БОСИКОМПОВЕСТЬ. 14. ЛЕНА И ИСКУШЕНИЕ.
ВНИМАНИЕ!
ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.
ЛИНИЯ ЛЕНА-ГРЕТА – ВАЛЕРИЙ.
Со своих «энергетических сеансов» мать вернулась, как будто лишённая костей. Поднялась к себе, на второй этаж, в спальню; там, в ванной, долго журчала вода – мать словно отмывалась от чего-то. Впрочем, Елену это как раз устраивало – лезть, значит, не будет…
На этот раз девушка не стала брать с собой ни сменных нарядов, ни даже сумочки с косметикой. Да и “помазалась” так, чисто машинально, по привычке; волосы распустила, разлохматила, на лоб нацепила очки от солнца – авось, пригодятся… Из дома вышла в тех белых шортах, в которых снималась на «Чернобыле», и в новой голубой рубашке. Мимо консьержа прошла, нахально сверкая голыми ногами, и прекрасно понимая, как действует их нагота; тот, молодой, просто замер за стеклом.
Валерий ждал у машины. В светлых джинсах, свежей рубашке навыпуск, того же дизайнерского стиля, что и у Лены; рубашка такая стоит около двухсот евро, это она прекрасно знала. На глазах мужчины – дымчатые Carrera. За тёмными стёклами эти глаза усмехнулись:
– Привет… Шикарно выглядишь!
– Спасибо. Стараюсь.
– Решила босиком сразу?
Девушка посмотрела на него снисходительно:
– А надо было по-другому? Могу сходить за туфлями…
– Не надо…
Она села в чёрный кожаный салон. Валерий завёл мотор, «Тойота» резво выскочила со двора. И по улице Новой легко понеслась из «Заповедника». Девушка достала из кармана шортиков пачку «Житан», закурила. Сказала лениво:
– Отцу фотки показала…
– О, интересно. А он что?
– Он долго не мог въехать, почему босая. Я говорю – это такой жанр искусства. Так сейчас круто снимать.
– Правильно. Вот японский фотограф Ю-Риа снимает только женские бёдра… это называется futomomo, и ноги. У него около тридцати тысяч фото.
– Вот как…
– А Нобуёси Араки вообще только обнажённую натуру снимает. Связанных, в частности… Голых моделей в токийском метро. Его снимки порнографией многие считают.
Девушка судорожно рассмеялась:
– Ты, меня, надеюсь, голой и связанной снимать не будешь?
– А ты бы хотела?
Сказано это было с такой бесстыдной лёгкостью, что Лена чуть не поперхнулась сигаретным дымом; но Валерий сам понял, что сказал что-то не то.
– Прости, я пошутил… неудачно.
– Я поняла. В общем, новое искусство, да.
– То есть твой отец… одобрил.
– Не то, чтобы одобрил… – Лена усмехнулась. – Я любимая дочка. Мне многое можно.
– Ты одна у родителей?
Они проезжали перекрёсток у вокзала, и оттуда, из проезда, с истошным воем вырвалась жёлто-красная машина «скорой», реанимобиль, – станция располагалась там. Валерии резко затормозил; то ли от этого внезапного знака беды, то ли от толчка у Лены вырвалось:
– Нас было двое, а выжила я одна.
– Что? – не понял он.
Девушка помедлила. Рассеянно пускала колечки дыма – она умела.
– У мамы двойня родилась. Близнецы. Я и братик. Но… но братик уже мёртвым родился. Такая вот фигня.
– Ох… извини.
– Да ладно.
Лене самой было неприятно, что она позволила себе выплеснуть наружу эти воспоминания, и поспешила сменить тему разговора.
– Слушай… а ты что с этими фото делаешь? Только на сайт своего магазина выставляешь, ты говорил?
– Ну да. Люди смотрят цены, картинки… Им надоедает. А тут – бац! – открыли страничку, расслабились.
– А ещё?
– Некоторые покупают… – осторожно сказал мужчина. – Хорошие босоногие фото стоят определённых денег. Я иногда продаю исходники.
– Оп, это уже интересно… А вообще, много таких любителей?
– Давай вот что… Давай я тебе обо всём этом бизнесе расскажу.
– Да уж расскажи!
На «Гертруде» попали в пробку: как обычно, выезд на трассу с дурацким светофором, узким тоннелем под железнодорожными путями собрал кучу машин. «Тойота» стала двигаться короткими рывками, пристроившись в хвост большой фуре.
– Больших порталов, где есть фотографии босых девушек и женщин, у нас два… точнее, уже один. Это московский такой, MosFeet. Ну, и его братишка – ChocFeet. Там девушки по снегу босиком гуляют, экстрим, короче, всякий. Но он платный. Просмотр фото – где-то тридцать евро в месяц.
– Ничего себе… И люди платят?!
– Платят. Это российский. Есть зарубежные всякие, их немного, но там и цена выше за просмотр. До пятидесяти евро в месяц, до ста даже.
– Это каким же любителем женских ног надо быть… – задумчиво заметила Лена. – Не проще на пляж походить? Или в бассейн?!
Валерий засмеялся, положив красивые руки на руль. Лена подумала про себя: безупречные кисти. А какие у него самого ступни? Она ведь ни разу не видела.
– Э, нет. Там – не то. Это всё обыкновенно, доступно… банально. А вот босая девушка на улице – необычно. Ну, ладно, итак, остальные бесплатные. Был хороший новосибирский ресурс, сначала там тоже вроде платный, потом его бесплатным сделали, а полгода назад он вообще куда-то пропал…
– Почему?
– Не знаю… выдохлись ребята, наверное. Есть такой ещё проект босиком.ру, но он придурошный какой-то… – усмехнулся Валерий. – Ни о чём. Пара фото и какие-то идиотские стихи. Модерновые, молодых авторов. Ни фото посмотреть, ни для души почитать. Ещё ВКонтакте есть такой дурачок московский, Юра Георгадзе. Группа у него «Мать-Анархия». Он то фото босой девушки выложит, а то – какую-то порнографию. Босая, но извини, половые органы наружу все… Ну, он вроде как наркоманит, как в Сети говорят, – вот «крышу» и рвёт.
– А тебе самому какой нравится?
– Сейчас… Да что же он, холера, так тащится? Ни обогнать, никак… Вот, значит, хорошие фото делал Миша Дёмин из Мурманска и некто Олег Мудрецов из Ростова-нА-Дону. Но их тоже давно не видно. А мне… а мне вот МосФит точно не нравится.
– Плохие фото?
– Да нет. Снимки очень качественные, видно, что аппаратура супердорогая… Но там, понимаешь, в основном ноги. Ступни. Ступни там, ступни здесь. Так, эдак.
– Ты же тоже мои ноги снимаешь!
Валерий косо, недовольно глянул на спутницу.
– Я тебя всю снимаю. Иногда делаю акцент на ступнях. А если снимать только их одни, то будет, как… как в мясной лавке, понимаешь? Субпродукт. Вот этим мне МосФит и не нравится.
– Только этим?
– Ну… там ещё модели явно – подмосковная лимита. По лицам видно. Включая, видимо, проституток с Тверской. Ты знаешь, какой-то такой проект делали год назад во Владимире, я видел. Но тоже быстро выдохлись.
Лена развеселилась. Она отодвинула сиденье назад до самого предела, подняла босые ступни и нагло положила их на приборную доску, почти уперев в лобовое стекло. И увидела, какими жадными глазами Валерий пару раз окинул их, эти фаланги пальцев, эти напряжённые сухожилия.
И это приятно пощекотало!
– Понятно… А западные, которые по сто евро, ты говорил?
– Ну, я сильно не копался в этом. Но там, понимаешь, какие-то левые девчонки. Без истории. Ну, вот ходят босиком по той же Барселоне. Ну, ноги красивые… А откуда она? Кто она? Как зовут, что у неё за душой? Новосибирсцы делали что-то типа фоторассказов про своих моделей, но я же говорю, они… Да куда ты прёшь, холера!
С овощебазы вывернул трактор, тащивший прицеп то ли с картохой, то ли с капустой; с чем-то сельскохозяйственным в мешках. Выехал и перегородил всю «Гертруду», тарахтя и пытаясь влезть в ровный ряд машин.
Лена пошевелила пальцами. И как-то задумчиво сказала:
– Значит, ты эти снимки продаёшь…
– Продавал. Раньше. Интернет-магазина не было.
– А снимаешь только тех, кто тебе нравится?
– Да. Просто уже для себя.
– Значит, тебе мои ступни тоже нравятся?
Он не сразу ответил. Посмотрел в зеркальце заднего обзора, начал сдавать машину назад; потом скучным голосом сказал:
– Нравятся. Я тебе сразу об этом…
– А мог бы ты их целовать? – дурашливо спросила девушка. Я готов целовать песок, по которому ты ходила, песня такая…
– Мог бы… Так. Всё, встряли. Эта колдобина тут сейчас перевернётся ещё!
Но «колдобина» не перевернулась. Рыча мотором, трактор протащил свой груз через улицу, куда-то на Сибирскую, вытянувшуюся частным сектором у линии. Лена со вздохом убрала ступни с приборной доски: интересный разговор завязался, но тут этот чертов трактор…
Валерий, видимо, думал о том же. Извиняющимся голосом проговорил:
– Лен… это целый мир, понимаешь. Особенный. Есть ведь люди, которые ходят в стриптиз-клубы, правильно?
– Ну…
– Они там любуются красивыми телами стриптизёрок. Те, кстати, всегда обутые… Грудь наблюдают женскую, им хорошо… Ну, ты понимаешь, да?
– Конечно, понимаю!
– Вон у того водилы, который впереди нас тащится… в кабине точно вырезка из журнала. Какая-нибудь модель с голыми титьками. Они ему тоже нравятся, он тоже… любуется. И кое-что делает.
– Да я поняла уже!
– …а есть люди, которые любуются ногами! – твёрдо заключил мужчина. – И это – просто факт. Их мало, конечно, но зачастую они богаты. И могут позволить себе тратить деньги на собственные фотоколлекции. Правда, они скрываются.
– Скрываются? Почему?!
Пробка рассасывалась – наверное, на выезде на трассу поставили ГИБДД-шника, и он разруливал транспортное месиво. Лена снова достала сигареты, зажигалку, посмотрела на голубую пачку и… и вышвырнула её в окно.
– Так скрываются-то почему?
Валерий не ответил. Возмущённо просигналив, он съехал на обочину, прижался к самому откосу; внизу текла Щанка. Молча вышел из машины, хлопнув дверью. Лена следила за ним – мужчина вернулся метров на двадцать назад, что-то поднял. В машину он сел уже с подобранной им пачкой «Житана».
Лена смутилась:
– Ты обиделся, что ли? Я что-то не то сказала… Ты зря забрал её, я хочу курить бросить, поэтому…
– Знаю! – глухим голосом ответил спутник. – Но выбрасывать мусор в окно… нехорошо. Я потом в урну сам выкину.
И кинул пачку в бардачок.
Лена уже не осмелилась в третий раз задавать свой вопрос. Хотя ей было интересно. В её окружении сходили с ума по «буферам»; одногруппница сделала пластику груди, неудачно, пыталась покончить самоубийством – еле откачали. Вторая тоже грудь увеличивала, протратила на все эти операции целую квартиру в центре Щанска… Кто-то откачивал жир с ягодиц, кто-то, наоборот, впихивал силикон в губы, да так, что они после этого и закрыться не могли.
А тут – ноги, ступни. Зачем надо скрываться?!
Но Валерий сам продолжил тему.
Когда они проезжали мимо сотрудника ГИБДД, очумело крутящего свой полосатый жезл, мужчина сказал нехотя:
– Ты вот сама смотри… Ты вот готова, допустим, прогуляться босиком по центру Щанска? И заигрывать с мужчинами?
– Хех… Странный вопрос. Ну, прогуляться я могу… А заигрывать зачем?
– Ну, чтобы показать, что ты гордишься красотой своих ног.
– М-м… допустим.
– Тогда будь готова к тому, что половина видевших тебя сразу окрестят тебя проституткой! – с облегчением высказался Валерий. – В нашем Щанске – точно. Или пьяной, или обкуренной. И ни один из мужиков не скажет, что эти вот ноги ему нравятся.
– Но почему?!
– Стереотип сознания. Общество диктует нам, что нам должно нравиться, что нет. Шаг влево, шаг вправо – считай, расстрел.
– Какая ерунда! – возмутилась девушка. – В моём кругу, как ты говоришь, каждый сам по себе! И всем плевать… кстати, и геи есть, и подружки-лесбиянки. Ну, не афишируют, но мы-то знаем… Так что я не думаю, что это вот, с ногами, их шибко удивит.
Валера хитро глянул на неё, подмигнул:
– А ты попробуй… В щанском болоте все лягушки сразу заквакают!
И вот тут-то Лена и не вытерпела:
– А в каком не заквакают? Ты, кстати, наш, щанский, или откуда?
Мужчина сразу поскучнел. И нехотя ответил, после паузы:
– Ну, я в Новосибирске жил долго… Так получилось, что брат тут был, приехал. Вот, мы уже на месте.
Автомобиль лихо развернулся на положенном островке трассы и выехал на пятачок старой бетонной остановки. По Лениным прикидкам, они были сейчас как раз напротив Синюшиной горы, только с другой её стороны, за железной дорогой, чья насыпь поднималась высоко вверх. Вытащив кофр с фотоаппаратом и запасным объективом, Валерий объявил:
– Штатив там поставить некуда, буду с рук работать… – и замер, смотря на Лену. – Чёрт! А про тапочки-то мы забыли…
– Зачем?
– Там камни острые. И подниматься…
Пританцовывающей походкой девушка обошла автомобиль и приблизилась к мужчине. Коварно заглядывая в глаза, поинтересовалась:
– А тебе мои ножки нравятся грязненькими или чистенькими?
– Да… всякими…
– Значит, будут грязненькими! И вообще, Валера, зачем ты со мной связался?
Тот явно не понял вопроса.
– А может быть, я страшная стерва?! – демонически захохотала Ленка. – Куда идём?
– Вверх, на насыпь…
Она пошла первой. И сразу же поняла, что путь будет трудным…
Больно! Под голые ступни полез щебень железнодорожного полотна, уголь, глина, ветки. Всё это кололо и кусало ноги; Лена стиснула зубы, чтобы не охнуть, ни в коем случае. Только раз глянула на ноги: господи, её ступни уже на середине подъёма были серыми в чёрных пятнах. Два раза она упала, слегка разодрав коленки… Ничего.
Валерий пыхтел сзади. Подъём этот давался ему ещё труднее: хромота, несгибающееся колено давали о себе знать. На самый верх насыпи Лена втащила его сама, подав руку. Она – не он!
Отсюда открывался прекрасный вид. Бело-жёлтый цвет щебня, фиолетовая густота рельсов, синее небо. Лена перебралась между двух путей, скомандовала:
– Сними меня тут… Между рельсами!
– Хорошо.
Снял.
– А теперь, как я иду на тебя…
И она пошла.
В её жизни были самые разнообразные сексуальные эксперименты, и она попробовала многое. А сейчас, можно сказать, вспоминала. И снова вернулось странное ощущение «сладкой боли» – боли возбуждающей, боли утоляющей; острыми камнями щебёнка впивалась в нежные места её ступней, вонзалась в широкие промежутки пальцев ног, упиралась под пятку.
И почему-то было хорошо… Щебёнка похрустывала, словно перемалываемая жерновами. Валерий впереди лёг на неё, выставил фотоаппарат. Снимал лёжа: босые ступни Лены-Греты надвигались на камеру. Дойдя до самого объектива, Лена заявила:
– Вставай, Ан-Каренин… а то ещё поезд пойдёт.
Мужчина поднялся, отряхиваясь. Надо же, для хорошего кадра и светлые джинсы не пожалел.
– Нам куда? Дальше?
– Да… Давай с насыпи сойдём.
– Давай.
И тут он задержался. Поставил кофр на жёсткую траву.
– Я сейчас…
Девушка с удивлением и удовлетворением следила за тем, как он… разувается сам. Да, так оно и было. Кроссовки он засунул в кофр… Лена видела белый, лишенный загара цвет его ступней, отметила и форму их – худощавую, но сильную, с длинными пальцами. Засмеялась:
– Вот у кого ноги, как у атлантов, точно…
– Да брось ты. Ноги как ноги.
– Ой, кто бы говорил! Пошли. Я тебя сейчас изнасилую…
Он вздрогнул, непонимающе поднял глаза.
– …насыпью! – закончила Лена. – Если могу я, можешь и ты… верно?
– Да.
Нет, конечно, она не хотела никак ни уязвить его, ни отомстить – зачем? Просто ей было любопытно, как он выдержит сам; то, что он разулся, показывало его честность… а вот что дальше? И, хотя сама девушка изредка покусывала губу от боли, она терпела, прыгая по нижней части дорожки: тут оказалось не легче. Тут гравий вмёрз, врос в чёрную железнодорожную пыль и предательски втыкался в плоть на каждом втором шаге.
– Да уж… железная ты девушка! – пробормотал Валерий, нагоняя её.
– Я? Я же говорю, я просто стерва.
– Да что на тебя нашло сегодня? Повторяешь и повторяешь…
– Я расслабилась! – счастливо рассмеялась Лена.
Ей и вправду было хорошо. Папина дочка. Отец как-то рассказал ей, что у них на факультете физкультуры, который он окончил, была традиция – новогодний забег в трусах до «девчоночьей» общаги, тогда жили они почему-то раздельно. В любой мороз, тридцать первого, когда страна «провождает» старый год… На улицах никого, и орава молодых парней в этих страшных советских семейных трусах с гиканьем несётся по ночному уральскому городу. Отец не сказал, правда, бегали они босые или… Да нет, сказал: в одних кедах да трусах. Хотя, может, кто и босиком гонял. Ну, говорил он, вваливаемся к девчонкам в общагу, с мороза, замёрзшие и всё-такое. На этом месте он, правда, умолкал, стыдливо косясь на мать. Лена догадывалась о дальнейших похождениях уральских физкультурников, но никогда ничего не уточняла.
А зря. Надо бы ему этот новогодний спич напомнить. Чтобы он её лучше понимал. Ведь это он заложил в ней это: желание балансировать на краю пропасти, ходить по лезвию бритвы.
Как сейчас.
Ей хотелось грохота, проносящегося поезда, чтобы ветром разбросало её волосы, чтобы стоять между двух несущихся составов. Но, как назло, линия оставалась тиха. А тут и к скалам подошли.
– О-о-о… – вырвалось у девушки. – Вот это красота!
…Здесь линия изгибалась. Её стальной нож отрезал часть Синюшиной горы; плато обрывалось вниз крутыми скалистыми уступами. Чёрно-бурые камни, реальный магматический базальт, уходили тут на вышину почти пятиэтажного дома, уступами; ни деревца, ни травинки. Если бы не железнодорожные пути, то тут можно было бы снимать вестерн в жанре «Тайна Скалистых гор» – только эти камни и бездонное небо.
А автодорога пряталась внизу, за сосновой рощицей. Шикарное место!
Начали снимать. Лена отважно карабкалась на камни. Неожиданно для самой себя она обнаружила, как функциональны её босые ноги. Как удобно пальцами голых ступней цепляться за трещины и крохотные выступы. И искренне любовалась ими, этими ступнями. Чёрно-серый налёт покрыл их ровным слоем, как краской, и сквозь него только просвечивал золотисто-розовый лак на ногтях.
– Ты как Патрик Эдлинжер… – крикнул снизу Валера.
– Кто?
– Французский скалолаз. Он босиком лазил, исключительно… Написал книгу «Жизнь на кончиках пальцев».
– Отлично! Сейчас я устроюсь…
– А ещё Чарльз Альберт есть, тоже француз. Тоже босой скалолаз… Готова?
– Да!
– Работаем.
Как и в прошлый раз, он себя не жалел. Садился, ложился на камни животом; джинсы почернели, рубашка тоже – он расстегнул её, обнажив хорошее, тренированное тело. И Лена ощутила, как пошёл невидимый контакт. Её босые ноги, её ступни на камнях – и это мужское тело; какие-то волны начали их соединять. Она на секунду закрыла глаза и представила, что голые подошвы прижимает к его груди… Что это? В развалинах она не чувствовала такой мощной эротической волны. Но сейчас, стоило ему прохрипеть: «Погоди! Работаю по ногам!» – и коснуться её ступни, поправляя, девушка зажигалась.
Видимо, это напряжение и её в конце концов, обессилило. Когда мужчина скомандовал: «Перерыв! Перезаряжу машину…», Лена спустилась вниз. Ступни горели, как будто подошвы намазали скипидаром; впервые за это время пожалела, что сигареты остались в бардачке «тойоты». И присела на горячий от солнца рельс – больше присесть тут было попросту некуда, между стеной скал и линией расстояние составляло всего около полутора метров.
Сколько она так сидела, Лена не знала. Всё, что произошло потом, дошло до её сознания, как немой фильтр; уши словно заложило, залепило ватой. Она только видела, как справа неестественно медленно надвигается на неё что-то большое, голубое, пыхтящее…
Маневровый шёл на станцию, видимо из Кабаклы. На хорошей скорости шёл, не гудя, через зелёный коридор и явно не ожидал, что на путях, как на лавочке, будет сидеть рыжеволосая девица в шортиках.
Валера совершил прыжок; и даже не за руку, не за плечо, а за шиворот выдернул её буквально из-под колёс.
Только сейчас уши резанул грохот, лязг, проплыло перекошенное лицо машиниста с раззявленным в оре ртом – он наверняка посылал им самые ужасные проклятия. Лена стояла перед Валерием. От этого рывка пуговицы её рубашечки брызнули каплями на камни. Лопнул даже лифчик, и её груди, как она сама называла, козьи – продолговатые, грушевидные, вывалились из него.
Она уже видела картину. Одним движением можно расстегнуть шорты и сбросить их вместе с трусиками. Вторым – избавиться от верхней части туалета. И он тогда притиснет её голыми ягодицами к жестким царапающим камням и будет бить, толкать, вбивать своё сокровенное в её тело, содрогающееся в чудовищном по силе оргазме… Секс вот тут же, на этих скалах, под открытым небом, почти на виду у всех.
И они не смогут прерваться, даже если пройдет электричка.
Лена очнулась от секундного наваждения. Выдернула из-под рубашки испорченный лифчик, оборвав остальные лямочки да резиночки. Взялась за концы рубахи и завязала на себе узлом; одна пуговичка чудом уцелела и её она смогла застегнуть, прикрыв грудь.
– Т-ты… ты даёшь! – выхрипел стоявший перед ней Валерий, сдавленным голосом.
Лена улыбнулась. Её тоже начала бить мелкая дрожь – но не от пережитого страха, не от того, что она сейчас находилась в миге от смерти. От другого. Но Валерию лучше об этом не говорить…
– А я ж говорила… я такая! – прошептала она.
Мужчина отошёл. Прислонился к скальной стене, покрутил фотоаппарат. Девушка заметила: руки подрагивают.
– Знаешь… давай уже возвращаться! – пробормотал Валерий. – Я на запасной аккумулятор не надеюсь, слабенький…
Он врал, конечно; но тут Лена заметила красное пятно на его правой ноге.
Прыгнув к ней, он рассадил пятку об острый камень.
– Ё-маё! Конечно… Сейчас салфетки достану!
Кое-как остановили кровь, да и рана оказалась неглубокой. Салфетку Валерий примотал к ступне изолентой, найденной в кофре – иного выхода не было. Лена ощущала некую свою вину за произошедшее, поэтому постаралась как могла скрасить это обратное ковыляние: рассказывала про своих друзей, про клубы, про тусовки… И обнаружила, что рассказать-то ей по большому счёту нечего. Пёстрый калейдоскоп приколов и гулянок при рассказе распадался, как ком тряпья, на какие-то облезлые и неинтересные лоскутки: погуляли там, напились здесь, прикололись тут… И всё это как-то мелко и глупо.
А когда девушка выдохлась, уже в машине, он спросил, резко переходя на новую тему:
– Лен… а кто у тебя мама?
Именно так: «мама», не «мать». Это обезоружило, выбило из наезженной колеи – и Лена, не узнавая себя, начала рассказывать ему про мать. Про её спортивную молодость, кубки в кладовке, про диеты и нынешнюю умученность всякой потусторонней энергетикой. Рассказывала долго и с жаром, сама для себя пытаясь разобраться в этом монологе, понять…
А когда машина уже въезжала под мост, на проспект, Лена иссякла, и Валерий, выждав паузу, проговорил:
– Если ты такая сильная… попробуй ей помочь. Нельзя жить такой законченной эгоисткой.
– Какой? – не поняла девушка.
– Такой… – усмехнулся он. – …как ты.
Лена ничего не ответила: смотрела в окно. Погода, которая подарила им ослепительно яркий, сочный день, портилась: с севера на Щанск опять двигались тёмные грозовые тучи.
ЛИНИЯ КАТЬКА-РЫБА – АЛИСА
Большое тело двигалось равномерно, как насос какой работал; от плеч вниз шла равномерная чернота волос, разреженная на позвоночнике и двумя элегантными полукружьями заканчивающаяся над ягодицами; ниже, на ляжках, она возобновлялась со всей силой чисто грузинской растительности. А по обеим сторонам ягодиц торчали голые подошвы с маленькими пятками, тоже двигающиеся.
Катька наблюдала за всем этим в щель двери номера сауны; не волосатые ляжки её интересовали, а кожистые складчатые подошвы Алисы. Они были серого цвета. Не чёрные, но серые – это чем же так испачкать-то можно? Но прерывать общение Реваза Бикидзе, лучшего друга Бригадира, с одной из работниц из славного коллектива было нельзя. Поэтому пришлось дождаться, когда грузин кончит, и успеть отпрянуть от двери. Тот вывалился, глянул на полуголую Катьку:
– Э-э, ти тоже хочишь?! Приходи через час, я выпить-закусыт должен…
Волосатые ляжки, плоские утиные ступни затопали в сторону банкетного зала.
Катька ворвалась в небольшой «массажный номер». Алиса только сесть на лежанке успела, салфеткой утирая следы бурного процесса на животе.
Первым делом Катька отвесила подруге хорошую оплеуху. Имела на это право.
– Ты чё, дура! – заорала Алиса, схватившись за голову. – Ты чё, охренела?!
– Я тебе башку щас отломаю! – бешеным шепотом ответила Катька. – Ты где в понедельник была, коза лохматая? Ты куда провалилась, тварь ты такая?
– Чё ты лаешься? Дома я была… спала…
– Спала ты, сука! Я тебе дозвониться не могла!
– А я звук нечаянно выключила… Динамик…
– Сука! Динамик она выключила… Да меня… тьфу!
Алиса недовольно потирала затылок. Ну, получила она за дело, как говорится – себе дороже обижаться. Катюха невменяема, пусть успокоится.
– Чё случилось-то? – миролюбиво спросила Алиса. – Ты москвичей нашла?
– Нет! Я номер забыла! Тебе звонила…
– Так семьсот восемнадцатый…
Катька грязно выругалась. Конечно, как она могла забыть.
– Пойдём, курнём, чё… – Алиса выглядела виноватой.
– Пойдём.
Вышли в холл сауны. Там, за пальмами, был закуток – девчонки там курили, благо рядом работала мощная вытяжка. Полуголая Катька с болтающимися грудями-мячиками и Алиса, завернувшаяся в простыню, – но обе в тапках. Всё-таки сауна…
Катька нервно рассказала, в общих чертах, историю своих злоключений. Алиса пристыженно ахала. Потом Рыба взяла быка за рога:
– Когда у тебя съемка с ними?
– Завтра… в два.
– Понятно. Кстати… а чё пятки такие чёрные?
Алиса хихикнула:
– Так я ж по гудрону потопала. Ну, помнишь, к тебе заходила… Потом пошла, а на Лежена ремонт. Ну, я прошлась. Чёрное всё стало, это стёрлось маленько… Та баба и Паша довольны.
– Твою ж мать… Ну, и где вы будете?
Алиса мялась. Ей явно не хотелось говорить. Катьке пришлось пойти на крайние меры. Она присела рядом, будто бы по-дружески, а сама схватила подругу за волосы, за чёрные мокрые космы и резко дернула назад. Алиса вскрикнула, ухватилась руками за скамейку, чтобы не упасть, голые ноги в тапках заёрзали по мраморному полу. Сигарету она выронила, и дымящаяся палочка покатилась по полу.
– Я те, сука, устрою! – пообещала Катька, подхватывая окурок и поднося совсем близко к дрыгающемуся плечу Алисы. – Подпалить тебя немного, а?! Я Бригадиру скажу, что ты налево ходишь! Он тебя вы… и высушит и в раздевалке ковриком положит, ты поняла-нет?
– А-а… пусти-и-и… – простонала девушка.- Скажу-у-у…
Катька отпустила. Такая ярость в ней бурлила – она бы сейчас этой грудью на пулемёты пошла.
– На Завод состав пригнали. Бочки какие-то… на втором пути, у Гнилого стоит. Там и будем.
– На цистернах?
– Да я откуда знаю? Пашка сказал, к грузовой проходной прийти, там заберут.
– Я с тобой пойду!
Тут вот Алиса по-настоящему перепугалась:
– Ты чё?! Нельзя!!!
– Почему?
– Не знаю! Аннет говорит, что только по одной. Там строго. Меня попалишь.
– Кто такая Аннет?
– Главная у них. Которая в бассейне была и фоткала стУпни.
Неправильно произнесённое слово сейчас особенно выбесило Катьку. Она пихнула подругу так, что та чуть не слетела с лавочки.
– СтупнИ, дура! Ладно. Короче… как придёшь, мне СМС-ку кинешь. А я приеду, посмотрю… И потом к ним в гостиницу.
Этот вариант устроил. Алиса всхлипнула – притворно, затушила тапком окурок, отброшенный Катькой, попросила:
– Только не спались… Они такие… Они, короче, крутые и злые.
– Не учи учёного.
Катька встала. Желания продолжать смену у неё не было совсем – тем более, ложиться под Бикидзе, под эту волосатую тушу. Если б двойной гонорар, другое дело… Хмуро бросила Алисе:
– Скажешь Бригадиру, у меня месячные.
– Как? Ты же…
– Отсекись! Вот так вот, неожиданно. Скажешь, и всё, не твое дело. Я пошла, пока!
И, громко шлёпая резиновыми тапками, Катька-Рыба покинула курилку.
ЛИНИЯ ЮЛЯ-СОНЦЕ – МИРИАМ
Увиденное на Синюшиной горе настолько взволновало Сонце, что, конечно, на обратном пути ни о какой тёте Нине она не вспомнила. И даже – о, ужас! – не обулась. Вовремя подошла полупустая «двойка» – чудесное совпадение, – и девушка запрыгнула в старый скрипящий автобус, забилась на заднюю площадку, спрятав босые ноги за перегородку, где их обдавало жаром мотора; а кондуктор, такой же древний и замшелый, как и транспорт, ничего не заметил. И всю дорогу Сонце просидела, наблюдая в мутном стекле щанские пейзажи да думая о том, что они с Василисой увидели.
Интернатские девчонки плясали босыми ногами на раскалённом листе металла. Но это же больно! Это очень больно; Сонце вспомнила, как на даче случайно коснулась голой рукой, без рукавицы, дверцы печки в бане: и ведь заверещала от боли! А тут – голыми пятками на этом листе… Кажется, так медведей учат танцевать, она где-то читала. И это снимали на камеру! Зачем?! Кому это нужно? Что за дикий садизм?! И главное – почему интернатские шли на это?! Ей бы вот предложили – она бы даже за большие деньги отказалась. К чему себя уродовать-то?!
А эти ещё в очередь стояли, переминались с ноги на ногу. И все – босые. У кого обуви вообще нет, у кого какие-то кроссовки или кеды в руках. Точно, у всех у них не только одинаковая одежда была, но и обувь.
Поэтому Василиса и поняла: интернатские.
Стоп. А она откуда знает? Потому, что из детдома?
Все эти вопросы попросту распирали голову девушки, и для других мыслей там не оставалось места. Забыла выйти на магазине «Турист», пришлось выходить на Доме Быта. Зайти на зады этого сооружения, где она с Василисой первый раз потопталась босиком по гнилым фруктам, потом перейти по мостику Щанку, чтобы подняться на линию, где Сонце испытала первый шок – столкновение с… Ну, да. Она даже рассмеялась про себя: Господи, какая ерунда! Знали бы тогда её босые ноги, по чему им придётся ещё пройти и пробежать; им ли бояться, после всего этого, после дна Щанки, после «стеклянных полей», каких-то там собачьих следов? И даже бы в уличный сортир, как Василиса, могла бы сбегать.
А что – мокрая тряпка, и всё. Только вот неправильно она говорит: «ложИли». Сонце едва удержалась в этот раз, чтобы не поправить – клали, мол.
И хорошо, что удержалась. Это её мать любит всех поправлять…
– Здравствуй, Юля!
Эти слова прогремели будто бы с неба, словно раскат грома. Неожиданно. Так неожиданно и звеняще, что Сонце вздрогнула, запнулась и чуть не грохнулась на доски, которыми тут проложили дорожку то топкому берегу. Подняла глаза и оцепенела.
Перед ней стояла женщина в голубом нарядном платье, с короткими чёрными волосами на маленькой изящной головке. Сонце её помнила – кажется, месяц или полтора назад она к матери приходила; недавняя её знакомая, юрист, кажется… Мать ещё предложила тапочки, конечно, а эта, выскочив из своих полусапожек, отказалась, произнеся заветное – впрочем, тогда ещё тайное для Сонца слово: «Да я лучше босиком!», и прошла с матерью на кухню.
Сейчас, конечно, она была в чёрных «лодочках».
– Здравствуйте… – проговорила девушка едва слышно, не в силах сдвинуться с места.
Как её зовут? Имя такое чудное… Мирим? Мариан? Из головы всё повылетало, мгновенно. Эта Мариан-не-помню-кто сейчас видит босую Сонце и наверняка удивится, возмутится или…
– Босоножишь? – улыбнулась эта женщина. – Молодец! Такая жара уже… Я бы тоже, да мне ещё в Горстрой зайти надо по делам.
Издевается?! Она бы тоже? Да это невозможно, как если бы мать, например, вместо того, чтобы срываться утром на работу, валялась в кровати и смотрела какой-нибудь сериал. Или кофе в постель себе попросила… Бред. Взрослая и солидная женщина, разве она может? У ней, кстати, изящные ступни, ничуть не тронутые временем – девичьи ноги такие, красивые.
Почти как у Сонца.
Девушка промямлила что-то, что можно было истолковать, как «да-я-вот-эта-тут-немного-случайно» и чуть не ляпнула, что туфли потеряла – хотя лежали они сейчас в рюкзаке Василисы, столь нелепом за спиной девушки, что… Да что там «что»! Вот почему надо не забывать переодеваться, чёрт подери, не пренебрегать этим. Была бы она сейчас в Василисиной одежонке, да в тёмных очках, фига с два бы эта женщина её узнала бы!
– Как мама? – всё так же добродушно улыбаясь, спросила материна знакомая.
– Мама? А, мама… Да ничего. Хорошо. О, извините, я тут к подруге бегу…
Сонце чувствовала, что бледнеет. Не краснеет, не от стыда – стыд уже обжёг своим дыханием и схлынул, – нет, бледнеет до мраморности: от страха, от своего вранья, от того, что эта женщина всё расскажет…
– А, конечно… Ну, давай, беги. Мне тоже надо поторопиться. Маме привет передай!
– Передам…
Чёрные лодочки и белое платье поплыли в сторону стального мостика через Щанку – чтобы выйти на Мусы Джалиля; а девушка опрометью бросилась к дому Василисы.
Ну, надо же так вляпаться! Это хуже, чем на какашку наступить…
…Скинув рюкзак в квартире Василисы, и достав из него свои кроссовки с белыми носочками, девушка натягивала их, сидя напротив шкафа. И бессмысленно смотрела на одну из дверок: в неё кто-то грубо и неумело врезал замок, в латунной его головке торчал ключик. Да, это та самая створка, от которой Василиса её почему-то тогда, в первый раз, совершенно грубо отпихнула.
Нет, в мыслях девушки даже не пронеслось – воспользоваться оплошностью хозяйки, открыть этот ящичек, посмотреть, какие секреты там хранит суровая спортсменка. Просто любопытство где-то зашевелилось: в самом деле, что? Бантики? Кружева? Украшения? Или куклы? Кстати, о куклах…
Тряпичное создание с косичками, подобранное Сонцем у стального листа, сейчас в рюкзаке. Странно, но эта нелепая куколка с круглым носом и без одного глаза её странно притягивала. Оставить её Василисе? Да нет, та, скорее всего, её просто выбросит. Взять домой? А если мать увидит? Ну, надо взять и спрятать…
Девушка горестно вздохнула. Вот полоса у неё в жизни началась. Сплошное враньё и тайны. Что дальше-то будет?! Она посмотрела на свои ступни, обтянутые тканью носков. И неожиданно они ей совсем не понравились.
Вот дурацкие же они, ступню едва закрывают, до «косточки» на лодыжке не доходят, только портят всё. Переход от успевшей загореть коже к белому не то, что бы плох, он как-то смешон… Пальцы толстыми кажутся, а они ведь у неё довольно изящные, гибкие. Ладно, чего там.
Обувшись, Сонце покинула квартиру Василисы, просто захлопнув, как та и говорила, дверь.
А дойдя до своего дома, на первом этаже супермаркета «Магна», в продуктовом, купила себе мороженое. На полтинник из тех самых двухсот рублей, которые так и не отдала тёте Нине. Ничего, завтра сэкономит, не пойдёт в буфет. Доложит и отдаст.
Это было маленькой компенсацией пережитых сегодня волнений.
Матери не было – очевидно, задерживается. Ну да, она говорила, у них там в торге то ли ревизия, то ли собрание, то ли что… Помыв ноги в ванной, девушка прошла в свою опрятную комнату, переоделась в домашнее. С наслаждением засунула под кровать тапочки– ну их, если матери нет. Присела к компьютеру, открыла страничку соцсети: прочитать, что написали.
Как и большинство девчонок её возраста, Сонце в виртуальном мире так и звалась, нарочито несерьёзно, дурашливо: «СоНцЕ Иванова» – фамилия, естественно, взята с потолка, только потому, что её требует регистрация. И никакой Юлианны Красовской. На аватаре – реальная Сонце, только пятилетней давности, сидит на парапете фонтана в Анапе.
На стене – всякого рода благоглупости. Смешные рисованные упаковки «лекарств»: «АНТИГРУСТИН», «ПОФИГИН». Её ремарка – «Купите мне первое, плиз!». Десять выражений, в которых ошибаются даже те, кто был отличником по русскому языку: не «тобишь» а «то бишь», и не «кануть в лето», а «кануть в Лету» – хотя сама Сонце никогда не ошибалась при написании! Тест на креативность из группы «Лайфхакнутая» – «Дорисуй кота». Изречения вроде: «Не тот дорог, с кем хорошо, а тот, без которого плохо…», «Если всё проходит, то всё было, если будет, то всё новое!» или «Время лечит, но почему лекарство такое горькое?». Набор стандартных банальностей, хорошо известных взрослым людям, но в нежном возрасте Сонца воспринимаемых, как откровение… И всякие анимешки. Самой свежей запись некоего соцпроекта из Астрахани: фото девушек на разных фонах на медвежьей шкуре, например, или на фоне деревянной стены с дорисованными надписями: «ЭТО ШКУРА. А Я – ЖЕНЩИНА!». Или «ЭТО САУНА. А Я – ЖЕНЩИНА!».
И глаза Сонца наткнулись на комментарий от какого-то «Тма Тма»:
«Какого цвета пяточки у женщины?».
Пока девушка переваривала очевидную нелепость комментария, пришло сообщение, колонки сбоку тоненько, по-мышиному пискнули. Забыв про комментарий, Сонце перешла на страницу сообщений.
И с невообразимым удивлением прочитала почти то же самое:
КАКОГО ЦВЕТА У ТЕБЯ ПЯТОЧКИ СЕЙЧАС?
От этого же «Тма Тма».
Судя по синему значку мобильного телефона рядом с сообщением, он был в сети.
Совершенно машинально, не думая, Сонце отстучала на клавиатуре ответ:
ЧТО ЗА ВОПРОС ДЕБИЛЬНЫЙ??
Хотела ещё поставить смайлик, злую красную рожицу, но передумала. Шутит так глупо человек.
Но он – не шутил.
Следующий вопрос ударил под дых.
ДОЛГО СЕГОДНЯ БОСИКОМ ШАСТАЛА?
У девушки противно засосало под ложечкой. Мысли начали путаться. Кто это? Откуда он знает? Так и ответила:
ТЫ ОТКУДА ЗНАЕШ????
От волнении забыла даже мягкий знак. И, пока «Тма Тма» печатал, открыла его страничку. День рождения: 1 мая , без года. Город – Щанск. 1 друг, какая-то «Рыбасик Замечательная», одна фотография – та, что и на аватаре, лисичка-фурри, и больше ничего.
А Тма тем временем не словами отреагировал. А кое-чем гораздо более страшным.
Он прислал три фото. На них ясно видно было Сонце, стоящую босиком за Домом Быта; женщина, стоящая с ней, – со спины. Второй кадр – Сонце идёт между деревяшек-домов к дому Василисы по грязной дорожке, и – нечётко, размыто – её грязные же ступни на бетонной площадке крыльца. Да, это она остановилась, искала в рюкзаке ключ; тогда ещё, как это делают все девушки, роющиеся в сумочках, ногу согнула, на пальцы поставила… И вот этот жест, эту её позу, в других условиях казавшуюся, наверно, соблазнительной – и сфотографировал этот странный тип, сделав акцент на коричневой от глины подошве!
Сонце ощутила ужас.
ТЫ ЧТО СЛИДИЛ ЗА МНОЙ??
От этого ужаса она стала делать грамматические ошибки – чего раньше за ней не водилось!
СЛЕДИЛ И ФОТАЛ. ДАШЬ ПОЦЕЛОВАТЬ ПЯТОЧКИ?
Девушка задохнулась. От злости, от испуга, от удивления. Реакция её была предсказуемой.
ТЫ ЧТО СОВСЕМ ДЕБИЛ????!!!
Он не обиделся. Наверное, усмехнулся там, невидимый паук в паутине Сети…
ХОЧЕШЬ ЭТИ ФОТКИ ВСЕ ВЫЛОЖУ?? В КОЛЛЕДЖЕ УЗНАЮТ. БУДУТ ГОВОРИТЬ ЛОХУШКА БОСАЯ. ТЕБЕ МАЛО НИПОКАЖЕТСЯ. ТАК НОЖКИ ДАШЬ ЛИЗНУТЬ ИЛИ КАК?
Сонце испуганно вскрикнула. Как если бы на улице её кто-то попытался грубо схватить, облапать. И сделала то, что пришло в голову сразу же: она вырубила интернет-соединение, одним судорожным щелчком мыши нажав крестик в углу экрана.
На нём осталась картинка, всегда её успокаивавшая: бескрайние жёлтые барханы какой-то пустыни под голубым небом; Сонце часто представляла, что бредёт по этому золотому песку босиком…
Но сейчас этот пейзаж ни чёрта не успокаивал.
Едва двигая ногами, девушка поплелась в кухню. Там вытащила из шкафа банку с грушевым вареньем, нашла ложку с длинной ручкой и стала есть варенье прямо из банки, есть тупо, не чувствуя приторной сладости, так чтобы занять рот вязкой массой, чтобы слепить его, и голову тоже, замазать-затереть всё…
Но мысли пробивались сквозь эту сладкую вязкость.
В колледже… Лохушка босая. А ведь могут. Будут! Однокурсницы, конечно, похихикают. Никто в лицо не оскорбит. Но будут подходить, иронически спрашивать: «А чо, это теперь мода такая – босым гонять? Ну, ты мо-о-одная у нас!». Да это ещё полбеды. Ей кураторша брезгливо губы сложит: «Ну, Красовская, ты даёшь! А почему бы сразу не голой ходить?!». И Сергей Васильевич вызовет, точно…
Сонце вспомнила суровый приказ годичной давности – с пирсингом на занятия не допускать! Директор лично вывешивал на доску. И ведь не допускали. Девчонка какая-то, с первого курса, пришла первого сентября с голубыми волосами в колледж: на линейку её не допустили, на следующий день выволочку устроили, нервы трепали, пока не перекрасилась в чёрный. Кто слишком губы намажет, начинается: «Вы тут бросьте это! У нас учебное заведение, а не дом свиданий!». Джинсы ещё разрешают, но и на них косятся, а не дай Бог, рваные…
Господи, неужели он это и правда сделает?!
Вот тогда, точно, известности у Сонца будет – не оберёшься. И главное, главное! – всё это тут же дойдёт до матери, из колледжа сообщат; тут же будет адская пытка её серыми безжалостными глазами, её металлическим голосом: «Дочь! Ты у меня совсем с катушек съехала или что?». Это будет хуже ада, вообще-то…
Руки у Сонца начали трястись, непроизвольно. И это привело к роковому событию. Она не смогла поставить трёхлитровую банку в шкаф обратно. Та выскользнула из рук, грянулась об пол, заляпав всю кухню ярко-алыми ошмётками варёных груш, сиропов и жуткими крупными осколками.
До самой темноты Сонце в резиновых осенних сапогах и перчатках для уборки, всхлипывая, отмывала проклятущее варенье и собирала осколки.
Ещё хорошо, что мать пришла поздно. Очень поздно. Сонце сквозь нервный, беспокойный сон слышала, как так раздевается и разувается в прихожей. Как стукнули поставленные на полочку каблуки туфель. Как мать выругалась, сказав сама себе: «Опять натёрла!». Как рылась в кухне в коробке с лекарствами – пластырь, наверное, искала. Как заглянула в её комнату: проверить.
Сонце всю ночь снились кошмары: варенье собиралось в водовороты на полу кухни и ползло по её голым ногам к самому сокровенному, и в какой-то момент Сонце понимала, что это не варенье, а её кровь. А ломтики груш – это её пятки, нещадно изрезанные об осколки стекла…
Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.
Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл, Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!
Искренне ваш, автор Игорь Резун.
