Глава 63. БОСОНОГИЕ ОБЬЕДИНЯЮТСЯ – НАДО НАЙТИ ЕЛЕНУ!

Глава 63. БОСОНОГИЕ ОБЬЕДИНЯЮТСЯ – НАДО НАЙТИ ЕЛЕНУ!

ТОЛЬКО ДЛЯ

СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.


ЛИНИЯ ТАТЬЯНА – ОКСАНА – ДРУГИЕ

С того момента, как Татьяна узнала от Шакти про непонятное отсутствие Лены, она не могла найти себе места. Воодушевление, наполнившее её было после поездки в колонию, исчезло, растворилось в жгучей тревоге. Хотелось куда-то бежать, что-то требовать, кому-то кричать… Но ведь всё наверняка уже сделано. И без неё.

Весь вечер она думала над этим, уже совсем поздно пришло: а Мириам знает? Несмотря на полуночный час, позвонила, долго извинялась, её собеседница непривычно равнодушным голосом ответила, холодно-официально:

– Да, знаю. Полиция начала поиски. Не беспокойтесь.

И – на «вы». Хотя они давно уже так не говорили. Таня так испугалась, что положила трубку.

Что происходит? Она уже догадывалась, что Мириам Снеткова, помогая им, ведёт «двойную жизнь», двойную, а то и тройную игру… Но почему? Ну, при всей её симпатии к босоногим и к делу Татьяны – если только из-за этого, то глупо. Какие-то другие цели есть у этой хрупкой, точёной женщины. Вот, сказала, и психолог с ней приехал…

Ох, как нужен был сейчас Тане этот психолог!

И всё последующее – через пень-колоду, весь четверг. Соседи по её пятиэтажке уже привыкли к виду этой, как за спиной слышала женщина, «очкастой дуре». Но инцидентов не возникало: бабушки на скамейке не сидели по причине отсутствия самой скамьи: жители дома лет десять назад её с остервенением выкорчевали из земли да сломали, дабы не слушать пьяные вопли под окнами. Мусорных баков у подъезда Тани не было, при этом большая часть жильцов не утруждала себя своевременным выходом к подъезду спецмашины. Выходили из дома, по пути на работу, да и швыряли чёрные, белые, синие пакеты в кусты, откуда ежемесячно, с матерками, их выгребала дворничиха – когда уже начинали пованивать. Эта дворничиха, большая, толстая, не очень трезвая тётка, была единственной поклонницей Татьяны, весьма специфической. Однажды увидев её босой с мусорным ведром, она потеряла дар речи, на метлу опёрлась и смотрела на женщину протяжным взглядом. Потом приблизилась и, угрожающе перегородив путь метлой, изрекла:

– Вот все б так ходили! Говно под ноги не швыряли! Вы откудова такая взялись-то?!

Таня что-то тогда невразумительно ответила, оробела; но дворничиха неизменно с тех пор караулила её во дворе, спрашивала: «Как сами? Как детки?» – и с яростью шаркала асфальт по пути привычного движения Татьяны – к остановке. Хотя и наладилась она ходить пешком, презирая общественный транспорт. А что – в самое удобное время, в десять-одиннадцать, по пустынности; сначала переходила Лежена, попадала в громады девятиэтажек. Там – по гаражной тропинке, между ржавых стен, по глине, так восхитительно ступни обволакивающей.  Потом через перекрёсток Лежена и Молодёжи, только не попасться бы на глаза  воспитанникам Техколледжа на его ступенях. Их гыгыканье её раздражало, как любой примитив… Потом пройти мимо «Стекляшки», где алкаши местные уже признали её за свою, в другом, правда, смысле; вероятно, красивая босоногая дама, гордо шествующая мимо них, распивающих, загорелыми сухими ступнями по грязи Бытия, казалась им непорочной мадонной, этаким символом высоты и непоколебимости духа, и они крякали, восхищённо головами качали, бормотали: «Наша пошла… Наливай!» И далее через линию, правда, по щебнистому склону первые разы женщина подошвы обдирала, а потом – задубели, камешки больше не тревожили их, и вот она, библиотека, после марша по задам двух длинных домов. Тут главное было – на собачьи отметины не наступить, да хоть и  наступила как-то, а послушала себя – никакого страха, никакого ужаса, подумаешь, ноги помыть…

Другие соседи были менее дружелюбны; мальчик с третьего этажа часто внимательно следил за ней со своего балкона, и непонятна была его реакция, но какие-то яростные тычки тайного неодобрения Таня ощущала; костлявая женщина с пятого, неизменно встречавшая Таню на лестницу приветствием: «А, заразная, здорова-корова! Когда вылечисся-то?!», и худенькая студентка, вжимавшаяся в стену тоже, встречаясь на ступеньках с Татьяной, а иногда даже трусливо убегавшая площадкой ниже.

И ещё мужик с первого, встречала его реже, но неизменно с собакой, огромным унылым сенбернаром, едва волочившим больные уже лапы. И сам мужик – сутул да очкаст. В первый раз с презрением бросил:

– Во, Толстого начитались. Эмансипэ.

Татьяну привлекла эта, пусть и враждебная ей, интеллигентность, начитанность: мало кто из жителей Щанска мог бы выговорить правильно это слово, а уж и доли процента – его правильно истолковать. Но возмутило не это. Остановившись, женщина грянула:

– Вы меня простите, но не надо Льва Николаевича всуе! Он к этому отношения не имеет!

– А чего ж так – не имеет? – оскалился сутулый жёлтыми зубами. – Моду же он ввёл…

Сенбернар с точкой смотрел то на хозяина, то на женщину: господи, нашли, о чём поговорить. Странные эти, люди.

Татьяна дала гневную отповедь:

– Между прочим, Лев Николаевич очень сердился на художника Репина и его картину одна тысяча девятьсот первого года! Он Софье говорил – Репин его босым написал, а чего же не без панталон?! Он ботинки да сапоги носил, верхом много ездил.

– Ездил… – разозлился сутулый. – А вы по ушам мастера ездить. Будоражите народ. Вегетарианцы и прочие эзотерики.

Но, собственно, это всё можно было вытерпеть. Тем более сейчас, когда Таню волновала судьба другого человека.

И в библиотеке не успокоилась. Не могла сосредоточиться. Пришла Лидия Ивановна, принесла стопочку формуляров. На «Дне» она тоже была, правда, стесняясь изувеченных ног, упрятанных в тёмные колготы, сидела за конторкой – но ведь всё-таки солидаризировалась! Положила бумажки на стол.

– Татьяна Евгеньевна, этих читателей то ли выписать, то ли что. Не знаю уж, какие адреса они указали, но телефоны у них не отвечают, или другие люди там вообще.

– Наверно, выписать, Лидия Ивановна. А что по долгам?

– Да почти все должники. Книги списывать надо, они ж на балансе. С нас спросют. Вот, например, Степанов такой… Два года назад взял книгу да пропал.

– А что взял?

– Сомоди, Имре. «Диагностика…»

– «…по ступням»! – закончила Татьяна. – Да, Оксана говорила. – Всё, книгу списывайте, читателя вон. Не до него сейчас.

– Хорошо. Татьяна, можно я нынче домой пойду? Вон, погода портится, у меня давление скачет.

– Конечно, идите!

Она сама, хлюпавши по грязи сегодня, в этот свой путь, ненароком думала: а может, обуться? Пусть и теплынь, но слякоть, чего же она – принцип, что ли? А потом поняла: наверное, принцип. Уж если начала, так обуваться только под давлением естественных обстоятельств. Иначе и не стоило начинать.

Ближе к обеду примчалась Оксана, она предупредила, что опоздает в связи со встречей матери на вокзале, с поклажей. Сразу забегала по кабинету Тани, от волнения дробно стуча голыми пятками:

– Татьяна Евгеньевна! Вы же слышали, что с Леной случилось! Фромиллер!

– Слышала, Оксана. Но ты не паникуй раньше времени.

– А если это маньяк?! – вскрикнула девушка.

– Успокойся. Какой в Щанске маньяк?

– А вот такой! Я с Кристинкой разговаривала! Знаете, чего она с дефиле убежала?!

– Не знаю. Я ж там не была, Оксана. Мы с тобой тут… разговаривали.

– Да, я помню. Так она там маньяка увидела! Среди зрителей! Того самого!

– Какого «того самого»? Оксана, брось, это всё глупые страхи…

Девушку она не убедила, но сказала, что вечером соберутся. Поговорят. Мириам тоже обещала быть. Что ж, кому, как не Мириам, присутствовать на такой встрече.


За каким-то делом спустившись вниз, Татьяна не нашла свою сотрудницу. Ни за стойкой, ни за стеллажами. Вышла даже на улицу, постояла – может, покурить вышла Оксана? Нет. Вернулась. Обыскала весь первый этаж, пока не догадалась заглянуть в предбанник пожарного выхода – он располагался за туалетом. В этой каморе, без света, на старом кресле – закинув на него  белеющие в сумраке ступни, и сидела девушка.

Перепуганная Таня вытащила её оттуда, едва привела в чувство: пришлось даже по щекам похлопать. И водой напоить. Оксана, как замёрзшая в зимнем лесу, оттаивала понемногу. По слову, по капельке, рассказала Тане о тех пытках, которые ей устроили в ГОВД, чтобы добиться поклёпа на начальницу, – она ведь не решилась о них поведать в первый раз, иначе, она знала, Татьяна, с её отзывчивостью и жаждой справедливости, давно бы уже подняла шум на всю округу. И вот сегодня в библиотеку заглянул ЭТОТ. Который терзал ступни её, доставляя нечеловеческую боль палочками для еды.

Сунулся, увидел её – сам, видать, испугался да и рванул обратно. А Оксана в диком ужасе побежала прятаться.

Татьяна была в ярости. Вне себя, она хотела немедленно звонить, но… но Оксана твёрдо воспротивилась: не надо.

– Почему?! Это же… это же фашизм натуральный, это пытки! – вспыхнула Таня.

Проявив незаурядную сообразительность, Оксана сказала:

– Вы сейчас шум поднимете… И они узнают, что их план провалился. И другую гадость придумают! Нет уж, давайте ждать, когда они первый раз нападут, мы отобьёмся и решать будем.

– И как «нападут»?

– Не знаю, Татьяна Евгеньевна, честно.

– А ты уверена, что мы «отобьёмся»? – сквозь душившие её слёзы спросила женщина.

Девушка только кивнула головой, копной волос каштановых.

До сбора всего «босоногого актива», как Таня в шутку это называла, было о чём подумать.


ЛИНИЯ МИРИАМ – ВСЕ

Собраться пришлось в читальном зале наверху. А где ж ещё? Столики-парты растаскали быстро по стенам; на один выставлен был кулер переносной с первого этажа, одноразовые стаканчики, заварка да печенье. Это Оксана настояла: люди же придут! Самой Тане было не до чая, конечно, и не думала об этом, впрочем, зря не оказалось. Кто чаю себе нацедит, кто простой воды – и тем скрашивает мучительное ожидание – ждали Мириам, на которую Татьяна большие надежды возлагала. Но на печенье с конфетами и правда никто не налегал. Не до того.

Сами собой, они разбились на группы:  по характеру, по возрасту, по разным другим признакам. Обсуждали. Самый большой собрался вокруг самой Татьяны. Тут была Шакти, приковылявшая в ременных босоножках, но уже в библиотеке их героически сбросившая: она рассказала о своих приключениях, скупо, конечно, но продемонстрировала подошвы с заживающими шрамами – и уже прибавлять ничего не надо было. Тут же была Мария с Димой, оба напряжённые, сосредоточенные… Шакти и привела незнакомую девушку, работавшую на «Дне» с Леной у чайного столика; элегантная, в белом платье с вышивкой, дорогой ручной работы, она пришла босая, с туфлями в руках. На красивых смуглых ступнях темнели размывы глины; наверняка шла по лужам. А с ней ещё одна подошла, тихая, с круглым лицом, тяжёлыми чёрными волосами, представилась – «Мэй», и Таня по этому иностранному прозвищу поняла – из «Бункера».


Конечно же, все так или иначе обсуждали версии пропажи Лены. В круге Тани сразу и трезво оценили: запросто может быть маньяк. Мария, знакомая Тане по телерепортажу, не совсем охотно, какие-то подробности опуская, рассказала об их охоте на маньяка, несколько лет назад, как они считали с Дмитрием, зверски убившем девушку-модель на Гнилом болоте, при этом маньяке, увлекающемся фотографией. Сказала и о том, что её личное расследование пока никуда не привело, кроме неудачных попыток поймать с поличным московских «фотографов», которые в Щанске делают босоногие фото и продают их, предположительно, за границу… И о своём участии в провальной операции на военных складах тоже упомянула.

Татьяна думала: после колонии её ничем невозможно удивить, но такое… Она, как обычно в моменты душевного волнения, стала виски тереть.

– Господи! – только и произнесла. – Я и представить себе не могла, чтобы кто-то… от фото ступней…

Мария криво усмехнулась. Посмотрела на женщину, на Шакти, на двух девушек.

– Да вот так, Татьяна. И ваши ступни, вы уж простите, для кого-то могут быть объектом… ручного самоудовлетворения. Вы только не подумайте: у вас ноги красивые… Да у нас у всех! – она всмотрелась в лица. – Вы понимаете?! Мы вот разулись такие, по улице щеголяем, нате – смотрите, а кто-то ведь на нас пялится и в штаны лезет. Фотографирует. Ну, кто с этим сталкивался?!

– Я… – тихо сказала Энигма. – Но мой фотограф только ступни никогда не фотографирует! И даже в Сеть не выкладывает. Он хороший, семейный человек, давно в городе.

– Значит, поговори с ним! Поспрашивай, кого из своих коллег он в таком интересе может уличить. Я тебе про Валерия Иноземцева сказала, ты говоришь – Лену тоже снимал какой-то Валера, так?

– Так. Он пропал тоже куда-то, Лена даже искала его.

– Вот! Не туда ли ниточка ведёт.

– Подождите… А вот Оксана мне сегодня призналась…

И Татьяна, как могла, передала рассказ девушки о пытках. Маша побледнела от бешенства.

– Во как! Так эта сволочь, оказывается, моему Степану Колокольцеву напела, что у вас тут какое-то «гнездо разврата»! Теперь понятно… Смотри, Дим, всем богат Щанск родной! Всеми видами упырей!

Дима хмуро пожал плечами. Оля снова напомнила о себе.

– Может, её эти ваши москвичи сниматься звали? Она мне точно из гостиницы позвонила – дела там были у ней.

– Наверное, просто разговор! – отрезала Мария. – Ты вот сама за пару штук стала бы по свалкам топтаться, по туалетам?

– Да ну… Мне вообще денег хватает.

– Вот и Ленке тоже хватало. Не поверю, чтобы она к ним «моделью» пошла. Может, пыталась что-то узнать? О Валере?

– Может. Она его жильё разыскивала, съёмная квартира оказалась…

И казалось бы, скажи тут Оля-Энигма ещё одно слово о находке Лены в пустой квартире, об её лазаньи под диван – и многое бы раскрылось, потянули бы ниточку! – но не сложилось.

Маша перебила беседу, увела её в сторону, невольно.

– Я вот что подумала… На военсклады меня притащил этот чёртов Вуду. Кстати, Оля, не слышала такого погоняла в ваших кругах? Нет… ладно. И, похоже, прекрасно знал об операции, значит, имеет источник у ментов, правильно я понимаю? Почему он вообще допустил всё это, зачем рисковал, появившись, – это тоже вопрос, но главное мы знаем… И ещё: снять типа «студии» на военскладах было идеей наших Павла и Анечки Пиловой. Договаривалась от них там с вояками одна проститутка, не помню имени… Морское что-то.

– Рыба! – тихонько подсказала молчавшая Мэй. – Она в «Дубраве» работает. Её «круглихинские» всегда заказывают, потому, что… безотказная. Она запросто анал…

Татьяна стиснула зубы.

– Ребята! Мне сейчас дурно станет от ваших… подробностей!

Мария снова ответила мрачной гримасой:

– Терпите, Татьяна! Мы такой клоаки коснулись, о какой вы даже не догадывались. Боюсь, всё, что мы узнаем дальше, будет только хуже… Так я закончу, погодите. Этот нелюдь, который, возможно… ладно, каркать не буду. Маньяк, если он есть, он всё время за спиной. За спиной московской парочки. Ждали ведь Павла на складах, явился Вуду. За спиной самих ментов – информацию знал. Я только ведь сообразила: зажигалка с тревожной кнопкой в момент удара у меня в кармане была! А нашли её – на полу. Видимо, вытащил нарочно, показать – посмеяться над нами. Мол, знаю я ваши приёмчики!

– И, может, это не Валера Иноземцев, а кто-то с ним?

– Кто ЗА НИМ! – сурово поправила Мария. – Им прикрывавшийся. Использовавший его втёмную. Наблюдавший. Раскручивавший через него Лену… В общем, у меня пока такая рабочая версия!


Недалеко от них на столе устроилась Ева, болтая тонкими ногами, сидела на стуле Милана, на корточках устроился Илья, и тут же стояла рослая молодая женщина со смоляными, не очень ухоженными волосами; была она в платье, оно сидело на ней немного неуклюже, непривычно, и стеснялась она похоже этого, а особенно своих грубых босых ступней, с твёрдым краем пяток, пальцев с ногтями без лака, по-домашнему коротко остриженными, и вообще – всего. Единственное, с кем она тут духовную связь ощущала, так это с Евой, такой же грубовато-резкой, такой же не совсем гламурной ногами своими; её привела Сонце, но она отошла да прибилась к этой группе.

Милана рассказала им о своём посещении клуба и о сведениях бармена. Заметила:

– Блин, фигня получается. Примерно в восемь, около того, Ольга… да вон она стоит, «Энигмой» её в клубе зовут! Она Лене звонит – та в «Витязе». А потом этот хрен шишкастый мне говорит, что они с блондинкой по фамилии Пилова в «Бункере» пьют. Всё, на этом следы обрываются. Илья, ты с таксистами клубными побазарить можешь? Они, может, что видели.

– Побазарю… – откликнулся тот. – Если там чужая машина была, она сразу бы спалилась. Там стоять – штука в час. Чужих не пускают.

Потом Милана призналась:

– Если по чесноку, то я уже сама начинаю думать… А что, если лесбиянка клеила Ленку, та её послала, и вот она отомстила?

– Да запросто… – опять сказал парень. – Они же бешеные… краёв не знают.

– Нет! – внезапно подала голос черноволосая, пока так и назвавшая своего имени. – Так не бывает.

– Почему?!

– Потому, что я из этих! – она полоснула чёрными жаркими глазами и по Илье, который оцепенел на корточках, и по Милане, которая только понимающе усмехнулась. – Если чо, могу уйти, раз вам стрёмно со мной. Но я говорю: такого не бывает. Поговорили, не срослось, значит, не срослось. Никто из этого кошмара не делает.

И она развернулась на шершавых пятках, готовясь в самом деле уйти, однако Ева, пока молчавшая, вдруг спрыгнула со стола, схватила её за руку, встала рядом:

– Эй, погоди ты! Не уходи никуда…

И при всех, ни на секунду не покраснев даже, выдала:

– У меня тоже было. По приколу, с одной воспиталкой. Нормально! Тебя как зовут?

– Василиса.

Илья, что-то пробурчав, недовольно встал, пошёл к выходу; Милана, проследив за ним, хладнокровно заметила:

– Ничего… Покурит, успокоится. Он у меня типа «реальный пацан», они на это дело нервные. Девчонки, давайте думать, кого ворошить, как искать? Вот Энигма говорит, это точно с босоногими съёмками связано. С той парой барыг, которые в гостинице живут… На чёрном джипе гоняют. Парень и блондинка, да. Похоже, та из клуба.

– Парень – светловолосый, морда круглая, баба – худая, волосы жёлтые? – быстро уточнила Василиса.

– Да, вроде.

– Значит, они и были.

И она рассказала про сцену, которую они с Сонцем наблюдали с зерносушилки. С танцами босиком на раскалённом железе. Ева выматерилась:

– Бл*дь! Вот где наши девки себе ноги себе пообжигали… Ну, суки! И до нас добрались. Ладно. Учтём. Я только одного понять не могу: ну, понятно, интернатовки мои за кулёк сластей отдаться могут. Ну, не совсем так, но некоторые да, там же головушки слабые… А Ленка чего туда попёрлась? Сниматься?!

Милана, лучше других знавшая о причинах бегства Кристины к тётке в область – не только Оксана это теперь знала! – заключила:

– Он мог за ней следить. На дефиле, помните? Мне Кристина… да не трепи меня ты, Ева! Расскажу сейчас. Кристина сказала, что маньяк, который её такими делами мучил, он в зале сидел. Увидела и струхнула. Так вот, он потом мог отследить Ленку.

– На дефиле?

– Они с матерью потом в гостиницу пошли, в караоке-бар… Она рассказывала, когда мы в колледж босиком ходили. Ну, там увидел, следил и… подкараулил. Где-то он рядом, сволочь.

И снова они были очень недалеки от истины, от разгадки, но самая малость не давала её обнаружить.


У дверей расположились Сонце, Маргарита Григорьевна, посерьёзневшая Рая. Сидели молчком, не зная, что говорить, от придавленности. Раиса, переступая худыми ногами на паркете – из дома в машину к ним в сланцах выскочила, а там уже вскрикнула: «Чё я за дура!» – и выкинула эту смешную обувь, второй раз уже за время нахождения с Сонцем; гладя  гибкими пальцами ног паркетины, сказала здравую вещь:

– Если это маньяк… то он её не сразу убьёт.

– Рая! Ну, хватит тебе… – поморщилась Маргарита Григорьевна.

– А  что я такого сказала? Во всех фильмах маньяк сначала жертву прячет, а потом долго-долго мучает. Её можно спасти ещё.

Каким бы наивным оптимизмом ни отдавали её слова, звучали они зловеще. Сонце дёрнула мать за рукав кофточки – жакет та сняла:

– Мам! А может, это та скотина? Тма-Тма из компьютера? Приятель этой волосатой?!

– Какой волосатой? – это Раиса насторожилась.

Сонце, до сих пор всю историю с шантажом скрывавшая, рассказала. А Раису осенило:

– Точно! Мне одна подруга рассказывала, что с ней точно так же… Не помню, чем он довёл, но то же самое: дай, поцелую пяточки. Дай да дай. А то чё-то там, типа, страничку взломаю… Ну, назначил ей встречу, в парке. Пришла. Облизал, дурачок. Я, когда мне она рассказала, не поверила, что такие люди бывают!

– Всякое бывает, девочки… – глухо проговорила Маргарита. – Лучше, конечно, вам это сразу знать… Нашла бы подругу, спросила. Может, так на него выйти.

Третий раз! – совсем далеко, совсем не «горячо», но под потолком читального зала прозвучали слова, след из которых мог бы вывести к истине; тонкий, почти неразличимый, электронный след. Но и они тоже канули в пустоту.


…А Аша с Марией, уже покинувшей Таню и Шакти, стояли во дворе. Мария курила одну за одной сигареты. Тут не до бросания. Её поколачивало; Дима сидел в машине, стерёг подступы.

Женщина коснулась плеча Аши, ставшей такой непривычной, такой далёкой. На собрание та, хоть и приехала в джинсовом облачении, как попроще, но дорогими духами и вообще – роскошью от  неё веяло.

– Это и есть твой «спецназ»?

Она кивнула на машину, стоящую за «Фордом». Такую в Щанске наверняка редко увидишь: будто сваренная из грубых листов железа. Минимум приглаженных поверхностей. Армейский цвет хаки, белая звезда в круге на борту, и главное – торчащая на капоте запаска. За рулём тентованой машинки сидел по виду пенсионер – дедок с белой окладистой бородой, в коричневом камуфляже и такой же кепке.

– Да… – проронила Аша. – Виктор Викторович дал.

– А он того… не староват ли для нашего дела?

Девушка вздохнула.

– Он и есть спецназ… Майор. В Анголе воевал. Вот оттуда он эту кибитку и вывез. Потом…

– Н-да. Занятный транспорт. А сам он?

– А ничего. Дедок хороший. Я тут в секцию метания ножей записаться хотела, ему проговорилась. Дала нож свой посмотреть, который я купила. Едем сейчас, он такой крюк по Ивановской делает, за Горсудом. Там аллея. Дай, говорит. Видишь, мол, дерево? Вижу. Я опомниться не успела, он одной рукой, на ходу – вжик! – и точно в него.

Мария присвистнула.

– Ну, будем надеяться, он и искать так сможет. Значит, говоришь, к Лёшке какая-то Рыба заходила?

– Не знаю. Я телефон не разобрала сначала. А он тарелку убрал и листок спрятал… Шифруется. Я не знаю почему.

– Рыбой зовут проститутку Сапожкову… – сухо сообщила Мария. – Ту самую, которая тебя снимала, от Ани с Пашей. И ту, которую мы спалили, когда она Асю твою пыталась на стёкла поставить.

– О! Вот как…

– Как Ася-то? Она придёт?

– Да. Если отпустят родители. Там у них в школе скандал. Они учительницу какую-то уговорили, чтобы та прикрыла их, когда они в классе босоногий субботник устроят. Окна помоют, пол. Ну, Та вроде разрешила, сама потопталась, потом туфли в руки и шмыг за дверь. И через пять минут дверь распахивается, а там она и комиссия из СЭС. Полюбуйтесь! Развели антисанитарию! Школьницы! Босиком! Моют! Детский труд и так далее. В общем, подлянку директрисе устроила с помощью девчонок и рада… Той выговор вкатили. Говорят, обсуждать её на совещании в департаменте буду, могут и уволить.

– Да-а… – Мария затушила окурок теперь уже привычным способом – о голую пятку, легонько дунув на него для верности; но выбросила в урну. – Чудны дела твои, Господи! Как у нас в Щанске из-за галимой ерунды целую истерику умеют поднять. «Процесс века» раздувают. Сначала с «Днём Голых Пяток», теперь вот с этими школьницами… Ох-ох, где мы с тобой живём, Настя?! А клиент твой когда, завтра приезжает?

– Да. Завтра.

Женщина задорно улыбнулась.

– Можешь меня познакомить? Контрактом-то твоим подруги не запрещены, надеюсь…

Увидев её сомнение, поспешила успокоить.

– Да ты не бойся, я деньги отбирать не буду. Мне это надо… для опыта. Ну, чтобы понять, какие это мужики, которые от босых ног тащатся. И как это всё. Мне ж предстоит только.

– Хорошо. Я позвоню.

За тучами, наконец, взявшими Щанск в плотное кольцо, сверкнуло, а затем громыхнуло – но пока что ещё очень и очень далеко.


…Мириам Снеткова, её верный паладин Руслан и Вита вошли в читальный зал с первыми каплями дождя на улице, этими каплями задетые; в руке Мириам чернел автоматически прихваченный, но не открытый зонтик. Она поздоровалась со всеми ясным, чистым голосом, прошествовала до середины зала, потом усмехнулась, всё поняв – и свернув к окну, разулась там, подавая этим некий условный знак тем, кто её не знал: я своя! Вита же, так и пришедшая босой, проследовала до мусорной урны и кинула две жёлтых банановых кожурки, а потом уселась в самом углу.

На юристе – простое чёрное платье под горло, как нельзя более приличествующее сегодняшнему собранию. Таня громко хлопнула в ладоши – один раз.

– Народ, садитесь… Будем обсуждать!

Но обсуждать хотелось всем, почти без исключения. Со всем сторон понеслись выкрики:

– Маньяка надо ловить, пока не поздно!

– Портреты, портреты Ленки расклеить!

– Да вломиться в гостиницу к москвичам – всей толпой…

– А что менты, молчат до сих пор?

Мириам звонко выкрикнула: «Тихо!» – и окрик тот рассёк зал, погасил общее возбуждение.

– Ещё раз всем здравствуйте… – проговорила юрист уже спокойно, так же деловито и размеренно, как сначала. – Меня зовут Снеткова Мириам Даниловна, я юрисконсульт администрации города Щанска и… друг Татьяны Евгеньевны. Молодого человека – Руслан Лазаревич, это мой помощник и координатор. Давайте сейчас не будем обсуждать версии исчезновения Елены Фромиллер. Не бу-дем! Мы будем обсуждать меры по её поискам. И вот что я вам скажу…

Она вышла из-за крайнего стола, своего рода «президиума», где сидела Татьяна, где лежали служебные бумаги забытой кипой. Встала. Голые худые ноги скрестила, оперлась о столешницу двумя руками.

– Во-первых, надо твёрдо уяснить для себя, что Елена жива. Если вам не верится, возьмите себя в руки и поверьте. Без этой веры, до последнего, до того момента, пока мы не убедимся в обратном, не дай Бог, у нас ничего не получится. Второе: самое вероятное на сегодня – это похищения. С целью получения выкупа, с целью мести, с целью нанесения увечий и издевательств, не важно. Таким образом, Лена похищена. Это главное, что мы принимаем пока за рабочую версию.

Татьяна слушала Мириам – как она знала, Габи. Железная женщина. Как такая могла родиться в цветущем Ташкенте, среди среднеазиатской жаркой разморенности? Как такую, совершенно непохожую на остальных, занесло в Щанск?! Где она черпает силы для своей жизни – для того, чтобы быть одной на работе и другой – с ними? И вообще, что её заставляет… Ведь отец Лены обратился в полицию, всё сделано по закону, ей тут вообще делать нечего.

А потом вторая мысль пришла, когда она взглядами пробежалась по людям. Босоногое братство, хотя по факту, скорее, сестричество. Даже Илья, спутник Миланы, совершил немыслимое – он снял кроссовки, сидит в носках. Оператор Марии, высокий молодой мужчина в очках, тот давно разулся, неизменен только Руслан, но ему простительно, он оруженосец, он вроде агента безопасности…

А ведь всё это, вся их соединённая компания, родилась из такого пустяка, как мероприятие в городской библиотеке.

Воистину, чиновники не представляют, что творят. И какие бури рождают своей мещанской ограниченностью.

– Первое: похитители, содержащие человека, всегда сталкиваются с тем, что пленника нужно кормить. Либо вырастает их обычный рацион питания, объём покупок, даже если человек один, либо резко меняется рацион – пленник может не переносить некоторые продукты, или, наоборот, ему какие-то необходимы. К этому же относятся и лекарства: у пленника могу быть регулярные препараты. Раньше похитители их не принимали, теперь вынуждены обратиться в аптеку. Второе: такая простая вещь, как туалет. Место, где содержат пленника, редко бывает оборудовано полноценным санузлом. Тогда пленника либо водят на «оправку», либо выносят экскременты в чём-либо. Если до этого похитители такого не делали, то это тоже обнаруживает их…

Таня смотрела на Оксану, почти прижавшуюся к прямо сидящей Еве. Как девочка выросла… Глупая вертихвостка, работница «Дубравы», варившаяся в этой гнуси всей – она как обросла новой кожей, чистой. И прошла через муку; пусть она и оболгала её – но ведь нашла потом силы признаться, несмотря на угрозы, такие явно были. И знает ли, чем может расплатиться за это?

А Сонце, эта светловолосая девчонка? Как она поражалась Татьяне, увидев её босой в библиотеке… Вот и мать с ней сидит, покачивает голой ногой. И ведь явно – из офиса, во всём строгом, а не постеснялась да не побоялась. И лицо жёсткое, видно: боец. Хорошая из них пара!

Светлана-Шакти тоже, кажется, растеряла наивность. А ведь она приехала сюда, думая – какой городок милый, какие люди простые. И этот городок показал ей зубы, в прямом смысле изгрыз её бронзовые ступни, укусил за самое больное… А она не сдалась, не уехала обратно.

Вы хотели бурю, господа? Вот она вам, буря… Точнее, это не буря ещё, это сила, которая бурю поднимет; и будет та громче, чем их митинг.

– …третье, последнее: пленник всегда хитрее похитителей. Это аксиома. Похитители чувствуют силу и расслабляются. Пленник борется за свободу и жизнь, становится изобретательней. Пленники иногда умудряются оставлять послания, которые мы должны уметь видеть. Например, что-то выкинут в окно своей темницы или при перевозке. Что-то нарисуют на стене. Сделают что-то необычное, что привлечёт внимание. Нанесут какие-то необычные увечья своим похитителям… Понимаете? Это всё мельчайшие детали, которые легко пропустить.

Ева. Евгения Мартова. Зачем она вот тут? Ну, она бабочкой на огонёк прилетела, она почувствовала себя моделью, красавицей, она вон, в фиолетовый покрасилась… и всё? Нет, не всё. Нахальная и циничная, жизнью не раз битая, она тут как нельзя кстати. Она из рутины вырвалась и вот теперь может применить все свои природные качества. Назад-то ей идти некуда. Жильё – служебное, в интернате, работа – единственная, там же. Вот катнёт по ней каток, как по Светлане, – ей тоже к родителям Лены бежать?! И ведь не может не понимать, а с нами.

И Таня с необыкновенной ясностью осознала, что как минимум половина из сидящих здесь – люди, доведённые до какой-то последней черты; нет, не до голода, а до морального предела, до остервенения: ложью всеобщей, мещанством мутным, засасывающим, болотистостью щанской этой…

– Полиция занимается поисками. По своей технологии, им нелдьзя мешать. К сожалению, надежды на успех мало. Похитители это знают, это слышат, Лену если держат где, то держать будут долго, надеясь, что официальные поиски выдохнутся сами собой. Обычно это происходит через неделю-полторы. Поверьте мне, я юрист, я знаю эту практику. Патрули начинают работать спустя рукава, на полицию накатывает волна отложенных и новых дел. Поэтому мы с вами будем действовать сами. Метод? Допрашивать мы не можем, у нас нет прав. Давление озлобит людей, они могут не сказать нам самого ценного. Значит, самый действенный метод – патрулирование. Считывание этих деталей, о которых я вам сказала. И теперь у меня вопрос: у кого есть в распоряжении автомобиль, поднимите руки.

Таковые поднялись. Мириам коротко глянула, попросила:

– Встаньте, назовите марку машины и кто управляет… У кого права.


Первой встала та женщина в жакете; порывалась вскочить её дочка, но мать девушку осадила. Оправила юбку на голых ногах, спокойно сказала:

– «Мицубиси-Галант». Права у Красовской Маргариты Григорьевны. Номер сказать?

– Потом запишетесь у Руслана. Кто ещё?

Красивая девушка с распущенными волосами, в джинсовом наряде, заявила:

– «Лэндровер». Старый какой-то, военный… А права… Я спрошу. Там майор-спецназовец, бывший.

– Хорошо. Тоже номер запишете. Это нужно для возможных остановок ГИБДД. Ещё?

Мария руку подняла, а потом и сама встала. Не красуясь, но важно, как сытая большая кошка, сообщила:

– Я на своём «Форде» буду. Меньшикова Мария Алексеевна, со мной… двое. Нам «проходное» не нужно, от ТВ есть бумажка!

– Отлично.

Мария… Тележурналист. С первого репортажа о митинге она безумно нравилась Тане. Причём она не могла отделить душевное от физическое, а прагматичное – от женского. И ноги, ступни эти с сильной развитой «косточкой» большого пальца, нравились, даже немного завидовала; было и в ступнях, и в лице Марии что-то такое необычайно женственное, густо-эротичное, что и Татьяна ощущала. И а самого начала всей этой эпопеи недоумевала – ну ей-то зачем?! Слава, известность? Погоня за сенсацией?! Но ведь можно и малой кровью, с микрофоном к ней сунуться: Татьяна Евгеньна, скажите несколько слов…  А она – как заправский спецагент, как рейнджер. И оттого невообразимо одухотворённым кажется её лицо, и глаза карие – горят.

Пока Таня это думала, Милана пихала, толкала своего Илью, и тот неуклюже поднялся.

– Я это… Я «козла» могу взять у корефана.

– Илья!

– Ну, блин, «УАЗик» армейский. С дифференциалами от БТР-а… Ну, как вам объяснить?!

– Не надо! – мгновенно отреагировала Снеткова. – Доверенность он вам выпишет?

– Да. На Кулакова Илью Ильича.

– Спасибо.

Он сел, Милана на него зашипела: «Раньше не мог сказать?! Чё за язык тянуть надо всегда?!», но внимание переключилось на других. Шакти с трудом поднялась, хватаясь за соседок, Мириам опередила: «Сидите!». Светлана проговорила:

– У Александры Егоровны есть «Шкода» красная, модели не знаю… Она доверенность на кого угодно напишет. Сама не может.

– А вы, Света?

– Я права получила, но не ездила…

И тут вскочила та, гламурная на вид, из тонкого фарфора лепленная девушка.

– Могу водить, опыт есть. Ольга Глебовна Выскребенцева.

Больше никто не отозвался, Снеткова подвела итог.

– Прекрасно. Шесть экипажей, считая наш с Русланом. Теперь следующее: надо разбить Щанск и пригороды на районы прочёсывания. Так, внимание, тихо! Лену могли увезти из самого города. Поэтому просматривать придётся большую территорию. Это больше времени, но больше вероятности успеха… Я вас сейчас распределю. Вы поймите, что каждому нужен такой район, который не привлекает внимания к вашей машине. Это важно! Сейчас, минутку…

Она расстелила на столе карту Щанска с пригородами; советуясь с Русланом, начала фломастером чертить линии. Потом обратилась к присутствующим:

– Я вас попрошу: разделитесь на две группы. В одной – те, кто знал Лену лично, виделся с ней, с её друзьями. Во второй – те, кто о ней знает понаслышке, знаком шапочно. Руслан сейчас пройдёт, переговорит с каждой группой…

Татьяна понимала, что происходит что-то невероятное. На её глазах Мириам-Габи легко собрала из толпы обеспокоенных, искренне волнующихся людей настоящую армию с боевыми единицами. Она бы так не смогла. И поэтому даже скукожилась, сдвинула плечи на стульчике.

Эх, ты, интеллигентка. Где ты раньше была? Книжечки себе читала. Почему ты не такая боевая, как Мириам?!

Шурша босыми ногами по паркету, подошла Настя-Аша, стала что-то горячо говорить Мириам, та кивала. Потом оторвалась от карты, вновь глубоким, достающим до всех голосом заявила:

– Внимание! Анастасия говорит, что завтра с утра заработает единый сайт поисков. Вы должны оставить ваши номера телефонов… вам перешлют ссылку на приложение, так мы в штабе будем видеть перемещение всех мобильных групп. Кстати, по телефонам лучше не говорить – у Руслана Лазаревича получите рации, часть сегодня, часть завтра, с самого раннего утра. По рациям все умеют переговариваться? Хорошо, он покажет. Ещё. Нам нужен точный портрет пропавшей. Не фото, подчёркиваю, графика. Фото часто даёт ложное узнавание. Кто сможет?

Буквально подбежала тонкая, как тростинка, девчонка:

– Я Рая! Я рисую!

– Хорошо. Вот все фотографии Лены, держите! – Мириам спросила жёстко – Через два часа будет готов?

– Конечно!

– Добро. Картинку сюда. Вот моя электронная почта. Сегодня до полуночи будет отпечатан тираж листовок, я договорилась. Надо будет клеить, запаситесь клейстером, лучше сварить мучной, остальное от дождя слезает… Мария, подойдите.

Маша подошла. Мириам посмотрела на неё внимательно, потом дружески улыбнулась:

– Ну что я, юрист, буду журналиста учить. Только портить. Сюжет пройдёт завтра?

– Пройдёт. Не один раз!

– Только, знаете… – Снеткова помедлила. – Ну, вы же сами понимаете, чего НЕ НАДО говорить?

Маша усмехнулась – горько:

– Да. Уже поняла. «Ушла из дома босиком…» Чтобы на нас не охотились.

– Да. Это отвлекающая деталь. На это и так обратят внимание, если что.

И она повернулась к Татьяне, передала ей какие-то бумаги: «Подпишите!»

– Что это?!

– Заявление о регистрации волонтёрской организации «БОС». Большой Отряд Спасения. Как «Лиза Алерт».

– Давно пора…

– И вот это. Елена была читательницей библиотеки?

– Нет…

– Тогда задним числом выписывайте читательский билет. Это обращение на имя Исмагилова о помощи в поисках вашей активистки.

Татьяна смутилась…

– Но это же неправда.

Снеткова хотела что-то сказать, но Мария, прервав записывание, вскинулась на Таню – в глаза посмотрела:

– Татьяна! Жить захочешь – не так раскорячишься… Вы бросайте это. Есть много чего на свете, что неправда, а нужно!

Таня всё подписала.

…Руслан раздавал чёрные коробочки раций, учил говорить. Одну держал сам, вторая была у Евы, сияющей от важности порученной ей роли.

– Говорим так: сначала имя того, кого вы вызываете, например нас. Мы – “Центр”. Вот так: “Центр!”, потом – название вашего экипажа, кому Центр должен ответить. Например – “Центр, Красному!”

– “Красный” слушает! – заголосила Ева на всю библиотеку.

В ушах Руслана, видимо, рвануло – бомбой. Поморщился.

– Громко – не надо. Слышимость и так хорошая, и помех от громкого крика больше… Евгения, не торопитесь! Сначала вы говорите: “Центр, Красному!” – подразумевается: “Центр, ОТВЕТЬТЕ Красному!” Но это “ответьте” обычно выпускают, для краткости передачи сообщения. А потом обязательно надо сказать: “Приём!”, чтобы обозначить, что вы разговор закончили и ждёте ответа собеседника… Красный, Центру, приём!

– Приём! – опять гаркнула Ева, смутилась: – Ой, извините… Приём, слушаю!

– Не “приём!” – терпеливо втолковывал молодой человек. – Вам Центр уже сказал: Красный, ответьте, мол, Центру, приём! – то есть Центр слушает. Можете докладывать сразу, говорить информацию. Закончите, не забывайте “Приём!” Так, давайте снова потренируемся…

За окнами грохотало уже серьёзно, струи ливня опять молотили Щанск, и, казалось, буйству природы этому конца не будет. Конец света какой-то наступал, и сама природа возмущалась, иссекала город водой, будто бы для того, чтобы он понял нечто, самое главное.

Они все ушли в ночь – грохочущую, непроглядную, бившую по головам вёдрами дождевой прохладной воды.



Энигма и Мэй отправились вдвоём и поначалу такси вызвали, но, не доезжая до родных мест, до «Заповедника», Мэй вдруг взбунтовалась, остановила машину, расплатилась и глянула на Энигму блестящими глазами: а пошли пешком? «Промокнем!» – возразила та, хоть и слабо, а Мэй раскричалась, не обращая внимания на таксиста: «А может, я хочу промокнуть! Может, это мне и надо?! Что ты вообще обо мне знаешь?» Так и пошли – держась за руки, безумно хохоча и нежными босыми ногами своими промеривая все встречающиеся по дороге лужи.

Милана с Ильей  решили идти пешком, денег на такси не тратить, и ещё в пустеющем читальном зале девушка издевательски спросила своего кавалера: «Что, будешь носки мочить, да?» – и он сопел-сопел, хмурился-хмурился да потом и содрал всё это. Потопали с Миланой мимо промзоны, утопая в грязи, поддерживая друг друга и беззлобно ругаясь, а потом забежали под навес парковки у «Магны» и целовались, целовались яростно, и он стискивал мокрую грудь девушки в чёрной кофточке и даже шептал какие-то диковинные ласковые слова…

Василиса с Евой направились по короткой улице Правды, плевать им было на ливень, да и денег на машину не было; по пути разговорились, Ева предложила: «Да пойдём в интернат, койку свободную найду». Между ними установилась связь, ещё с того заявления в читальном зале, и Ева рассказала о первом своём нетрадиционном опыте, Василиса – о своём, обеим скрывать было нечего, молодые их тела требовали своего, и уж чем они занимались там, по приходе на Синюшину Гору, лучше не знать было ни начальству, ни бронзовому мокрому Ильичу, да и вообще – никому.

Остальные разъехались на машинах; кто-то кого-то и подвёз. В «Мицубиси» пахло жидкостью от вэйпа, Сонце с Раисой уединились сзади, художница спрашивала: «А вы как к живописи относитесь? Можно я вас нарисую… Я маму свою хотела, а она вообще, никак!» Маргарита Григорьевна, смеясь и выжимая мокрой ступней педаль, только смеялась: «Рисуй! Нас с дочкой рисуй! Память будет!»

Ашу вёз в гостиницу дед. Тот, бородатый. Странный человек. Добрый, но нераговоррчивый. Какой-то «чёрный ящик», как сам Яцухно. Девушка попробовала его расшевелить: где служили? В Африке, говорит, с обезьянами, а остальное – гостайна. А людей убивали?! Дед отвечал, смеясь в бороду: «Стрелял…» – и от того ещё жутче становилось. Перед самой гостиницей Аша спросила: а вы со мной по приказу или… так, по зову души, можно сказать? Дед опять невидимо усмехнулся, бросил: «Старый я, вот мне молодые и нравятся!» – и чёрт его пойми, чо он этим хотел сказать?

«Форд» Марии двигался по проспекту, проваливаясь с фырканьем в лужи, Дмитрий бурчал недовольно, потом вдруг сказал: «Эх! Вот замутишь ты с Маштаковым, Маша, буду я для тебя мелкая сошка…» – на что женщина обругала его, потом остановила машину, полезла извиняться, потом плакала, уткнувшись в его мягкую щёку, потом было краткое повторение того самого пьяного вечера, но уже по трезвости, Мария хотела его тела, она позволила ласкать ему всё – от кончиков ступней до губ, и наслаждалась этим, и, обессиленная, отпустила в дождь, до дома. И думала, что это, наверное, последняя такая встреча, перед тем, на что она подписалась… Посмотрим.

А вот «БМВ-735» долго стояла под хлещущими по металлическому корпусу струями. Впереди – Руслан и Мириам, сзади Вита и Таня. Потом тронулись, и юрист в какой-то момент почти приказала:

– Вита! Бери Татьяну в охапку и давай, приводи в чувство. Мы вас сейчас высадим у дома.

– А как насчёт вкусняшек? – вежливо осведомилась психолог.

– Обойдёшься один вечер. У Тани варенье есть, по бабушкиному рецепту. Не капризничай.

Таня расклеилась. Действительно. Всё на неё давило, как жёрнов. Всё, что она узнала сегодня и пропустила сквозь себя.

Они оставили Виту с Татьяной у дома, отправив в подъезд; женщины бежали под оглушительно барабанящими струями. Мириам закурила, приоткрыв окно и извинившись. Деловито попросила:

– Давай версии, пока голова горячая.

– Да. Ну, первая – это похищение с целью всё-таки выкупа. Слабая. Фромиллеру в этом случае должны были позвонить в первые сутки – не позвонили. Сейчас могли позвонить матери – не звонят.

– Понятно. Отметаем пока. Вторая?

– Маньяк. Либо месть. Ольга, по прозвищу «Энигма», рассказала, у Лены был конфликт с каким-то приезжим бизнесменом. Имя неизвестно. Сильно обидела при всех. Надо поговорить с охраной.

– С утра поработай. По всем.

– Ещё есть некто Никита Анненский. Из «золотых». Сначала он подставил Елену, с помощью бармена Павла Безобразова. Кстати, Безобразова убили ножом буквально через несколько дней… Драка. Никто не найден. А потом Лена что-то такое сделала с Аннинским, он был тоже опозорен.

– Разберись. Это может быть важно. Версия о москвичах?

– Маловероятно. Не тот уровень. Зачем им уголовщиной заниматься в чужом городе? Тем более если они её вербовали в «модели», а она отказалась. Только если узнала что-то по «банно-прачечному». Но это вряд ли.

– Почему тогда гостиница фигурирует?

– Не знаю. Могла соврать, чтобы скрыть истинное местонахождение. Но по москвичам есть другое. Павла Стифина видели в «Клёне» с Круглым, это один из бригадиров «круглихинских». С другой стороны, Стифин приезжал в супермаркет, где подрабатывала Тамара Якубова, пытался найти флеш-карту с записями, которую она изъяла – до этого. Я так думаю, тут след по нападению на Тамару.

– Работай, Рустик. Это могут быть одни и те же отморозки.

Ох, Мириам Даниловна… Буду работать. Знаете, что? Во Владимире живёт один человек. Водитель. Семёном зовут. У него на странице я обнаружил фотографии, очень похожие… Сделанные на телефон. Но со стороны девушки ему не позируют. Такое ощущение, что он снимает сам процесс съёмки. И дата совпадает с той, перед которой у нас  объявилась Анна Александровна Пилова, выиграв конкурс. Сгонять бы туда.

– Не раньше, чем мы Лену найдём… – тихо ответила женщина. – Живой или мёртвой… Я почему-то думаю, что живой.

Она выкинула окурок в окно – его захватят потоки и унесут в канализацию.

Пробормотала:

– Ты читал такой роман Ремарка, Руслан? «Zeit zu leben und Zeit zu sterben». Один из самых моих любимых.

– Нет…

– Время жить и время умирать… Это из Библии, из Экклезиаста. Хотя в первоисточнике – «Время рождаться». Не в то время я родилась… А «Тени в Париже»?

– Тоже нет, Мириам Даниловна.

С жалостью посмотрела на парня:

– Ничего. Прочтёшь ещё. Ты молодой… Поехали.

И бурлящий поток на улицах старался сбить с курса тяжёлую немецкую машину, но ему это не удавалось.

 

Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF, а также фото из Сети Интернет. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.

Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл. Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете помочь написанию повести!

 

Игорь Резун, автор, член СЖ РФ.