БОСИКОМПОВЕСТЬ. 8. ТАТЬЯНА И ГЛАВНАЯ ПО КУЛЬТУРЕ.
ВНИМАНИЕ!
ПУБЛИКАЦИЯ ТОЛЬКО ДЛЯ СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.
ЛИНИЯ ТАТЬЯНА – ЧИНОВНИЦА
Звонок из департамента культуры раздался ближе к обеду; Таня с утра занесла туда своё «сочинение» и не ждала реакции, кроме как на следующий день. И даже голос Аллы Михайловны не узнала: такой он был ласковый!
– Таня, вы сегодня к нам собираетесь?
– А-а… Здравствуйте! Я думала, после обеда.
– Да нет, приходите в обед. Я вас приму! – сказала трубка.
Вот и побежала Татьяна Марзун почти бегом сначала по Мусы Джалиля, потом по Спортивной, потом по Большой Ивановской. Не тратя времени на ожидание автобуса, три остановки не проблема. Побежала, мало обращая внимание на прохожих, в своём белом платье, праздничном; словно с утра надела именно его, надеясь на чудо. На городском стадионе тренировались местные футболисты, рослые, плечистые парни, ещё одна их команда стояла у спорткомитета: женщина прошила их толпу, как бронебойная пуля – даже не услышав сугубо мужских ремарок в свой адрес. Проскочила мимо «Бункера», чуть не попав под паркующуюся машину. Перебежала линию на задах горбольницы, спугнув пару мужиков – у одного загипсована рука, второго, на костылях, нога, и двое этих калек готовятся распить в спасительных кустах «четушку», а тут несущаяся, как на пожар, женщина…
Перед «Тысячей мелочей», где каждый день плескался небольшой стихийный рыночек – народ продавал от скопленного за советские годы до выращенного недавно на огороде! – Татьяна чуть не налетела на таджика, толкавшего перед собой тележку с горой домашних тапочек с серым войлочным верхом. Таджик испугался, резко вывернул «руль» своего транспортного средства, и тележка вывалила тапочки на серый асфальт, под ноги покупателей.
Татьяна поразилась: даже вполне солидные на вид женщины, улучив момент, когда метавшийся с криками таджик отвернётся, хватали по паре этого войлочных изделий и совали кто в сумки, кто прямо под платье, наверное, в трусики.
С такими вот приключениями заведующая центральной библиотекой Татьяна Марзун добралась до здания городской администрации, до помпезного творения некоего омского архитектора, сотворившего этот «Пентагон» с кирпичными стенами, белыми вставками и огромным гербом РФ над входом. Герб этот в стародавние времена был отлит из серого чугуна на Опытном; и на нём, по выражению советского рок-классика, выпукло выделялся «…кровью пахаря залитый серп и молот в крови кузнеца». А потом, в новое время, герб аккуратно переплавили на том же заводе, и кровавый советский инструментарий превратился в благопристойного двуглавого орла.
Такая вот диалектика…
Алла Михайловна была женщиной возраста совершенно неопределённого: маленькая, сухонькая, подвижная, на голове она носила плотное короткое каре, чёрным шлемом облегающее её маленькую головку с острым носом-клювиком и огромным ртом Щелкунчика. Начинала свою карьеру Анна Михайловна крановщицей, потом побыла профсоюзным лидером, директором первой школы и окончательно утвердилась, нашла себя в области руководства щанской культурой.
Встретила она Татьяну Марзун приветливо.
– Танечка! – изломав в улыбке непривычный к ней рот, точнее, придав всему лицу нужную слащавость, сказала она. – проходите… Пошепчемся!
А секретарше уже совершенно иным, металлическим тоном приказала:
– Никого не пускать!
Таня вошла в просторный кабинет; Алла Михайловна, быстро перебирая ножками в чёрных лодочках, побежала к столу. Добежав, обернулась к приближающейся женщине, и та остановилась, как вкопанная.
Никогда ещё Татьяна не видела наяву сцену из «ужастика» – когда добрый гномик превращается в злобного тролля, светлая фея – в каргу-ведьму, а оборотень в волка, обнажая клыки с капающей с них вязкой слюной… На глазах лицо Аллы Михайловны меняло прежнее выражение, становясь лицом чудовища. Чёрный шлем, казалось, угрожающе шевелился.
– Татьяна Евгеньевна, вы, извиняюсь, как это сейчас говорят, с дуба рухнули?! – свистящим, рассекающим воздух шёпотом произнесла она.
От неожиданности и испуга Татьяна даже попятилась.
– Я… я не понимаю, о чём вы…
Хотя всё она понимала. На столе у чиновницы увидала своё произведение, отпечатанное на старом библиотечном принтере, с характерной полоской по краям от треснутого валика, раскрытое то ли на второй, то ли на третьей странице.
– Вы рехнулись или нет, когда это писали? – рявкнула Алла Михайловна уже во весь голос. – Пяточки ей озорные. Вы это себе как представляете?!
– Как… ну, что все… да это же… ну, шалость, весело…
Чиновница сделала шаг к Тане. Глаза у Аллы Михайловны были непроницаемыми, казалось – без зрачков, чёрные блестящие пуговки.
– Да? Весело? Я вам там весело буду голая-босая прыгать? Или Виктор Иваныч Швец, ветеран труда, заслуженный строитель Эр-Эф… директор первой школы, при всех своих орденах будет голопятить? Или кто там у вас запланирован на мероприятии?! Из общественности?!
Татьяна растерялась. Она прекрасно понимала, что чиновная знать в лучшем случае пожалует на официальное открытие, показушно пожелает всем приятного дня и удалится. Поэтому и пролепетала:
– Но… вам зачем… у меня сотрудницы… и дети.
– Сотрудницы?! Это работники культуры голыми пятками так сверкать будут при всех?! Как в бане общественной? Я вас снова спрашиваю – вы рехнулись или как? А дети… Да вы знаете, что у нас даже в городском оздоровительном центре «Звёздочка»… даже в передовом детсаде «Симеон» коллегией департамента здравоохранения категорически запрещено разувать детей даже в помещении! Только в носочках! Вы понимаете головой своей, я извиняюсь?
– Почему… – только и смогла выдавить Татьяна.
– Да потому, что пандемия гриппа идёт! Инфекции везде кожные, венерические! Экологическая обстановка нездоровая! А вы собираетесь их в своей библиотеке разувать!
Библиотекарша хотела что-то ещё сказать, но чиновница вернулась к столу. Взяла пачку листов, было там, как Таня помнила, пять страниц текста. Порвала их с хрустом, как кисейный платочек – надвое. Потом снова сложила, снова порвала с той же лёгкостью, стало быть, уже десять И ещё раз…. Обрывки, шурша, ссыпались в урну для бумаг.
Видимо, посчитав своё дело законченным, чиновница отчеканила:
– И скажите ещё спасибо, я извиняюсь, что я не поднимаю вопрос о вашем неполном служебном несоответствии… за этот бред сивой кобылы! А я бы могла и Главе донести. А между прочим, новый начальник департамента молодёжной политики – она вас моложе! – так она в шоке вообще будет.
А напоследок, выговорившись, она бросила с плохо скрытой брезгливостью:
– Всё, идите.
…что звучало, как «пошла вон!».
Из кабинета Аллы Михайловны библиотекарь вывалилась, как из сауны со сломанным терморегулятором, в которой температура зашкалила за все мыслимые пределы. Она чувствовала себя так, словно её публично отхлестали по лицу или оттаскали за волосы, за эти роскошные, темно-коричневые кудри, падавшие на её высокую, гордую шею. Шею, которая как-то расхотела уже гнуться перед каждым встречным…
Обратный путь она проделала, будто в полусне. По проспекту Первостроителей, мимо ресторана «Клён», на ступенях которого курили раскормленные дядьки в галстуках, болтавшихся где-то на уровне мошонки, мимо крикливого, шурующего туда-сюда узлы и баулы автовокзала. Когда обходила громаду Горстроя, опомнилась: за зданием промзона и вагончики рабочих, в которых постоянно кто-то есть. Месяц назад она тут плотников искала, за калым подлатавших крышу на северной стороне.
Невзирая на то, что тупые носы её единственных хороших туфель проваливаются в глинистый песок, она доковыляла до вагончика, преодолела три ржавые ступени, открыла дверь в прокуренное, пропахшее потом и неизвестной технической гадостью помещение. Увидев знакомую фигуру в жёлто-синей измызганной робе, хриплым страшным голосом спросила:
– Василич! Водка есть?!
Тот настолько удивился, что дрожащей рукой набулькал просимое в мутноватый стакан. А когда её у строителей не было?! Татьяна, конечно, сумела проглотить только полстакана, потом дыхание перехватило, огнём затопило горло, из глаза брызнули слёзы…Благодарно кивнув, откашливаясь, Таня покинула вагончик.
Все «её», к счастью, были на обеде. По пути на второй этаж она несколько раз останавливалась и прижималась горячечным лбом к холодному мрамору ДК. Как ни странно, тоже успокаивало… В кабинете Таня устроилась за столом, привычно скинула туфли и начала думать. Алкогольный удар помог: он очистил мозг.
Ах, вот как?! И дело заключалось вовсе не в обидных словах или в хамском тоне. Татьяна всегда ненавидела глупость, а тут была явная обывательская, дремучая глупость, притом – воинствующая. Безграмотные аргументы и такая же безграмотная речь.
Вот так, да?
И она стала неожиданно вспоминать то, чему раньше не придавала ровно никакого значения. Как заявилась первый раз на работу в библиотеку в яркой кофточке, между прочим, купленной проездом в Москве, в бутике; и как прежняя заведующая, пожилая Ольга Петровна, потом приобняв её за плечи, тихонько сказала: «Танюш, больше такого яркого не одевай. Поскромнее надо быть. И колготочки лучше непрозрачные!». А когда Таня изумилась, ёмко выразилась:
– Танюш, привыкай. Тут либо в рабочем: чёрный низ, белый верх -это на работу. Остальное время – в говне!
Как они год назад с девчонками смеялись над специальным приказом Главы, Исмагилова, который категорически запрещал сотрудницам городской администрации появляться на работе, в любую погоду, в босоножках и туфлях… с открытыми пальцами и открытой пяткой!
Как уволили посреди зимы какую-то воспитательницу детсада за то, что она разрешила в игровой детям бегать в носочках, по причине жаркого отопления.
Как по прошлому лету её сотрудница Оксана Максимова порвала ремешок на босоножках и, не смея снять их, ковыляла так, подволакивая ногу, три квартала до дома – пока у самого подъезда, наконец, не подвернула её, не упала и не порвала связки с трёхмесячным больничным!
Все эти факты и фактики теперь выстраивались в единую цепь, сцеплялись меж собой и намертво спаивались.
То есть вот эдак хотите? Не выйдет. Я вам устрою бой быков.
В этот момент зазвонил телефон, Татьяна сняла трубку. С первого этажа звонила Лидия, пожилая библиотекарь:
– Татьяна Евгеньевна, вы пришли, у себя? К вам одна девушка странная… Я наверх послала. А то она сидит на ступеньках, вас ждёт…
Новый человек был способен вырвать Татьяну из того тяжкого состояния, в которое погрузил её визит в администрацию: только об этом и подумала. Даже не спросила, чего посетительница на ступенях ДК ожидает, а не на скамейке в холле. Ветром её вынесло из-за стола, за дверь, в коридор – между колонн второго этажа, по паркетным полам к ней шла черноволосая, очень молодая женщина в ярком, лимонного цвета костюмчике с карминным топом…
И чем ближе она приближалась, тем шире открывались глаза Тани. Не может быть! Гостья шла босая. Без всяких признаков обуви в руках. Просто так.
– Здравствуйте! – проговорила Светлана, подходя. – Вы знаете, мне директор филармонии посоветовал к вам обратиться… Мне надо…
– Господи! – вскричала Таня. – Милая вы моя! Милая!
И стиснула ничего не понимающую визитёршу в объятиях. Потом глянула на себя, поняла: она так и выскочила в колготках из кабинета, туфли остались под столом.
А после повела Светлану туда, обнимая за плечи и приговаривая голосом, чуть подрагивавшим от возбуждённой радости:
– Пойдёмте, милая! Пойдёмте! Сейчас всё обговорим… Всё-всё-всё обсудим!
ЛИНИЯ НАСТЯ-АША – АЛЕКСЕЙ – АННЕТ
Утром в воскресенье Насте было о чём пожалеть. Как минимум о том, что пельмени и творожные сырки остались в холодильнике Алексея. Ну, и о том, что дело не дошло до прочтения странного объявления – того, что предлагало «заработать босыми ногами». Девушка с час металась по квартире, смиряя свою гордость, успокаивая своё любопытство: чего это вдруг он полез целовать её ступни? – и, наконец, сгорая от вполне понятного желания полакомиться.
В общем, не выдержала.
Но дома программиста не оказалось. Настя потопталась на площадке, и в этот раз пол показался ей не просто грязным, а отвратительно загаженным и болезненно-холодным. Чтобы стереть с голых подошв это ощущение, пошла на улицу. Там шероховатость асфальта, тёплая пыль дорожек, островки мягкой травы… Её шелковистые волосы развевал лёгкий ветерок.
И, бродя вокруг автостанции, за магазином «Ландыш», в котором как это ни смешно, торговали и одеколоном с этим невинным названием – что и притягивало к магазину алкашей, ценящих его 65% спирта, девушка наткнулась на Алексея в кустах. Тот сидел на старом, бомжами притащенном сюда автобусном сидении, опустив голову. Перед ним стояла наполовину опорожненная «полторашка» пива, да валялись две бутылочки от «Ландыша», так что в кондиции Лёшки можно было не сомневаться.
Он поднял тусклые глаза. Подвигал челюстью.
– А… ты.
– Я…. – Настя опустилась рядом. – Есть курить?
Она, скорее, покуривала: дымить постоянно не позволяла финансовое положение. Парень помотал головой – невнятно, достал из кармана клетчатой ковбойки смятую пачку «Мальборо» и зажигалку.
– Чего бухаешь с утра? – спросила девушка, затягиваясь дорогой сигаретой.
Программист снова потряс длинными и давно не мытыми волосами.
– Так всё…
– Чего – всё?!
– Ты меня выгнала… – пробормотал он разбитым голосом.
– Я выгнала? Балда, никто не выгонял. Я просто ушла.
– Угу…
– А зачем ты эту фигню с икрой придумал? И зачем, вообще, к ногам-то полез?!
– Нравятся.
Говоря всё это, девушка машинально возила голыми ступнями в прохладной пыли пятачка – пусть и пересыпанной до пергамента высохшими окурками, но приятной. Внешняя поверхность её крепких ног покрывалась серой патиной этой пыли, та просеивалась межу пальцев, которые Настя, дурачась, растопыривала; выравнивала какие-то морщинки и потёртости. Она внезапно поняла, что парень не сводит глаз с этих её действий, а не просто смотрит вниз. Не зная, что ответить, раздражённо буркнула:
– Нравятся, блин. Ну, чё за фигня-то? Как это так?
– А вот и нравятся! – с неожиданным упрямством произнёс Лёшка; вертя в руке сигаретную пачку, вынул одну палочку и неловко вставил в рот. – Они у тебя красивые…
Настя тяжело вздохнула.
– Ну, бред. Как ступни могут нравится? Это же не лицо. И не груди, в конце концов. Как у всех… Ничего особенного.
– Не-ет… – опьянение, казалось, отступило ненадолго, голос обрёл уверенную ясность. – Вот смотри… какой палец средний… то есть указательный, красивый, прямой. А мизинец какой приятненький.
Его худая рука зависла над ногами девушки, но тронуть он их не решался. Настя поняла, что сейчас любопытство в ней перевешивает всё остальное.
– И ты… и ты, правда, готов был их, эта… типа целовать?
– Не то, что целовать… – страшным голосом ответил программист. – Я их лизать готов, сосать. Грызть. Кусать!!! Поняла-нет?
Настя вздрогнула от этой этой нежданной и совершенно обезоруживающей откровенности. А ведь он не шутит! Точно не шутит. И ошарашенно замолчала… То есть её ноги – это ещё и…
Тем временем Лёшка поднял бутылку, сделал пару жадных глотков. Пиво лилось мимо рта, катилось по рывками двигающемуся кадыку, лилось за ворот рубашки.
– Сказал бы… – совсем растерялась девушка. – Я бы дала… наверное!
Парень бутылку выронил; мелькая красной петелькой на горлышке, расплёскивая из себя исходящее пеной пиво, та покатилась в кусты. Но он туда даже не глянул.
– Дала бы?! Ты гонишь!
– Ну-у… ну, я не знаю… ну, ради прикола. Попробовать просто.
На автостанции раздался протяжный гудок междугороднего автобуса, скомканный голос дикторши проревел что-то сердито-угрожающее; по Транссибу катился тяжёлый состав, и грохот его полз по Щанску, словно накатывающаяся лавина.
– Ты, блин… – разволновался Лёшка. – Да я, блин… Ты мне…
Поперхнувшись словами, он уронил столбик пепла с сигареты на голую ногу Насти; алый тлеющий комочек угодил как раз в промежуток между большим и тем самым, красивым указательным пальцем левой ноги. От боли девушка вскрикнула, жалобно, задрыгала ногой, потом яростно завозила её в пыли.
– Дур-рак! – сквозь подступавшие слёзы выдавила Настя.
Лёшка пару секунд с ужасом смотрел на землю. Потом зашвырнул окурок к кусты и натурально бухнулся на колени!
– Настюш… Настька! Прости меня! Я нечаянно… я больше так не буду… Блин!
Боль помаленьку уходила. Настя закусила губу.
– Адрес-то дай… – с трудом выговорила она. – Где за ноги платят. Ты ж говорил!
Ещё стоя на коленях, он вырвал из заднего кармана джинсов изрядно пожульканный, но сохранивший форму клочок бумаги с цифрами телефона.
– И с колен-то встань! – строго приказала девушка. – Ты чё, как артист, тоже мне… Вот, отряхнись!
Она и сама встала. Поморщилась. Ожог побаливал. Как она теперь мыть будет? Чёрт, в самое нежное место.
– Ты мылом сейчас помажь… Мыльцем, немного… – покаянно причитал программист.
– Помажу! – буркнула девушка. – А ты, как проспишься, мне пельмени и сырки их холодильника принеси! Если не сожрал ещё… Мне теперь больно подниматься будет.
И, не прощаясь, ушла. В её голове бурлили самые противоречивые мысли… Она никогда не была высокого мнения о своих внешних данных, и слово «красота» среди набора описывающих её метафор отсутствовало как таковое. А теперь ноги… Ступни. Целовать. Вообще, первый раз такое…
Но практичным умом своим девушка понимала – если так сказано, то оно есть. Если оно есть, надо с этим считаться.
Только вот что теперь ей с этим самым и с Лёшкой делать?
Может, и правда…
Ладно. Поглядим.
В понедельник Дом госучреждений мыла другая уборщица; да и «панельки» тоже. Но Настя занималась «китайской стеной», вытянувшейся по проспекту Первостроителей. А это та ещё работка! Двенадцать подъездов по 9 этажей. И, хотя швабра современная, как в том скопище офисов, щётка удобная, нагибаться не надо, всё равно – атас.
Правда, мыть босой девятиэтажного монстра оказалось легче, что ли, чем «хрущобы» о пяти этажах. Тут никто не шастал по лестницам. Одурелые жильцы с сонными глазами выскакивали из квартир и бежали к лифтам, не обращая внимания ни на что вокруг; потом с такими же сонными гляделками неслись из лифта на стоянку, лихорадочно тиская автобрелоки. Мамаши выводили детей в школы и садики, те чаще всего вдохновенно орали по разным поводам, не желая попадать в лапы казарменных учреждений образования, мамашам тоже было ни до чего. Пенсионеры, с утра пробежав по магазинам, тащили сумки и пакеты, грохотали ключами у дверей, роняли их, кряхтели и грохотали снова…
Никто к Насте не приставал: «Девушка, а почему вы…» – и так далее.
Лифты мерно гудели, полязгивали своими металлическими рёбрами, стукали дверями. На площадках было светло, и даже у жерл мусоропроводов – сравнительно чисто: дом в первые годы заселила инженерное и среднее административное звено завода, не высоколобые философы, конечно, но всё-таки публика более-менее приличная.
Только в одном из подъездов Настя, сметающая пыль, в первой фазе уборки, наткнулась на худую высокую девушку в джинсах и майке. Та стояла у стены, как раз напротив мусоропровода, курила. Настя застыла: голые, смуглые, очень красивые ступни – на пятачке, засыпанном сигаретным пеплом, полусгоревшими спичками и подсолнечной шелухой.
Как на мягком ковре – спокойно!
Но привязываться не стала, вернулась наверх. Однако, когда она через пятнадцать минут спустилась до этого же места уже со шваброй, девушка сидела на подоконнике первого, низкого окна. Уже не курила – смотрела в стекло. Вот тут Настя и оценила её ступни на крашеном бетоне. Длинные, гладкие, каждый палец чётко вырезан, ногти обработаны, и вообще эта вытянутая ступня – произведение искусства! Сама сидевшая оказалась смугла лицом, хоть с правильными чертами, точёными скулами, явно полукровка; с тяжёлыми чёрными волосами, волной до плеч.
– Смотри, гляделку не вывихни! – сумрачно обронила незнакомка.
Она даже не смотрела на Настю, но та случайно повернулась так, что увидела её глаза: пустые, стеклянные, неподвижные. «Под кайфом!» – безошибочно поняла Настя; девушка между тем спрыгнула с подоконника, бесшумно, на мокрый пол и пошла вверх – на площадку. Её подошвы, серые от пыли и узкие, с атласными пятками, необычайно гибкие, медленно плыли по ступеням, будто не касаясь их… Хлопнула дверь.
…Потом ещё был солидный мужик в белой рубашке менеджера, с короткими рукавами и в галстуке; он остановился, придерживая портфельчик с ремешком, посмотрел на Настю, спросил с интересом:
– Это сейчас мода такая?
– Почему мода? – отмахнулась девушка. – Мне просто нравится так…
Но он ей не поверил. Протянул:
– Да, в Москве чего только не придумают. Ты только смотри, не…
Но чего «не», так и и не сказал, двери лифта раздвинулись и поглотили его.
А уже сложив все инструменты в комнатку в чистом, богатом подвале этого дома, имеющего своё отдельное домоуправление, Настя столкнулась с председательшей домового комитета –энергичной бабой лет пятидесяти, но подтянутой, с «турецким» загаром, ровными гладкими икрами и в хорошем опрятном платье. Та скользнула глазами по босым ногам уборщицы.
– Так и моешь?
– Да.
– Ясно. Ты давай с циститом не загреми в больницу. Сразу уволю. А будет жаль!
– Почему?
– Потому, что моешь хорошо! – отрезала управдом. – а уж как – твоё дело…
И вот после всего этого труда, даже не заходя домой, Настя отправилась по адресу, который назвал ей женский голос, когда девушка набрала номер с бумажки. Абсолютно равнодушный. С таким же усталым равнодушием Насте отвечали тётки из ЖЭК: «Шестнадцать есть? Паспорт есть? Подъезд – шестьсот рублей. Приходи!».
Так и тут, без всяких эмоций ей назвали адрес, гостиницу «Витязь», цифру номера…
Поначалу девушка думала зайти домой, выфрантиться, но потом что-то её остановило. Во-первых, особо не во что, все хорошие вещи в стирке. Во-вторых, зачем? Чтобы составить лучшее о себе впечатление, нежели обстоят дела на самом деле? Пока раздумывала, Настя поняла, что за эти несколько дней в ней проросла, проклюнулась живая, упрямая уверенность в себе. И необычное для прежнего времени спокойствие. Поэтому и пошла – в подвёрнутых джинсах и тёмной, “рабочей” кофточке.
Загребая пыль КСМ-а голыми ногами, пошла в гостиницу. Выгонят – так выгонят, позвонит со своего потасканного телефончика с десять раз поцарапанным экраном этому голосу-автомату…
Но её пропустили без вопросов. Только охранник внимательно ощупал глазами.
Вот гостиничные полы показались неприятными. Скользкими? Может, из-за полированного мрамора, кое-где разбавленного кафелем? Настя постучала в дверь, услышала «Войдите!» и попала в обстановку офиса.
По крайней мере, ей так показалось. Стол с бумагами, открытый короб ноутбука, кофе-машина, типично офисный стул, вертящийся. За столом, боком сидит блондинка в черном брючном костюме. Дорогущие туфли обуты на босу ногу, значит, наверняка «лабутены», которые внутри, говорят, прилегают к ступням настоящим бархатом. Пышные золотые волосы собраны на затылке в узел, очки в тонкой оправе; в руках с непомерной длины ногтями – ручка.
А самое главное, в углу комнаты стояли целых два штатива с какой-то громоздкой фотоаппаратурой и сидел на таком же стуле полномордый парень с русой чёлкой.
– Привет! – сухо произнесла блондинка, не назвавшись. – Садись. Как зовут?
– Анастасия.
– Не пойдёт! – обрезала хозяйка. – Придумай что-нибудь краткое, чёткое.
Настя сглотнула слюну. Обычно начинают с паспорта, прописки, возраста…
– Аша.
– Как?
– Аша. Там меня… в детстве называли.
Блондинка хмыкнула.
– Аша так Аша. На, читай.
– Это что?
– Это прейскурант. Прайс!
– А что делать-то?
Настя совсем ничего не понимала.
– Ходить босыми ногами по городу. А наш оператор будет это снимать.
– Ноги?!
– Что надо, то и будет. Читай!
Девушка начала читать, а так и не представившаяся женщина добавила равнодушно:
– Оплата наличными в руке. Первый час – две тысячи, второй, третий и четвёртый – по пятьдесят процентов, по тысяче. Дополнительный прайс указан.
– Где?!
– В документе! – тон женщины стал злым. – Ты читать по-русски умеешь?!
– Да…
Настя-Аша замолчала и начала водить глазами по строчкам… От осознания того, что за четыре часа такой «работы» она получит столько же, сколько почти за месяц подъездных кувырканий, мешала воспринимать текст, будоражила.
-
-
- Ходить босыми ногами по грязи сухой: +10% от 1 часа.
- Ходить босыми ногами по грязи влажной: +20% от первого часа.
- Ходить босыми ногами по окуркам: +25% от первого часа;
- Наступить голой ногой на плевок и растереть: +10% за однократное действие;
- Зайти босиком в общественный туалет: +30% за однократное действие;
- Наступить голой ногой на кал: +50% за однократное действие.
-
– А что такое «кал»? – девушка недоумённо подняла глаза. – Калории?
– Кал. Экскременты. Дерьмо!
– Звериное?! Ну, в смысле…
– Человечье! – оборвала её блондинка. – Слушай, красавица, ты сюда заработать пришла или в «Что? Где? Когда?» играть? Не хочешь или не догоняешь – мы не задерживаем.
Аша присмирела. Но строчки всё равно скакали перед глазами. Она пыталась посчитать, но запуталась в цифрах.
…Оценивалось всё. Виды покрытий под её босыми ногами – от самых отвратительных, от пресловутого «кала», до мочи, блевотины – подумать только! – и гравия, щебня, битых кирпичей, цемента, каменной крошки, мелких стёкол. Аша услышала спокойное:
– Если порежешься – хорошо. Бонус – половина от оплаты всех часов! Если заноза и ты её вытащишь иголкой – ещё плюс пятьсот.
Она не верила своим ушам. Да что это за пыточный каталог такой? Кто это всё составлял, он в уме ли? Какой сумасшедший маньяк? Снова посмотрела на женщину и наткнулась на презрительный и безжалостный взгляд пронзительно-серых, точнее, прозрачных до бесцветности глаз, в которых плавали злые чёрные точечки зрачков.
– По желанию! – холодно заметила женщина. – Никто не принуждает. Оплата строго по прайсу, как выберешь… Не хочешь – просто ходишь. Без всякого кала.
Дрожащей рукой девушка вернула листок на стол. Блондинка взяла оттуда сигареты – какие-то дамские, длинные, отошла в сторону балкона, закурила. Худая, гибкая, острая, как игла.
– Я… я не знаю… Ну, я попробую, если просто ходить.
Пять тысяч за четыре часа! Это с ума сойти!
– Ноги вытяни, покажи… – сквозь зубы бросила женщина.
– Чего?
– Ну, ты непонятливая… Подошвы ног покажи мне!
Она приблизилась, присела перед Настей. И чужие, очень холодные, жёсткие – как плоскогубцы или хирургические зажимы, сухие пальцы промяли всю её запылённую ступню. От пятки до большого и мизинца. Прищемливали подушечки, давили – Настя едва сдерживала ойканье и когда дошли до совсем недавно обожжённого места, смолчала – но выгнулась от боли.
Пузырь там давно лопнул, саднило.
– Терпишь… Это хорошо! – рассеянно заметила блондинка. – Так. В общем ничего… Но пятки слишком гладкие.
– А какие должны быть?
– В прайсе всё написано. Если жёсткие, с трещинами, то это бонусная оплата. Походи неделю в тесных кроссовках, будут мозоли. И ещё – они чёрные должны быть. Плохо отмывающиеся.
Девушка ахнула, теряя последнее ощущение реальности. Вот цирк! Может, этот кошмар ей снится?!
– Где же я…
– На вашей улице, Лежена, асфальт кладут. Потопай по гудрону – приказала блондинка. – Особо не отмывай, тёмный налёт будет долго держаться. Ну? Согласна?
И эффектным жестом вытащила откуда-то из бумаг серую тысячу. И шлёпнула перед Настей.
– Аванс за явку на собеседование. И?
Снова пересохло в горле, и всё поплыло перед глазами. Господи, наестся вдоволь… Купит себе что-нибудь из шмотья, приличное. В кино «Три-Д» сходит в «Высоту»… Да мороженое просто будет покупать, когда захочет! Не надо будет с мокрой тряпкой, с руками в цыпках, с холодной водой из подвальных кранов возиться. В промокшем и прокисшем трико…
– Да! Согласна! – слыша со стороны свой голос и удивляясь, проговорила Настя.
Тысяча шмыгнула к ней – её подтолкнули.
– Бери. Пиши свой телефон в анкете, имя-фамилию. Адрес! И вон туда… – блондинка обернулась. – Паша, сделай ей ноги, как положено, три проекции с подошвой. И побыстрее, нам ехать надо!
Из номера Аша выскочила, как ошпаренная. Не понимая, что, вообще, случилось.
Только тысяча в заднем кармане старых джинсов, уже несколько раз залатанных на бабкиной, древней швейной машинке, напоминала о том, что она уже ввязалась в это «что-то» и отступать – некуда.
(продолжение следует)
Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.
Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, без предварительной корректуры. Возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете повлиять на их судьбу!
Искренне ваш, автор Игорь Резун.
