Глава 72. ЛЕНА: ПОСЛЕДНИЙ МИГ АДА.

Глава 72. ЛЕНА: ПОСЛЕДНИЙ МИГ АДА.

ТОЛЬКО ДЛЯ

СОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ЧИТАТЕЛЕЙ.


ЛИНИЯ ЛЕНА-ГРЕТА – ДРУГИЕ

Сколько Лена сидела на этом пригорке, она не помнила. Уже и солнце пригрело, уже стало тепло; ещё немного и жарко будет. Услышала за спиной голоса, негромкие: «Прикинь, йога! Как у Гриба! Не, как у Евы, она тоже умеет!»

Знакомое имя… Ева! Ну да, это же Ева, Евгения Мартова из интерната. Лена подпрыгнула.

Перед ней стояли девчонки – разного возраста, но в почти одинаковой одежде, неряшливой спортивности, или обтрёпанных платьях, куртках… Кто-то в резиновых тапках, кто-то босой, тапки в руках держит. Эта босоногость да ступни грязные, поцарапанные, да знакомое имя растопило сердце девушки.

– А вы Еву знаете?

– Знаем… – ответила за всех маленькая, круглоголовая и стриженая. – Кастелянша наша…

– Позвоните ей!

Маленькая показала телефон:

– Не ловит тут… аномалия. Пойдём с нами.

– Пойдём!

– Жрать хочешь?

Лена, которая не ела со вчерашнего обеда, призналась без утайки.

– Очень!

Ей показалось, что идут в интернат; но тут гора поросла лесом, ландшафт скрылся из глаз. Дорогу перешли. Под босыми ногами зашуршала какая-то ботва, закололо подошвы голые, как по иглам шла. Но Лена терпела; господи, сколько она уже вытерпела, чтобы такую ерунду замечать!

Остатки забора. Деревянное здание с провалами окон. Это Интернат, что ли?

– Дай пока пожрать ей… – приказала маленькая одной из товарок. – Я позвоню схожу. Повыше, там на камнях, на гребне, сигнал ловит.

Та, которой приказали, смотрела на Лену, улыбалась бессмысленно, рот раскрывала беззвучно. Маленькая обронила равнодушно:

– Ты не бойся… Они тут дебилки через одну, дауны. Я щас.

Сколько раз она слышала уже это «не бойся»! Но действительно – не боялась. Зашла вслед за остальными в большую, захламлённую комнату. Что-то вроде класса или читального зала. Остатки мебели. Пара столов. Гора мусора в углу. Принесли пакет сока, абрикосового, надорванную коробку «чоко-пая» и даже пакет с яблоками. В магазинной упаковке, с биркой электронных весов.

Лена начала есть. Да, это не то, что бы она хотела поесть в первый день возвращения к жизни, но – выбирать не из чего. Пила сок, там уже мало осталось, приходилось голову запрокидывать. Потом ощутила, что босые ноги её – щупают.

Две девушки, вероятно, из числа тех, которых маленькая назвала «дебилками», стояли на коленях и жадными руками щупали её ступни. Гладили, тискали. Лена не знала, что делать. Потом одна встала и стала показывать на рот. Знаками.

– Что? Ещё кушать? Нет, не надо… – не поняла Лена.

Ненормальная мычала – этот мык звучал зловеще, напомнил девушке о самых худших часах её жизни. Потом вставшая спустила спортивные штаны и показала заросшую буйным волосом промежность – совершенно бесстыдно, как могут только ненормальные; нехорошую кожу в прыщах. Руками показала куда-то сначала на ноги Лены, потом туда…

Ничего не понятно. Но вместе с тем хотелось в туалет. Лене пришлось примерно теми же жестами объяснить: пи-пи хочу, это где? Пи-пи, выйти… Закивала собеседница. Повела в закоулки этого длинного, словно вагон, здания. Повсюду – ямы в полу, страшноватые провалы. Перешагивали голыми ногами через доски с хищно торчащими гвоздями.

Привела в комнату, запах откуда говорил сам за себя. Пользовались этим место все, без различия пола, видимо, и никто тут, понятное дело, никогда не убирался.

– Спасибо. Ну, ты иди!

Топталась нерешительно; Лена показала для верности жестом – иди, я дела сделаю и приду.

И, совершенно не ощущая никакой брезгливости – да уж, ступни её в чём только не побывали, от своей же крови до свинячьего навоза! – прошла, присела над дыркой, выбрав место почище.

Тут-то она это и услышала. Разговаривали над окном; перед ним стояли строительные козлы, скрывая от взгляда и это небольшое оконце с остатками рамы, и лезущий в него кустарник, почти закрывавший свет. Говорящие, скорее всего, просто  об этом отверстии не догадывались.

Один голос, резкий, визгливый, отчитывал:

– …ты на хера её притащила? Зачем?

– Да ну, просто сидела.

Это говорила маленькая, её голос Лена узнала.

– Вот и сидела бы дальше! Ты чё тупая такая?!

– А чего?

– Да того! Тут у нас закладки везде, товара краденого лежит – немеряно! И ты попалила всё ей!

– Она не видела…

– Да хер не видела! Она хату эту пропалила! Бля, узнают, мы из интерната на зону поскачем, ты врубаешься?

– И чё теперь?!

Там, за окном, последовала пауза.

– В яму её бросьте.

– Ты чё, совсем?!

– А ты лет на пять присесть хочешь? С твоим условным?! Скиньте, и всё, типа, сама свалилась, лазала тут…

– Где?

– Да прямо тут, ёпа-мама! Подвалов всяких мало, что ли, в этом корпусе.

– Ладно…

– Давай, делай. А я побегу, Еву отвлеку. За каким хером только она её знает…

И вот всё стихло.

Но Лена уже не собиралась проваливаться в беспомощный ужас. Первым делом она метнулась к двери – слава Богу, та сохранилась. Закрыла её, переживая за скрип. У козел нашла две доски, одной припёрла ручку. Да и не нашла бы – точно отломала бы, голыми руками, такая в ней сила была!  А потом, чувствуя, как в подошвы неумолимыми иглами влезают острые занозы неструганого дерева – даже в плотные от беготни пятки! – полезла на козлы.

Из окошка ей удалось вылезти без потерь; осколками торчащих в рамах стёкол только ногу и руку поцарапала до крови, живот и лицо удалось уберечь. Здесь была песочная куча; рухнула на тёплое и влажное, вскочила, отряхнулась и побежала.

Как бежала от стреляющего в лесу бандита.

Может, за ней и гнались – она не видела. Между ней и этим корпусом пролегали поля, и там давно поднялась острая стерня; она рвала кожу, но не только ей. Скорее всего, тапочное воинство маленькой и побежало, да тапки порастеряло, а без них было непривычно…

Через пятнадцать минут она вырвалась на одну из четырёх «Горных» улиц Синюшинского посёлка.


ПОИСК: “ПОЛСОТЫЙ”

…Той, невидимой, которая пообещала «отвлечь Еву», отвлекать никого не пришлось. К этому времени девушка, запахивая халат кастелянши, садилась в машину к «Полсотому». Быстро поздоровалась, задушенным голосом, от бега, прохрипела:

– Давай туда… Видишь зерносушилку? За неё.

– А что там?

Милана тоже нервничала. И тоже понимала – всё, минуты пошли!

– Там мои базу сделали. Прячут… Воруют, мерзавки, потихоньку! По магазинам, по киоскам…

– А чё, не спалились до сих пор?

– А кто? Воспиталки от их старшей своё получают, конфеты там, бухло… А чо, их ментам сдавать буду?! Чтобы моих всех пересажали? Ну его на фиг… Илья, аккуратнее гони, в траве тут ям много.

– Да понял.

– Это главная контора Сибниисхоза, заброшенная… – говорила Ева, напряжённо смотря вперёд. – Там здание старое и подвалы. Блин, ну знала же, что они там собираются, но не думала…

– А почему ты думаешь, что Лена…

– Это главная контора Сибниисхоза, заброшенная… – говорила Ева, напряжённо смотря вперёд. – Там здание старое и подвалы. Блин, ну знала же, что они там собираются, но не думала…

– А почему ты думаешь, что Лена…

– Если она решила спрятаться от кого-то, то только там! На зерносушилке вряд ли, туда на верхние этажи не забраться без подготовки. А внизу этой халупы не спрятаться.

Но исследовать это здание, вытянувшееся, с пристройками, неправильной буквой «П», им не пришлось. Уже подкатывая, увидели сцену справа, и Ева заорала:

– Вот они, сучки паскудные! Бегут! Тормози, Илюха!

И стрелой бросилась наперерез им, мелькая узкими пятками, под развевающимися полами халата. Милана с трудом следовала и первый раз пожалела, что сегодня, тем более в такую надвигающуюся жару, пренебрегла обувью.

Ева настигла круглоголовую, низенькую на краю оврага; эти поля были изрезаны ими – узкие трещины в земле, прорезанные ручьями, уходившими в недра Синюшиной. И прямо на ходу отвесила бегущей оплеуху, да такую тяжёлую, как судовой якорь; тем якорем и свалила её вбок, а кинувшись, вцепившись, полетела вместе с ней с откоса.

Откос глинисто-песочный, они рухнули вниз в клубах красного, и Еве посчастливилось оказаться вверху. Оседлала её ногами, пятками стиснув дрыгающееся тело, начала по щекам хлестать, не сдерживая ярость:

– Зачем бежали! Где девчонка! Где! Отвечай, паскуда! Отвечай!

– Ева!!!

Её с трудом оттащили. Милана и Илья буквально съехали на спинах по откосу, перемазавшись в глине. Оттащили, схватили за руки. Маленькая, с милым девичьим личиком и короткой чёлкой, сидела на песке; выплюнула глину, которой ей набился целый рот, выплюнула и произнесла короткое предложение:

– В Посёлок на Синюху ушла… Хера ли вы кипешите, блин! Ничё ж не было…

Ева ругалась, а Милана с ужасом показывала Илье глазами: буквально в полуметре, где сейчас дрались маленькая и Ева, из травы хищно торчали ржавые зубья бороны и ещё чего-то, сельскохозяйственного. Упади эти двое метром правее – и до смерти обе.


Когда Ева бросалась в завесе багровой пыли с молодой воровкой, Илья разнимал их, а Милана прочищала в той же пыли рацию, пытаясь передать в Центр о новом положении дел, на тихой Второй Горной, на самом выезде из неё, стоял автомобиль “БМВ”. Большая чёрная машина казалась довольно фантастичной среди собранных из разного хлама заборов, среди ржавых остовов грузовиков и кур, спокойно роющихся в кучках отбросов. Оба пассажира были в костюмах, чёрных, не очень хорошо повязанных галстуках, один пил «Пепси», и вели они беседу, которую вполне можно было назвать светской.

-…Водовозу хана… – лениво говорил один, делая большие жадные глотки тёмной жидкости из бутылки. – Навалились на него крепко. Кент звонит: Круглихино оцепили, всех стопорят, мордой в землю, ГБР работает.

– И поделом ему! – раздражённо отвечал второй. – Ему шеф давно предлагал под его крышу перейти. Тихо, спокойно. А он берега попутал. Я, типа, сам такой. Ну, вот и допонтился. Придавят его, чо.

– И эти, прикинь, которые на Ждана работали, в Круглихино, тоже хвост пожали… Помнишь, вчера их тачка расхреначилась? По пути в Снегири?

– Ага. Пацаны говорили.

– Так эта девка их и кончила. Одному горло порвала, из машины выкинула, второму ногу сломала. Ну, и сама выпрыгнула.

– Блин. Она чё, бессмертная, что ли?

– Да хер его знает. А это, мочилово на Котельной? Там тоже одного из ихних завалили, Чалый кликуха. И ещё два трупака.

– Слушай, я вообще не знаю, куда соваться сейчас… Менты озверели, а шеф нам тоже, знаешь, не простит.

И тут оба увидели то, что давно хотели увидеть. Один уронил бутылку, второй схватился за карман.

– Спокуха… Обходим тихо!

Когда Лена увидела, что перед ней выросли два человека в костюмах, словно выросшие из-под земли и чёрного “БМВ”, она развернулась и попыталась бежать. Но подвела глина, засохшая только сверху, корочкой; пятки проскользили на мягком, на нутре, и Лена шмякнулась на землю.

Её поднимали. Очень вежливо даже, и без ругани, как родную поднимали. Но только вот, когда встала на ноги, ощутила, как между рёбер уперлось нечто твёрдое.

Дуло пистолета. Мужской голос – беззлобный, скорее такой, рассудительно-серьёзный, над ухом:

– Ты не дёргайся. Убивать не будем, но ногу те прострелю.

– Да. Скажем, при задержании… – уверенно подтвердил второй.

Девушка смирилась. Посадили её в машину, ничуть не переживая за салон, только один другому: «Капец. Грязная, резаная!» Покачиваясь на этом кожаном сидении, Лена равнодушно осведомилась:

– К кому?

– К шефу. Станислав Валерьич сказал доставить, а там не наше дело.

«Дзюба!» – успокоенно поняла девушка. Да, хозяин «Бункера». Но не бандит мелкий, не извращенец, не садист. Она откинулась на мягкую спинку, закрыла глаза…

И тут же в голове её возник образ Павлика, роняющего на пол подъезда окровавленные кишки.


ПОИСК: “БАТЯНЯ”

Чёрную машину, неспешно выбирающуюся из кривизны улиц Синюшина посёлка, они заметили сразу. И Аша поразилась моментальной реакции Комбата. Не меняя выражения лица, спокойно-улыбчивого, он спросил:

– Водить умеешь?

– Ну… так, училась…

– Я выскочу, ты на моё место, педаль газа прижми несильно, а как на дорогу выкатитесь, вот этот рычаг на себя.

– А вы?!

– И сразу на пол вниз, ложитесь! – приказал он.

А после этого, что-то такое длинное сорвав с потолка, треснув тентом, он выкатился из-за руля – кубарем: Аша, проявив максимум ловкости, едва успела перебраться, впрочем, водитель облегчил ей эту задачу, поставив самую низкую передачу, и, едва босая нога газ выжала, легко скатился «Лендровер» вперёд да и встал четырьмя колёсами на дорогу. Аша рванула указанный рычаг – с хрустом неимоверным, так что в глазах стало темно, а потом они с Шакти кубарем скатились на пол.

Один из людей в “БМВ” тоже по тормозал врезал.

– Что за тачка, ёп… Колхозник грёбаный!

Он вышел: «Эй!»

Ответом были выстрелы. Точные. И не из перегородившей дорогу машины, откуда-то сбоку, из кустов. Первая пуля пробила одно колесо бандитской машины, вторая – другое, а третья, словно издеваясь и одновременно предостерегая, легко смахнула серебристый шильдик с радиатора. Со снайперской меткостью. Водитель “БМВ” выхватил пистолет и замер с ним – не зная, куда стрелять: впереди в машине вроде не было никого.

Сзади с треском вынесло чей-то забор; с досками вместе, в облаке пыли вылетел зелёный «УАЗик». Тоже застыл попрек полотна, кто-то закричал оттуда:

– Сука, бросай ствол, ты на мушке!

А тут ещё и «Мицубиси-Галант», серебристый, пронёсся мимо «УАЗика», по боку, уткнулся радиатором в поленницу чужих дров, раскатал её, развалил; пока водитель в пыли, поднятой этим монголо-татарским набегом, вертелся, не понимая, откуда нападут, кто-то выкатился из «Мицубиси» да прыгнул на него сзади, обваливая в грязь, длинными руками да ногами облепив, как паук – жертву.


Лена не плакала. Не было слёз уже. Её тормошили, тискали, такие лица знакомые, а все имена как из головы улетучились, и она только бормотала, поддерживаемая, оглаживаемая со всех сторон, обцеловываемая на радостях, ведомая к другой – уже своей, как она понимала, машине. И только лепетала горлом, забывшим уже человеческие, искренние слова:

– Ты? Это ты?! И ты… и вы… все!

Они – были почти все. У вставшего колом чёрного автомобиля Комбат ласково, заглаживая свою вину, отряхивал костюм второго бандита: тот при первых выстрелах успел тоже свой ствол достать, хотел было, видимо, к голове Лены приставить; но необъяснимым образом был из автомобиля вытащен, повалян в грязи, получил по почкам кованым «берцем» Ильи да пистолета лишился.  Перед первым, тоже спереди выглядевшим сейчас, как скульптура из коричневого мрамора, всё в один цвет, стоял Руслан, безупречно-чистый, в переливающемся галстуке на васильковую сорочку под синий костюм, говорил монотонно:

– Гражданин Припятин, эта девушка проходит как минимум по трём статьям как потерпевшая: незаконное лишение свободы, грабёж, изнасилование плюс тяжкие телесные повреждение. Вы подумайте сами, при всём уважении к Станиславу Валерьевичу, зачем вам такой длинный срок?!

Энигма с Мэй в два голоса кричали в телефонную трубку: «Даша! Скажи Александре Егоровне! Да, живая! Сейчас привезём!» Вита, развалясь на заднем сидении машины “Центра”, обмахиваясь газетой и уже приготовив любимый фрукт, говорила по телефону с хорошим частным врачом, широкой квалификации. Чтобы сразу и Лене, и её матери.

Рая помогала Маргарите Григорьевне складывать поленницу – а то ведь нехорошо получилось…

Вот теперь, почти к полудню понедельника, всё наконец – закончилось.

И солнечный круг поэтому, наверное, спокойно да безмятежно взошёл над Щанском.

Надо были прибрать все последствия – что на земле, что в головах.

 

Для иллюстраций использованы обработанные фото Студии RBF, а также фото из Сети Интернет. Сходство моделей с персонажами повести совершенно условное. Биографии персонажей и иные факты не имеют никакого отношения к моделям на иллюстрациях.

Дорогие друзья! По техническим причинам повесть публикуется в режиме “первого черновика”, с предварительной корректурой члена редакции Вл. Залесского. Тем не менее, возможны опечатки, орфографические ошибки, фактические “ляпы”, досадные повторы слов и прочее. Если вы заметите что-либо подобное, пожалуйста, оставляйте отзыв – он будет учтён и ошибка исправлена. Также буду благодарен вам за оценку характеров и действий персонажей, мнение о них – вы можете помочь написанию повести!

 

Игорь Резун, автор, член СЖ РФ.