Печатается по оригинальному тексту Квазар и Воробей. Все права защищены. Издательство “Чёрный Квадрат”, Новосибирск, 2023.

---

ОН.

Дожидаться пришлось долго – подружки уходить не собирались. Покрасовались у зеркала в коридоре, потом сели на скамеечку. Что-то начали обсуждать – с партизанской позиции не слышно ни черта! Хоть ползи вместе с этим каланхоем к ним. А что, бывают ведь ползучие растения? А то, что оно внезапно, несколько лет простояв на месте, решило поползти прямо с кадкой к двум симпатичным босым девушкам – так это же совпадение. Кто знает эти феромоны!

Куда бы органичнее тут смотрелся стог сена. С помощью трёх стогов сена, как известно, можно целую принцессу украсть! А тут всего лишь понаблюдать, не более.
Наконец, наговорившись о своём, подружки пошли в сторону лестницы.
Максим, выйдя из прикрытия, бросился к двери. Какие же они хорошие, оставили ключ внутри… Теперь можно спокойно забрать телефон.

Не обращая внимания на интерьер и написанные на доске аффирмации, юноша ринулся к той парте, за которой сидел, взял свой гаджет – конечно же, тот так и остался лежать на полке крайнего шкафа,  у каких-то словарей и справочников; с удовлетворением запихнул его в удобный чехольчик на поясе, который и он, и все называли “кобурой”. Первый шаг к улучшению дня тем самым был сделан, но второй успел усложниться. Куда они вдвоём потопали? Где их теперь искать? Этажей-то в школе порядочно. А если их занесло в случайный незапертый кабинет? Где теперь искать объектов вожделенной скрытой фотосъёмки?

Максим посмотрел на время, вышел из класса и встретился тут с тем, кого совершенно не ожидал увидеть.

ЛИЗА И ТАНЯ.

Как будто облитая ушатом совершенно ледяной воды, Таня приходила в себя. Ну, да, вот она такая… Значит, надо стать лучше! Как мама говорит всегда: глаза боятся, а руки делают! Только тут больше ноги делают. И ещё пыталась в уме свести увиденное и фотографии в “чатике”, и интерес Максима к ступням – её или нет, не важно; услышала Лизу:

– Ну, продолжим прогулку? Пойдём, сходим на первый!

– Ты что? – Таня испугалась. – На первый этаж? А если на охранника наткнёмся?!

Лиза засмеялась и выставила вперёд голую ногу – модельно, на длинные пальчики.

– И что? Ой-ой-ой! А он такой, да: а почему вы, девчонки, босиком?! Кто разрешил?!

– Ну, правда… – робко пробормотала Таня. – Дико как-то… В школе – и так…

– А что, это запрещено?!

– Нет, ну… Ну, есть же эти… “Правила поведения”. Которые типа как всей школой принимали.

– Кто принимал? Ты? Я – не принимала!

– Да подожди! Ну, нам же всё время о них говорят! Быть опрятными, выглядеть хорошо…

– Танюха! Во-первых, уже уроки закончились! Это раз! Во-вторых – ты сама эти правила читала?!

– Нет… А ты?

– А я читала! – заявила девушка.

– У кого?

– У Евгения Вадимовича нашего!  Директора!

– Когда?!

– А вот в девятом, когда вы меня старостой выбрали, помнишь?

– Ну… да.

– Так вот! – Лиза победно тряхнула длинными каштановыми волосами; её чудесные, большие изумрудные глаза сверкнули. – Там ни слова нет об обуви. Вообще о босиком – не босиком. Там просто про этот… “деловой стиль” во время занятий. Да, я попросила у него эти “Правила” и он дал почитать! Так что мы с тобой почти ничего не нарушаем…

Лизе  приходилось верить: папа у неё работал юристом, уж она-то подкована, по обществознанию – круглая отличница все эти годы.

– Ладно, пойдём…

И она чуть ли не впереди Лизы побежала по главной лестнице, ведущей на первый этаж. Но по пути остановилась:

– Ой! А класс-то мы не заперли!

– И что? – подруга уже спустилась до площадки. – Ну, и пусть…

– Но… А если…

– Таня, ну, если учебники привезут, то им как раз проще – зайдут, разгрузятся! – рассудительно заметила девушка. – Или ты за что-то переживаешь? Ой, кто туда зайдёт, кому надо?! Или ты телефон там оставила?

– Нет… взяла.

– Ну, так пойдём.

Они продолжили путь.

С Таней произошла непонятная метаморфоза: ещё полчаса назад ей казалось немыслимым покинуть класс босой, без обуви. А сейчас она наслаждалась. Наслаждалась холодом пола под босыми ногами. Его сыроватой липкостью – тут уже прошли тряпками уборщицы; это было, как на даче, на земляных дрожках вежду грядок, утром. Наслаждалась тем, что смотрела на свои голые ступни, на этом, тёмно-сером – они казались очень рельефными, нежными и очень… аккуратными. И никакими не “цыплячьими”! А очень даже… хм, красивыми. Наслаждалась и этим ощущением: ага, они гуляют босиком по школе, одни, почти что тайная операция, они вышли за границы, они переступили какую-то черту…

Спустились на первый. Перед этим остановились у решётки лестницы. Лиза со смехом пихнула её голой ногой:

– Тань! А прикинь, тут весь класс стоит!

– Где?!

– Да я так… Ты представь!

– Да, блин… Ужос.

– А мне пофигу. Они пялятся… Пялятся! – с удовольствием повторила девушка. – А мы такие с тобой – ха! Босиком! На перемене! Вот так!

Она схватила Таню за руки. Снова давай дурачится. Их босые пятки дробно, глухо, стучали по бетону. Потом Лиза сделала селфи:

– Встаём вот так! Ногу выгибаем! На пальчики, на пальчики! Во-от… Вот и пяльтесь на здоровье! Вот вам всем!

Сделав снимок, Лиза вдруг проговорила:

– А, между прочим, сейчас как раз лето будет…

– И?

– И то, что это прекрасная возможность этого Макса на вшивость проверить!

– Как?!

– Да предложить ему прогуляться босиком… – усмехнулась Лиза.  По нашему городу. А? Прикинь, какой прикол будет?! Откажется, стопудово.

Воспоминания Лизы:

Елена Александровна тогда с ней шагала широко, красиво; девушка украдкой любовалось, как сильные ступни женщины, гибкие, буквально впечатываются в серый асфальт. С совершенно неведомой грацией, кошачьей.  Сама она шла очень осторожно, памятуя про стекло, избегая зловещих тёмных пятен на этом бугристом, как нездоровая кожа, покрытии. Женщина заметила это, усмехнулась:

– О плевках думаешь?

– Да…

– Так нет их.

– Как “нет”?

– А так. Плевок, он при такой погоде высыхает, Елизавета. Вода испаряется… остальное превращается в споры. В том числе и микробы. Ветром понимается и – нам в рот!

И обутым – тоже.

– Да ну!

– Точно тебе говорю. У меня приятель, химик, он даже эксперимент проводил. При солнечной погоде, на асфальте.

Лиза кивнула, машинально. И спросила то, что вертелось на языке:

– Елена Александровна, а вы давно вот так босиком ходите?

В ответ – живой смех:

– Ой, даже не скажу! Да я не думала… С детства – ну, захочу, в туфлях, в босоножках… В сабо. А надоест – разуюсь и босиком. Мне как-то… всё равно. Ну, танцую босая, танцы у нас такие, трайбл называется. Ну, вот, на съёмках с Алексеем Николаевичем.

– С фотографом?

– Да. Елизавета, я даже не знаю, что сказать.

– Свобода… – выдохнула девушка.

Женщина опять усмехнулась:

– Карл Маркс, если ты такого дядю знаешь, сказал: “Свобода – это осознанная необходимость!”. И он прав. Просто надо жить… без клише. И стереотипов.

Лизе уже всё нравилось. Нравился этот шершавый асфальт под голыми пятками. Нравились его трещины и мелкие камешки, их комариные укусы. Нравились дома – и старые, облезлые, с лишаями отвалившейся штукатурки, и новострои, которые воткнули между ними. Вывески аляповатые – нравились. Узбеки, гомонящие на своём, гладко-неразборчимвом, у котлованчика – нравились! Малыш, орущий в коляске. Бабка с гладкой, как речные камни-голыши молодой картошкой. Нравилась псина, обречённо обнюхивавшая урну…

Город ей нравился.

И самое удивительное – никто на них, босых, рассекающих собой застывшее марево главной улицы, не смотрел. Лизе поначалу казалось, что едва ли не пальцами тыкать будут… Нет. Шли по своим делам, болтали по телефонам, в лучшем случае – бросят скользящий взгляд.

– Ты, Елизавета, наверное, думаешь, что все сейчас только на нас с тобой и смотрят?!

– А-а… ну, есть такое.

– Нет. Ну, смотрят, конечно. Некоторые – с удивлением.

– Но они же, наверное… осуждают. Идём тут с грязными пятками.

– А ты наплюй на них! – неожиданно резко высказалась женщина. – Это мещане. Обыватели… как у Зощенко, вы в школе проходили рассказ про пирожные?! “Ложи, говорю, взад!”.

– Ой, нет…

– Жаль… Познавательный рассказик. Мещане-то никуда не делись. Смотрят, злятся и… завидуют.

– Чему?

– Нашей свободе от их “приличий”. Пирожные… Слушай, давай мороженое купим, а?

…Они взяли два рожка мороженого в киоске; рожки эти, вафельные, оказались дефектными – мороженое таяло и капало с их узких кончиков. Капало им на ноги, на голые их ступни, белыми каплями на ногти, на пальцы, на щиколотки. На длинных точёных пальцах ступней женщины, на этих ровных и продолговатых ногтях белесые кружки медленно-медленно высыхали, таяли, теряли свой цвет – и сливались с загорелой кожей… Нет, ну очень красивые ноги! Если бы у неё были такие… Девушка сравнивала: свои хоть тоже ничего, но слишком узкие и худенькие. Она сначала смущалась этих капель, переступала босыми ногами на асфальте, пыталась даже стереть очередную другой ступнёй, потом Елена заметила:

– Да брось ты уже, Елизавета… Ну, не обизывать же. Всё равно ноги мыть.

Лиза переживало только за последнее: а вот сейчас вывернет из-за угла знакомец материн или папин, или её… Не то, что как объяснить, а просто будут эти вопросы, глупое выражение лица: а что это ты, э-э, вот так вот, э-э…

Но вывернула – не её знакомая. Из серебристого “Пежо” выпорхнула элегантная блондинка в брючном костюме, в золотистых босоножках.

– Ой, Лен, привет! Здравствуйте… – это Лизе. – Гуляешь?

– Ну, да… – беззаботно ответила женщина. – После съёмок.

Блондинка, конечно, посмотрела на их босые ноги.

– Ох, Лен, как я тебе завидую! У меня уже ноги отваливаются!

– Так разувайся!

– Не могу. Я со сделки на сделку… эх! Ладно, чао, в выходные словимся.

– Ага. Счастливо.

И она побежала, с деловой папочкой, мелко стуча каблучками-“шпильками”. Лиза с некоторым опасением спросила:

– А это кто, Елена Александровна?

– Знакомая моя. Она риэлтор, понятно, что у неё дресс-код…

Девушка запомнила розовые пяточки, нежные, в босоножках.

И женщина опять угадала её мысли.

– На самом деле, она каждое утро по лесу босиком бегает. Для здоровья… И зимой на снег выходит, обливается. Ну, что я уже “Универсам” вижу. Мне туда.

– А-а… а мне направо.

И Лиза выпалила:

– Спасибо вам!

– За что?!

– Ну, эа это… за это, что мы так… В-общем, спасибо!

– Ну, до встречи Елизавета.

Домой девушка неслась, как на крыльях.

---

ОН.

– Э-э, суда, щтоли? – буквально гаркнуло небритое восточное лицо, сличая номер кабинета с номером, указанным в бумажке. – Слуший, зачэм высоко пастроили, а? Ух, шайтаны!
Лицо погрозило кулаком – давно почившим пленным немцам, наверняка причастным к стройке школы. И нагнулось к картонным коробкам, стоявшим у его ног в форменных серых брюках.

Появление этого незнакомца, такое неожиданное и громкое, Максима даже слегка испугало – от неожиданности…

– Я таки извиняюсь. – вспоминая изученные в детстве приёмы дзюдо, сказал юноша. – А вы, собственно, кем будете?

– Абдулазиз оглы Искандер я, дарагой. Но тибе проста: Саща. Мене все в наша служба так зовут, пиривык я!

– А я Максим. – представился юноша. – А по какому, собственно, вопросу…
– Зачэм такой глупый, да?! Я учебник пиривёз, да. Нащальник сказал – Саща, учебник весь поклади в комната номер… э-э, вот номер, да? Этот комната, да? Кто принят будит, расписаться нада!

И он достал из нагрудного кармана фирменного комбинезона службы доставку бумагу с шариковой ручкой. Перспектива участвовать в документообороте Максима тем более не радовала. Он даже отпрянул на метр и попятился.

– Нет, нет, это не я! То есть я не могу… А, я понял! Здесь две девушки были! Они вам должны расписаться!

– Э, какой дэвушка? Зачэм? Я нимагу тут ждать, меня ещё в щести щколах ждут, да? Мене покласть надо!

– Вот что, вы пока заносите, а я сейчас подойду. – Максим аккуратно отстранил рукой доставщика и побежал к лестнице.

Остановившись на этаж ниже, он перевёл дыхание и, убедившись, что Абдулазиз оглы Искандер за ним не погнался, он стал обдумывать своё положение. Громкий голос восточного гостя разносился по всей школе эхом; где бы Лиза с Таней не были, они этот голос наверняка услышать – и, судя по всем открывшимся обстоятельствам, именно для приёмки партии учебников на следующий год Тамарка их и оставила! А они вон чего решили делать…

Телефон в поясной кобуре – это плюс. Но ушедшие подружки – это минус. Да и в целом ситуация отрицательная. Луч надежды заключался в том, что Максим видел их сумки в классе и аккуратно снятую обувь. С засунутыми туда носочками… Интересно всё-таки, как им пришла в голову мысль разуться, с чего?! Эх, самое начало, самую завязку этого триллера он, как назло, пропустил… И, стало быть, они сейчас придут, распишутся в мятой бумажке ручкой этого Саши-оглы, обуются и пойдут по домам. Ну, не босиком же, в самом деле, выйдут!

Значит, ловить их в коридоре? Когда они к кабинету прибегут?! Чёрт, тут даже не спрятаться нигде, чтобы хоть пару снимков, хотя бы пару, тройку, хоть пять… сделать! Не вжаться в стену, не спрятаться за углом. Да и свет тут такой, что фото будет, как со “скрытой камеры” в телепрограмме, даже ещё хуже. Размазано всё, никакого удовольствия потом просматривать…

В классе тоже не снимешь – это заходить туда, а значит, раскрыться, Боже упаси!

Что же делать?

Телефон, как будто прочитал его мысли; решил напомнить о себе и подал недовольный короткий сигнал с вибрацией. Пришлось его извлечь и протоколировать – пришло уведомление: “Этой фотографии (1) уже 6 месяцев! Желаете удалить её и освободить 852 Кб?”
Максим невольно порадовался за искусственный интеллект, который заботится о собственной памяти, и нажал на уведомление. Открылось приложение галереи, а в нём – выбранная фотография. В мгновение ока юноша очутился в волшебном мире воспоминаний.

Воспоминания Максима:

Это было, кажется, в восьмом классе, по его окончанию. Тогда у юноши случился очень непродолжительный, продлившийся всего полчаса, роман с Маришкой Филимоновой. А началось всё… верно, с урока физкультуры. И почему именно этот предмет, а не литература или астрономия, сводит сердца и порождает новые надежды?
Тогда выдалось жаркое лето, вся страна горела своими необъятными лесами, дым этот и гарь застилали их городок под утро, пока дневной ветер не разгонял пелену, щипавшую глаза. По утрам отменяли уроки, переносили на день, ввели даже для части классов ненавидимую всеми “вторую смену”… И нормативы, естественно, сдавались на улице, тоже после обеда – в спортзале вообще было дышать невозможно.

Желторотиков и ребят из прикомандированного к школе детского сада выгнали подальше, чтобы не мешали, а вокруг большой детской площадки Палыч обозначил маршрут бега на длинную дистанцию. Сам этот круг оказался грунтовым, но по границе с садом собрались класть новый бордюр. Пока что лишь раздолбили старый и засыпали всё желтоватым глинистым песком.

Перед сдачей Палыч дал время на разминку и разведку дистанции. Тут-то всё и завертелось!
Максим лениво пробежал пару кругов, слушая рассказы Руслана об очередном его трофее. И вдруг увидел совершенно неожиданное зрелище.

Маришка, пробежав песочную часть, вдруг сошла с дистанции. Она присела на скамейку рядом, стянула беленькие свои, аккуратные кроссовки и стала отряхивать ступни от набившегося в обувь песка… На этих ножках также белели носочки “Паймон”, но что там носочки? Архитектура её ступней, аккуратных пальчиков, изящной пятки и рельефной, как резцом выточенной щиколотки была хорошо видна всем… всем, кто мог бы посмотреть и оценить!

Максим, по свидетельству пристрастных очевидцев, открыл рот, высунул язык и бежал так, пока девушка не обулась. А по свидетельству очевидцев женского пола, та ему ещё и улыбнулась. Но это не точно, конечно…

Если уж от пары кругов она разулась, то сколько песка набьётся за всю дистанцию? Именно с таким расчётом Максим подошёл к тренеру с тихой просьбой поставить его бежать – в “девчачью” группу.

– Тебя к девочкам поставить? – ответил Палыч шёпотом, так что услышал весь двор и даже проходившая мимо школы дама с собачкой. – Ну добре! Сейчас придумаю, как тебя аттестовать…
Конечно, Руслан тут же высмеял друга, заявив, что тот просто боится честной мужской конкуренции и потому хочет лишь уделать всех девочек. Максим же пообещал ему ответить делом на предстоящей итоговой по геометрии. Руслан-то в Биробиджане на днях бегал, ему не до теоремы синусов!

Девушки традиционно бежали последними. Они все нормативы сдавали в таком порядке – психология, что ли? Ведь сдавших Палыч отпускал по своим делам, и чем ближе к девушкам, тем меньше народа оставалось на этой площадке, рядом с металлическими лестницами-каталками, яркими разноцветными карусельками и до убогости примитивными деревянными “машинками”.

Девчонки, конечно, собрались в стайку и стали о чём-то щебетать, а Максим держался в стороне, подглядывая за движениями Руслана. А когда тот пробежал, установив новый школьный рекорд в своей категории, придумал зловещий план.

Конечно, отец на день рождения подарил Максиму шикарные кроссовки. Эту модель за восемь тысяч порекомендовал ему сам Евгений Николаев – волейболист, выбившийся из самых низов и десять лет отыгравший в каком-то безымянном клубе в Москве. Обувь массивная, сам по себе песок в неё никак не попадёт. Но что, если насыпать его вручную?

Кирпичное здание их школы, тёмное, напоминавшее ему всегда некое подобие средневекового замка грозного феодала, упиралось трёхэтажным главным корпусом в безмятежно синее небо. Массивные тополя, года два назад обрезанные – и покрывшиеся по обрубкам пышной листвой, несли караул вокруг этого замка; там, за ними – давно уже полуразрушенная теплица, мёртвые клумбы… да, на одной из них тогда, в “малышовом” возрасте и работала босая Танька! Но эта часть школьного двора заброшена и спользуется, в основном, любителями попускать дым на большой перемене, прячась за теплицу и трансформаторную будку. А вот на другой стороне, куда заезжают автомобили, там запасной выход и стоит скамейка – да, советская такая скамья из парка, откуда-то притащенная завхозом и поставленная. Летом на ней сидят, балакают да покуривают иноземные строители. Но сейчас-то их нет!

И, кстати, там он тоже видел оставшуюся с прошлогоднего ремонта кучу песка!

Максим отошёл именно туда и осуществил свой план. Теперь после финиша он тоже отойдёт на скамеечку почиститься, куда к нему, несомненно, присоединится Филимонова. Именно туда отойдёт, это хоть дальше, но не в теплицу же она полезет, по битым стёклам ногами хрустеть! А там можно будет и скрытую фотку снять…

Он так замечтался, что проспал свисток Палыча на старте. Целых две секунды забег группы уверенно вела Филимонова, и Максим вдоволь насмотрелся на её фиолетовые обтягивающие шортики. Но потом он опомнился, обогнал её, даже допустив небольшой контакт, и начал лишь наращивать преимущество.

Финишировал он даже с большим преимуществом, чем Руслан над своим серетряным призёром. Палыч, кстати, нашёл простое решение – воспользовался сплитом на хронометре и зафиксировал его результат отдельно от девчачьей группы.

А потом, пройдя полкруга, плюхнулся на лавочку, разулся и стал делать вид, что чистит носки от заложенного песка.

Его расчёт оправдался – через минуту рядом плавно, словно пёрышко, на облезлую малиновую краску скамьи приземлилась Маришка. Тонкая, довольно высокая, со светло-русыми волосами до плеч. В тонких круглых очках – начала носить с шестого, близорукость дала о себе знать; но они её не портили – придавали девушке и её миловидному личику какую-то академичность, даже некоторую высокомерность; серо-зелёные глаза за ними казались больше и почти всегда сохраняли лёгкое насмешливое вражение.
– Тоже песок попал? – улыбнулась она, медленно снимая кроссовки: не развязывая шнурков – за задник.

– Куда?- спросил Максим, теряя голову и лихорадочно думая про её носочки: снимет или не снимет? – А, песок? Да, вот ведь, как бывает… У меня тоже… В носки даже… забился.

В этот момент он и сам понял, что этот предмет туалета надо бы чаще менять. Запах от него, не стиранного и носимого уже дня три-четыре, даже он сам чувствовал. Поэтому и не снимал!

Но девушка оказалась не из тонко чувствующих. Кокетливо подмигнула и – да! Раз – один носочек стащила, открыв свою ступню, с длинными изящными пальчиками; стала стряхивать песок с неё, обтирать пяточку.

– Красивые у тебя… ступни, вот! – прошептал Максим, надеясь, что она расслышит.
Не расслышала.

– Что? – Маришка повернулась к нему.

– Я… да вот, погода сегодня хорошая, правда? – Максим тотчас буквально переобулся в воздухе, сидя без обуви на земле.

Маришка кивнула, продолжая процедуру. Вот и второй белый носочек сполз… Подушечки пальцев – миндалевидные, вытянутые!

– Я думаю, может… как это называется? – юноша, медленно вытаскивая телефон, искал нужные слова. – В общем, это, если вкратце, то может быть, ты, если не занята, может… мы куда-нибудь, собственно, сходим после уроков? Ну, я просто подумал, вдруг ты не занята и… свободна?

Камера была взведена, и Максим ненавязчиво навёл её прямо на ноги девушки, для отвода глаз протирая пальцем его боковую грань.

– Извини, я занята. – не заметив идущую фотосъёмку, ответила Маришка. – Мне надо вещи собирать. Я переезжаю в Лебедёвку. Мои там дом купили… Там буду доучиваться.
– Ой, как жаль! – вздрогнул юноша. – Ты… ну, как бы это сказать?

Девушка повернулась к нему, и их глаза встретились.

– Ты… – Максим окончательно оторопел. – Ты сдала норматив?

Внутренне он ругал себя последними словами, ведь спросить хотел совсем другое.
– Сдала. Представляешь, ещё секунда – и не видать мне пятёрки за год! – звонко рассмеялась девушка. – Ты тоже здорово пробежал!

Максим покраснел и был вынужден отвернуться сам.

– Этот песок мне все ноги облепил… – пожаловалась Маришка, совершая самое сокровеннное – между пальчиками тёрла, чистила – видны были её не очень тщательно, трогательно-небрежно обровненные ноготки, да и сами эти пальчик шевелились, мизинец оттопыривался. – Блин! Пока чиститься буду, весь день пройдёт. Пойду так.
И, подхватив кроссовки с носочками, она встала со скамейки и пошла в школу босиком! Именно так – по недавно уложенной, тёмной ещё асфальтовой дорожке, ступая этими невообразимо аккуратными, нежно-розовыми ногами по ней, выделяющимися очень ярко, рельефно…
Максим тоже вскочил, чуть не забыв собственную обувь. В итоге вспомнил, вернулся, наспех обулся, нарушив целостность задников, и окликнул девушку.
– Что-то хотел? – обернулась Маришка, прошедшая половину дорожки.

От школьного двора их отделяли тополя и куст берёзок. Напротив – замазанные до половины краской, окна санитарного кабинета на тёмном, казавшимся обросшим столетним мхом, кирпиче. Какие-то птицы в зелени что-то там чирикают… Да замолчите птицы! Тут такое происходит!

– Да! – всю дорогу Максим собирался с силами и скопил их аж на целых две фразы. – Я буду скучать по тебе! Ты не против, если я тебя сфотографирую?

– Ой, это так неожиданно! – рассмеялась Маришка, тряхнув волосами. – Конечно, я не против! Ты такой вежливый, что спросил… Уверена, будь на твоём месте Куницын, он бы наснимал меня сзади без спросу, вообще.

Юноша впервые за время обучения почувствовал уверенность и теперь контролировал ситуацию.
– Давай ты сядешь на ограду… – он отошёл с прямого света, чтобы не портить фотографию. – Вот. И ноги вот так ровно, как будто загораешь… Ну, я не знаю, просто отдыхаешь!
Маришка кивнула, устроилась на низенькой чугунной ограде. Ноги вытянула. Длинные, красивые, с круглыми коленками. Максим настроил позу так, чтобы ступни девушки,  сероватые от песка, отчётливо выделялись, словно светились на этом асфальте; чтобы виден был чуть выпирающий вперёд “указательный” палец, чтобы обрисовывалась милая выпуклость у мизинца… вообще, чтобы они идеально попадали в кадр, и сделал первый снимок именно их.

– Покажи! – потребовала было Маришка, но юноша жестом остановил её.

– Нерезко получилось! – виновато улыбнулся он, быстро перемещая фотку в тайную папку. – Ещё раз…

Второй раз получился гораздо удачнее, и модель оказалась снимком довольна.
– Пошли, я что-то покажу. – Маришка, озорно смеясь, отбежала в сторону ближайшего тополя, и спряталась за дерево.

Максим последовал за ней, но ничего не нашёл.

– И что ты хотела показать? – спросил он.

Вместо ответа Маришка крепко обняла юношу, возбуждая жар в его груди.
– И ты мне понравился… Тоже! – прошептала она.

Несколько бесконечных минут они стояли вместе, после чего Маришка поцеловала Максима в щёку.

– Только между нами! – щёлкнув его по носу, засмеялась озорница. – И я буду по тебе скучать!
Схватив кроссовки с дорожки, Маришка побежала в школу, и больше её Максим не видел. Да и весь тот день он бы охотно посчитал сном, если бы не целых два вещественных доказательства в памяти его телефона.

---

ЛИЗА И ТАНЯ.

Предложение Лизы – про летнюю прогулку по улице застало Таню врасплох – она даже не сразу поняла, о чём идёт речь. Потом изумилась:

– По улице?! Там же…

– Ой, знаю-знаю-знаю! – скороговоркой выпалила подруга. – Сейчас я тебе расскажу!

И очень кратко изложила “ликбез”, который ей преподала Елена Александровна во время их босоногого шествия от места съёмок до “Универсама”. Там не только о том было, что плевки испаряются, оказывается и в рты залетают.

– Между прочим, стилист она так, по хобби! – заметила Лиза. – Специальные курсы заканчивала. А вообще медик по профессии. Как моя мама.

– А какой врач?

– Акушер-гинеколог…

Они подошли к граффити, рисунки которого украшали боковую часть холла первого этажа. Граффити эти были предметом жгучей ненависти Тамары Петровны и одновременно  – гордостью директора, Евгения Вадимовича. Первая ненавидела их, как факт, в её понимании граффити, вместе с аниме, ассоциировались со всеми страшными молодёжными бедами, вплоть до наркомании – она, впрочем, и искренне верила, что такое рисуют только под воздействие наркотиков; а второй в своё время даже был отмечен грамотой и призом местного Молодёжного фонда за “современное оформление школы”. Хотя, строго говоря, и классика тут была – на другой стене, в уголке, висел Айвазовский, копия, подаренная местным музеем и инсталляция “Домик Бабы-Яги” из берёзовых обрезков – творчество “началки”.

Лиза подошла к граффити. Вспомнила:

– Кстати! А помнишь, кто это рисовал?!

– Нет… Я ж тогда уезжала на полгода, с мамой в Омск, к тётке. Приехала, а тут уже нарисовано!

– Кристинка рисовала! – Лиза довольно засмеялась. – Кристина, которая эта музыкальная наша… И две девчонки ей помогали, из восьмого.

– А-а… Так она ещё и рисует!

– Ага! Она вообще такая вся продвинутая… И знаешь, что прикольно? Она босиком это рисовала.

– Да? – Таня уже ничему не удивлялась.

– Точно! Я видела. Стоит вся, в джинсах закатанных и вся – краской заляпалась. И джинсы, и футболка. А потом… Потом у неё краски оставались. Она себе пятки чёрным выкрасила. Не, даже всю подошву.

– Зачем?

– Да не знаю… наверное, Тамарку позлить. А тут, между прочим, Евгений Вадимович проходил и она такая показывает ему ноги и говорит: вот, типа, сама покрасилась…

– И он что?

– Да посмеялся. А она так босая, конечно, домой и пошла. А ведь это ещё апрель был, холодно было, я помню.

Таня вздохнула. Ей уже хотелось быть, как Кристина. Хотелось также покрасить вызывающе чёрным пятки и потопать домой, сверкая их чернотой. По апрельским холодным лужам. Даже по ледку их… хотя какой ледок, он только утром. Но чтобы все ахали и смотрели на неё, гордую и босую.

Ну, или как Лиза. Чтобы мысль о том, что выйти босой за порог своей квартиры, вообще не волновала, ни разу.

– Давай у граффити тоже сфотаемся! – предложила подруга. – Не лестнице хорошо получилось…

– Давай…

Лиза задумала не просто селфи; сбегала к инсталляции, притащила два стоявших там берёзовых чурбачка, устроила один на один, поставила на них телефон, подложила к нему какую-то фигурку, какого-то гномика оттуда же. Выставила задержку фото. Вернулась. Щёлк! Ещё давай, вот так… Щёлк!

А Таня думала почему-то о Максе. Странное было ощущение, что он где-то рядом. Хотя вряд ли – ушёл из школы, как обычно, с красавцем Русланом и Джебраилом. Сидит дома сейчас, уроки делает. Она поймала себя на мысли, что, несмотря на то, что раньше говорила Лизе, Руслан ей не очень нравится – хотя пацан пацаном, спортсмен! Но какой-то холодноватый, отстранённый и немного… надменный. Свысока смотрит. ИА Джебраил слишком горячий. Не злой, но вспыльчивый. Таких всплесков эмоций Таня не любила – ей бы что потише.

И Максим тут как раз – её человек. Ну, говорит, запинаясь всё время, будто сначала снова языком из пластилина лепит. Или во рту катает, как горячий пельмень… Ну, одевается средне – так ведь и она тоже! Без фирменного блеска. А ещё он умный. И про этого Самгина знает, и про ассасинов, и, кстати, в аниме разбирается хорошо…

Девушка тихо, про себя, затосковала. Представила: вот она такая, звонит в квартиру Макса. Летом. В лёгком платьице, белом в горошек, есть у неё такое – и босиком. И говорит: “Пойдём, Макс, погуляем?” И они идут в новый супермаркет, который на Красных Зорь построили, в кинотеатр. Их голые ступни на чёрно-синем ковролине… Или на фут-корт – пиццу взять и лимонад. А может, просто мороженое. С деньгами и у неё, и неё туговато.

А Лизу? Нет, Лизу, при всей её приятности, не возьмём. Этими своими гибкими красивыми ступнями она её в глазах Макса просто перевесит; и волосами роскошными, и глазами игривыми. Нет.

– Тань! Ну, ты вставай уже в позу!

– А? Да…

– Давай “обнимашки”! Вот так!

Таня, по-девичьи обнимаясь с Лизой, демонстрируя свою улыбку камере фотоаппарата, с неожиданной отчётливостью вспомнила эпизод аж из пятого класса. Кажется, тогда теплица жива была ещё, клумбы перед ней сажали. Это июнь был, уже духота. И она – единственная, кеды свои скинула, пропотели все – и давай в земле клумбы возиться. Ну, как на даче, да… А что?! Не в сапогах же резиновых… Хотя кто-то в них был, точно, родители надели. Простудишься! Впрочем, тогда этого никто не заметил, значения не придал. Мелкота же они были. А мелкоте всё можно…

Но Макс тогда чего-то кругом ходил вокруг клуvбы, это она помнит. С граблями, хотя земля разровнена уже. Пришла тучная завхозиха и его угнала куда-то с пацанами, что-то носить. Уходя, всё время оборачивался.

Но и Таня ведь тогда этому тоже не удивилась.

А вот сейчас, когда Лиза, в эмоциональном подъёме, её в щёку чмокнула, что-то такое проскочило. Какая-то искра. И даже не в голове – а в голых ногах, которые рядом, совсем рядом… И она ощущает их тепло. И какую-то притягательность. Странные мысли, конечно…

Потом ставили на место чурбачки. Тоже ведь пятый или четвёртый класс сделал. Малыши… Лиза остановилась у картины Айвазовского. Рассматривала. Сказала задумчиво:

– А ты знаешь, что по профориентации у нас новая учительница будет?

– Нет.

– Ну, вот, на следующей неделе придёт. Я её с завучихой видела. Высокая такая, стройная… в очках. Говорят, она сама из нашей картинной галереи. Ну, который Музей сейчас.

– А-а! Искусствовед.

– Ну, типа того. Наверное, нам про искусство будет рассказывать.

– Интересно…

– Да мне, в принципе, тоже…

– А на кого поступать хочешь, Лиз?

Всё-таки десятый – расслабуха, серьёзные испытания только на следующий год. Но думать уже надо. Мама Тани твердит: медиком! Без работы не останешься. Зарплата небольшая, но стабильная, бюджет. А папа… был бы у неё папа.

И она вспомнила, как прогнала того самого Вадима. Стало нехорошо на душе.

Но Лиза её внезапно-задумчивого состояния не замечала. Ответила рассеянно:

– Да я не думала ещё… Ну… Моделью хочу! показы, поездки, конкурсы. Хотя… нет. Я психологом хочу быть.

– Психологом?

– Да! Мне вот Елена Александровна рассказывала: наш фотограф, он психологом в полиции раньше работал, вот. А фотография – это тоже хобби.

в этот момент со второго этажа очень глухо, фоном, послышался какой-то разговор. Гортанный. Говорил человек, явно плохо знающий русский язык.

Воспоминания Лизы:

Психологом стать? Ну, первым эту мысль высказал отец. Она рассказывала, как в классе Тамара хотела поставить отрывок из “Войны и мира”, где Лизе предложили роль “стервы” Безуховой.

– Пап! – горячилась девушка. – Чего её так все ненавидят?! Ну, тогда ведь они не работали, женщины, Интернета не было. Где тусоваться-то? Только на балах! А иначе – в четырёх стенах сидеть! И когда она у Пьера требует деньги за развод, это нормально вообще! Это компенсация… Ей-то на что жить?

Отец, куривший на балконе свою трубку, тогда заметил:

– Лиза, тебе бы психологом работать. Хорошо понимаешь… человеческую натуру!

А вторым толчком стал этот разговор с Еленой Александровной, эта прогулка… Ну, и потом, конечно, Ольга. Чёрт её дери. Свалилась ей на голову из своих Чебоксар. И прямо переворошила… Одно это стояние на холодной лестнице! Самое интересное в том, что, наблюдая, как голые ступни Ольги совершенно спокойно шаркают по этой грязи, пеплу, оброненным бумажкам и остаткам оброненных окурков; глядя на эту широкую пятку с серой каёмкой, она почему-то захотела также! Отвязно. Нет, не курить… А вот выйти на лестницу и… в таком же старом материном халате.

И ведь выходила потом пару раз, когда ни родителей, ни сестры в доме не было. В том же халате. На холодный пол. Стиснув зубы, рьяно топталась на том же месте, в рассыпанном пепле чужих сигарет, елозя по этому всему босыми ногами… Потом спускалась этажа на два-три вниз. И, услышав рычание лифта, стремглав бежала обратно. А вдруг соседи её “спалят”?

И вот Ольга приехала в том же году, уже по лету. Лиза уже занималась в “модельной школе”. Уже прошли первые фотосессии. Уже Алия Ильясовна её похвалила за отсутствие брезгливости, она уже прошлась так по городу с Еленой. И тут сестра – нарисовалась! На этот раз ей надо было не документы какие-то оформлять, а решить вопрос – по доверенности, с их земельным участком, которым мать и её брат владели в равных долях.

Ольга слегка изменилась. Похорошела. Стала не такой грубой, причёску своих косматых чёрных волос сделала, косметикой чуть-чуть начала пользоваться. Да и сразу к матери: может, чем-то помочь? Я не нахлебница, не думайте!

Мать тогда, слегка опешившая, робко предложила:

– Может, вы с Лизой на рынок съездите? У меня тут дежурства на дежурстве, все ж в отпусках… А овощи отходят уже. Нам бы для засолки запас сделать.

– Конечно! Съездим!

И в тот день, когда собрались на рынок, Ольга, просматривая цены оптовиков в телефоне, спросила с какой-то странной интонацией:

– Ну, чо, в кедах пойдёшь, да?

– А? Ну, наверно да…

– И чо в кедах-то? Иди, вон, каблучки свои найди… Будешь модная.

Лиза торопела.

– О! А ты как пойдёшь?!

– Босиком я пойду! По жаре, по рынку таскаться, выбирать! Ну его на хрен…

Она встала с дивана, в том же домашнем материном халате, презрительным взглядом Лизу окатила и удалилась в ванную.

Выбора у ней не оставалось. Ольга явно брала “на слабо”.  В душе Лизы, конечно, всё протестовало, но… вызов есть вызов. В конце концов, она же не одна будет!

К её удивлению, двоюродная сестра подошла к гардеробу на выход с очень неожиданной стороны. Приехала она-то в заношенным спортивных штанах и клетчатой рубахе на топик. А сейчас распаковала чемодан на колёсиках, достала вещи, вырядилась. Короткая юбка, обнажающая длиннющие ноги выше колен, с чёрным широким поясом. И кожаная “косуха”. Лиза, уже понимавшая кое-что в стилистике, изумилась:

– И это – для рынка?!

– Балда ты, – без эмоций ответила сестра. – Там же нерусские торгуют. Они от такого вида сразу обалдеют… и цену раза в два скинут. Вот увидишь.

Ноги она, кстати, начала брить. Кожа икр, по-прежнему загорелая, гладкая, блестела, как бок кегли.

Вышли. Никакого такси – туда, из экономии, на автобусе. Девушка ша за сестрой по такому же бугристому и нечистому асфальту, как тогда с Еленой Александровной. Но уже о всяких подозрительных пятнах на нём не думала. Да и шут с ними! Ольга посматривала на неё, спросила с ухмылкой:

– Ну, как твоя школка модельная? Занимаешься?

– Ага.

– Пацанов, наверное, штабелями укладываешь?

– Да нет… Ну, я не знаю. Как-то не думала.

– Ну и дурочка, – беззлобно заключила сестра. – Пользуйся уже. Навык есть. Пацаны для этого и нужны.

– Зачем?! Они же не дураки, блин! Чтобы их укладывать.

– Да щенки они… – фыркнула сестра. – Мальчишки позже девок взрослеют, запомни. Это мы ими вертим, а не они нами. Так… о, сейчас придёт автобус, он близко уже.

По пути к остановке она не пропускала ни одной лужи. Залезала туда обеими голыми ступнями, нарочно шлёпала, шевелила длинными пальцами с не очень аккуратно, наспех обрезанными ногтями. Наслаждалась этим вот: нате вам! Да, такая я голопятая и грязноногая! К краешку большого пальца – грубого, как сучок, прилипла какая-то грязь – но стирать она её и не думала! А в автобусе Ольга откровенно изгалялась. Зверь был старый, шумный, гудящий и фырчащий; слегка пахло бензином в салоне. Задние сиденья, на которых устроились – как подиум. Ольга вывесила в проход босые ступни, уже испачканные пылью по подошве; длинными сильными пальцами пошевеливала. Нагло, напоказ. Тётка, сидевшая впереди, занервничала:

– Девушка! Вы чё ноги в проход выставили? Запнётся кто-нибудь!

– Кто запнётся?! – отбила сестра. – Мы одни тут сидим. А вам выходить? Уберу, не переживайте!

– Я не переживаю! Только вот не хочу смотреть на эти ваши…

– Мои – какие?

– Не знаю! Поскромнее себя вели бы!

– А не хотите – так и не смотрите!

В общем, Ольга всех шокировала. И, похоже, ей это нравилось. А ещё это нравилось Лизе. Это до этого она скромницей была, белой и пушистой. А тут кураж Ольги, на грани фола, её откровенно заводил. В самом деле… не хочешь – не гляди! Кто заставляет-то…

И девушка тоже вытянула свои ноги в проход. Беленькие ступни-лепестки, с тонкими беззащитными  пальчиками. Тётка эта, обесцвеченная, как Тамара Петровна, смерила её уничижительным взглядом, но заткнулась.

А Ольга приобняла её за плечи и прошептала в ухо:

– Молодец, мать! Пусть знают!

На рынке Ольга сразу направилась в крытый отдел, в большое здание; Лиза изумилась: “Мы же овощами… А ты куда?”.

 Сестра бросила:

– Мне косметику фирмовую надо взять… Тут всякие лавки есть.

– А ты… Ты разбираешься?

– А куда там! – захохотала Ольга. – Ты и посоветуешь. Ты ж “ма-адель” у нас!

Лиза даже обиделась:

– Ты надо мной смеёшься, что ли?

На этот раз Ольга потрепала её по плечу – ласково:

– Ну, ладно, не злись! Я просто так… сморозила. Нормальная ты у меня, сестрёнка. Жаль, раньше не знались.

И по этим залам, кафельным, нежно-коричневым, бродить босиком тоже было в общем-то, прикольно. Пол местами холодненький, а у окон и под стеклянной крышей – нагретый. И люди, люди, люди вокруг! Больше, че на улице. И тоже никто не смотрит. Через пять минут девушка ощущала себя тут, в таком вот своём виде, как рыба в воде.

А Ольга у бутиков то ли растеряла, то ли спрятала свою наглость куда подальше. Вежливо разговаривала с продавщицами, перебирала тушь ля ресниц, помаду, лак. Советовалась с Лизой.

– А вот этот подойдёт? А?

– Оль, ты же брюнетка. Зачем тебе перламутр?! Бери коричневый или синий.

– Серьёзно? Синие ногти…

– Да круто!

– Хм. А ты мне накрасишь? а то я вообще забыла, как это делать…

– Тебе?

– Ну, да на ногах… поможешь? Ты же сама тоже красишь.

– Да. Бесцветным. Ладно, помогу. Оль… а что ты так… – несмелым тоном спросила девушка. – …прихорашиваешься?!

Сестра загадочно ответила:

– У меня тут… у вас кое-кто нарисовался. Надо выглядеть хорошо! – и повернулась к витрине. – Девушка, мне вот это, пожалуйста, самый нижний!

Продавщица – такая же худенькая, как и Лиза, только с мальчишеской короткой стрижкой, их обслужила. только, выдавая сдачу, улыбнулась:

– А вы такие интересные… босоножите.

– Да! Как-то жара такая… – Ольга смахнула деньги в карман куртки.

Та же, за прилавком, только усмехнулась:

– Да я бы тоже… Парень мой приглашает так погулять. А я боюсь… придатки застужу.

– Ой! – Ольга засмеялась дерзко. –  Это фигня. Придатки выдержат. спасибо!

Он спускались по ленте эскалатора – босыми ногами Лиза чётко ощущала жёсткие рёбра ступенек; поинтересовалась:

– Оля… А тебе вот ничо так вот… ну, босиком, типа, при всех?

– Ты знаешь, мать… – это словечко у неё вылетало часто и даже передалось Лизе. – Знаешь, у нас в спорте так: либо взял планку, либо не взял. Либо принял пас – ибо не принял. Не тянешь – иди, гони гусей…

– Что?

– Ну, это фраза такая… моего тренера. Я самодостаточная такая, понимаешь. Я такая, какая есть. А кому не нравится…

– Пусть идут “гнать гусей”.

– О! Верно! Рубишь фишку. Ну, всё, теперь за картохами…

Овощные ряды кипели художественным многоцветьем красок. Горы перцев переливались алым и нежно-зелёным; карминным горели стручки острого перца. Такой же гаммой светились горы помидор, среди них важно зеленели огурцы, и гадкие, и пупырчатые. Возвышались тыквы, сверкали гладкие бока жёлтых дынь, громоздились арбузы. Солнце хлестало в щели среди навесов; пахло изумительно – ведь тут и фрукты, и распаренным ароматом разнообразных даров природы обдавало нос.

Впрочем, эти дары, вообще-то, и на асфальте лежали. В виде всякой чешуи, кожицы и прочего. Лиза прошлась по золотистой луковой шелухе – поморщилась, отлепила такую чешуйку с голой пятки.

А Ольга уже торговалась с продавцами. Это она наверняка делала, как у себя в Чебоксарах.

– Исанмэ! – бодро говорила она, подходя. – Какой огурец хороший? Парниковый, да?

– Э, селям алейкум, уважаемый! – отвечал продавец, моментально зажигаясь; узбек, татарин или таджик. – Зачем савсем парниковий? Типлица есть, хороший типлица, там рос!

– А зачем дорого так?

– Вай, зачем дорога? Так отдам! Скидка будит!

И называл сразу – чуть меньшую, чем на бумажнике ценнике, цифру.

Ольга ещё и пробовала. Нахально. Когда она первый раз взяла с горки коротенький огурец и откусила от него большими, ровными зубами, Лиза охнула: видела бы это мама! грязными руками – немытый фрукты! Дизентерия! Пищевое отравление! Но Ольге было наплевать. Потом она подошла к яблокам и тоже попробовала. С хрустом откусив сразу половину. Протянула девушке: “Будешь?”.

Бог ты мой! И Лиза, воспитанная в традициях стерильности – от сестры, приняла это чёртово надкушенное яблоко, как когда-то – Адам с Евой от Змея-искусителя.

…Через час она в полной мере оценила решение сестры ехать на рынок босыми. Если бы она была в обуви, ноги бы уже в ней спеклись. Ольга приценивалась, пробовала, торговалась; отходила, потом возвращалась. Лиза уже не чувствовала ног – хорошем смысле; было легко, как дома. И даже ударилась о какой-то поребрик, и быстро боль в пальце перестала ощущать.

Они затарились овощами, строго по списку. Лизе сестра отдала самый невесомый пакет – с   зеленью и перцами. У самой же рюкзак за плечами, нагруженный, и сумка спортивная, тоже через плечо – оттуда кабачки торчат.

Лиза посмотрела на её ступни. Господи. Вся грязь рынка на этих сильных пальцах, на чётко прорезанных сухожилиях. И ничего. Да и она – грязноногая тоже. А ведь ходят и хоть бы хны им. Ольга сунула ей под нос грушу. Невыносимо ароматную, большую.

– О! А это ты…

– Да спёрла я с лотка… – улыбнулась сестра. – Мужик отвернулся, я спёрла. Для тебя.

Искушение было столь сильным, что девушка не устояла. Какая там дизентерия! Гори всё синим пламенем… она приняла фрукт, поблагодарила и впилась в чудесную мякоть зубами.

А Ольга вспомнила: мама грибы ещё просила. Пошла по рынку в поисках. Лиза шла следом, поедая грушу. Широкие пятки сестры, голые, с той же каёмкой грязи… Ноги голые до кроткой юбки, сверкающие. По лужам, по чему-то ещё. как же хорошо, свободно… куртку Ольга сняла, перекинула через сумку. Торговцы на её ноги точно – западали, цокали своими среднеазиатскими языками, один аж расцвёл:

– Эй, пачиму боса? Зачэм боса?! Прастуда будит!

– У тебя будет, дорогой. Чирей на заднице! – не полезла за словом в карман сестра. – А у меня всё хорошо. Я ж красивая, да?!

– Вай, савсэм красивая, баса! Красавица, бэри памидор, хароший памидор, Ташкэнт!

– Ну, Ташкент – так Ташкент. Скидку дашь?

– Скидка дам, такой баса! А каким зовут красавица?

– Аграфёной зовут. Не выговоришь. Вешай вот… два килограмма.

Так вот, нашли грибной ряд. Он бы пуст. Только торговала бабка какими-то совершенны страшными на вид грибами – сморчками, что и, и мужик – опятами, маленькими, аккуратными.

Сморчки и она, и Ольга отвергли. А к опятам сестра приценилась.

Мужик был русским. каменным. С лицом тюремного надзирателя. Угрюмо назвал цену. Ольга попыталась сбросить:

– Дорогой вы человек, а может, сбавите? За красоту нашу девичью?!

Видимо, элегантность Ольги никак на него не действовала. А Лиза оценила со стороны – красивая, стильная, босоногая. Это короткое платье с чёрным поясом очень идёт… С той же скрежещущей интонацией мужик ответил:

– Ты юбку выше задницы ещё подними… Больше красоты будет!

– Мужчина! Мы мою юбку будем обсуждать или торговаться? Мы вот тут такие все… малобюджетные!

И она выворотила босую ступню.

Мужик с тем же выражением лица глянул, озлобленно буркнул:

– Малобюджетные – идите за пособием. У нас тут не собес!

– А, понятно…

Сестра отдала опешившей, догрызавшей грушу, Лизе спортивную сумку, и освободившись от ноши, выгнулась через прилавок с грибами. Одним движением притянула мужика за шею к себе – и что-то прошептала ему в ухо!

Он аж позеленел. Или покоричневел, как и его товар.

– А-а… эта… давай… Сколько?

– Вот этот пакет. Всё, без сдачи! Пока, мужик!

Они шли обратно, а Лиза всё оглядывалась на этого, с грибами; Ольга просто размазала его по стенке этим шёпотом в ухо; прежде грозно нависавший над прилавком, он свалился за него, на стульчик, только торчала шишка лысоватой головы. Девушка схватила сестру за руку:

– Оля! Ты чего ему такое сказала?! Он же аж чуть не помер!

– Мать… лучше те не думать про это, в натуре.

Лиза загородила ей дорогу. Ну, ведь, правда, интересно!

– Ну, Оля! Я иначе не пойду никуда дальше!

Сестра состроила милую улыбку.

– Я сказала, что я ему щас кадык вырву… – ласково проговорила она. – И грибы его сраные по земле растопчу. Нормально?

Лиза просто открыла от изумления рот… Нет, ну, она что-то такое подозревала. Но, что бы “кадык вырву”, так вот просто и ясно… С этим открытом ртом повернулась, шагнула и вляпалась.

Это были гнилые фрукты. Упавшие, вероятно, с тележки. то ли огурцы. То ли помидоры. То ли бананы! А может, всё вместе. Противное, склизкое, тёплое, как… ну, сами понимаете! Влезла правой голой ступнёй, поскользнулась, чуть не упала – волей-неволей влезла и второй, левой. Это разнокрасочное месиво с ошмётками теперь пузырилось между её худых пальцев ног.

– Ну, мать, поздравляю! – прокомментировала Ольга. – По самые не хочу…

– Блин!

– Да чо ты блинкаешь? Салфетки влажные есть?

– Есть…

– Пойдём, вон сядем на ящики, ототрёшь.

Жаркий день растекался над рынком, как масло на сковородке. На самом краю долбили асфальт, мелькали оранжевые жилеты; двое нерусских, балабоня по-своему, катили тележку с арбузами; какая-то счастливая семейка о двух малышах возвращалась с пакетами… Ладно!

Отошли к груде деревянных и пластиковых ящиков. Присели. Ольга достала сигареты:

– Курну пока… Вытирайся.

…Мешанина из овощефруктовых остатков оказалось необыкновенно липкой, и пахла, как тот самый фрукт дуриан, с которым не пускают на борт авиалайнера. Лиза измызгала три салфетки – с переменным успехом.

– Да, блин! – не выдержала сестра. – Давай, я сама! Клади ноги мне на колени!

– Так они же…

– Клади, говорю!

Лиза с некоторым страхом положила ноги на голые колени Ольги. А ведь приятно… у неё горячая такая кожа, мускулы прощупываются. Сестра взяла салфетки и начала отточенными, жёсткими движениями буквально выдёргивать каждый пальчик ступней Лизы, сосредоточенно, не выпуская из большого рта сигареты. Лиза только охала.

– Больно?

– Ну… так…

– Терпи. Зато вытру хорошо.

– А где ты так научилась?!

– Мы с девчонками друг дружке массаж делаем. Перед тренировкой, ноги разогреть… И после тоже. Нравится, что ли?

Лиза закрыла глаза. И это тоже… жёсткие её пальцы, горячие колени, прикосновение к ступням.

– Да!

– Странная ты… Добро.

Через минуту девушка не выдержала:

– Оля! А ты такая стала… красивая! С прошлого приезда. А если тебе в модели?!

– Мне?! – Ольга фыркнула, выбросила окурок за ящики, чёлку чёрную с потного лба сдула, заканчивая её ножки обрабатывать. – Куда мне, кобыле-то старой… И мослы у меня не то, что твои. У тебя аккуратненькие, нежные, я ж чувствую. А у меня – кожа как резиновый коврик. Не, забей.

– Нет, ну если…

– Да не если! – рассердилась сестра. – Я всё равно ни педикюр не делаю, ничего…

– Почему?

– А у нас иной раз тренировки или сборы в таком зале ледяном, что аж иней в раздевалке! И ты поскачи босая на разогреве. А полы иногда в спортзалах – крошатся. Пару раз занозы девкам зубами вытаскивала. Всё, мать. Свободна!

Она сбросила её ступни со своих колен, легонько шлёпнув по голым пяткам; поднялась. Накинула на широкое мужское плечо ремешок сумки.

– Пошли на стоянку… малёх я выторговала, на тачку хватит до дома!

И Лиза шла за ней. Нет, не шла – она пёрла. Она старалась идти в такт шагам Ольги, чтобы их босые ноги ступали синхронно. Её, грубые, “небшорканные”, и её – ещё нежные. Она просто дико, дико! – что называется, тащилась от их совместной босоты, она просто была одним телом с Ольгой, она вообще… И представляла, как будут вместе в ванной мыть грязные ноги. как вода будет хлестать на эти сильные, мускулистые ступни сестры, как капать с кончиков длинных пальцев. Она уже влюбилась в них! В их босую наготу!

Одним словом, вот тогда у неё случился этот переворот в мозгах. А приехав и разгрузившись, они с Ольгой пили чай на кухне.

И беседовали о том, о чём их родителям, вообще-то знать точно – не нужно!

---

ЛИЗА, ТАНЯ И МАКСИМ.

Услышав голоса сверху, они, конечно, понеслись туда, к кабинету. Не потому, что боялись гнева Тамары Петровны, а просто – ну, в самом деле, их оставили для дела, а они тут разгуливают, фотографируются! Тоже мне, нашли занятие… И бежать босиком по родной школе, шлёпать голыми ступнями, как-то особенно азартно – это тоже было приятно, да ещё веселее!

Влетели в класс. Нерусский человек со смуглым лицом и пиратской чёрной бородой, полумесяцем охватывающей его физиономию. Уже там, на партах – коробки, перехваченные лентой скотча.

– Дэвушка! Пришол! Зачэм ушла? Тибе сказал – учебник надо ждать! Куда ушол?

– Да приОл уже, пришОл! – передразнила его Лиза. – Что нам нужно сделать?

– Роспис нада. Вот тут! Расписаца!

– Давайте…

Девушка приняла бумажку и напротив отпечатанного: “ПРИНЯЛА”, поставила “Галиева Е. В.” И размашистую, уже давно отрепетированную, роспись.

Человек с бородой довольно кивнул. Пошёл к дверям. А уже оттуда обернулся, показал в их сторону коричневым пальцем, проговорил:

– Басыком – харашо! У меня в аул дочка тоже басыком!

Он исчез. Девчонки выдохнули. Вскрыли коробки. Рассортировали всё: любо-дорого смотреть! Учебники в одну сторону, рабочие тетрадки в другую; справочники – в третью, в общем, Тамара Петровна должна быть довольна. Хотя та вообще редко бывала чем-то довольна: распекать, выговаривать, вот это её стихия…

Дела были закончены. Обе девушки, посмотрели на свои рюкзаки, на стоящую у стенки обувь и… не сговариваясь, уставились друг на дружку.

– А может… – это Лиза.

– Я тоже… подумала! – это Таня, почти шёпотом.

Всё, понеслась! Кроссовки Лизы, кеды Тани – в мешки для мусора, нашедшиеся в кабинете. Мешки – в сумки. Скрежет ключа. Шаги босых ног по коридору. Всё, теперь они идут – и как они идут! гордо идут, и никого не боятся. И сейчас хоть полк однокашников выстрои тут, в холле – да пофиг! Пусть смотрят, пусть завидуют их голым ногам, бесстыдным, можно сказать, в школьном строгом антураже, на фоне обязательного государственного гимна и флага внизу. И даже флага школы!

Ещё спускаясь по лестнице, Лиза сказала:

– Там Усатая сидит. Сейчас увидит нас – тоже, наверное, орать будет.

– Да ну её…

“Усатой” они называли противную коренастую и кривоногую тётку, действительно, с полоской темных усов над верхней губой.

Но ожидания их не оправдались!

Внизу за своей конторкой сидела довольно молодая девка. Лет двадцать пять. С прямыми светлыми волосиками и прозрачно-голубыми глазами; в чёрной, естественно, форме… Но главное! – её форменные “берцы” стояли на полу, а она сама положила хрупкие белые, голые ступни на скамейку и, явно блаженствуя, пошевеливала пальцами.

Девчонки от неожиданности громко прыснули смехом – Лиза аж закашлялась. Да, вот это было достойное окончание их приключения сегодняшнего, такая вишенка на торте.

Охранница их увидала, даже приподнялась, ноги спустила на пол.

– Ой, господи! Наконец-то! Вы же последние у меня!

– Да… – Лиза пошла к конторке, протянула ключ. – Наверное, последние.

– Да точно, все ушли уже. Ой, сейчас закрою школу!

Девушка эта глянула ни их ноги. С улыбкой. Заявила, усмехнувшись:

– Завидую я вам! А у меня за полсмены уже ноги болят! Духота такая…

Она говорила это, а Лиза с Таней смотрели на её ступни – да уж… На фалангах жилистых пальцев – пятна мозолей, истерзаны грубой обувью эти ноги, ох, истерзаны! как у Тамары, только та не охранница в ЧОПе.

А эта, молодая, встала, взяла ключи от входа. И сделала движение такое – как бы надо в “берцы” влезть, обуться; а потом волосами тряхнула – да пропади оно пропадом! – и пошлёпала за ними, с удовольствием припечатывая подошвы к полу. Запросто.

– Этот, носильщик, ушёл… – бормотала она. – А, и парень этот ушёл.

– Какой? – мигом отреагировала Лиза.

– Да был тут один… Телефон где-то оставил.

– Нашёл?

– Нашёл, слава Богу. Ну, до свиданья вам!

– До свидания.

Вышли на крылечко. Асфальт грел их ноги ласковым теплом. За спиной скрежетнул ключ. Таня проговорила задумчиво:

– Представляешь… Она сейчас тоже на обход пойдёт. Как мы! Босиком по школе!

– Да, кайфовать будет…

---

Оставив в мыслях эпизод с Филимоновой, полюбовавшись на её симпатичные ножки, так хорошо и удачно им запечатлённые, Максим, конечно, это фото уничтожать не стал – так, прошёлся по галереям, пару туповатых мемов и прочего, из той же серии удалил, аппарат успокоил.

И сразу же, с окончательной ясностью понял, что все его надежды – рухнули. По лестнице, что-то такое причитая-приговаривая, спустился Искандер-Саша, с кем-то из охраны громко попрощался… вышел.

Всё, ловить больше нечего.

Сейчас они там “примут” эти учебники, или уже приняли… Наверное, на полки расставят и всё… Сколько бы они не тусячили по школе босиком – а когда-нибудь им банально захочется есть, и они пойдут по домам. Лиза, конечно, вряд ли разуется, да и Таньку точно сагитирует этого не делать. Это вообще бред – чтобы босым по улице топать… У них в классе точно так не делал, никогда и ни за что.

И, в общем, ловить их босоногими теперь бесполезно. Когда ещё такая возможность представится!

Осознав это и понимая, что теперь он точно никому тут не нужен, даже самому себе, Максим понуро спустился на первый этаж, в холл. Проплёлся мимо молодой женщины в чёрной форме: надо же, какая-то молодая.  Светловолосая… Сидит, шнурует свои армейские ботинки. Он вежливо, но грустно бросил ей короткое “дасиденья!”, вышел на крыльцо…

Печальный день. И всё какой-то печальное, убийственно разочаровывающее. Школа – кирпичный монстр; как её ни ремонтируй каждый год, как не крась, какие там рисунки внутри не малюй, а как была казарма, так и останется… Дома на этой улице – облезлые, даром, что девятиэтажки; детвора во дворах орёт, как бешеная, как сбежавшие из “дурки”, как это они так умеют! пенсионеры с собаками гуляют, такими же старыми и убогими.

Мрак….

Хотелось надеяться, что его друзья, Руслан с Джебраилом благополучно про него забыли, разъели пиццу на двоих и смотрят сейчас в “Кинофоруме” очередной западный боевичок с погонями, драками и голыми девицами в постели…

Отвратительно всё это.

В голове промелькнула только одна, хоть как-то поддерживающая мысль: а вот он их на выходе всё равно их щёлкнет! Из принципа! Пусть обутых и застёгнутых, можно сказать, на все пуговицы! У снимка дата и время… И завтра так подкатит и как можно небрежнее спросит: а что это вы так поздно в школе делали?!

И пусть он ответят, пусть: мол, учебники ждали! А он тогда усмехнётся издевательски так, и уточнит: а вы ТОЧНО больше НИЧЕГО не делали?!

И насладится картиной, как хотя бы Таня, явно именно Таня! – покраснеет.

Вот он отомстит за то, что тогда она не разулась на физкультуре и так вот проскочила мимо него…

Подумав ещё пару секунд, юноша решительно шагнул за кусты жимолости, пышно росшей по обеим сторонам от школьного входа. Вот отсюда он их и щёлкнет!

Когда Лиза и Таня появились на вафельно-розовых плитках школьного крыльца, Максим икнул и подавился собственной слюной.

Ноги девушек были босы. Совсем! И он даже не стал думать, где она – в классе ли осталась, в рюкзачках их…

Нонсенс. Невероятное явление. Круче, чем приземление “летающей тарелки” с “зелёными человечками”.

Надо быстрее, как можно быстрее, включит камеру на телефоне!

---

…А девчонки медленно, очень медленно, смакуя каждый шаг, спускались по ступеням. И не подозревали, что согнувшийся в три погибели Макс делает снимки. Без звука работала камера, хорошо; освещение идеальное, раннезакатное, от фигур девушек на эту плитку двора ложатся острые угловатые тени. Неожиданно Таня воскликнула:

– О! Лиз! Жимолость поспела!

И шагнула к кустам, кое-где уже украшенным мелкими сине-голубыми ягодами.

Максиму пришлось буквально падать на землю… Чтобы не быть обнаруженным. Носом прямо в пахнущую прелостью траву.

Но зато сейчас прямо перед ним находились ступни Тани; девушка встала на поребрик, ноги её напряглись, пальцы свесились, особенно большой, изогнулся всеми фалангами. Максим великолепно видел все детали: и шершавые на вид кончики этих пальцев, и не очень аккуратно, явно дома – после ванный, а не в косметическом кабинете, обрезанные ногти, и дрожащую жилочку у начала щиколотки, и саму кожу – нежную, хоть и чуть затвердевшую на круглой пятке.

Щёлк! Щёлк. Щёлк…

– Ой, а там ещё больше её!

..и сделала попытку шагнуть вглубь кустов. Сделай она это – и через два шага неминуемо наступила бы ему или на голову, или на выставленную руку с телефоном.

---

Максим с необычайной, фантастической прытью кувыркнулся из положения почти лёжа – на почти “на корточках” и так, сначала гусиным шагом, потом уже приподнявшись, ломанулся через кусты вглубь. Только бы они не опознали его спину в серой ветровке! Ветви давали ему болезненные пощёчины, а он уже летел вперёд, выскакивая с другого конца этого садика; кстати, именно тут его Филимонова и поцеловала – но об этом ли сейчас вспоминать!

А вот то, что он там и оборонил злополучный телефон, он понял, только вымётываясь на улицу с заднего двора школы.

---

Ошарашенная треском сучьев, колыханием ветвей – как кабан шарахнулся по чаще! – Таня застыла. Подскочившая Лиза ахнула:

– Это кто тут был?

– Да не знаю… Белка или кошка?

– Не фига себе кошка! Да тут как псина здоровенная пробежала. Ну-ка, ну-ка…

И Лиза ринулась в чащу. Босые ноги её натыкались на сучки, на колючий осот, но ей было интересно – наконец, она победно вскрикнула, и полезла обратно, держа в руке мобильный телефон.

– Во! Смотри!

– Ой! Чей это?

– Не знаю… Сейчас посмотрим. Ого, тут камера включена. Опа… Это наши ноги. Точнее, Танюха, твои!

Они с изумлением начали листать сделанные фото. Да, это танины ступни. А вот они на пороге школы…

– Да, блин! – не выдержала. – Это кто ж за нами шпионил?!

Лиза хотела было что-то сказать, но тут экран телефона осветился, он завибрировал в её руках – шёл вызов. Моментально сориентировавшись, Таня нажала кнопку приёма вызова и они – обе, услышали очень знакомый голос:

– Макс! Ну, блин, мы с Джебом тебя не дождались. Отбой… мы по домам!

Лиза, усмехнувшись, оборвала связь. Потрясла телефоном:

– Теперь поняла, кто?! Максимка наш. Тихоня… а я тебе говорила – он по ногам  любитель! Да!

– Никогда бы не подумала…

– А ты и не думай. Короче! Давай все эти фотки сейчас ему потрём. Чтобы знал, как исподтишка снимать…

Какие-то секунды прошли за это время, пока Таня думала. А надумав, вырвала телефон из рук подруги:

– Не надо! Нет… Я ему сама… завтра отдам!

– Ну, как хочешь… – Лиза фыркнула. – Ну, ладно, мать… Что, пошли тогда.

– Да. Пошли. Как хорошо-то ну улице.

Смеясь и начав болтать ещё о чём-то, наверняка – о пацанах, две босые девчонки пересекли школьный двор, миновали чугунную  калитку и по стреле длинной улицы неспешно пошли мимо школы…

---

ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

ТАТЬЯНА КАСАТКИНА – МАКСИМ ЛОПУХОВ.

(несколькими днями позднее)

– Алло, Макс, это Таня… Можешь говорить?

– (смущённо) Таня? Эмм… а, да, конечно! Как ты?

– Да нормально… Слушай, я хотела спросить… С телефоном всё хорошо? А а то он валялся на земле, я подобрала…

– Да, спасибо… Сам не понимаю, как я мог его выронить? Вроде же в руках держал, фотки смотрел… в смысле, новости читал!

– То есть… Ты нас с Лизой фотографировал? Мы же видели фото…

– Чивоо? Не, это, наверное, какой-то глюк камеры! Разве мог я это делать без вашего разрешения? А уж если бы захотел, попросил наверняка…

– (сердито) Макс, хорош врать! Лиза твой телефон взяла, там камера была включена.И наши фото! Наших ног! И не только! Что ты врёшь позорно так?!

– Ну… Эй! А чего это вы по чужим телефонам без разрешения шарите? Стало быть, не только у меня свои секреты есть? Давай так: я забываю, что вы у меня лазали, а вы забываете, что там видели. Deal?

– Я у тебя нигде не “лазала”. Я просто увидела, что ты снимал! И не без “разрешения”, а сотик в траве валялся! Короче… Мне кажется, ты в откид пошёл, мне не нравится так разговаривать, Либо давай по чесноку, либо ну его на фиг. Забыли.

– Как увидела? Я плохо спрятался разве? Место ведь было безупречное и… эх, я сам себя сдал. Почему мне так не везёт в жизни? Даже с таким простеньким приключением, войти и выйти, всё равно такой прокол… (тяжёлый вздох). Да, забудем… Может, завтра встретимся? Погуляем, мороженки поедим. Я такой классный парк знаю!

– Ты мне зубы не заговаривай… мне так бабушка говорила! Зачем ты мои стопы снимал?! Прям во всю камеру! Спрятался он… Я чуть на тебя не наступила!

– Неужели прям во всю камеру? Вот свезло… в смысле… (задумчиво) А что? Может, мне твои стопы нравятся!

– Ага.. Так и думала… Хорошо! А чем?! Лапы, как у других девчонок. Не хуже и не лучше. Или ты на пляже нашем, городском, не бывал?! Чтоб на пятки насмотреться…

– Ещё как не хуже и лучше! Вы… как это по-русски? Естественные, что ли. Взяли – и так спокойно босиком по школе. А там, между прочим, в грязной обуви ходят! Я лично стараюсь, например. А вы напролом! Ну, я и это… вот, в общем-то.

– Опа. То есть ты за нами следил ещё школе?!

– Нет! В смысле, я там чисто случайно оказался. Забыл телефон, чтоб его, в классе. Забежал, чтобы забрать – и мельком увидел, что там ваши сумки и обувь. Вот я и понял, что вы босиком шастаете. Так что я ни за кем не следил!

– (с холодной злостью) Ага! Забежал, чтобы забрать. А потом – бац – и раз сфотал, и второй раз сфотал, и на выходе снова сфотал! И так сто двадцать раз!

– Ну а что, это бессознательное! А потом, ну сделал пару фоток, что тут такого? Не помер же никто…

– Во-первых, “бессознательно” ты можешь в штаны написать. Энурез это называется… У моего племянника было. А фотографируют – сознательно! А во-вторых… какая разница, кто помер или нет?! (почти кричит) Мы не давали тебе разрешения!!!

– Ну так дайте, пост-фактум! Дело-то уже сделано, что сейчас-то орать?

– (оторопело) Чего дать?!

– Пять рублей! Между прочим, такие, как вы, платят бешеные деньги за съёмки у так называемых профессиональных фотографов. В высоченных каблуках и при всей штукатурке. А я вот вас естественных и бесплатно. И хоть бы кто спасибо сказал! (кошачье мяуканье) Сейчас, Барсик, я с девушкой договорю и покормлю тебя

–  (примирительно) Ладно… Допёрла. Типа, дать разрешение потом, после всего… Знаешь, это мне с Лизкой ещё поговорить надо! Допустим. Ну, ты там нас, “естественных”, снимал, а тебе-то зачем? Ты же не фотограф! Тебе для чего эти фото?! И кстати, ты на вопрос мой так и не ответил – почему тебе мои стопы нравятся, что ты их и щёлкал! А не лизины!

– (с подозрением) Как зачем? А зачем же ещё нужны фотки? Смотреть и любоваться, конечно же. И да, вот что ты ожидаешь на такой вопрос услышать? Что у тебя средний палец золотым сечением аппроксимируется? Нравятся и точка. Воть. И потом, у меня и её есть немножко… И этой, как её? В том году с нами училась. Вот она и то мне разрешила!

– (растерянно) Ничего не поняла… блин!!! С тобой говорить, как зачёт по алгебре сдавать! Аппрок… тьфу! По-русски можно?! И потом, кто там кому чо разрешил?!

– Эй, не трогай алгебру! Это самый лучший предмет, и я за него пасть порву. Ну, может, ещё за астрономию. И да, я не помню, как её зовут, но она мне всё разрешила! И ты разрешишь, если, конечно, не будешь упрямиться. Вот… (снова кошачье мяуканье). Да помню я, помню!

– Всё-таки! Ты кого имеешь в виду? Стелку, что ли, Макшанскую?! Она в прошлом году из класса и ушла… А что касается “я тебе разрешу”, мы ещё посмотрим! Ты наглый, как… как не знаю, кто!

– Стелка некрасивая! А ты упрямая, как… как вот эта шерстяная морда, которая грызёт мой учебник по литературе. Барсик, животное, фу! И да, а если ты мне нравишься? Может, я собирался коллаж из твоих стоп собрать и тебе на днюху подарить. Кстати, а когда она у тебя?

– (оскорблённо) Можешь сам в Инстаграме посмотреть! Между прочим… а что там за группа “Любители женских ступней”?! В которой ты тоже состоишь?! Лиза тебя там вычислила!

– Да ну его, это сборище низкокачественных фальшивых фоток! Да спорю на свою квартиру, что через десять лет его у нас заблокируют нафиг, прочь от непотребства. А тут… Чивоо? Какие любители? Это не я! В смысле, я, но тут не всё так однозначно! Там просто был конкурс, я кого-то лайкнул и алгоритмы стали мне эти ступни пихать. И видимо, я как-то случайно не туда нажал и подписался!

– (с издевательским смешком) Ой-ой-ой! Бедный ты, несчастный! И телефон “просто забыл”, и фотографировал “просто бессознательно”, и нажал – “не туда” – случайно! Просто как лошара какой-то… /пауза/ знаешь… я хотела с тобой серьёзно поговорить. А ты врёшь, как последний… ладно. Я сейчас отключусь и всё, забей.

– (измученный вздох) Ой, всё! Чего звонила-то, скажи только. Не просто же потрындеть об том, какой я замечательный, а твои ступни красивые?

– (твёрдо) Я звонила… Я звонила узнать, почему вы, пацаны, западаете на голые… то есть босые ступни! Что в этом такого?! На пляже все босиком! И вот… мы в началке в классе переодевались все, тоже многие босиком были. Никто кипятком не писал… А сейчас что?! Только не ври мне про “естественность”! Это фигня какая-то! Скажи честно! У меня что, только ноги “красивые”?! А остальное?!

– А на что нам ещё западать? На подмышки, что ли? И потом, я не психолог и не философ. Мне нравятся, потому что нравятся, за других не знаю. Вон, Русик с Джабраилом вообще тут нейтральны. Может. это и странно, но раз уж мы решили дружить… а решили – это факт, иначе бы не трындели так долго! Так вот, тебе придётся меня принять таким!

–  (примирительно) Ладно… Принимаю. Все люди разные. Плохо, знаешь, что?! Что мы с тобой уже учимся уже… Блин, не помню, но кажется, ты у нас в началке появился уже! И только сейчас об этом сказал! Раньше – не мог?!

– (со смешком) А что, ты уже кем-то занята? Я надеялся, что это произойдёт в более романтичной обстановке. Например, там же в классе. Если бы ты попросила Лизенцию куда-нибудь исчезнуть, я бы зашёл к вам и за пять минут всо бы порешал. Но нет, мы же любим драму, притом нещадно эксплуатируя мой склероз!

– (заинтереованно) А чо бы “порешал”?!

– (совсем неуверенно) Ну… зашёл бы, спросил, как дела, не нужна ли помощь. А тут ты такая – босая! А я такой – воу, ты босая! Ну а там, как говорит моя бабушка, слово за слово – дело зас… в смысле, дело времени!

– (смеётся) О, блин! Сказал бы, спросил бы… Ты как Стас – “а чо вы тут делаете?”. тьфу… Ладно… Хорошо. А вот если бы я тебе предложила – айда, разувайся и давай босиком гулять, ты бы согласился?!

– (поперхнулся) Чивоо? (дует в трубку) Повтори, пожалуйста, ещё раз! Тут со связью какие-то проблемы, я не совсем расслышал твоё предложение!! (в сторону, шёпотом) Но если я его расслышал, то это джекпот. Слышал, Барсик? Эх, тебе твоей кошачьей сутью не понять, что я сейчас к ней чувствую…

– (громко) Я говорю: ты со мной мог бы прогуляться БОСИКОМ ПО ШКОЛЕ?! Например, на большой перемене? В столовку сходить, например?

– Шо орёшь-то, я не глухой! Стоп, чивоо? Всо-таки оглох. Босиком и по школе? У нас же все ходят в грязной обуви! Ты серьёзно хочешь ходить по этому… всему?

– (смеётся) Ой, блин! “Грязная обувь”! Нашёл страшилку… А то, что грязными руками все чипсы жрут на переменах?! И то, что после туалета вы, пацаны, вообще руки не моете – кто-то рассказывал?! Подумаешь… Или что, у нас там на полах, эта… как её? Ради-активность?!

– Во, точно! И да, хватит распространть фейки про наш гендер! Лично я всегда руки после сортира мою! И ещё мою… лицо, да! Вот. Потому что хочу выглядеть приятно!.. Блин, вот ты про чипсы вспомнила, и я похрустеть захотел. Может, пробежимся до магаза? Ты вроде где-то рядом живёшь

– (грустно) Нет, не могу… мама сейчас придёт с работы, я генеральную уборку делаю. Полы мою… ты опять не ответил… Мутный ты какой-то. Последний вопрос: а если вместе по улице босиком погулять? Как мы с Лизкой сегодня шли?! Слабо?

– По улице? А, фигня делов, там вряд ли будет так же грязно, как у нас в школе. Да и ты рядом будешь… надеюсь. Так что, когда встретимся?

– (тепло) Когда? Пока не знаю… Завтра в школе увидимся. Решим, короче. Ладно. Пока… Барсика-то своего покормил?

– Какого Барсика? Окстись, нет у меня… ай, зараза! Кусается. Видишь, как с тобой обо всём забыл!

– (со смехом) Ладно! давай, пока, до завтра!

– Да, бывай! (мяуканье) Надо бежать, пока меня всего не загрызли!

---

КОНЕЦ

Все права защищены. При копировании текста необходимо указать ссылку на источник и авторов.