Щанска, в дорогом костюме и бабочке, сидел в машине, наслаждаясь прохладой кондиционированного салона. Ну и в лучших советских традициях, физкультурников не забыли: группа парней и девушек в ярких футболках с гербом Щанска, в найковских кроссовках разминалась на травке в прилегающем скверике.

Одним словом, всё было готово.

Оставалось, собственно, массовка. Два автобуса должны были привезти старшие курсы Педколледжа, а филармонисты и театралы, да и библиотекари добирались сами. В половине первого к памятнику подошёл Сергей Алексеев – важный, выставив вперёд свою бородку, зарумянившийся от важности предстоящего. Элегантным жестом одёрнул тёмно-синий клубный пиджак в клеточку, с золотыми пуговицами. Поздоровался.

– Ну, Сергей Германович, ваши-то где? – благодушно спросил Романенко.

Алексеев сдул пылинку с лацкана, глянул на массивные дорогие часы.

– Да они уже, кхе, собираются… В холле. А вон оркестр идёт наш, духовой, видите?

Да, через пешеходный переход напротив драмтеатра шествовали музыканты, обвешанные своими сверкающими инструментами. Романенко распорядился:

– Так, пусть справа от Ленина располагаются, на солнышке… Ничего, не растают! А сверкать будут.

Замглавы посмотрел в безбоблачное небо. Жарковато, конечно, но всё равно – день-то какой! Солнечный. Звонкий. Как золотая монетка. Вот только Педколледж… На часах его, швейцарских, минутная стрелка показывала без четверти час. Романенко набрал номер директрисы Педколледжа.

– Валентина Трофимовна, Романенко беспокоит. Где ваши? Пора уже.

На том конце мобильной связи послышался звук, будто на пол упало и смачно разбилось куриное яйцо.

– К-к-как? Разве всё не отменили?

Теперь впору таким яйцом было разбиться самому Льву Гордеевичу: он чуть не выронил дорогой смартфон из рук.

– Как ОТМЕНИЛИ?! Кто отменил?! Вы с чего это взяли?!

– Так ведь позвонили от вас… из администрации вроде, сказали, что…

И директриса стала сбивчиво объяснять, что-де как раз в половину первого раздался звонок и милый девичий голос, представившись секретаршей Льва Гордеевича, сообщил, что по техническим причинам митинг отменили. Естественно, загодя были отменены и занятия, поэтому студентки и преподаватели радостно разошлись по домам…

– Всех! – страшным голосом вскрикнул Лев Гордеевич. – Всех… оставшихся собрать! До последней технички! И немедленно сюда! К администрации.

Думать о том, кто подложил такую свинью, было уже поздно. Романенко прекрасно знал, что окна Главы выходят на этот самый пятачок и он внимательно следит за приготовлениями. И взвешивает на весах его, романенковскую, будущую судьбу.

Вот небольшая группа женщин, преимущественно молодых, разбавленная двумя-тремя ветеранами, появилась за памятником. Судя по свёрнутым плакатам в их руках, это были те самые, активисты. Среди них Романенко заметил  высокую шатенку в очках… а, та самая завбиблиотекой. Вроде в обуви. В платье и курточке-ветровке аоверх, несмотря на жару – прилично… Ну и молодец! Хоть реабилитируется за свои идиотские «голые пятки» и все эти фантазии, из-за которых поднялось столько шума…

Лев Гордеевич поймал за локоть проходившую мимо Аллу Михайловну, зама по культуре; распорядился:

– Алла, быстро к микрофонам. Расставь всех там с плакатами и начинайте говорить… и следи, чтобы всё было, как полагается!

Невысокая женщина с прилизанными волосами кивнула. Уж она-то с её бульдожьей хваткой не подведёт.

Романенко нашёл глазами дирижёра оркестра, махнул рукой – поехали! – и музыканты грянули торжественную музыку, быстро залившую пятачок, покатившуюся дальше, привлекающую на митинг горожан…

Всё хорошо. Лев Гордеевич энергичной трусцой направился  в администрацию – на доклад. Надо готовить выход Главы. Уже на ступенях он услыхал голос, многократно усиленный колонками; обернулся. У микрофона стояла пожилая женщина, видимо из библиотеки, и заученно читала текст по бумажке.

– …мы, работники культуры, не можем не благодарить главу нашего города, товарища Фарида Исмагиловича Исмагилова, за неустанную, и, не побоюсь этого слова, отеческую заботу о юном, подрастающем поколении, воспитании достойных граждан нашего родного Щанска…

Плакаты алели буквами: «ГЛАВУ – НА ВЫБОРЫ!», «ИСМАГИЛОВУ Ф. И. ГОРЯЧИЙ ПРИВЕТ!», «ЛИДЕР ГОДА – ЛИДЕР ГОРОДА!».

Хорошо! Как по писаному. Как и должно было бы быть.

Свой отчёт Романенко завершил за десять минут, обсудили рабочие вопросы, и несколько расслабленной походкой он спускался по ступеням лестницы, которая как раз большими, витринными окнами выходила на площадь. Конечно, коряво получилось с Педколледжем, они ещё разберутся в этой диверсии, но народу и так много пришло – вон сколько…

И тут Лев Гордеевич окаменел. Соляным столбом прилип к ступеням.

Вместо старушки у микрофона стояла та самая очкастая завша библиотекой; говорила без бумажки, что – непонятно, толстые стёкла не пропускали звук. Но плакаты! Только что на них было написано одно, а сейчас – совсем другое. Страшное. «ИСМАГИЛОВ ДУШИТ СВОБОДУ», «НЕТ – УНИЖЕНИЮ,  ДА – ТВОРЧЕСТВУ!», «ОСТАНОВИМ ЧИНОВНИЧИЙ ПРОИЗВОЛ!» и «СПАСИТЕ ДЕНЬ ГОЛЫХ ПЯТОК!».

Жалобно вскрикнув, Лев Гордеевич понёсся вниз, перескакивая ступени.

---

Вырвался он на площадку как тогда, когда Татьяна Марзун, сменившая у микрофонов Лидию Ивановну, говорила – говорила громко, вибрируя и от собственной храбрости, и от страха, хватающего за щиколотки, ведь стояла она на чёрном парапете памятника, импровизированной трибуне, босая; и от магнетизма слушающей её толпы:

– …да, мы задумали нечто необычное, весёлое, позитивное. Мы решили, что в это жаркое лето люди смогут прийти к нам в библиотеку, скинуть душную обувь, походить босиком… что дети их тоже будут носиться радостными и босоногими! Голые пятки, босые ноги – как символ искренности, чистоты души, мы только это имели в виду. Но нас грубо одёрнули, нас по-хамски поставила на место администрация решением господина Исмагилова…

Её алое платье трепал невесть откуда взявшийся ветерок, чёрт подери, это был красный флаг на броненосце “Потёмкин”! Волосы её тоже растрепались, они кидались ей на лицо, были, как змеи Медузы Горгонны – и взгляд сквозь очки был такой же… И рядом с ней стояли и Оксана Максимова, бледная от волнения, в белоснежном платье, в чёрных стыдливых очках, нервно переступавшая сдобными белыми ногами, и Настя-Аша, у которой ступни покрывали серые разводы высохшей грязи; и плакаты были в их руках, и било из этой группы шрапнельными разрывами слов, старательно нарисованных на ватмане: «ОТСТОИМ СВОБОДУ САМОВЫРАЖЕНИЯ!», «БОСИКОМ – ЭТО ЗДОРОВО!», «НЕ МЕШАЙТЕ НАМ ЖИТЬ БОСЫМИ!», «ДАЁШЬ РАДОСТЬ ГОЛЫХ ПЯТОК!».

 

Романенко захрипел, рванул галстук, стягивающий шею, так, что едва не разорвал ворот. Бросился к звуковикам, которые должны были дежурить у пульта; но там стоял только белобрысый парень-спортсмен. Лев Гордеич заорал на него:

– Звук! Немедленно выключить звук!

– А я не знаю, как… – растерялся спортсмен. – Звукарь пошёл перекурить, меня тут оставил.

Романенко в сердцах шибанул какую-то клавишу – и звук из микрофона внезапно усилился, обрёл рокочущее эхо. Стал громче, стал набатным.

Замглавы вертел головой. А, вот командир спортгруппы.

– Найти звукаря! Быстро! Звук вырубить!!!!

– Щас сделаем, Лев Гордеич!

Стеклянными глазами Романенко смотрел на площадку. Когда после речи этой сволочи Марзун грянули аплодисменты, сначала жидкие, потом мощные, приливом, он понял: всё рушится. На площадь подтягивались студентки Педколледжа…

Поспели к самому главному.

В этот момент Шакти, стоявшая у драмтеатра, тоже получила команду. Ей и ещё нескольким людям загодя раздали гарнитуру – наушники с витым шнуром; чтобы услышать короткий приказ и при этом не терять звукоощущения со стороны, надо было его прижать. Как делают секьюрити и секретные агенты во всех фильмах… Сейчас Шакти, услышав позывной, так и сделала; и невидимый, неизвестный ей координатор всего этого коротко приказал:

– Пошли!

…Перед перекрёстком Большой Ивановской и Первостроителей располагался ещё один пешеходный переход, нерегулируемый и как раз заботливо подновлённый администрацией. По нему и пошла группа людей. Всё это были красивые, статные девчонки, в лучших своих нарядах, в платьях – никаких джинсов и шорт! – и с плакатами, кратко повторяющими те, что сейчас красовались на главной площадке. Милана с пламенеющим лицом, Кристина с огненными волосами, ухмыляющаяся Ева и та девушка из высшего общества – Лена. Все они были босы, их голые ноги впечатывались между белых полос, как запрещающие восклицательные знаки… Одна машина остановилась, вторая. И тут первая, дошедшая до другой стороны улицы, повернула назад! За ней это сделала вторая девушка… третья… Потом пошли ещё люди, в том числе и несколько обутых, видимо решивших поддержать флеш-моб, но они были незаметны в этой демонстрации.

Движение встало! Обед, самый час пик. Транспорт скопился на Первостроителей, запрудил Большую Ивановскую. Ревели клаксоны, водители выглядывали из окон; водитель новенькой «тройки», набитой под завязки, психанул, открыл двери – пассажиры растекались по улице… И все слушали – и слышали то, что неслось из микрофонов.

К этому времени Романенко, метавшийся по площадке, как раненая медведица, с необыкновенной грубостью расшвыривавший всех, добрался до генератора, питающего микрофоны и колонки. В сопровождении одного из спортсменов. Гаркнул:

– Рви к чертям всё!

Парень пожал крутыми плечами, схватил шнуры и дёрнул. С искрами да вспышками те выскочили из гнёзд, оставив только рокот генератора, работавшего уже вхолостую.

Но, как это ни странно, звук не исчез!

Он по прежнему раскатывался по площадке, проникая во дворы; он только изменил направление,  поменял тембр – но стал звонче и пронзительней. У микрофона, сверкая бронзовыми загорелыми ногами, в вязаной юбочке и кофте с вышивкой, стояла Шакти.

– …а мы хотели провести показ этнической моды. Из культуры народов Южной Америки. Наши модели должны были идти по подиуму босые – ведь индейцы презирали обувь… И нас тоже грубо оборвали окриком из администрации. Нам заткнули рот. Я вас спрашиваю: почему наш глава, господин Исмагилов, заботится о запрете на босые ноги, но не обращает внимания на проблему дорог, молодёжной наркомании, ветхого жилья? Ему что, больше делать нечего, как охотиться за голыми пятками своих горожан?!

И это тоже сорвало бурю аплодисментов.

 

Романенко похолодел. Точнее, он уже и так находился на грани инфаркта, но, казалось, ужасаться происходящему можно было бесконечно. Он понял, ОТКУДА доносился звук. Говорила-то эта черноволосая мерзавка в микрофон, а голос её усиливали автомобильные колонки. Два навороченных джипа с распахнутыми задними дверцами, показывающими их дорогущую аппаратуру, припарковались за памятником Ленину; возле них спокойно покуривали их хозяева. Романенко бросился туда:

– Немедленно прекратить! Я представитель администрации… Выключите, я вам говорю!!!

На это ближайший мужик, накачанный, здоровый, выплюнув на тротуар окурок, лениво сказал:

– Слышь, представитель… иди на хер. Мне когда Дзюба перезвонит, тогда я и прекращу. Иди от греха, не отсвечивай!

Романенко попятился. Так вот кто это… Станислав Дзюба. Авторитет. Хозяин «Бункера». Тягаться с ним он не мог… Но кто, кто и как его уговорил?!

И в голове мелькнуло молнией: Фромиллер!

Сука. Фромиллер это всё устроил, эту гадость. Это он всё организовал…

Выли клаксоны. Но скоро стихали. Водители выходили, бросали машины, вливались в толпу. А у микрофона появлялись всё новые и новые люди.

Кудлатый, с развевающейся бородой, мужчина вещал:

– …все помнят, что было напротив Второй школы? Болото. Там дети даже тонули! Я привёз десять «Камазов» земли, засыпал эту погань. Ко мне комиссия Госстроя приезжала, сказали: памятник тебе надо ставить, ты микрорайон от этого дерьма избавил. Хотел там столовую открыть здоровой пищи, «ЯиШница»… А мне из администрации пишут: привести овраг в первоначальное состояние! Чтобы опять гнилая яма была! То есть пусть люди голодными будут, но яма будет, как прежде… Я администрации на взятки триста пятьдесят тысяч отдал!

Его сменил старый дед. Старый-то старый, но голос его оказался пронзительным, режущим уши:

– …мы – это тридцать семей, с Круглихинской усадьбы. Мы эту землицу свою в девяностые приватизировали, хозяйство там держим. А нынче нам в администрации говорят: сделки незаконны, уходите к такой-то матери! А почему? А потому, что там свиноферму будут строить. И знаете, кто этот инвестор свинофермы? Товарищ Исмагилов, тока Роман, сынок его…

Обезумевший Романенко побежал прочь. По пути налетел на женщину, которую даже не узнал… Это была Решетова. Её и без того гладкая головка с прилизанными волосами превратилась в обгоревшую спичку – из-за размазанной косметики. Всхлипнув, «железная Алла» сообщила:

– Меня водой облили… Из ведра окатили! Я не могу… такая…

Рыкнув, Романенко бросился к дверям. Там схватил за грудки патрульного из ГОВД, охранявшего святое место; полиция хоть и патрулировала площадку, но без указаний сверху ни во что не вмешивалась. Замглавы притиснул паренька в форме к стеклянным дверям и диким голосом захрипел:

– Полицию сюда! Всех! ОМОН вызывай, сука, я тебе говорю! Быстро!

Такого накала страстей чугунный Владимир Ильич не знал с 91-го года, когда группа активистов «ДемРоссии» устроила митинг за его снос. Тогда – не удалось. Но в этот раз, казалось, трясётся земля, трескается, и в эти страшные проломы проваливается весь прежний Щанск…

Из автомобильных стереосистем неслось:

– …я хожу босиком летом. Потому, что полезно и здорово! Я студентка Педколледжа. А мне сказали, что меня за это отчислят из колледжа. Ну, скажите мне, я должна учиться или что? Или быть какой-то там образцовой картинкой?!

Это говорила русоволосая девочка, и голос её дрожал. Ей аплодировали. А в руках молодёжи вдруг появились туфли, кеды… Они разувались, показывая ей: мы с тобой. Прямо на площадке. Татьяна у микрофона даже втала на цыпочки. От волнения. Ей хотелось кричать, орать….

Девушку сменил интеллигентный человек в костюме, в очках. Судя по всему, с Опытного, из ИТР.

– …я им говорю – нельзя так делать. Они пускают свою химию по трубам на РЭУ, у них по факту сброса в Щанку нет. А это всё, простите за выражение, говно плывёт мимо Центрального Парка. Это уже как бы не территория завода, ему всё равно… А администрация, когда я пожаловался, сказала, что я не патриот Щанска и тут мне не жить…

Шторы в кабинете главы, на втором этаже, тёмно-малиновые, были задёрнуты наглухо.

Но оставалась маленькая щёлочка.

И кто-то в неё наблюдал за всем происходящим на этом, неожиданно стократно увеличившимся в размерах, пятачке…

 

 

Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.

---

Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл. Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!

Искренне ваш, автор Игорь Резун.