БОСИКОМПОВЕСТЬ. 2. ЛЕНА И НАХАЛ.
ЛИНИЯ НАСТЯ – ТАМАРА
Бедность и нищета порой ощущаются вполне вещественно, грубо и зримо. Когда Настя открыла сначала холодильник, потом – свой чёрный потёртый кошелёчек, который сама же называла «старушачьим», две пустоты соединились. И стали страшной явью. Проще говоря – не было даже хлеба и не было денег, чтобы его купить.
Настя пошла в комнату, там села на продавленную, изогнутую скобой тахту. Забралась на неё с ногами и, глядя сквозь них на рыжий, дощатый пол, не покрытый ни ковром, ни линолеумом, стала думать. Вопрос простой – где взять денег?
…Пол был в царапинах и пятнах, настолько застарелых, что их можно было только выскоблить вместе с краской. Вполне гармоничные для роста, достаточно женственные, но вместе с тем обладающие какой-то «мальчиковой», налитой упругостью, ступни Насти – с ободками въевшейся черноты в уголках ногтей. Естественно, мыть подъезды и офисы, получая в одном месте четыре с половиной тысячи и три в другом – это вам не на Мальдивах загорать. Грязь пропитывает тряпичные тапки или вообще просто хлещет по ногам в сланцах и никакой ванной это не отмоешь, тем более что горячая вода – через раз.
А сами тряпочные тапки сейчас лежали на батарее, ещё, к счастью, пышущей теплом. Мокрые, грязные и успевающие высохнуть только в завтрашнему утру…
Настя пошевелила губами – рефлекторно; зубами скрипнуть хотелось, но вышло только такое вот движение. Кинула взгляд в сторону кухни, где она уже бесславно побывала. В сторону батареи с киснущими тапками… Надо идти к Лёше. Две пары сланцев порваны, тапки – не вариант. Значит, пойдёт босиком. Всего на три этажа-то вверх.
Подкатав повыше трико – были у неё две пары старых тренировочных штанов, ещё советской выделки: в одной мыла, вторая периодически находилась в стирке, а высохнув, служила домашней одеждой, накинув новую футболку – благо этого дерьма китайского много! – Настя в прихожей критически посмотрела на себя в зеркало. Оно показало ей невысокую круглолицую девчонку, немного татарского, наверное, вида; мать в детстве и дразнила её порой «татаркой». С пушистыми чёрными волосами до плеч, с серо-зелёными глазами. В них сейчас плавала, словно кувшинка в пруду, безнадёга, а уголки маленького аккуратного рта были тоскливо опущены.
Лёша наверняка сделает попытку приставать. Не особо настойчиво, конечно, как всегда, когда девушка занимала у него мелкие суммы, но будет…
Поэтому лучше, что так вот – в затрапезе и босиком.
Горестно вздохнув, Настя вышла на лестничную площадку.
Прохладные ступени подъезда пятиэтажки сразу же прилипли к её голым подошвам. Как пастила. Нет, мыли два раза в месяц, как положено, но сама Настя прекрасно знала, как можно мыть – а как делать вид, что моешь. Осуществляла эту функцию огромная толстозадая казашка и её плюгавый муж – оба почти не говорил по-русски, призвать их к ответу невозможно. Девушка перебирала ногами ступени, отмечая все огрехи уборки – типа бычков, заметённых под батарею, и прочих гадостей – пока не добралась до пятого этажа и не нажала кнопку дверного звонка.
Звонить пришлось долго. Лёша, программист, опять наверняка у компьютера с наушниками. Колдует над очередным сайтом, пишет новый хитрый скрипт… Ему хоть «Градом» в дверь пали – не услышит. У Насти занемел палец. Наконец обитая дерматином дверь открылась.
– О, привет! – долговязый Лёша с тяжёлой нижней челюстью, с наушниками на шее, осклабился. – Проходь. Пиво, вода, полежим?
– Иди в жопу. – очень кратко ответила Настя – Хлеб есть? Хотя б пару кусочков.
Лёша задумался.
– Блин… не знаю. Я «Доширак» вчера жрал. Лень готовить… Ну ты проходи, я щас…
– Не пройду, тут постою. Неси, если есть.
Парень скис. Опустил глаза на её ноги, пробормотал:
– А ты чё бОсая-то шаришься? Грязно ведь…
– Слушай, не твоё дело! Тапки потеряла!
Программист откинул с высокого лба жидкую чёлку, потом как-то странно ухмыльнулся и снова показал пальцем на ступни девушки.
– Так эта… на бетоне ж холодно. Заходи давай!
– Некогда, говорю!
Ему явно очень хотелось залучить её в свою, довольно уютную, квартирку; может быть, и угостить, а потом перейти к более приятным действиям. Настя об этом догадывалась, не раз уже он, будучи соседом, пытался с ней заигрывать… Видел, кстати, он её не раз в сланцах. Но сейчас он смотрел на её голые ступни как-то по-новому. Странно смотрел. Настя не выдержала и топнула ногой – голой пяткой по бетону получилось негромко, глухо, но убедительно:
– Лёха, ты хлеба дашь или нет?
Парень вздохнул, ушёл, оставив дверь приоткрытой: приглашающе, как будто всё-таки на что-то надеялся. Но девушка, сложив руки на груди, прислонившись плечом к косяку, всё так же стояла на лестничной площадке. Скучающе оглядывала облупленные стены, ржавую лестницу на чердак, упирающуюся в люк; нечистый серый пол, несколько окурков в углу и даже дохлое насекомое… Нет, убирают отвратительно. Надо в ЖЭУ пожаловаться. Да идти неохота, их дом обслуживает контора, сидящая в самом городском управлении ЖКХ, это три квартала от Настиного дома на КСМ-е..
И вдруг она поймала себя на мысли, что ногам совсем не холодно. Да и грязный пол Настя уже воспринимала уже совершенно философски. Ну, грязный и грязный, придёт, ноги помоет… Она даже переступила босыми ногами, потопталась на месте – проверяя ощущения. Хм, а может ей мыть…
Она не додумала. Долго копавшись в кухне, стуча при этом дверцами шкафов и шурша пакетами, парень, наконец, вернулся. Принёс четвертинку серого, отрубного, в рваном магазинном бумажном пакете.
– Вот… Ты прости, он маленько того.
– Намана. Распарю. Спасибо, сосед!
Настя не стала церемонно благодарить – свои люди. Ушла к себе. Спускаясь вниз, наступила босой ногой во что-то мокрое. Вот и гадай – это просто лужа после казахской уборки, невысохшая, или котовьи проделки? Да ладно, чёрт с ним.
Ей даже расхотелось лезть в ванну, чтобы помыть ноги: вода наверняка опять ледяная; она просто вяло вытерла их о половик. Достала из холодильника сыр «косичка», купленный неделей ранее к пиву и несведенный; раскромсала ножом монолитный, зачерствевший до неприличия хлеб, положила на двадцать секунд в микроволновку. И, наделав себе три бутерброда с сыром, снова забралась с ногами на тахту.
Ну, вот что делать?
Жуя невкусный, отдающий болотом, хлеб с сыром, тоже не особо аппетитным, девушка прикидывала варианты.
Бабкина пенсия – через две недели. Бабка глухая и полуслепая, живёт в однокомнатной, в «Низушке»; Настя там бывает через день, покупает молоко, хлеб, что-то ещё такое, дешёвое. Но бабкиной пенсии едва хватает на квартиру и на саму неё, драть оттуда нехорошо – а сейчас вот куда она поедет, если ей завтра, в пятницу, уже в восемь мыть восемь подъездов и один офис?!
Всё одно – надо денег думать. Как выкружить. Аванс получен, проеден, точнее, ушёл на прочистку канализации, древнее, чем бабка девушки. Иначе бы и в туалет не сходить. Сантехник, это делавший, косился то на пол, то на Настины пятки, потом спросил: «Я вам тут не очень напачкал сапогами?». Да подь ты туда же, куда и Лёша, мечтающий её в койку уложить – в жопу.
Настя жевала, крошкипадали на тахту; на голые ступни, одна смешно зацепилась между мизинцем и соседним пальцем. Настя пошевелила – крошка упала на пол. Тараканам еда. Да, блин. Когда же всё это кончится?
Когда погиб на Ангаре отец, капитан, мать некоторое время горевала, заводила любовников, с которыми Настя собачилась – одному даже вылила на голову кастрюлю супа, прямо в материной постели; потом завербовалась на Севера, поварихой. И так там и осталась. Вроде торговала шубами. Устраивала свою личную жизнь и иногда, на праздники, из Ханты-Мансийска пересылала дочери небольшие суммы. Так сказать, материнская забота. В гробу бы она её видала.
Как заработать? Чем? Ничего. Кроме собственного, гибкого и тренированного тела – как-никак танцы с детства и лёгкая атлетика! – у неё не было.
Дрындящий звонок в прихожей разорвал эти мысли, как разрывает противолодочную сеть мощная субмарина. Настя не сразу поняла, что это к ней. С недожёванным бутербродом во рту сорвалась с места, побежала.
К ней зашла Тамара.
Она работала охранницей в книжном магазине, в «Тысяче мелочей» на Большой Ивановской. Чёрная, смуглая, с локонами до поясницы, обычно собранными на голове в тугой узел, воспитывала ребёнка от бывшего мужа – тоже не Бог весть какая сладкая жизнь. С работы проходила обычно мимо Насти и вот сейчас зашла
– Привет! – быстро сказала Тамара, стоя на площадке. – Чаем напоишь?
– Привет. Без сахара только… – угрюмо отозвалась девушка. – Проходи… не разувайся, грязно у меня.
– Ой да ладно…
С видимым наслаждением черноволосая женщина избавилась от изящных туфель на высоком каблуке – роста она была небольшого, а каблук его, конечно, прибавлял. Кинула на вешалку джинсовую куртку, прихватила с собой один пакет и пошла на кухню, вкусно шлёпая босыми ногами по половицам.
Тамару Настя знала с краткой работы в этом самом книжном, куда она пыталась устроиться кладовщицей. Но хозяин магазина, полный рыхлый дядька, в первую же неделю сделал ей весьма нескромное предложение, и Настя ушла. Но невысокую, ловкую, очень красивую охранницу в магазине – ЧОП Тамары обслуживал и эту точку, она запомнила. А та сумела шепнуть Насте пару ободряющих слов…
Так и завелась дружба.
Сейчас Тамара молча выложила из своих сумок на стол плоскую фляжку трехзвёздочного коньяка «Дагестан», яблоко и пару бананов. Кивнула:
– Давай… наработалась я сегодня по самые не хочу.
– Что, опять кража? – усмехнулась Настя, наливая отстоянную воду из кувшина в чайник .
– Ну да. Какой-то ботан. Ходил-ходил… а потом как хапнул самую дорогую книгу, альбом по искусству, и бежать!
– Догнала?
– Да нет. Я ж на каблуках…
Настя машинально скосила глаза на ноги подруги. Бронзовые ступни Тамары, высовывающиеся из под модно разлохмаченных и укороченных штанин, аккуратные и сильные, сейчас горели огнём на коричневом полу. Разве что ближе к аккуратным пальцам шла полоса более светлой кожи: от тех самых туфель на каблуках.
– Так разулась бы…
– Ты чё? Кто разрешит. Форма же. В общем, он далеко не убежал. У нас как раз инкассация подъехала, так он головой как раз в лобешник этой машины. В броню. На «скорой» увезли. Давай, короче, за нас всех…
– …и хер с ними! – закончила Настя.
Выпили. Тамара поморщилась.
– Стыдно за родину. Пишут «Дагестанский», а там никаким Дагестаном и не пахнет. Ни Кизляром, ни Дербентом. Ты вон, банан бери… а ты чего кислая такая?
Настя захрустела яблоком. Обвила ногами ножку табурета, на котором сидела, и изложила Тамара всё своё грустное житие. Недоеденный бутерброд – вящим свидетельством – лежал в тарелочке на краю стола.
– Слушай… – с точкой проговорила Настя. – Я уж не знаю, что делать. Может, эта, в веб-камеру податься?
Она завела речь про это не зря. В биографии Тамары были тёмные эпизоды, одно время она охраняла офис, где девочки сидели на таком вот «бизнесе». Немного рассказывала.
Подруга нахмурилась.
– Не стоит. Во-первых, в Щанске этого нет… Во-вторых, если поедешь в Омск или Новосибирск, это.. это опасно.
– Чем? Там же типа… секс по Интернету.
– Сядут и не слезут! – жёстко оборвала Тамара. – У нас двоих вычислили, начали шантажировать. А они студентки. Родители дома, в области. Им пришлось по тридцатке каждой отдать, чтобы от них отстали.
– Блин… Ну, а как же тогда?
– Не знаю, мать… – Тамара хмыкнула, налила в рюмки ещё по порции коричневатой жидкости. На холодильнике уже булькал чайник.
– Вообще, в интернете только через секс. Не иначе. Но я не советую.
Он замолчала, замолчала и Настя. Старенький, доживающий своё ноутбук у неё был, но камера там косячила. Интернета не было. Как вот так.
– В торговлю – так это только на рынок… – проговорила Настя печально. – В магазинах глухо, все за своё место держатся…
Встала, достала чашки. Налила себе и подруге кипяток, в свою бросила пакетик. И снова сцепила гибкие ступни вокруг ножки табуретки, и даже машинально большим пальцем стала колупать какую-то заусенцу на этой ножке.
– Слушай… – вдруг протянула Тамара с некоторым интересом в голосе. – Со мной тут такая история приключилась недавно…
Говоря это, она неотрывно смотрела на ступни Насти, на её манипуляции с деревянным столбиком. Девушка засмеялась:
– Ты чего?
– Да ничего… про это вот. Представляешь: вышла покурить. Там у нас за магазином, у «ПАБа», типа скверика. Села. Туфли сняла. Они надоедают, капец. Сижу, короче, с голыми ногами. И тут парень подходит…
– Парень?
– Ну, лет двадцать пять. Одет прилично. Остановился, говорит: девушка, у вас красивые ступни. Я такая офонарела сначала, не знаю, как реагировать. Говорю – ну, спасибо. Да. А он дальше: а можно я их поцелую?!
Настя расхохоталась. Нет, ноги Тамары и впрямь были хороши, она и педикюр делала, и лак на этих твёрдых, чуть изогнутых ногтях длинных пальцев великолепен, с рисунком, но…
– Вот маньяк! И ты – чо?
Тамара улыбнулась. Завела руки за спину, за шею. Чуть распустила узел на голове. Улыбнулась красивыми кавказскими губами:
– А я? Я ему и говорю: да пожалуйста… как что-то включилось вдруг. Сама не поняла, почему так сказала.
– И он?!
– Встал на колени и поцеловал. Наверное, минуту я в шоке была. Реально. Каждый палец.
– Ни фига себе. Прямо на колени встал?!
– Ну. Я вскакиваю, говорю: эй, мужик, ты обалдел?! А он мне, представь – суёт тысячную купюру. Это за удовольствие, говорит.
Настя чуть не подскочила:
– И ты взяла?!
– Нет. Я к себе убежала. Вообще – без туфель! Меня так ошарашило. А потом выскочила за ними – эта «штука» в одной туфле. Ну, что тут делать. Взяла.
Тамара зевнула – довольно зевнула, хорошо; потом потянулась к пакетам, стоящим тут же, достала кошелёк и выложила перед Настей серую тысячную с памятником в Ярославле.
– Бери, мать. Как говорится, как пришло, так и ушло. На доброе дело!
Настя, не веря своим глазам, смотрела на деньги. Потом – на свои босые ноги.
– Слушай… так если так… Может, и мне?
– Да запросто! – Тамара рассмеялась – У тебя приличные лапки. Только маленько подрихтовать… Но вот беда – я его не запомнила. А хрен его знает, когда он снова заявится. Караулить, то ли?
– Да нет. Блин. Ну, круто. Ноги поцеловать. Это ж даже не секс…
– Фиг его знает. Что-то в этом есть…
По тому, как она это проговорила, Настя поняла: её зацепило. Чуток, но зацепило. Да что это, в самом деле такое?
– Может, он на спор это сделал!?
– Может. Молодёжь ведь дурная, у них только приколы в башке… Ладно, мать. Я пойду. Свекровь на говно изойдёт, если я опоздаю. С малышкой сидит. Давай, на посошок.
– Давай. Ты чай совсем не попила!
– Да уже не хочется… – усмехнулась женщина. – Зато ты теперь сахар купишь!
– Угу…
…Когда Тамара в полутёмной прихожей нащупывала ногами туфли, с лёгкой гримасой влезая в них, Настя подмигнула:
– Так, может, босой и пойдёшь? Может, этот встретится…
– Не. – Тамара справилась и со второй туфлей. – Ты чё – там бабки у подъезда. Они ж потом живьём изжарят. Скажут, напилась, алкашка, босиком шляется. Свекровке в уши надуют. Нельзя. Прорвёмся…
Она ушла, хрустя пакетами. А Настя ещё долго сидела на кухне, посасывая остатки банана и думала – о чём?
Всё о том же.
Как и где достать денег? Но так, чтоб без секса.
ЛИНИЯ ЛЕНА – ВАЛЕРИЙ
Ночной клуб «Бункер» располагался за городским стадионом и Домом Печати. На улице Спортивной – хотя к спорту это заведение имело отношение весьма приблизительное. Ну да, зажигательные пляски на танцполе, заставлявшие работать все мускулы тела, соотносились с физиологией и даже физзарядкой, но алкоголь , который там тёк рекой, и табак – точно не имели. Несколько лет назад там даже начали показывать стриптиз, но дело не заладилось: несмотря на усиленную охрану, нетрезвые посетители прорывались на сцену, желая попробовать стриптизёрш на ощупь, и через некоторое время их не осталось вообще – разбежались.
«Бункер» был пропитан тем же, что и весь Щанск, духом медленной агонии; но, увы, больше приличных мест – если не считать кафе «ПАБ» – в городе не было. Поэтому Лена этот вечер зажигала именно тут. Сначала с компанией, потом компания рассосалась – решили поехать на Золотую Горку, на дачи; Лена прекрасно понимала, что это значит, как будет проходить – и чем кончится. Скучно и пошло. Компания уехала, Лена осталась танцевать, взяв себе ещё один крепкий коктейль «Розовый слон» с вермутом и водкой…
Нет, она не чувствовала себя пьяной; видимо, энергичные её движения, бешеный ритм музыки каким-то образом выводил из организма всё лишнее, прочищал мозг. По заведённой привычке сумочку-клатч она бросила у края танцпола, вместе с туфлями; вещи оставляли так многие – охрана в «Бункере» всех воров давно повывела, а вот обувь лежала сейчас там только её. Лена любила танцевать босиком, свободно, даже немного дико – в её кругу над этим посмеивались, но значения особого не придавали.
Однако и самый увлечённый танцор через некоторое время устаёт. Последний раз тряхнув головой и дёрнувшись под финальный музыкальный аккорд, девушка сошла с круглого возвышения танцпола. Нагнулась, подбирая туфли и клатч, а когда выпрямилась, её уже брал за локоток дядька.
Ну, не совсем дядька, но лет сорок есть: невысокий, весь какой-то гладкий, волосы курчавятся, глаза чёрные, бегающие. Хипстерская бородка…
– Девушка, девушка… Вас очень просят подойти вон к тому столику! – забормотал он горячо и умоляюще.
Лена деликатно высвободила локоть.
– Зачем?
– Один человек хочет познакомиться… я вас прошу…
Было в нём что-то даже жалкое. Но куртка на нём модная, хоть и не совсем по возрасту, и сорочка свежая. Хороший парфюм. По каким-то едва уловимым деталям, даже, наверное, не совсем осознаваемым, Лена поняла: из ИТР-ов. Скорее всего, из сотрудников расположенного в городе НИИ КПА, только из бывших – у действующих вряд ли хватит денег даже на один вечер в «Бункере», где стоимость коктейлей начинается от восьмисот рублей.
В конце концов, можно и познакомиться.
– А вас как зовут? – машинально спросила Лена.
– Меня Роман Георгиевич зовут. А там мой друг, вот это он хочет…
Этот человек бормотал и глаза прятал. Когда подвёл Лену к столику, она всё поняла – мелкий холуй. Потому, что в кожаном кресле вальяжно развалился его хозяин.
Это оказался совсем другой типаж. Лена была совсем маленькой, когда к её отцу порой наведывались вот такие компаньоны – осколки девяностых. Массивный, явно бывший спортсмен, с ломаным носом – боксёр! – и уже слегка отвисающим, наработанным животом; костюм серый, очень дорогой, от PalZileri, сорочка, похоже, Calvin Klein. Без галстука, красноватая шея видна в расстёгнутом воротнике, и на ней не хватает только тяжёло-якорной золотой цепи.
Впрочем, золотой браслет – пластина на цепочке – была у него на правой руке, а на левой – золотые Bvlgari с тремя циферблатами.
Он даже не привстал.
– Здорово! Присаживайтесь. Я – Степан, а это мой кореш, Рома.
– Елена. Очень приятно.
Голос густой, с хрипотцой лёгкой и нажимом. Лицо не грубое и не зверское, просто все черты его слишком, даже несоразмерно крупны, выпуклы. Нос. Мясистые губы, широкие брови, квадратный подбородок… Степан начинал лысеть, хотя большую часть головы его по-прежнему покрывали коротко стриженые, с сединой, волосы.
Елена опустилась в другое кресло, а сумку и туфли положила на свободный стул; Роман Георгиевич устроился на другом, вопросительно поглядывая то на «друга», то на Лену.
– Что пить будешь, Елена? – спросил Степан.
– Апельсиновый сок, если можно.
– А-а… а чё, давай по коктейльчику? Или водочку мазнёшь?
Девушка усмехнулась. Сразу на «ты», про водочку… Зря она приняла приглашение.
Степан показал некую фигуру пальцами:
– Рома, обеспечь девушке… И эта, возьми ещё коньяку полбанки. Елена, ты не подумай, я человек простой, с Тюмени. Без выкрутасов всяких.
Елена кивнула. На столе у друзей уже стояла пустая бутылка дорогой водки, несколько стаканов с соломинками и подсохшим лаймом на краю; горка скорлупок от фисташек, рыбная нарезка и суши. Видно было, что всё это только попробовали – не за едой пришли.
– По делам в нашем Щанске?
– Ага. Я газовик сам, тут нам одну штуковину на вашем заводе делают… фирма у нас. А ты как, работаешь, учишься?
– Учусь.
– На кого?
– На филолога, – ответила Лена, и это было полуправдой, так как в Педагогическом колледже готовили максимум преподавателей английского языка. – У нас, тут… как вам город?
– Да так, ну, чо… Типа, как в Тюмени раньше… – прямоугольное лицо, казалось, с усилием изменило своей квадратуре, состроило улыбку. – Клуб ничо так…
Лена достала из сумочки сигареты, зажигалку; тут уже Роман подошёл с коньяком и бокалом свежевыжатого сока, засуетился, шаря по карманам свою зажигалку, но девушка выждала ровно столько, сколько надо было, чтобы он инструмент нашёл – и прикурила сама.
– Ну, чё, по коньячку, и в гостиницу? – решительно проговорил Степан. – Продолжим банкет, да?
Лена выпустила дым тонкой, дрожащей струйкой. О нет, надо сваливать. То же самое, что и с её приятелями. Только в другой упаковке, тюменской. Собственно, а чего она ожидала? Не о Джойсе же в такого рода местах говорят… Мягко улыбнулась.
– Не получится, Степан. Родители строгие, дома должна быть до двенадцати.
Газовик не удивился. Конечно, не поверил. Прищурил большие, диковатые глаза:
– Да ты чо, правда? Маленькая ещё, что ли?
– Да нет, большенькая.
Девушка отпила сок, который сразу защипал язык – видимо, апельсин попался не совсем спелый. И услышала:
– Да я вижу… Туфли на барахолке покупала?
Вот это было неожиданно. Обычно, если подобного рода типы хотели унизить, они начинали: да ты чего ломаешься, такая-сякая… А этот зашёл с другой стороны. Лена посмотрела в круглые глаза под массивным лбом. В световом переполохе клуба, в мечущихся бликах они то гасли, то вспыхивали. Вспыхивали бешенством: видать, он впервые наткнулся на сопротивление, да ещё где! В каком-то чёртовом захолустье. Вот и ударил – побольнее.
Как он догадался, что именно это заденет её особенно сильно?!
– Ага. В ларьке. Где овощами торгуют! – ровным голосом проговорила девушка.
Степан захохотал. Довольно, расслабленно колыхнулся в кресле.
– Я понял, родная. Барахло сразу видно. Слушай, а давай я тебе новые куплю? Ну, и шмоток ещё вагон. А? Кончай придуриваться, поехали с нами… Рома, машину вызывай.
Лена аккуратно загасила сигарету в блюдце с кожурой фисташек. Потом подалась вперёд, улыбнулась Степану, сказала таинственным голосом – как раз смолкла на время музыка:
– Стёпа-а! Хочешь, я тебе один секрет расскажу?
– А? Ну давай…
И он тоже придвинулся – массивный, качнул столик. После этого Елена проделала всё очень быстро – свежевыжатый апельсиновый сок из бокала залпом полетел в лицо Степану.
Можно было, конечно, и перцовым баллончиком сработать, который у Лены всегда лежал в сумочке – но это было бы чересчур. И сока хватило. Тем более, что девушке он чуть пощипывал язык, зато глаза Степана ожёг резко и чувствительно.
– А-а-а, сука!
Новый знакомый, зажмурив глаза, огромной пятернёй схватившись за мокрое лицо, неожиданно прытко вскочил. И буквально отшвырнув столик – вместе с Романом Георгиевичем, рванулся к Елене.
Но та успела отреагировать. Сумочка уже была в руке, Лена отпрянула в сторону, а разъярённый, ревущий Степан пролетел мимо и врубился прямо в группу крепких молодых людей, стоящих у другого стола. По виду – нерусских; как раз гремела очередная музыкальная композиция, и удары не были слышны: только замелькали руки, ноги, будто вся эта компания с газовиком пустилась в пляс…
А стильная девушка в чёрном длинном жакете на терракотового цвета кофточку и в чёрных леггинсах, обтягивающих стройные ноги, уже поднималась по лестнице из «Бункера». Мимо неё пролетели два охранника; девушка посторонилась, бросила им в спину: «Там большая драка, ребята!» – и через десяток секунд вышла из душного, пропитанного парами алкоголя и сигаретным дымом клуба на свежий майский воздух.
Елена шла, ощущая только одно: необыкновенную, надламывающую усталость. Шла в сторону проспекта Первостроителей, сама не зная, почему; видимо просто как бабочка – на свет, потому, что там, на Большой Ивановской и проспекте, огни ярко горели сейчас, в одиннадцать вечера. Пока танцевала в «Бункере», прошёл небольшой дождь, лужи растеклись по асфальтовым впадинам, собрали в себя глину с газонов и размочили её – босые ноги иногда чавкали в холодной воде такого маленького озерца. И не туфель было жаль, чёрт с ними, с туфлями, хоть они и итальянские на самом деле: полшкафа обуви, это не проблема. И холодные лужи не страшны, и пустынность рано вымирающего, рано засыпающего Щанска… Усталость.
Надоело.
Всё надоело. «Бункер», пьяные приставания таких вот «папиков», друзья надоели, которые сейчас на элитной даче наверняка устроили маленькую оргию, с выпивкой и разного рода лёгкой «дурью», и коктейли надоели, и всё, всё, всё… Скучно. Одно и то же. С той только разницей, что раньше ей приходилось остужать пыл нахалов пощёчиной, пару раз, теперь подвернулся сок.
Очень медленно, деликатно, в уши проник шум автомобильного мотора. В поле зрения, справа, мелькнула белая машина. Лена услышала:
– Девушка, не боитесь простудиться?
– Нет! – не поворачивая головы, бросила она.
А потом всё-таки повернулась. Автомобиль, спортивная «Тойота», ехал задним ходом – очень медленно, в такт её шагам; ехал у тротуара, а руль одной рукой удерживал молодой мужчина. Лет тридцать максимум, лицо светлое, открытое, волосы зачёсаны вбок, хорошая дорогая стрижка.
Ослепительно белая рубашка с закатанными рукавами; если не Armani, то точно Zara. Знаток поймёт… На широком сильном запястье правой руки – простенькие на вид, но довольно дорогие SwissMilitary в корпусе из белого металла – никаких понтов, стильно. Лена остановилась.
– А вы врезаться не боитесь?
Мужчина засмеялся. И тоже нажал на тормоз.
– Не боюсь. Опыт вождения хороший.
– Автогонщик?
– Автоспортсмен, – мягко поправил он. – Гонщики долго не живут. До первого столба…
Девушка рассмеялась. Юмор, хоть и непритязательный – понравился. Конечно, заигрывает, не без того, но по контрасту с быкообразным Степаном это гораздо более подходящий вариант.
– Если вам недалеко, то я понял-отстал… – проговорил водитель. – А если далеко, лучше бы я вас подвёз.
Лена помедлила. Кокетливо выставила вперёд ногу.
– А у меня ноги грязные. Машину вам запачкаю.
– Как запачкаете, так и помою… – ответили ей в тон.
Лена вздохнула – и сделала пару шагов к машине. Решительно взялась за дверцу, села.
– Мне на Новую.
– Ага, в «Заповедник»… Хорошо. Включить обогреватель?
– Давайте.
– Сейчас… Меня зовут Валерий.
– А меня Лена.
Глядя на то, как водитель орудует регуляторами на приборной доске, девушка попросила:
– Только не надо музыки. Наслушалась уже…
– А я сам не люблю. Только редко…
– Обычно все за рулём музыку слушают.
Он рассмеялся – показав белые и ровные зубы.
– Я за дорогой слежу. И думаю.
– О чём.
– О жизни. О разных вещах.
– Можно у вас закурить?
– Конечно…
Вот так, под мягкий рокот мотора, они и покатили по ночному Щанску. Именно покатили – не поехали и не погнали; неторопливо, на средней скорости. Валерий мастерски объезжал выбоины на Малой Ивановской и аккуратно притормаживал перед пересекавшими её «лежачими полицейскими». Белые громады девятиэтажек с редкими освещёнными окнами казались цепочкой скалистых гор в темноте; высокая свечка гостиницы «Витязь» горела рубиновой вывеской над пятиэтажными коробками.
– А вы и правда, водите хорошо! – не выдержала Лена. – Правда, автоспортом занимались?
– Да. Мастера получил. Но это пять лет назад. В Новосибирске. Бросил уже.
– А почему?
– Потолка достиг… – усмехнулся он. – Да и денег это не приносит. А жить надо.
– Это верно. И чем живёте?
Валера не сразу ответил; смущённо улыбнулся, будто боялся, что скажет что-то неприличное.
– Интернет-магазин. Телефоны, наушники, чехлы, всякие разности… Кое-что вожу сам из Китая, здесь по точкам пристраиваю.
Лена подумала, что спрашивать больше не о чем. Нет, можно, конечно дальше нахально выпытывать, но зачем? Кольца на пальце нет, только скромная серебряная печатка – значит, жены нет, детей нет, наверное. Конечно, интересно спросить, холостой по жизни или разведён, но это уже совсем неприлично.
Поэтому она просто замолчала. Пуская дым в окно.
А он вдруг спросил:
– Ноги согрелись?
– Да. Да я бы не сказала, что сильно замёрзли.
– А они у вас красивые.
Она ожидала обычного продолжения – «длинные» или «стройные», и прекрасно это сама знала. Но Валерий закончил совсем не так:
– …очень скульптурная ступня.
– Скульптурная? Как это?
– Вы были в Эрмитаже, Лена?
– Нет… В Петербурге?
– Да. А я был там… атланты стоят у одного из входов. Кажется, на Миллионную. Так вот, у них такие же ступни.
Лена от неожиданности закашлялась. Выбросила сигарету за окно.
– То есть… у меня мужская ступня.
– Нет. Она широкая, я заметил, очень чувственная и немного грубоватая. Резкая, я бы сказал.
Лена, слушая это, изумлённо смотрела на свои ноги – не могла удержаться. Интересно… Такого она раньше не слышала. Сама она считала, что там, внизу, банальное приспособление для ходьбы. Да, сорок второй размер, большеват для её роста, конечно, и у основания больших пальцев бугры – она даже боялась раньше, что это ревматизм неизвестно откуда, но эти бугры не росли и не болели. Вот, значит, как. Скульптурная. Как у атлантов.
– Ну, вы знаток! – выдавила девушка. – Таких комплиментов мне ещё не делали.
– А это не комплимент. Это правда.
Девушка хмыкнула.
– Ну, тогда я тоже – в ответ. Автогонщик, который был в Эрмитаже – это любопытно.
– Да ничего любопытного… – он пожал плечами. – От отца хобби – фотография. Поэтому и замечаю… интересные формы.
Они уже проехали бульвар Молодёжи и сворачивали на Танковую, в сторону «Заповедника». Светофор на перекрёстке тоскливо мигал жёлтым. С балкона одной из общаг её Педколледжа долетал женский смех и визг. Развлекаются девчонки… Может быть, даже это из её группы. У кого-то сегодня день рождения, кажется. И её не позвали – единственную.
Ну, а на что надеяться ещё? Она – из «Заповедника», она особняком, она дорогая штучка.
– Господи! – с неожиданной злостью и обидой произнесла Лена. – Да чего ж тут фотографировать… в этом нашем гадюшнике!
Валерий усмехнулся, искоса глянув на неё. Положив мускулистые, загорелые, в меру покрытые волосом руки на руль, сказал примирительно:
– Ну, не место красит человека, а человек место… для фотографии очень правильно звучит.
– А, то есть вы не пейзажи, а людей снимаете?
– Людей на фоне пейзажей, если быть точным.
Лена скривила саркастическую гримасу:
– Ню, что ли? Обнажёнку?
– Нет, с обнажёнкой не работаю.
– Почему?!
– Скучно. Банально. Избито. А вы почему именно про это? Предлагали?
– И не раз! – хмыкнула девушка. – Интересно… а где ваши фото увидеть можно?
– В Интернете, конечно.
– Сайт…
– Ну, такой простенький.
Лена достала свой Vertu – подарок отца на начало последнего курса. Хотела сказать: говорите название, сейчас найду, но внезапно картинка отвлекла её внимание.
У ярко освещённого «Елисеевского» – он работал круглосуточно –припарковался чёрный джип. Собственно, не это странным было, все парковки «Заповедника» забиты таким вот гробообразным автотранспортом. Около джипа стояла женщина. Лена видела только верхнюю часть её фигуры… И она удивила неожиданной для Щанска стильностью. Изящныйе шелковый платок-косынка скрывает волосы; но белые прядки видны над высоким лбом. Тёмные очки скрывают и половину лица, но заметен подбородок – выпяченный, гордый. Женщина курила, держа одну руку на отлёте, на согнутой другой, и курила… очень характерно. Лене почему-то показалось, как она буквально кожей ощущает презрение этой незнакомки, стоящей у джипа: презрение к Щанску, презрение к его людям вообще и Лене в частности. И это было неприятно, было неожиданно: чужая волна высокомерия перебила, опрокинула высокомерие самой Лены – кто-то невидимо, но явно и ощутимо показал ей её место.
Место в этом городе и в этой жизни вообще.
– У вас какой из домов?
Она очнулась от вопроса Валерия. Убрала телефон.
– Да вот этот… последний подъезд, да, мы вот уже рядом.
Да, они были рядом. До подъезда от остановившейся машины – метров десять. Странно, но именно на последних минутах знакомства с автоспортсменом-коммерсантом-фотографом девушка испытала странную оглушающую неловкость; может быть, от этого мощного потока энергетики незнакомки, может отчего-то ещё. Она храбро села в машину, даже не представляя, чем это закончится, по безбашенности своей. А сейчас вот не могла понять – чем должно закончится. Смешалась. Такое нечасто бывает.
Нашла в себе силы, прежде чем захлопнуть дверцу, выдавить:
– Вы… с вами очень приятно. До встречи!
До встречи? Сейчас он попросит её телефон. Но нет: Валерий мягко улыбнулся, ответил «Спокойной ночи вам!» и этим лишил её возможности попросить номер самой.
Блин, как всё охрененно-прилично и благовоспитанно! По сравнению с тем, что было в клубе…
Чёрт. Может, это и самое поганое.
Находясь в полном смятении чувств, Лена прошла мимо приветливо кивнувшего консьержа. Поднялась в лифте на свой этаж. Полы в роскошном «кондоминиуме» были отделаны испанской плиткой благородного шоколадного цвета, и, стоя перед родной дверью, Лена снова долго рассматривала свои босые ноги на таком монотонном фоне. Ну да, что-то есть. Пальцы ступней напоминали корни дерева, растущие из кроны – такие же сильные, суставчатые. И эти чуть выпирающие бугорки… Девушка открыла дверь.
Мать её караулила уже. Звукоизоляция в доме прекрасная. Не слышно ни лифт, ни шаги по лестнице. Как она узнаёт о её приходе? Чутьё, помноженное на явную истеричность, развившуюся в последние годы.
Конечно, начала она именно с обычного.
В ответ на слабое, дежурное «Привет, ма!» она обрушилась:
– Опять? Опять эта гадость? Алкоголь и курево?! Опять эти бордели ваши ночные?!
– Мам, я до двенадцати пришла, имей в виду! – попыталась защититься Лена.
– Это неважно! Важно, что ты опять в этих непотребных местах… – мать говорила яростно, но шёпотом – отец наверняка спал наверху, будить нельзя; иначе бы орала – …где вы гробите своё здоровье! И ты…
Тут она осеклась, вытаращила глаза и вытянула руку в сторону Лены. Точнее, в сторону её голых грязных лап на немецком светлом ламинате.
– Ты… Ты ТАК шла? Босиком?
– Шла и ехала, – дерзко подтвердила девушка. – А что?!
Мать не могла вымолвить ни слова. Болезненно худая, в шёлковом домашнем халате с драконами, в мягких тапочках с мехом – у неё начали мёрзнуть ноги, с жидкими светлыми от природы волосами, которые тоже последние годы начали редеть, она только беззвучно трясла худой рукой. Лена вдруг поймала себя на мысли, что даже не помнит, какие у матери ступни. Такие же костлявые и иссушённые, как эта рука?
– Ты… ты никогда…
– А сейчас – когда! Закаляюсь. Оздоровляюсь. Как ты! – отрезала Лена.
Мать открыла рот, потом беззвучно закрыла и ушла к себе – в глубину двухуровневой квартиры, в спальню.
А Лена пошла в отдельную, одну из трёх, ванную. Содрала с себя одежду, напустила в большую ванну воды с морской солью и пеной, благостно погрузилась в неё; не забыла взять из холодильника бутылочку минералки «Перрье», восхитительно холодной, и, лёжа в горячей ванне, попивая этот жидкий лёд, стала размышлять. Мысли катались медленно в голове, как мелкие камешки в иле, текли своей дорогой…
Оставив работу учителя физкультуры – как раз отец пошёл в рост, вошёл в состав администрации Щанска! – она увлеклась здоровым образом жизни. Фантастические диеты, фитнесс, бассейн. И даже закаливание в проруби – два раза за зиму ездила туда с компанией таких же полупомешанных; сыроедение, йога, медитации… Только это мало помогло здоровью. Точнее помогло – мать не болела ничем уже три года, кроме головных болей, конечно, все ОРЗ и ОРВИ обходили её мимо – хотя с другой стороны, она нигде, кроме дома и супермаркетов, не бывала. Она сбросила вес донельзя, у неё началось головокружение и приступы меланхолии; ноги и руки мёрзли, даже в жаркой Анталье, куда они летали прошлый гол. Спала в шерстяных носках. Дома – тапочки. В бассейне и перед прорубью – то же самое тапки. Йога в носочках. Одним словом, лена сейчас просто не могла себе представить мать босой.
Никак. И нигде.
Лёжа в вуали пены, она снова выпростала из этого белого кружева ступни. Положила их на край ванны. Стала смотреть. Хм, что-то в этом есть. Как он сказал? «Чувственные»? Чувственными могут быть губы – они целуются, рот, наконец; глаза – они чувства выражают. Ну, может, грудь, бёдра… Но при чём тут ступни?
И, откинув голову на мягкую мочалку, уже борясь с дрёмой, Елена неожиданно поняла, что она ещё не попробовала в этой жизни.
Что ж. Она подумает об этом завтра.
Отец завтракал не очень радостно, но сосредоточенно. В принципе, Лена приготовила обычный завтрак: тосты, сыр «Фета», бекон с зелёным горошком. Сама пила молоко с хлопьями. А рубашек у отца и костюмов было наглажено на месяц вперёд…
Сейчас он в голубом галстуке с разводами, под тёмно-синюю рубашку, и сидел. Осведомился – сухим деловым тоном, без раздражения:
– Что у вас с матерью вчера приключилось, Лен?
Девушка сегодня и готовила сама – мать оставила на кухне прилепленную к холодильнику записку со словами: «МИГРЕНЬ УЖАСНАЯ, ЗАВТРАКАЙТЕ БЕЗ МЕНЯ!!!» С тремя восклицательными знаками – верный признак нервного срыва.
– С мамой? Ничего особенного… – Лена добавила в молоко ещё пару ложек мюсли. – Я пришла босиком. Из клуба. До двенадцати. Она психанула.
– Не понял. Точнее! – отец подцепил вилкой кусок золотистого бекона. – Ты пришла вовремя, так? Как мы уговаривались. Почему она психанула?
– Пап! Я пришла босиком.
– То есть?
Отец перестал есть. Он в молодости был красавцем, атлетом, надеждой Омской сборной по волейболу. С годами не обрюзг, но раздался, конечно, в ширину. Даже стал ниже ростом – так казалось.
– Ну, а ты не знаешь, как босиком ходят?! Голыми ногами. Бо-са-я.
– Зачем?
Лена засмеялась. Этот вопрос её теперь веселил. Действительно, зачем? Теоретически, могла о туфлях и в клубе позаботится. До роковой минуты.
– Низачем! Сломался каблук, я их выбросила. У меня же их полно.
Отец соображал. Этот процесс настолько захватил его, что он машинально отодвинул недоеденный бекон и принялся за кофе. В администрации он отвечал за дорожно-благоустроительный комплекс в ранге заместителя главы, оперировал точными цифрами, принимал ответственные решения… Вопрос, точнее ответ, данный на «семейной планёрке», поставил его в тупик.
– М-да. Это он у тебя по дороге сломался? Ты же могла вызвать такси…
– Пап, я вызывала. Никто не ехал. Ты же знаешь, как вечером это сложно! Пошла пешком.
Вот это уже замглавы устроило. Он торопливо дохлебал свой кофе, бросил:
– С частными такси у нас вообще бардак. Надо разбираться. Спасибо за сигнал… Да, а что у тебя с учёбой?
– Нормально… – равнодушно ответила девушка, рассеянно собирая ложкой похрустывающие чешуйки на дне тарелки. – Диплом почти закончила. Ты же помнишь, я его на третьем начала.
– Угу, – буркнул отец, наверняка в очередной раз припоминая, на каком курсе учится его дочь.
– Пап, денег дашь? Я вчера потратилась немного.
– Сколько?
Лена назвала сумму. Не большую, но и так, чтобы ни в чём себе не отказывать. А то, что ей не откажут, совершенно ясно.
– На работу приеду, переведу на карту… Ты, главное, в колледж не опоздай!
…Он уже надевал пиджак в прихожей, когда дочь, провожавшая его, спросила:
– Пап, а мама когда-нибудь босиком ходила?
– Что?
– Ну… она без тапок или туфель когда-нибудь была? На улице или где?
Отец замер. Пригладил явно седеющие волосы. Потом уронил:
– Ну, вопросы ставишь. Не помню. Подумаю. Ты в колледж не опоздай.
– Не опоздаю. Пока!
– Всего, до вечера!
За ним закрылась дверь. Лена усмехнулась: как сложно порой бывает ответить на самые простые вопросы.
Оставшись одна, она глянула на большие часы в гостиной – до выхода ещё минут двадцать. Пошла к себе, переодеваться. Крутилась перед зеркалом, примеряла наряды. Ну да, вот эта чёрная полушерстяная юбка; кофточка пусть будет сегодня бела-белая, праздничная. А жакет можно в клетку.
Лена замерла. Уже совсем одетая, она смотрела на себя. Большой капризный рот, резковато вырезанные, рельефные губы. Тонкие брови и слегка прищуренные, постоянно пренебрежительно-насмешливые глаза, светло-карие. Они у неё от природы были тёмно-русые, прямые; но она всегда красила их в светло-каштановый, с лёгкой рыжиной – этот оттенок краски Garnier она заказывала по Интернету, в щанских, даже элитных, салонах красоты такого не было… А кончики оставляла светлыми, и они спускались до лопаток.
И вот так, в юбке, кофточке и жакете, даже не взглянув в сторону шкафа с туфлями, Лена вдруг шагнула к лоджии. К маленькой, своей лоджии, которую они так и не застеклили, не обиходили – ей это было не нужно, у отца в прошлом году не хватило времени; сейчас полированные доски полового покрытия стояли в углу, и босые ноги Лены коснулись холодного бетона.
Холодного. И влажного ещё с того, вечернего, дождя.
Точно такое же ощущение, которое она чувствовала, идя босиком из клуба.
И было хорошо!
Она стояла на этом бетоне, смотрела вдаль – с предпоследнего этажа высотки открывался вид на зелёный гребень Золотой Горки, где в сосенном море прятались дачи-дворцы; яркое, чистое небо висело над этим хрустальным куполом, и солнце, вставшее позади, поднявшееся из-за труб Завода, бросало сюда золотые стрелы лучей.
Холодноватый воздух забирался под юбку.
А если вот так…
У неё ёкнуло сердце, хоть она и отогнала от себя эту мысль. Каждой клеточкой голых подошв, одетая и босая, она пила эту свежесть, прохладу, это утро – как цедят сквозь зубы холодное молоко.
Папина дочка. Она всегда была такой; поэтому он и даёт ей деньги, по первому требованию. Поэтому и прощает буквально всё, хотя благоразумие всегда удерживало от самых явных сумасбродств. Поэтому… поэтому и согласился с её выбором после девятого класса – колледж, учитель английского языка, хотя и он, и сама Лена прекрасно знали: никогда она учителем работать не будет. Закончит она колледж, получит «специалиста» – и сразу в администрацию, в отдел образования, где отец уже приготовил место…
Вот только одного папа не знал: Лена не собиралась оставаться в Щанске. Ни за что!
Но если раньше она только думала про это, думала часто, то сейчас – босиком на холодном полу – поняла это с той же кристальностью, с какой мерцало перед ней майское безоблачное утро.
Ещё постояв минуты три, она вернулась в комнату.
И через некоторое время поймала себя на мысли, что туфли в этот раз выбрала даже как-то особо и не задумавшись.
Как будто они её не интересовали. Кстати: сегодня она впервые в это время года пойдёт в колледж без колготок.
(продолжение следует)
Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.
Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, без предварительной корректуры. Возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!
Искренне ваш, автор Игорь Резун.
