ПОЗЫВНОЙ “СТЕКЛОДУВ”. Часть 2. Глава четвёртая. Равиль вышел на след.

ПОЗЫВНОЙ “СТЕКЛОДУВ”. Часть 2. Глава четвёртая. Равиль вышел на след.

ВСЕ ГЛАВЫ

Примерно к вечеру того дня, когда на Елагином острове одни солидные дяди в костюмах с галстуками, и дамы в элегантных, но строгих нарядах закончили слушать волынщиков, а другие – совещаться по очень важному вопросу, на окраину Петербурга въехал огромный “Шевроле-Таху”. Он выбрался из лесной чащи на асфальт, проехал метров сто, завернул за поворот под размашистыми сосновыми лапами – и остановился. Впереди, на противоположной обочине, его ждали.

…Старшие братья Раниса Серазетдинова и Равиля Хусаинова были членами одной и той бандитской группировки “Хади Такташ”, терроризировавшей Казань в восьмидесятые и девяностые. Оба погибли; брата Равиля застрелили в ходе спецоперации, а брат Раниса нарвался на пулю в ходе разборок со своими. Но успел младшенького отправить в питерский институт физкультуры, откуда, впрочем, тот скоро ушёл, занявшись боями без правил и рэкетом.

Ранис – человек-гора, весом примерно сто тридцать кило, обладатель огромной физической силы. Про него ходили легенды. Говорили про то, как он убрал смотрящего по Васильевскому, некоего Адвоката, вора в законе. Ребята Раниса на угнанной машине дорожников царапнул джип охранников Адвоката на Аничковом мосту и пока те держали их под стволами, а “строители” притворно скулили, появился этот человек-гора в жёлтой спецовке. На глазах десятков очевидцев н молча согнулся, поднял “шестисотый” под дно и… и просто почти, как пушинку, перебросил его через ограду. Это было настолько нагло и дико, и неожиданно, что деморализованная охрана Адвоката бросилась бежать – и была сама же расстреляна.

Про Раниса в криминальной среде Питера ходили самые дикие слухи. Говорили, что он – заговорённый; что пули отскакивают от его выпуклого лба, как горох и как от брони БТРа – от груди, покрытой, как и голова, жёстким чёрным волосом. Ранис был уже сам два года, как коронован, ходил под вором в законе армянского происхождения, Артеком, и именно к нему обратился Равиль за помощью в Северной столице.

Сейчас, в мерцающих сиреневым сумерках огромный человек выбрался из огромного же “Хаммера”, специально удлинённого на сорок сантиметров: иначе бы ему было там не поместиться! – и сделал пару шагов, остановился. Из вставшего поперёк дороги “Таху” вышел кособокий, прихрамывающий Равиль; Ранис молчал – это этикет, гость первым должен поздороваться.

Равиль оскалился золотозубо:

– Здорово, бродяга! Принимай гостей!

– И тебе здравствуй! – гулко ответил Ранис.

Он шагнул вперёд; Равиль, как-то непонятно кренясь на правый бок, тоже. Обнялись. Хотя это были и физически не совсем возможно – непомерная туша Раниса и скрюченный маломерка Равиль, и совсем, конечно, не “по-братски”.

Ранис отступил на шаг, спросил:

– Чего к нам? На отдых или по делу?

– Да всяко… – Равиль яростно чесанул шею, потом подмышку. – Соскучился по культур-мультур.

– Сам-то как?

– В норме, всё путём.

Равиль Хусаинов продолжал почёсываться. Это было странно… и охрана почему-то, с не менее странными выражениями угрюмых лиц, незаметно отпрянули от шефа, словно предполагая, что это собачье чуханье не принесёт ничего хорошего. Ранису это было непонятно. Он не знал и не мог знать, что “чесотка” появилась у Хусаинова совсем недавно, когда на самом въезде в Ленобласть они всё-таки напоролись на патруль ДПС. О том, что было с теми двумя патрульными, “быки” Равиля знали и поняли, что ничего не знают об этой жизни.


Сам Ранис, конечно же, справочки навёл. И знал, что Равиль не зря дёрнул из своего Ботиево, где долго и успешно вёл бизнес про продаже оружия, не помышляя ни о каких “культур-мультур”. Обратил внимание на страшно запылённый джип, треснувшую правую фару и свежую отметину от пули на боковине двери водителя. Но ничего не сказал. О делах надо говорить после накрытой «поляны». Всё ещё впереди.

– Ладно, брат. Поехали с нами. Я тебе хату приготовил, хавчик, отдохнёшь…

Равиль снова почесался, теперь где-то под лопаткой, клацнул золотыми зубами, пошёл к своему “Таху”.

Для них сняли небольшой кемпинг на Мурманском шоссе – немногих постояльцев Ранис выселил, а двух несговорчивых тёток из Москвы трахнули прямо в их номере, бейсбольными битами в одно интересное место… Всё решилось. Кемпинг был в полном распоряжении Равиля.

Самый королевский номер – с джакузи, уже ждал хозяев. Обильно накрытый стол: закуски, зелень, водка с коньяком им виски, гора отлично зажаренной баранины… Две девки, одна еще одетая, вторая почти готовая, в одном банном халате на голое тело, сидит в кресле, подранивает ногти пилочкой на худых, кривых пальцах бледных ступней.

Равиль, в своём мятом, пахнущим потом пиджаке и несвежей рубашке, только зашёл – уставился на них. Снова почесался. Бросил глухо:

– Убери…

Та, что в халатике, округлила глаза и с визгом пулей вылетела в дверь, этот халатик потеряв – да так и понеслась по коридору, высоко подбрасывая худой плоский зад.

– Э, дура, одежду забери! – крикнул ей вслед один из бойцов Раниса. – Ну, ваще… Голая выскочила.

вторая, с бледным лицом, выскочила следом, едва успев сумочку прихватить. Ранис жестом пригласил:

– Ну, давайте. Поедим, братва…

Ели все, за одним столом, как это было издавна принято в “Хади Такташ” и группировке Раниса. Ели молча, насыщались; Равиль хватал грязными руками жирную баранину, овощи, бросал в рот. Желтоватый бараний жир тёк по грязным рукавам дорогого пиджака. Раниса снова удивило: его давний знакомый практически не пил. Нет, хлопнул стакан-другой, без всякого выражения на лице, а потом пил минералку. Равиль в пьянстве всегда был хитёр, но силён – и это тоже казалось странным.

Насытившись, перешли к делам. Хозяин спросил – лениво, вроде как ему и неинтересно:

– Ну, как отдыхать будешь?

– Да мне человечка одного найти надо… Тах, покажи!

“Бык” Равиля сунул мобильный с фотографиями; Ранис посмотрел.

– Журналюга один. Там газета написана. Где живёт, чем дышит… когда дома бывает! – Равиль скалился, скалился и скрёбся, засунув руку под рубашку.

– Должок?

– А, какой должок… нехороший он человек. Не в своё дело полез. Надо бы стростить.

– Спросим. Ну, братка, ты отдыхай, расслабься… Менты тут куплены на три раза сверху донизу. Не побеспокоят.

Ранис поднялся – понялась и его братва. У двери вдруг остановился:

– Только, брат… стволы сдайте. Сам понимаешь, такой порядок. Ты мой гость, я волосу с твоей головы не дам упасть.

И снова кольнуло нехорошим, злым предчувствием: подручные Хусаинова сдали оружия. Без слов! Ранис ожидал если не возражений, то гримас. Нет – как будто это детские пукалки, эти “макаровы”.

Полный тягостных размышлений, вор Ранис покинул кемпинг.


Ночь – понятие растяжимое. Смотря во сколько для кого она начинается и во сколько кончается. Особенно, если у тебя есть два десятка умелых рук и столько же быстрых ног. Ранис “перетёр” с Артеком, его люди побывали по найденному адресу, выяснили, что в квартире журналист Контарев давно не появлялся; пошарили в редакции – там тоже, им шепнули – уехал в ДНР – ага, вот тут и всё сходится, вот прочему Равиль его ищет! – сделали ещё пару наводочек, провели пару разговоров…

Солнце только начало настойчиво биться в окна кемпинга на бережку тихого, мягким камышом поросшего озерца, как появился Ранис. Зашёл. “Быки” Равиля облюбовали кресла, сам хозяин сидел на диване и теми же сальными руками доедал холодный шашлык. Перевёрнутые бутылки, увядшая зелень…

– Как ночевал, братка?

– Спасибо, родной. Как у бабы на перине. Что, человечка принёс?

– Принёс…

Ранис прошёл не к столу – там, с другой стороны, большое пятно засохшей блевотины! – взял по дороге стул покрепче, поставил метрах в пятнадцати, у окна, сел. Проговорил медленно, осторожно:

– Рава, тут у одних серьёзных людей вопросик к тебе имеется.

– Базарь. Что за вопросик?

Толстые губы стискивали куску баранины, белые куски жира отваливались. Прожёванные куски опускались в глотку, причём кадык почти не двигался – они как проскальзывали.

– Говорят так, что через твоё Ботиево хорошие бабки шли. Пока товар давал. А потом как-то так… бабки пришли, товара нет. А ты тут. А бабки не вернулись.

– И что ты мне предъявить хочешь?

– Да ты не кипешуй… Всё просто: где бабки – там и человечек твой.

– Человека давай! – каким-то деревянным голосом произнёс татарин.

– Чего? Ты слышал, нет?

– Я тебя угандошу, волчина позорная, овца дохлая! – почему-то без всяких эмоций продолжил Равиль. – Инфу давай говорю, обсос!

Стул сломался под Ранисом – от напряжения. Рассыпался. Туша встала. Как будто медведь поднялся на задние лапы. Коротко рыкнула:

– Валим их!

Первый боец Серазетдинова набросился на ближайшего “быка” Равиля и перерезал ему гордо легко, быстро, сноровисто – тот  даже дёрнуться не успел. Второго уложили выстрелом в лоб: пуля вышла затылком, вынесла его, выбрызгав кровавый след на портьеру. Третий метнулся к дверям, но был застрелен двумя точными выстрелами в спину.

Ранис сделал шаг к Равилю:

– А теперь, сучара, я тебя рвать буду! на куски! Этими вот руками…

А дальше началось что-то странное. Равиль сидел на диване и… чесался. Яростно. Обеими руками. Шея, подмышки, затылок. Драл кожу со скрипом. Скалился. Сзади загрохотала череда выстрелов – Ранис обернулся. Один его боец, скорчившись, стрелял их “Макарова” себе в живот, пока не разрядил всю обойму; кровь хлестала из брюха а палец нажимал курок и так, пока не повалился на ковёр. Второй странно вертел головой и мычал – потом В шее что-то хрустнуло и он тоже упал. А третий, закрыв глаза, отбросив ствол, с размаху кинулся на стену…

Ранис заревел зверем. Ринулся на врага. Но тут со стола вылетел нож. Один. Это был кухонный набор – отличные австрийские ножи для разделки мяса. Лезвие с хрустом вонзилось в грудную клетку вора, пробив её; он только покачнулся, захрипел. Продолжил движение. А ножи всё вылетали. Их там было штук восемь. Они вонзались грудь Раниса, в живот, распластывая его и он шёл уже по собственным кишкам – но шёл. И вот последний, тесачок, кувыркаясь, вылетел, на секунду в воздухе замер и вонзила ровно посередь крутого лба. Ранис Серазетдинова, король васильевского, молча рухнул телом в стол, обрушив его, утонув в нём.

А Равиль сидел, доедая мясо. Потом икнул. Вытер сальные руки о голову Раниса, проворчав: “Совсем дурак, бродяга!”.

А потом поднялся и вышел.

В окно, как это ни странно, хотя окно его номера находилось на втором этаже.

(продолжение следует)