37 глава. СПЕЦОПЕРАЦИЯ «СТЁКЛА» И СТРАШНАЯ ПРАВДА.

37 глава. СПЕЦОПЕРАЦИЯ “СТЁКЛА” И СТРАШНАЯ ПРАВДА.

ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО

ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.


ЛИНИЯ АША – АСЯ – РЫБА – АЛИСА – ДРУГИЕ

Номер, который в копеечном аппарате Аши был помечен большими буквами «АННЕТ», образующими забавный перифраз, в самом деле долго не отвечал. Голос, растиражированный в миллионах таких аппаратов, утешал: «В настоящее время данный вид связи недоступен для абонента…» Девушка звонила несколько раз в день, надеясь на чудо; а за её спиной так же надеялись Мария и Тамара. И вот в субботний полдень этот телефон… ожил. Ожил да грубым, ожесточённо-похмельным голосом рявкнул:

– Алё! Это хто?

– Это Анастасия… я у тебя снималась, два раза… – попыталась объяснить Аша; она узнала голос, и обращаться на «вы» к этому созданию, как она делала поначалу, было выше её сил.

Услышав, про «два раза», трубка отрезала:

– По третьему разу всё, не берём. Понятно?

– Да это не я хочу! – пискнула Аша в последней попытке уговорить трубку. – Это подруга моя. Она малолетка совсем…

Видимо, собеседница собиралась уже прервать связь, но слово «малолетка» её остановило. Поэтому Аша услышала заинтересованно-деловитое:

– Скоко лет?

– Шестнадцать. В десятом. Она на стёклах может! Не боится…

Девушка сразу же высыпала все свои козыри, боясь, что игра может закончиться, так и не начавшись.

– Скока денег хочет? – также прагматично поинтересовались на том конце электромагнитного сигнала.

– Да она вообще… – растерялась Аша, – вообще без денег согласилась. Чисто по приколу. Ну, эта, за Кей-Эф-Си в «Раю».

Растерянность её была наигранной, заранее просчитанной, тонким ходом; на самом деле, когда сама Аша встретилась с Асей на ступеньках этого ТРЦ, среди разбросанных по клумбам алобоких яблок, то и предложила сходить, посидеть в KFC – Мария с Тамарой чуть запаздывали; Аша была уверена, что эта “Мекка” щанской молодёжи, где постоянно толпились такие же старшеклассники, девочку воодушевит. Но нет. Ася скорчила самую презрительную гримасу из всех возможных:

– Фу! Мусорная еда… так мама говорит.

Вот там, на ступенях, растерянность Аши была совершенно непритворной: «Тогда что же ты хочешь… где?»

– Шашлык! – торжественно сказала Ася. – Папка говорит, девушка должна есть мясо, чтобы хорошо родить потом. Он мне, знаешь, какие стейки жарит?!

Вот поэтому они и переместились, с приездом Тамары и Маши, на зады ресторана «Клён».

Но сейчас в ход шла рабочая версия. И она собеседницу Аша более чем устроила. Девушке показалось, что она слышит судорожный, подавленный смешок.

– Да не вопрос! Сделаем… когда может?

– Хоть завтра! Лучше завтра, потому, что школа…

– Поняла. Лады, завтра утром брякну. Готовьтесь.


Так начало операции было положено. Конечно, Аша тут же связалась с Асей; та сказала, что немедленно придет – ещё раз получить инструктаж и поговорить. С девочкой уже позанимался Кир, она всё знала про то, что надо расслаблять ступню, что надо убрать горлышки с донышками, но почему-то решила ещё раз встретиться с Ашей.

На беду свою, та не условилась встретиться во дворе; и, когда прозвучал дребезжащий звонок в дверь, он застал Ашу врасплох. Пришлось впускать гостью в квартиру…

Ася пришла уже босая. В руках – кроссовочки модные, из кармана джинсов торчат носочки-пузырики.

– А я по всей Весенней так шла! – с гордостью сообщила Ася. – У «Бункера» разулась, а там наши, из второй. Ну и обсмеяли меня. Говорят – больная совсем!

– Это ничего… – торопливо отмахнулась Аша. – Слушай… Ты чаю хочешь или во дворе посидим?

Ей было дико стыдно за свою квартиру: за продавленную, дугой изгибающуюся к полу тахту, за ободранные обои, за платяной шкаф с оторванной ручкой и за слой пыли на старом плафоне под давно не беленным потолком. Аша убирала чужие территории, на свою времени никогда не хватало, да и привычки не было – равно, как и гостей.

– Пойдём на улицу! – храбро согласилась Ася. – Я хочу по грязи походить!

– Зачем? Ты же по стёклам будешь?

Девочка тряхнула жиденькими, но длинными волосиками:

– Ну, на всякий случай! Всё равно хочу!

– Пойдём…

Грязи на микрорайоне КСМ хватало. Линия за РСУ проходила сквозь пушистую бородавку чахлых берёз да кустов. Тут часто ночевали бомжи, виднелись места их унылых ассамблей, составленных из грязных диванов и пластиковых ящиков. Конечно, тут повсюду в траве и на дорожках прятались битые стёкла, но если идти осторожно, то можно было не опасаться, о чём Аша честно предупредила девочку. За этим лесочком начиналась пафосная Большая Ивановская, с её кафе «ПАБ», с администрацией; но этот участок, словно неприступную крепость, отгораживали от КСМ-всякого безобразия мощный чугунный забор и земляной вал с бетонным бруствером – не хватало лишь подвесного моста! По низине шла когда-то проложенная, а ныне совершенно разбитая асфальтовая дорожка, усеянная лужами. Они тут не умирали даже в жару из-за периодически прорываемой канализации. Так было и сейчас.

Девочка с радостным визгом прыгнула в самую большую лужу и стала бродить в ней, худыми ступнями своими размазывая грязь, размолачивая, расплёскивая её, всю эту жижу, с окурками, с уже выжаренной солнцем и опавшей листвой, с какими-то обёртками-очистками. Аша не успела крикнуть: блин, осторожнее, мало ли что на дне! Оставалось стоять и наблюдать.

– Нравится? – скептически спросила девушка.

– Ага! – Ася кивнула головой. – Нравится!

Аша пожала плечами. С грустью. Может быть, и у неё было бы такое отношение… но съёмки с Пашей и Аннет да с Катькой и её прыщавым фотографом убили в ней это; нет, от самого процесса хождения босиком не отвратили, но вот это хлюпанье в грязи оставалось чем-то мерзким. Как будто она снова – там. Она услышала наивный вопрос девочки: «А тебе?»

Вот что ей сказать.

Тогда она шагнула к ней. В лужу. Стали топтаться вместе, смеясь – Ася счастливо, Аша немного напряжённо. Взялись за руки, пошли дальше, уже не думая, что там, на дне, купая голые ступни в грязевых ваннах. На тончайших щиколотках Аси, прорезанных сзади выпирающей стрелой сухожилия – к узкой пятке, высыхали коричневые капли; на икрах Аши, вплоть до краёв подкатанных джинсов, они серели тоже.

Здесь было удивительно тихо, в этом бомжовском лесу; за берёзами налился автомобилями, как артерия кровью, проспект Первостроителей, народ ехал с работы. Слышалась музыка от кафе «ПАБ» – там включали динамики на открытой террасе, музыка добиралась и сюда. Закатное солнце мелкими шагами семенило по небу на запад, роняя багровеющие в листве лучи. Пахло сухой травой и пылью.

Дорожка эта, когда-то и кем-то проложенная, наверное, для удобства работяг из РСУ, оканчивалась тупиком. Когда строили пятиугольные здание администрации, бульдозеры наворотили тут кучу земли, засыпали её. Вверх на линию вела ветхая деревянная лесенка; по ней и поднялись. Сели на рельсы, вытянув голые грязные ноги – друг против дружки.

– А я вот так могу! – похвасталась Ася.

И растопырила пальцы ступней, да так, как Аша никогда не видела – в разные стороны, очень-очень широко, казалось, так просто не могут раздвигаться косточки ступни; коричневые лучи брызнули, сверкая ноготками.

– Папа говорит – это «солнышко»! – сообщила девочка.

– Солнышко… а он, похоже, одобряет это твоё…

– Не знаю. На даче он без тапок разрешает мне  бегать. И в магазин поселковый. Мама ворчит, а он – ничего. А у тебя что папа говорит? И мама?

Аша вздохнула. Что папа говорит? Уже – ничего. И не сможет сказать. Вдруг вспомнилось: тогда, на катере, она перебегала с прохладного металлического пола борта на раскалённую светилом – правда, так казалось только в самом начале! – палубу кормы. Мать ругалась, а молодой чернявый матрос, по пояс голый, говорил: «Пусть девчонка ноги закаляет, что вы кричите! Кожа хорошая будет, гладкая…» Мать возмутилась: гладкая – зачем? Гладить её, что ли, кто-то будет?! Это по голове гладят, а не по пяткам. Вслед за этим прилетело другое воспоминание, как Лёшка слизывал с голых пальцев её икринки. Вот дурачок…

И кольнуло неожиданно: а может, и не дурачок? Не избалована Аша ласками, теоретически она, конечно, всё себя представляла – как случится в каком-то далёком будущем, когда у неё появится всё-таки то, что полагается, муж тот же самый. Или парень, конечно, не сразу же… Как они обнимутся, там, поцелуются. Она разденется, он ляжет рядом. Это понятно, что дальше, какая техника, и Аша была к этому, в принципе, готова. Но вот что до этого и в паузах? Чёрт его знает. А окончание этой исподволь подкравшейся мысли было совсем неожиданным – может, позволить Алексею? Может, дать ему вожделенное? В конце концов, от неё не убудет; и раздеваться не обязательно. Какие это ощущения? Что она почувствует? Уже почему-то не было ни страха, ни брезгливости, только живой интерес…

Может, после этого и будет легче ей – с созданным её воображением, почти неосязаемым «парнем». Кстати, при этом рассуждении в памяти вставал только образ Дмитрия с телестудии, босого, уходящего вдаль по проспекту, кажущегося вырезанным из чёрной бумаги силуэтом…

После всех этих мысленных упражнений, суть которых она совсем не собиралась открывать девочке, Аша скупо выдавила:

– У меня бабушка только… Мать со мной не живёт, а папа… умер.

Ася сочувственно кивнула; позитив, которым она была накачана, видимо, не позволял ей в полной мере прочувствовать Настину боль, да это и к лучшему. Снова растопырила пальчики ступней и стала выковыривать оттуда засохшую грязь.

– У тебя ноги, как у нашей физручки! Ну, такие красивые… мощные.

– Толстые, что ли?

– Нет, в смысле… ну, натренированные. Она у нас, когда зал спортивный уборщицы вымоют, ходит по нему босиком. Трико закатывает и ходит.

– А вы? – усмехнулась девушка.

– Нам нельзя… – вздохнула Ася. – Родительский комитет запрещает. Мы хотели с классом субботник устроить весной, окна помыть, а родители орать начали: детский труд, эксплуатация и всё такое. Запретили.

– У вас, вообще, класс дружный?

– Ну да. Девчонки дружные. А у нас в школе один учитель был, я тогда совсем маленькая была, он старшеклассников в какие-то походы босиком водил. Вроде испытания на мужество. Короче, его за это уволили потом.

– Прямо за это?

– Ну, так говорят… Слушай, а давай в «МегаМакс» босиком сходим? Там мороженое жутко вкусное на первом этаже продают!

Аша достала телефон, глянула на время. Бабушку вот-вот должны были определять в больницу, в отдельный блок для пожилых людей – Мириам уже звонила ей, сообщила. Пока же та находилась на попечении ворчливой соседки, которая при каждом визите Аши вытягивала из неё определённую сумму денег.

– Не получится, Ась… Мне к бабуле надо, продукты там купить, лекарства.

– А-а… – протянула девчонка. – Ну ясно-понятно.

Она встала. Глядя на Асю снизу вверх, Аша вдруг спросила:

– Ася… а ты вот можешь сказать, почему тебе босиком так понравилось?

– Не знаю. Может, потому, что раньше этого не делала никогда… Ну типа в городе, вот просто так. Озорно это! – блеснула глазами школьница.

И добавила, смущаясь.

– И мне кажется, так эта… красиво, что ли.

– Красиво! Совершенно верно, красиво! – выдохнула Аша, поднимаясь. – Вот так и думай… и плюй на всех, кто… кто тебя ругает.

– Да не ругают особо… я девчонкам сказала, они такие: вау, круто.


…Вот такая встреча с Асей состоялась накануне их спецоперации. И Аша теперь уверилась – этот внутренний светлый стержень, этот оптимизм не позволят школьнице сломаться, легко перешибут всю чёрную энергетику развратной особы по имени Катька. Это безболезненно для её психики пройдёт. Не то, что для её собственной.

Впрочем, и Катька-Рыба была совершенно уверена в успехе предприятия. Не нравилось только одно: цена, которую ей за это приходилось платить.

Алиса заявилась за полчаса  до назначенного срока.

– Проходи… – буркнула Рыба. – Щас, намажусь…

Но подруга замерла на пороге, притопывая от нетерпения ногами в чёрных босоножках на каблуке. Протянула вперёд жадную руку:

– Давай!

– Чо?

– Сама знаешь, чё! Обещала!

– Вот дура…

Рыба сходила в комнату, морщась от досады, вынесла свёрток.

– На! Только смотри, не запогань мне его!

– На три месяца? Без вопросов?

– Да!

– А ты потом просить не будешь?!

– Да иди в жопу! Не буду.

– Ла-адно. Я на улице подожду.

…Снимать решили на Весенней, за «Стекляшкой». Щанка тут ныряла под бетонную площадку с гаражами; кусты и стальные коробки отгораживали пространство и от магазина, и от  одного из домов, смотрящих туда окнами, и от самой улицы. А встречу назначили у торца «Золотого Берега», в проёме его широкого и безлюдного грузового двора.

Рыба с Алисой вышли туда через пятнадцать минут, и сразу же появилась Аша с худенькой девчонкой, по одному виду которой угадывалась «малолетка». Рыба фыркнула: конечно, обе дурочки босые. Мало им съёмок… Вообще, всех этих, с которыми ей пришлось за это время работать, Рыба презирала до глубины души. Ногти некрашеные, разве чуть пилкой обработаны. Ноги не бреют; не такой мох лесной там, конечно, как у Алисы, когда та тоже пренебрегает этой процедурой, но видно же. Одно слово – колхозницы, никакого понятия о нормальной жизни не имеют.

Аша поставила на бетон рюкзак, в нём звякнуло.

– Вот! – сказала девушка. – Там двенадцать бутылок и молоток. Вам хватит.

– Наверно… Как зовут?

– Ася…

– Ладно, погнали. Хватай и неси! – распорядилась Рыба.

Но вот тут произошла заминка. Настя-Аша легонько пнула рюкзак босой ногой, снова родив клавесинный звон.

– Сама неси! Я за это бабок не получу! Я тебе человека привела, сама и разбирайся…

Рыба упёрлась глазами в худенькую; та, всё поняв, возразила:

– Мне вообще тяжести нельзя поднимать! Я на физру поэтому не хожу, я освобождённая…

Перевела взгляд на Алису, однако та возмущённо выставила вперёд «Никон», который Рыба выпросила на пару дней у Лауры.

– А это куда? Я, блин, снимать согласилась, а не лошадью пахать…

– Вот, бл*дь, крутые все! – в сердцах выматерилась Рыба.

Оставалось одно: ей самой, на высоких каблуках, такой разряженной, как обычно, тащить эту тяжёлую хреновину – отвратного вида, какой-то брезент старый. Рыба не знала, что это был рюкзак отца Аши, с которым, набитым сухпайком, тот обычно уходил на очередную навигацию.

Кризис казался неизбежным, но тут эта малая спасла положение.

– А я знаю, где стёкла есть! – воскликнула она тонким голосом – Там, за гаражами  куча есть…

Рыба вздохнула – слава Богу!

– Забирай хурду-мурду свою! – оскалилась она на Ашу. – И вали отсюда… Без тебя всё сделаем!

План, продуманный Марией и Тамарой в шашлычной у «Клёна», шёл по второму варианту – варианту «Б»!

Они тронулись в путь. Рыба жадничала, как всегда: стёкла стёклами, но и просто тратить время жалко, кадры нужны. Перешли через бульвар Молодёжи, пошли дворами. Там обнаружили свежую лужу – кто-то тут недавно мыл машину.

– Давай в воду! Алиса, снимай уже…

Поверхность лужи раззолотилась разводами бензиновой плёнки, казавшейся сплетением ярких кружев – от жёлтого до фиолетового. Ася, смеясь, взбаламучивала эту лужу босыми ногами, выходила на сухой асфальт, смотрела на отпечатки ступней – рельефные, чёткие, будто отпечатанные в хорошей типографии. Вот эта её щенячья радость и начала Рыбу бесить. И, хотя остальные «модели» особой брезгливости не выказывали, но ни у кого не было такого неуместного восторга. Ну, дура конченая, идиотка, на всю голову больная, тупая школота!

У мусорных баков Рыба зло скидала в одну кучу остатки неубранного мусора – яичную скорлупу, картофельные очистки, сальные бумажки…

– Топчи! Ногами топчи! – сдерживая злость, приказала менеджер.

Но Ася послушно выполнила и это. Что-то звонко лопнуло под её голыми ступнями, давившими стёкла, и на тонком пальце левой повисла шкурка презерватива.

Никакой реакции!

Пришли на место. Ася походила, поискала. Нашла то, о чём говорила: забросанные ветками строительные носилки. На окаменевшем бетоне лежали припорошенные пылью и листвяной трухой битые стёкла. Наверно, убирали территорию, да последние носилки тут бросили. Рыба подошла, поворошила носком туфли стёкла: настоящие. Никакой подставы. Среди стёкол поблёскивали краями донца с акульими зубами выступающих краёв: такие способны пропороть и ногу в обуви. Что ж, нужная кровавость шоу обеспечена.

Рыба даже не представляла себе, за сколько она продаст своим бывшим хозяевам – а может быть, и не им, такие кадры. С малолеткой! Режущей голые ступни о стёкла! Надо ещё видео подснять, как она ревёт и страдает.

– Если порежешься, не ори! – сурово предупредила она. – Йод есть, и пластырь. Сама согласилась…

– Да я знаю.

– Алиса, готовься. Вот сюда станешь, чтобы её снимать.

Пока Алиса настраивалась, разбираясь с фототехникой, эта тонконогая девчонка успела полазить по кустам, и с торжествующим видом принесла ещё одну бутылку – в паутине грязи да листьев.

– А тут целая ещё! Разбить?

– Бей…

Посудина раскололась с противным хрустом – даже у Рыбы по спине холодок пробежал. Ну, пусть эта отмороженная и дальше радуется… на свою голову.

Ася уже готовилась ступить на стёкла. Джинсики, кофточка, волосы назад закинула.

И тут из-за угла гаражей появились два расхристанных молодых мужика. Явно выпивали в этих железных коробках, скрываясь от жён. Оба грязные, в чём-то замасленном до неразличимости, а один, светловолосый медведище, в ватнике на голое тело.

– О, девки-а-а!!! – заорал он. – Чо вы тута? Чо делаете?

Он попёр на Рыбу, раскинув руки-грабли.

Но она, в принципе, готова была к появлению таких гоблинов местного разлива. Выхватила из сумочки перечный баллончик, завизжала:

– Иди на хер! Щас в морду прысну! Вали отсюда, алкаш позорный!

– Чо-ты, чо-ты… – мужик шатался, от него несло перегаром на несколько километров. – Да я просто поговорить…

– Вали, я сказала! Щас договоришься у меня!

Он неуверенно топтался, махал руками. Матерился неумело, заплетающимся языком… Рыба могла и прыснуть, но второй мужик – не такой звероподобный, но мускулистый – занялся Алисой. Чуть лучше держась на ногах, он пёр на неё и нагло говорил:

– Чё ты снимаешь, коза? Чё вылупилась?! А ну, давай фотик, я тя сам сниму!

Алиса испугалась; ругаясь визгливо, попятилась, прикрывая дорогую технику руками. Со лба спустила на нос тёмные очки – будто бы они могли её защитить. Катька, не решаясь ввести в бой химическое оружие, – это грозило ненужными воплями и осложнениями – отпрыгнула на несколько метров, подхватила с асфальта какую-то железяку, взмахнула ею и заорала истошно:

– Башку расшибу! Вали, говорю, по-хорошему.

Это отрезвило нападавшего. Он покачался на огромных ногах. Потом заворчал:

– Вот дуры штопаные… Колян, пошли отсюдова. Бешеные, бля.

– Сам такой!

 

Мужики отступили.  Медведище погрозил кулаком Рыбе, та в ответ показала ему fuck. Забыв о произошедшем в ту же минуту и разговаривая уже о каком-то Сергеиче, у которого есть чем догнаться, мужики исчезли в кустах. Рыба перевела дух.

– Вот суки! Откуда взялись… короче, начинаем.

Вся эта мизансцена заняла несколько минут, в течение которых и Рыба, и Алиса, поглощённые внезапным нападением, не видели ничего, кроме ужасных пришельцев, угрожающих всё сорвать. Но обошлось…

Алиса нацелилась, худенькая отважно вступила на стёкла. Они захрустели так, что даже у Рыбы, кажется, заложило в ушах. Худые, казавшиеся плоскими ступни школьницы, с красноватой пяткой, зарылись в осколки… Переступали по ним; Ася сосредоточенно смотрела под ноги и – вскрикнула.

И тотчас правая ступня, где-то под длинными пальцами, окрасилась тёмно-багровым.

– Снимай, снимай! – закричала Рыба, подскакивая. – Давай, крупно кровь снимай!

Над Щанском катился ветер, порывы его раскачивали верхушки деревьев на Утином; пошевеливали провода, тянувшиеся от одной девятиэтажки до другой; срывали с откоса Щанки пыль, листья, бросали в лицо. Поглощённые процессом, ни Рыба, ни Алиса не заметили резкого изменения ситуации.

Кто-то взял «менеджера» за плечо:

– И чем вы тут занимаетесь?

Рука – твёрдая и тяжёлая. Рыба повернулась и увидала мента. Коротко стриженого, почти бритого, морда широкая, ухмыляющаяся. Форменная рубашка с капитанскими погонами.

Рыба поняла: это конец. Их накрыли. Она себе слабо представляла, что такого противозаконного в её действиях, но если Аннет с Пашкой шухерились – значит, что-то есть? Не зря у Аннет имелся целый пакет новых СИМ-карт и она их меняла постоянно. И то, что Рыба сохранила старую, а не выбросила её – и по ней как раз вызвонила её Аша! – это было «косяком», личной инициативой Рыбы. Тем более что девка порезалась, похоже, основательно: сидела на бетонном валуне, сжимая руками окровавленную подошву…  Хватала воздух маленьким ртом и, пока ещё тихонько, жалобно вскрикивала. А тут еще со стороны улицы завыла милицейская сирена. Любое столкновение с ментами в этой ситуации было смертельно опасно для Катьки-Рыбы, как бы она ни выкручивалась.

Чудом вывернувшись из руки полицейского, забыв про Алису с фотоаппаратом – чёрт с ним! – девушка рванула через кусты, к «Стекляшке». Там выскочить к Техколледжу, там перекрёсток, найдёт, куда бежать. С оглушительным треском порвался ремешок на босоножке, застрявшей в корягах. Рыба неслась, не разбирая дороги. И на полянке, усеянной остовами давно раскуроченных горок да турников, кто-то, выскочив наперерез, подставил Рыбе подножку.

Так, вразлёт, она и устелилась на землю. Нос разбила, коленки ободрала. И мигом лишилась воли к сопротивлению. Над ней стояла красивая молодая женщина с ярким миловидным лицом, где-то уже не раз виденным; хорошо, дорого одетая, в синее платье, с безупречным макияжем на гордом лице, но почему-то босая.

– Добегалась? – с издёвкой спросила незнакомка. – Ну, вставай… страна огромная!

Тут же появился и тот мент. Рыба сообразила, что и она его знает, и он – её очень хорошо.

– Ай-ай-ай! – пророкотал мент. – Сапожкова Екатерина Сергеевна, временно не работающая. Ай-ай. Что, на курсы режиссёрского мастерства поступили? «Резню бензопилой по-щански» захотели снимать?

Рыба что-то канючила, но её подняли на ноги, встряхнули да отвесили хорошую оплеуху, так что в голове зазвучал пасхальный звон. Колокольцев сказал Марии:

– Я эту сейчас в машину, поговорим… Иди ко второй, её Тамара повязала. И фотоаппарат проверь, не грохнули ли его.

…Алиса решила побежать в другую сторону – между Щанкой и линией. Но тропинка тут быстро закончилась; глинистый берег вплотную подошёл к насыпи. Она задержалась. Догнавшая её Тамара успела сорвать с шеи Алисы фотоаппарат; а сама девушка с воплем съехала на задней точке в Щанку, в грязь. Мария застала эту сцену в тот момент, когда Алиса металась внизу, пытаясь выбраться на противоположный берег. Но тут её ждал сплошной, полутораметровый в высоту бетон, укреплявший откос, и при попытке взобраться по отдельным грудам кусков его в разломах Алиса до крови ободрала ногу.

Пришлось сдаться на милость победителя.

Мария скомандовала:

– Отведи её в машину Димки, я ему скажу, он откроет. Только постелить надо будет что-то… она как свинья.

– Найдём.

Сама Мария вернулась на то место, где начался весь этот захватывающий триллер. Школьница, безумно хохоча, смывала со ступней кровь, подаренную говяжьей печёнкой и какие-то твёрдые прозрачные куски, неимоверно липкие. Аша, сидя на корточках, лила заранее заготовленную тёплую воду.

– Маша! А из чего такие бутылки делают? – радостно закричала Ася.

– Из сахарного стекла… – хмуро ответила женщина. – Короче, типа леденца, из сахара.

– А её есть можно, получается?

– Обойдёшься. Я тебе такой стакан подарю – будешь разгрызать.

– О, круто! Я своим покажу в классе, там вообще помрут сразу!

Приблизился Дмитрий. Он тоже прихорашивался – смывал с лица «гаражную копоть».

– Дим, ты в порядке?

– Да мне-то что… Ты вон у Кира спроси. Ему чуть реально газом в лицо не дунули.

– Спрошу. Дай ключи от машины.

Кир уже скинул ватник, переодевался в белве, сахарные шорты. Могучий торс блестел от высыхающей воды. Улыбнулся:

– Всё как по нотам, да, Маш? Я боковым зрением смотрел: Настюха успеет выскочить, стёкла обработать, страшные самые вынуть, или нет. Успела!

– Она такая.

– Что с этими… захваченными?

– С одной Степан поговорит, а с другой – мы с Тамарой… – сухо ответила журналистка.

– Вы только смотрите без членовредительства! – Кирилл засмеялся. – А может, в нашу веру обратим? Босопятыми сделаем?

– Это вряд ли… – Мария устало потёрла лоб. – Спасибо, парни. Вообще, получилось… супер! Я даже адреналина хватанула.

– А мы?! Я эту девчонку таким матом крыл, мне аж самому стыдно стало.

– Не боись… – успокоила Мария. – Неча девку мудями пугать, она и пострашнее видала. Особенно эта!

Развернувшись, она пошла к серенькому  “Хюндаю”  Димы, припаркованному на Весенней. Притопывала босыми ногами по пыли.  Задумчиво. Ей почему-то казалось, что, несмотря на успех операции, они что-то недоделали…

Во всяком случае, они ожидали захватить немного не тех людей.


Девчонок с Киром и Дмитрием услали купаться на котлован – грехи этого дня с себя смывать; Кир купил необъятный, в две его головы, арбуз и пару буханок только что испечённого хлеба – мягкого, ножу не поддающегося, но зато с азартом ломаемого молодыми руками. Сами переместились на террасу у «ПАБа». Колокольцев вначале запротестовал, но Мария, фамильярно обвив опера за голую шею, строго спросила:

– Стёпа! Ты что это? Али тебе стыдно с двумя красивыми босыми женщинами на публике показаться? Али твоя форма требует нас немедленно арестовать за непристойное поведение?

– Да нет… я просто… – забормотал тот, тщетно пытаясь освободиться от её нахальной, но нежной и горячей руки. – Да блин! Я просто так сказал.

– Вот и пойдём.

Уютно расположились на деревянном настиле террасы; Мария заказала себе сладкий ванильный мокко, Тамара – чашку кон-панна с высокой пеной. Колокольцев обошёлся простым «американо» с полтинничком коньяка. Но и мокко, и кон-панна горчили: разговор шёл о том, что, несмотря на блестящие действия, цели они так и не достигли.

– Сапожкова от всего открещивается. Я не я, и корова не моя. Мол, шла, увидела, стала смотреть – интересно, даже на мобильник не снимала…

– Ты её стращал хоть?

– Стращал, а как же! И то, что девчонку «скорая» увезла, что та ноги себе разрезала и что наряд приехал…

Опер покосился на «наряд» – мегафон, который стоял рядом с красивыми ногами Марии; при нажатии определённой кнопки тот издавал характерный звук полицейской сирены. Маша должна была отдать его знакомому оператору из Драмтеатра.

– Ничего. Ну, перепугалась, рассказала, что работала на этих москвичей, как работала… И всё! Ни то, для кого они снимают, кому фото отдают или продают. Ну, то, что Пилова под крышей всяких официальных кружков и объединений припрягла молодёжь делать ей такие фотосессии. К делу этот детский сад не пришьёшь. Как я понял, у вас также.

– Да… Эта вторая, Алиса… как её?

– Галяуллина, Надежда Кирилловна.

– Ну вот. Га-ля-уллина… Она тоже: я не при делах, я подруге помогала поснимать, а чего-кого не знала, думала, что стёкла бутафорские. Что вообще это прикол для Инстаграма. Ну, как обычно…

– Вот так. Облажались мы, девочки.

– Ну… она ещё кое-что рассказала! – подала голос Тамара, сдвинувшая на лоб тёмные очки.

– Когда?

– Когда ты, Маша, пообещала ей бычок об лоб затушить. И отметину оставить… Ну, когда сказала так и сама вышла. Ты когда сигаретой у её лица махала, она чуть не обдулась.

Колокольцев с изумлением посмотрел на обеих.

– Девчонки, вы что?! Вы в «доброго» и «злого» следователей, что ли, играли?! Маш, чё это за фокусы? Ты что, и допрашивать жёсткарём умеешь?

– Я много чего умею, Степан! – огрызнулась женщина. – Такого, что гестапо нервно курит в сторонке… Ради пользы дела – много чего могу.

– Ну-ну. Так и доиграться можно, Маш!

– Не учи учёного.

– Да хватит вам! – перебила Тамара. – Вот слушайте: она же в том самом борделе работает, что и Сапожкова. Их там к пяти-шести утра охрана всех выгоняет. Она как-то нажралась до предела и заснула в пустом джакузи. Её не заметили. Проснулась, оделась, выскакивает на крыльцо, а охранники «Дубравы» какому-то мужику в джипе диск передают.

– И что? – недовольно спросил опер, допивая коньяк. – И что нам этот диск?

– Она потом решила последить! – упрямо продолжила охранница. – Так вот, раз в два-три дня, охрана сауны передает каким-то людям по одному CD-диску.

– И что, блин?

– Стёпа-а-а! – пропела Мария, босой ступней залезая в штанину Колокольцева, под самый край. – Ты ещё не понял? Я и то врубилась.

– А! Записи! Они там записи делают и отдают… Чёрт! А джип какой?

– Галяуллина божится, что машина была Армяна, хозяина. В других случаях такси.

– Хм-м… интересно… – Колокольцев безволосую макушку поскрёб. – Но это, чёрт возьми, тоже не совсем моё. Это у нас есть такая «полиция нравов»…

Мария сардонически захохотала:

– Ой-ой, бош ты мой… в Щанске и такое есть? Ну я тогда за нервы спокойна.

– Да там один человек. И то в ОБНОНе числится! – отмахнулся опер. – Ладно, я подумаю. Теперь другой вопрос: наши… то есть ваши дальнейшие действия?

Мария убрала ступню. Всё это время несчастный Степан сидел, не шевелясь.

– Дальнейшие… Надо своего человека им подсунуть. Прямо в пасть, так сказать.

– Как? Они объявлений не дают. А если дают, то где-то в соцсетях или в этом… как это? В общем, как-то в Интернете, хитро.

– Ну, это дело техники! – хмыкнула Мария.

Опер положил на стол могучие волосатые руки.

– Погодите. Возвращаемся к нашим баранам. Ну, подведём человека. Кстати, ваша Ася в этом случае отпадает – это уже серьёзно, я так рисковать не могу с несовершеннолетней… Они его заставят ходить босиком по всякому дерьму. И что?! Что мы предъявим-то им в итоге?

– Знаешь, что, Степан… – журналистка задумчиво посмотрела на громаду «Витязя», видного отсюда очень хорошо. – В любом случае… мы сюжет сделаем. Это будет бомба. В духе журналистского расследования. После этого их поганой метлой отсюда выметут. Просто – вышвырнут! Я даже название придумала!

– Какое?

– «БОСЫЕ РАБЫНИ БОЛЬШОГО СЕКСА»!

– О-о… понеслась! – скептически протянул опер.

– И никуда не понеслась! Спокойно! Я с юристом поговорю, у меня есть хороший. Он найдёт, Стёпа, за что зацепиться.

– Ага. Чой-то мне… не верится.

– А ты верь. Хуже не станет.

– Да ладно тебе! Ну и кого ты собираешься «подвести»? – с нехорошей ухмылкой осведомился Колокольцев.

Мария задумалась.

– Я бы сама… да только, если эта Пилова хоть раз на сайт нашего ТВ заходила, моё личико-то там… примелькалось. В анонсах программ висит. Настю больше не возьмут, сто процентов. Про малолетних ты сказал…

– Меня тоже не возьмут… – добавила Тамара. – Старая я для них.

– Думать надо, чёрт подери! Думать! Кого-то такого, чтобы Пилова… ну, я не знаю, сразу поверила. Найдём человека, Степан!

– Ладно… – сдался опер. – Ищите.

– Степан, я тут вспомнила… Ты сказал, эта Сапогова про какие-то склады говорила? Что ей поручили там место арендовать?

Опер наморщил большой лоб, крякнул:

– Сапожкова… ну, да. Арендовала. Расплатилась, так сказать, натурой. Эти ваши московские деятели решили там студию сделать.

Тамара хмыкнула:

– Да-а… Если они на улице по кнопкам заставляют ходить, представляю, что они там, в «студии» этой, в закрытом помещении устроят!

– Как – что? Пытки, Тома, издевательства… Колокольцев! Ты просто обязан эту лавочку прикрыть! Не знаю, слей своим инфу, что там наркопритон. Сразу прилетят, накроют всех!

– Да… – рассеянно согласился мужчина. – Это ведь мысль… Есть один человек у меня в ОБНОНе. Облава – это возможно. Ну, и с Канаевым поговорю. Кстати… Он ведь разговорил девчонку. Ну, уж простите, из вашей банды.

– Какую?

– Максимова. На митинге плакатом голову замглаве, Романенко, чуть не разбила. В общем, она печальные такие вещи рассказывает… про это всё.

Тамара с Марией переглянулись и хором спросили:

– ПРО ЧТО?

– Про это… самое. Ладно, я не могу пока ничего. Сами понимаете. Маша! И не смотри на меня так! Когда могу – то могу, когда нет – извиняйте, бананьев нету. Пойду я…

Он тяжело поднялся. Мария, насмешливо глядя на опера, заметила:

– А даму ты не проводишь?

– Какую?

– Ну не меня же. Я на машине. Вот, Томочку… Только она босиком, тоже извиняй с бананьями.

Колокольцев насупился. Тамара смущённо улыбалась. Её туфли давно лежали на стульчике рядом. Потом опер прошёлся взглядом по смуглым ступням женщины и… выставил руку крендельком:

– Пожалте! Я всегда-завсегда…

– Завсегда рад! – с долей уничижения поправила Мария, тоже вставая и суя под сахарницу купюру; счёт она знала и так и уже мигнула официантке. – Ну, хорошо. Встретимся.

– Обязательно! – жмурясь сытым котом, пообещал Колокольцев.

 

Они пошли. Маша стояла у деревянной стенки, смотрела им вслед. Сердце несильно, но всё-таки болезненно сжималось. Дмитрий, Степан… все они её хотели. И, по сути, каждому она подсунула других. Она же видела лицо оператора, когда сказала: «Дим, машина твоя – тебе и везти!» И то, как он аккуратно закрывал дверцу, чтобы не прищемить босые ступни Аши…

А что? Дело сделано.

Её, наверное, ждёт совсем другой кавалер.


ЛИНИЯ РОМАНЕНКО – ПАФНУТЬЕВ – АННЕТ

Примерно в это же самое время, когда эффектная троица обсуждала на террасе «ПАБа» свои планы, Лев Гордеевич Романенко несерьёзным аллюром сбежал по лестнице администрации. И сел в чёрный «Лексус» – хоть и без мигалки, но с номером, известным каждому ГИБДД-нику в городе. Личный автомобиль начальника ГОВД Пафнутьева.

Был в этом тревожный знак. Пафнутьев позвонил и настоял на немедленной встрече, хоть и в конце рабочего дня, но прямо сейчас. При этом не в кабинете Романенко. И не в своём. Даже не в служебном автомобиле. А вот так вот – в этом «Лексусе», за рулём которого сидел не сотрудник ГОВД, а личный водитель Пафнутьева, немолодой, с седыми висками, бывший механик горотдельского гаража, пенсионер.

Этот автомобиль вывозил толстяка на самые-самые важные встречи, где не должно было быть ни лишних глаз, ни лишних ушей.

– Здравствуй, Егор Саныч! Как здоровье-то?

– Здравствуй. Ничего здоровье…

– Погодка-то вон… У меня давление скачет.

– У всех скачет.

Тон Пафнутьева и его телеграфные ответы ничего хорошего не предвещали. Романенко нахохлился, отдался на волю обстоятельств. Надо уметь ждать…

«Лексус» устремился от администрации по проспекту, но потом сразу нырнул вправо – к второму проезду Опытного. И это тоже нехорошо. Мешок на голову Романенко, конечно, не оденут и в Гнилое не спустят, в лучших традициях западного триллера, но всё равно под ложечкой сосёт. А когда машина вывернула Индустриальную, заканчивавшуюся унылым тупиком, да остановилось напротив уродливой громады недостроенного санатория, то Романенко и вовсе скис.

За недостроем – ядовитые воды Гнилого. А башня здания торчит в небо, уже спелёнутое серыми облаками, тремя зубцами когтей на крыше. Чем меньше когтей – тем ближе к императору, сыну Солнца. Там, где вода, обязательно должен быть дракон…

– Выйди погуляй! – хрипло приказал Пафнутьев своему водителю.

Стены кирпичного скелета рыже-чёрные. На них кое-где нарос мох или что-то ещё там, что покрывает древние камни. Замок этот зловещ; вот-вот из огромной арки, наполненной зловещей, бархатной чернотой, вылезет дракон Ямато-но Ороти. Восемь голов с глазами красными, как зимняя вишня; и хвостов восемь, а на спине растут кипарисы и криптомерии. И он, Лев Гордеич, не кто иной, как Сусаноо в Стране Ёми, который должен дракона победить да спасти прекрасную Кусинада-Химэ, «Деву-гребень из Инада»… Надо уметь ждать. Романенко молчал.

А Пафнутьев завозился. Извлёк из сумки на спинке переднего сиденья папку. Раскрыл. Густым, хмурым голосом проговорил:

– Ты, Лев Гордеич, меня просил про Анну Пилову узнать… вот и слушай.

– Слушаю, Егор Саныч.

– Слушай! – рявкнул Пафнутьев. – Хорошо слушай… Вот что ваш Горун нам подставил. В общем, так. Настоящая её фамилия Колесова. Анна Владимировна. Александровна – это она потом, при смене паспорта, по отчиму записалась… Родилась в городе Владимире, в одна тыща девятьсот восьмидесятом. Отец – сначала хозяин всех видеосалонов в городе, потом поднялся, подмял под себя два ресторана, гостиницу, кинотеатр. Мать салонами красоты владела, сеть. Развелись. Дочка закончила техникум пищевой промышленности.

– Вот как?! У неё же высшее образование, целых два! – охнул Романенко.

– Купила она, балда ивановна, свои дипломы! Проверил я по твоей справке. А проверять надо было тебе!

…Сусаноо наварил восемь бочек саке. Обнаружив их, дракон Ямато-но Ороти напился и благополучно заснул. И тогда храбрый Сусаноо изрубил его на куски. Куски эти, казалось, были раскиданы по всей территории стройки: вот торчит бетонная плита с волосами стальной арматуры – хвост его, а вон голова его – ржавый насквозь, страшный бульдозер, растащенный на запчасти. И серое небо ложится на всё это, и глаза красные дракона вытекли, превратились в огоньки-маячки на трубах Опытного, и ползут шлейфами по облакам ожившие его хвосты…

Но он-то изрубил, великий бесстрашный Сусаноо. И возьмёт в жёны Деву-Гребень. Эх, если бы всё было так просто, как в хронике «Сёку нюхании» восьмого века, составленной благочестивым Фудзивара-но Асами Цугитада по приказу государя Камму!

– …привлекалась по статьям УК за мелкое хулиганство, мошенничество и даже «доведение несовершеннолетних до состояния опьянения», 210-я статья! – бубнил Пафнутьев, листая бумажки. –  Всё время отмазывали её, у отца хорошие подвязки были. В две тысячи втором попалась на бродяжничестве в Екатеринбурге, тоже замяли.

– Егор Саныч! – взмолился Романенко. – Ну а как она Пиловой-то стала?!

– Просто! Во-первых, сначала она стала не Пиловой, а Рахенберг. Фиктивный брак в две тысячи пятом. Паспорт сменила. А вот потом уже – брак с Александром Евгеньевичем Пиловым. Многократно привлекался по хулиганке, на почве алкоголизма. И знаешь, когда она этот брак устроила?

– Нет…

Начальник ГОВД ткнул бумагой прямо в нос Романенко:

– Три месяца назад, Гордеич! Три месяца! Чтобы нам лапши на уши навесить, к Щанску формально прилепиться. Как раз тогда, когда твой Горун её из сраного этого Владимира вытащил! Только прописка у неё была по Рахенбергу, московская!

– Да не мой, Горун этот… – попытался защититься Романенко.

– Да мне насрать, чей! Ты понял или нет, что эта аферистка всех нас может подставить?! У неё кредитов незакрытых на пять миллионов!

Романенко посмотрел на громаду здания и понял, что ошибся. Нет, не три когтя было у дракона, а пять; и голов пять – возвышались они выступами, сверля его тёмными глазницами. Бог и податель власти в префектуре Канагава – страшный и великий Рюкомейдзин. Выносят его каждый год в чёрном паланкине, и никто не видит его, а заглянувшего внутрь, в мерзкое, сырое, вонючее пространство паланкина, ждёт смерть…

Пафнутьев отдувался тяжело, будто только что переплыл Енисей саженками. Убирал листы в папочку.

– Делать-то что будем, Гордеич? – таким же хриплым от волнения голосом спросил он. – Она ведь со всеми уже повязалась… И с хозяином «Бункера», и с Армяном вроде как наши её видели вместе. А? А вот ты на «семинары» на «Горке» ездишь, а? А в «Дубраве» бываешь?

Лев Гордеевич сжался. Да, начиналось всё с «Дубравы» – хотя и не у него. Там роскошный зал на втором этаже. Джакузи с бурлящими водоворотами. Прыгают в эту кипящую молоком воду голые девки; другие голые разносят напитки… И, если клиент оказался доволен, а главное, не болтлив, приглашают «на Горку». В санаторий «Золотая Долина», надёжно спрятанный в глуши, отгороженный от города пустошью военскладов. А там уже вакханалия. Там голые танцы сначала, там травка ходит, там порошок – хоть обсыпься, и когда прижимается к тебе в этом танце кто, ты уже не понимаешь, какого пола создание это; а когда понимаешь, уже конец; кругом голые тела, хрипы да стоны, и ты сам под кем-то или на ком-то качаешься в дурмане… Брызгает на тебя чем-то тёплым, сам брызгаешь, погружаясь в это затягивающее море безудержного разврата, отрываешься.

Ну а на следующий день – положенные оздоровительные процедуры, массаж, душ Шарко, улыбчивые и, конечно, одетые медсёстры, диетпитание. И возвращаются к вечеру воскресенья клиенты свежие, хорошо отдохнувшие, вымарав из памяти воспоминания о прошедшей ночи разгула – только храня жгучее желание вернуться туда снова.

На «семинары» из сауны Армян посылал только самых проверенных, самых надёжных девочек – иные вообще и не светились там, так как за ночь получали месячный заработок простых банных «работниц» деликатной профессии.

– Не езжу… не бываю! – выдавил Романенко через горловой спазм. – У меня супруга… дети.

– У всех супруги да дети… – проворчал начальник ГОВД. – Ну, значит, тебя Бог миловал. Я тоже не езжу, у меня есть… с кем. А остальные? А если эта сука про это знает уже?

– Вряд ли… Это же… это же за семью печатями!

Пафнутьев засопел. Посмотрел в окно – на разваленный забор вокруг других полуразвалин.

– Убирай её к чертям собачьим из города! На время. А я подумаю, что можно сделать. Надо с Фромиллером переговорить, не его ли эта торпеда…

– Если она – его, то он не сдаст.

– А мы посмотрим! – жёстко заключил толстяк. – Сотрудник-то мой, которому Максимова яйца отбила, уволился. И поехал в Новосибирск, к родителям. Чуешь, зачем?

– Нет…

– Через прокуратуру тамошнюю прокачивать будет! Так что Фромиллер всё равно на крючке. А ты убирай её, говорю. Со всеми её кино-фото-вело-мото. Развела, понимаешь… Зачем ей это, ума не приложу.

– Ну… я не знаю… ворует, может быть, по-тихому?!

– Дурак! Она баба такая, по мелочам размениваться не будет. Тут что-то другое.

Начальник ГОВД открыл дверцу, с трудом выпростал часть огромного тела из машины, позвал водителя. Вот почему тут, а не где-нибудь… ни глаз, ни ушей. Теперь понятно.

…Правящий когда-то дом Тайра, убегая от наступающих Минамото, погрузился на корабль – свой последний оплот. Когда же стало понятно, что и на море они потерпели поражение, почти весь клан Тайра покончил с собой, спрыгнув в воду. Туда же ушли императорские регалии – зеркало, священный ларец с яшмой и меч. Об этом думал Лев Гордеевич, качаясь на сиденье комфортабельной машины на обратном пути, в полном молчании, приличествующем моменту. И серое небо всё ниже опускалось, словно призывая дракона; только из этих туч он должен был появиться или из воды – никто не знал. Не придётся ли всей команде Фарида Исмагилович последовать примеру дома Тайры?! И куда тогда деться Льву, бесстрашному Сусаноо?

Последовать за всеми или, прихватив ларец с мечом, да отправиться в Страну Ёму, плюнуть и на бывших собратьев, и на драконов?

Ответа на этот вопрос он для себя пока что ещё не сформулировал.

 

Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.

Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл. Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!

Искренне ваш, автор Игорь Резун.