ПОЗЫВНОЙ “СТЕКЛОДУВ”. Часть 2. Глава вторая. Возвращение к жизни.

ПОЗЫВНОЙ “СТЕКЛОДУВ”. Часть 2. Глава вторая. Возвращение к жизни.

ВСЕ ГЛАВЫ

Энигма и Костя стояли посреди развалин; как, чего конкретно – неясно, в этом аллегорическом мире, где соседствуют супермаркет с босоногими улыбчивыми продавщицами, нарядными людьми, смотрящими сквозь тебя и вот этот постапокалипсис, возможно всё. Асфальтовая кора под ними растрескалась; голые ступни Энигмы – покрытые сажей, стояли на её зубастых трещинах, на раскрошенном гравии. Странные “бронекостюмы”, напоминавшие морщинистый пластик скафандра, сидели на них плотно, но казалось, ничего не весили… И только одно Костя понял очень чётко: остовы каких-то машин, горевшие в развалинах, до боли напоминали ему свои же детские игрушки.

А потом и вторая мысль пришла: небоскрёб – это же выборгский торгово-развлекательный центр “Кубус”, где он бывал. А люди – манекены – это аниматоры из ЛуноЛенда: да, именно такие – молодые, загорелые, чаще всего босые, так как там они работают с детьми на специальном корте…

Всё – объяснимо. Но тем менее, гарь и дым ощущались. И это пограничье рая и ада, в котором неизвестные злодей готовятся уничтожить мир, и ездят многоколёсные драккары с вросшими в них капитанами, менее страшным не казался. Ничуть. Впереди заскрежетало; эти дикие, призрачные, и в то же время очень реально ощущаемые существа с черепами на вихляющихся шеях, эти полушакалы-полурептилии, завизжали, начали сбиваться в стаю; начали окружать их и Костя сжал твёрдый цилиндр рукояти своего меча. С грохотом отвалился в сторону обгоревший кузов, и они с Энигмой увидели девушку.

Примерно возраста Энигмы – ну, разве что младше лет на десять. Она шла без скафандра, в  белом колышущемся платье, наверняка на голое тело, и тоже боса – ступни её гасили языки пламени, под ними сухо трещали кирпичи.

Она приближалась, не сводя с них карих глаз; каштановые волосы трепетали от ветерка – которого ни Костя, ни Энигма не ощущали.

– Я Лена. Я пришла за вами… Встаньте в круг!

А эта мертвечина на паучьих лапах, на утиных ластах, на каких-то отростках, приближалась, смыкала круг…

– Соединим ступни. Правой, давайте!

Они стали так, обнявшись и Константин ощутил укол – болезненный, будто какое-то жало вошло прямо в его темечко, в мозг; привычный к боли, он вскрикнул. Но эта боль длилась меньше мига; вокруг полыхнуло.  Они стояли, касаясь друг друга голыми ступнями,  а на них мерцал голубоватый шар.

– Позитивная бомба… – проговорила новая знакомая. Мы – готовы.

Чудовища медленно осыпались пеплом вокруг – на глазах; черепа сморщивались, брякались на асфальт и распадались на белые хлопья. Энигма тронула Костю за плечо:

– Сейчас мы снова полетим… Соберись. Бомбу надо сбросить точно в центр Ратуши. Там у них главная Зло…


Когда Наталья сделала это, она ничего не думала. Особенно. Ну да, расхожая фраза: “Целую ручки”. А если не ручки, а ножки? А какая разница?  Она совсем не была наивной дурочкой, за плечами уже были разнообразные интимные приключения; степень вольности этой просьбы она понимала, но… но от мужчины на ступеньках, от этого странного человека с какой-то тёплой, располагающей аурой, не исходило ощущения угрозы. Он казался старым другом.

И почему-то закрыла глаза.

Да, его руки взяли её ступню, мягко. Его губы, слегка суховатые тёплые – никакой возбуждённой слюнявости! – коснулись пальцев её ноги; она даже ощутила движением его языка. Это было приятно, чувственно, это отдалось негой во всём теле. И она отдала ему, во власть его умелого рта вторую ногу, бесстыдно, негигиенично и вообще Бог знает как извращённо – если так рассудить! Сколько это длилось, она не знала, но почему-то… как-то слишком скоро закончилось.

Он не стал увлекаться…

Наталья отступила, ещё сохраняя это ощущение поцелуя на кончиках пальцев – а он сидел с бутылкой, странно улыбаясь; приложился, сказал.

– Ну, вот, это вы наверняка запомните… У вас такое явно в первый раз.

– В первый…

– И у меня тоже! – он мягко улыбнулся. – На новый Год положено происходить чудесам… А вы теперь будете бежать не по снегу. Вы будете бежать… по воздуху.

– Почему?

– Считайте, что я вас благословил.

Это было похоже на сумасшествие, конечно, и Наталья могла бы что-то ответить ему, но внезапно смещалась, снова прикрыла глаза, а когда открыла, только на площадке клацнула дверь и этого кудесника уже не было.

…Обратно она летела, действительно, почти над заснеженной улицей; нет, потом шла, легко, босыми ногами по сугробинами и льду, легко, будто по летним лужам. Дверь в подъезд заботливо открыта, припёрта пустой бутылкой, чтобы её не звонить в домофон. В квартире она застала хозяина и лысоватого. Сидели в кухне над почти допитой бутылкой виски; к квартире стояла сонная тишина – и тут угомонились, кто остался ночевать, кто уехал.

Оба мужчины вскинули на неё глаза встревожено. А женщина только усмехнулась:

– Как Мария? Она тут?!

Лысоватый как-то странно посмотрел на хозяина, проворчал:

– Тут… так сказать, в состоянии пылкости чувств… Что вы там делали?!

– Бегали босиком по снегу, как я и обещала. И отогревались в подъезде.

Мужчины опять переглянулись.

– Машка нас заставила её ножки дыханием отогревать… – хихикнул хозяин. – Ты научила, да?

– Очень надо. Отогрели?

– Ну… да…

– Тогда всё понятно.

А про себя подумала: хорошо, что её подруга сейчас в одной из комнат с кем-нибудь из компании, а не с этим, плюгавым. Подошла к столу, в голых ногах – непривычная лёгкость, и даже тепло.

– Ну, что? Условия спора выполнены?

– Да…

– Тогда вызовите мне такси, кто-нибудь! – резко отрезала Шилова, забирая со стола свои часы на браслете. – А я пока приму душ. Первый в этом году!

Тёмно-синий, как костюм Джеймса Бонда, “Ягуар XJS” стоял у её подъезда через неделю. А тот, который ей проспорил – действительно оказался начальником канцелярии Председателя Совета федерации, через несколько дней умер от сердечного приступа. Вот так – будто бы выполнил своё земное предназначение.


Сейчас Шилова резко поднялась. Не стала надевать бахилы – ни их к чертям. И резко вошла в операционный зал, отомкнув несколько дверей электронным ключом. Гвоздев сгорбился перед монитором; мог бы сидеть, но стоял, напряжённо смотря на монитор, и уперев костлявые руки в белый пластик стола. Шилова спросила отрывисто:

– Процесс идёт?

– Более, чем… – медленно произнёс Гвоздев. – Они соединились. Они связали нижние чакры, Елена правильно сделала. Сейчас очень важно… чтобы непрерывность… И чтобы резонанс не пошёл, а дельта-константа не упала…

Он глянул на Наталью, на её ноги. Проворчал:

– Это зря… вас может шарахнуть сторонним выплеском энергетики.  Хотя…

– Что “хотя”?

внезапно он усмехнулся. Жёстко, словно сложив из лица бумажную развёртку.

– Вам целовали ступни?

– Да!

– Тогда, наверное, ничего страшного… Послушайте, не стойте над душой. Идите, поспите.

– Я не могу.

– Тогда… – снова ворчливо проговорил Гвоздев, – …сходите в пищеблок. И сварите мне хороший кофе!

– Хорошо. Эдуард Викторович.

Шилова ушла, на ходу думая о том воспоминании, что пришло к ней в коридоре. И сразу вспомнила с очень большой чёткостью – то, что она и вправду хотела вспомнить. Свой разговор с Леной накануне операции “Веретено”.


Они снова летели – да, именно так; летели над этим странным городом планеты Аида, где под ними метастазами расползались очаги пожара и разрушений. При этом в одном месте крутилось что-то вроде колеса обозрения и катались на каруселях дети – а в другом месте стлался дым и виднелись лежащие тела. Город словно бы не замечал то зло, которое хозяйничает в нём. Он подумал – как спросил:

– Почему они не защищаются? Или не спасаются? Какие странные люди…

А Энигма, парящая рядом, также беззвучно, в его голове, ответила:

– Это не люди. Это души.  Если они погибнут здесь, они отправятся в рай или в ад. Тебе же Сигвард сказал!

– Ага, это Чистилище… тогда понятно.

По ним, видимо стреляли с земли; чем – неизвестно, но справа и слева рядом он видел вспухающие, как плевки, разрывы: оранжево-бурые, они держались долго. Пару раз попали и по ним, но эти бронескафандры спасли – только мотануло в сторону. Летя внизу, они прикрывали собой их спутницу Хели – Елену.

И ещё к нему пришло знакомое ощущение свободного полёта. Будучи десантником, прыгал с парашютом он не раз; и вот это чувство перекатывания по воздушным волнам, это невероятное чувство управления своим стремительным движением вниз он чувствовал и сейчас, по всему выходило, что это сон, странный, диковатый, но из него нельзя было выйти – и не хотелось. “Позитивная бомба”, мерцавшая голубым – размером с большой футбольный мяч и напоминавшая шар астролога, прилипла где-то в области живота и держалась сама по себе. Но вот внизу что-то начало… Контуры городской Ратуши прочитывались точно – и это была копия выборгской; только она словно взорвалась изнутри, словно вскрыли её крышу гигантским консервным ножом… И оттуда выкручивалась дымная воронка, стремясь засосать их, летящих.

Костя понял, что надо сделать.

Он закричал – если так можно было сказать:

– Цепляемся! Цепляемся руками! Образуем звезду! Слышите, цепляемся!!!

А сделать это было трудно, нет, в этом мире не было упругих потоков воздуха, режущих щёки, бьющих по вискам, как при парашютном прыжке. Но тут были какие-то иные силы и они начала разбрасывать их, расталкивать, больно толкая в тело; и бомба болталась под животом кости – того и гляди, оторвётся.

Они затрепыхались. Они начали барахтаться в том, что можно было назвать “воздухом”, а воронка подползала снизу и раскрывала свой чёрно-серый зев. Если она захватит их… всё кончено. И они тоже, наверное, попадут, куда? Костя не знал.

Сначала он схватил левую руку Энигмы,  потом до его левой дотянулась Лена. И вот, наконец они образовали “звезду” – как ни странно, с шестью лучами, или снежинку – три пары босых ног.

– Бросай! – закричала Энигма.

повинуясь её крику, бомба отделилась от тела Кости и стала падать. Нет, медленно парить вниз, в развороченную Ратушу, прямо в центр этой адской нечисти.


…Гвоздев ввалился в пищеблок, как раненый слон; хватаясь за белые стены и заплетаясь ногами; Шилова, уже снимавшая с плитки турку с кофе, вздрогнула, коричневая пенка сорвалась с медного края и плюхнулась на её голую ступню – но женщина это маленький ожог выдержала, и не такое бывало. Одними губами спросила?

– Как?

– Почти штатно… Только власы ей придётся обрезать.

Шилова поняла, о чём он. У ней самой когда-то были косы до лопаток. После аналогичной процедуры, которую сейчас проходила Елена Швайнштайгер, лёжа в капсуле “ЛАЗЕРУСА”. кончики волос просто спеклись в одно целое, закристаллизовались. И больше на такую длину не отрастали.

– Переживёт… Больше ничего?

– Нет.

– А объекты?!

– Всё… – Гвоздев откинулся острой головой на стенку. раздёрнул фланель, рванул рубашку под халатом – освобождая грудь. Дышал тяжело.

– Оба в норме. Розовые, как поросята. Она отдала им всё…

Шилова поставила Чаушеску с кофе без сахара – она знала, он пьёт именно так! – перед Гвоздевым; себе положила один кубик рафинада. Тоже присела. Помешивая ложечкой, поинтересовалась:

– Почему вы спросили о поцелуе ступней? К ней присылали контактёра?

– Да.

– Но мы же исследовали её на аппаратуре…

– Аппаратура – это одно. А человек – это другое! – проворчал Гвоздев.

И Наталья этот разговор вспомнила.


Ночь перед операцией Лена провела у неё на квартире. Шилова не стала ни на йоту менять своего распорядка ради гостьи – лёгкий ужин, состоящий из фруктового салата; медитация. Хозяйка встретила в халате, но потом его сняла. оставшись совершенно голой. объяснила просто: “Одежда дома душит. не привыкла”; Лена робко спросила – а можно мне?

– Конечно… – Шилова рассмеялась, смотря без всяких эмоций на гладкое нагое тело девушки, а аппетитные грудки с большими круглыми сосками, на подтянутый живот подстриженный пах. – Ты не комплексуй. Секса между энергетами, такими, как я и ты, в обычном понимании, быть не может. При этом пол значения не имеет. Секс,  он нам просто не нужен.

– Я догадываюсь. Ничего не почувствуем.

– Да. Того, что чувствуют обычные пары. Ни разнополые, ни… однополые.

– А как вообще тогда… у нас с сексом? Я имею в виду, у меня с кем-нибудь?

– Для обычного человека… – лениво ответила Шилова, расстилая в комнате коврики. – …ты просто тумблер в мозгу переключишь. И всё у тебя будет. И оргазм, и всё остальное. Как положено.

– А если с энергетом?

– А для этого надо веское основание. Тут, понимаешь, секс – это обмен энергетикой, определённая инициация. Так может шарахнуть, что маленькая термоядерная реакция начнётся… Я серьёзно. Поэтому мы – такие. как ты и я, вроде друг с другом, как ангелы. Бесполые. И увы, бесплодные. Давай, садись на коврик.

Максимум, что и было, на взгляд постороннего, “запретного”, так это массаж активных точек – от затылка то ступней. Потом сидели на кухне. пили травяной чай. Разговаривали. О многом. И вот тогда Ленка и спросила:

– Наталья Георгиевна, а вам когда-нибудь целовали… ступни?

– Целовали. Очень приятная процедура.

– А у меня вчера был случай… – она запнулась. – Ну. вы же сказали. что мне надо теперь чаще босиком ходить, чтобы…

– Правильно. Твои нижние чакры должны прирасти буквально к источнику энергетики – к Земле. Левитация тренируется только этим. Кстати. ни один европеец не достиг в этом высшего уровня. А достигаю, как правило, жители Индии. у которых в культуре понятия “обуви” практически нет.

– Ну, вот, да. Ну я пошла вечером погулять. Хорошо так, дождик прошёл как раз… В супермаркет зашла. морковки купила, помыла в туалете и давай её есть.

– Правильно. Морковка – отлично!

– А потом ещё по лудам хожу и тут парень… – Лена засмеялась. – Ну. ничего, приличный такой. Хорошо одет. И говорит: девушка, а можно вам пяточку поцеловать?

– Не испугалась?

– Нет… – совершенно спокойно ответила девушка. – Я же теперь чувствую, если у кого-то нехорошие намерения… нет, мысли я не читаю, как вы…

– Поверь мне, я тоже не читаю. Это другое.

– Ну, вот, я ощутила позитив, и какую-то силу. Да, говорю. Села на скамейку. Ноги вытянула. А думаю. они всё равно чистые. Почти.

– Глаза закрыла? – перебила Шилова.

– Да. почему-то…

– Концентрация. Так лучше. И?

– И он поцеловал! – теперь Лена рассмеялась. – И так прямо… очень активно. У меня такое аж жжение в ступнях началось.

Наталья допила чай. Встала. Погладила девушку по голове, по тогда уже постриженным, но ещё очень густым волосам.

– А потом тебе снова захотелось закрыть глаза… и ты открыла и его коже нет.

– Да. Откуда вы знаете? С вами тоже такое было?

– Со мной много чего было… Слушай, я хоть и энергет, а спать хочу. пошли. у меня шикарный диван. И бельё с лавандой стираное.

Вот этот момент она сейчас и вспомнила. Вероятно, информация, так сказать, точный диагноз, полученный от “хорошо одетого” молодого человека. и стал решающим фактом допуска Елены к операции – для генерала Быкадорова и Гвоздева. Как в своё время поцелуй её обожжённых морозов ступней на холодной площадке пустой лестницы московской многоэтажки.


Вероятно, позитивная бомба сработала, как ей положено, взорвалась; пространство над ними очищалось. будто кто-то стирал гигантской резинкой пожары и разрушения с карты города. Но Костя видел не это. Он с ужасом видел другое: он видел себя. закапывающего мёртвое тело. Тело своего сослуживца Разгулова. некогда – военного корреспондента. Закапывающего с определённом месте и предпринимающего определённые усилия для того, чтобы это место никто и никогда не нашел.

В том числе и он сам.

Как часто бывает во снах – если это был сон! – картинка смазалась, сменилась и вот уже он и Энигма, и позади – их новая спутница Елена, шли по росистому лугу к небольшому, на вид довольно ветхому зданию. Сосны смыкались над ним аркой; но не было тут темно – золотой солнечный свет тёк по их стволам. как расплавленная смола и лучился. Энигма, легко коснувшись плеча Кости, прочитала певуче:

Здесь все меня переживет,

Все, даже ветхие скворечни

И этот воздух, воздух вешний,

Морской свершивший перелет.

И голос вечности зовет

С неодолимостью нездешней,

И над цветущею черешней

Сиянье легкий месяц льет.

Навстречу им с крыльца спустилась женщина. Достаточно высокая, в чёрном облегающем платье с ниткой жемчуга; чёрный волосы облегают ореолом смуглое лицо, нос с ярко выраженной горбинкой… Что-то смутно знакомое. Лена первая сказала:

– Это же Анна Ахматова… ничего себе… А почему она тут. если тут – пограничье?

– Поэтому и тут. Она слишком большая грешница для рая и слишком святая – для ада! – рассмеялась Энигма. – Путешествует между этими… мирами.

Ахматова смотрела на них с прищуром; нет. она не казалась сжившим манекеном. как счастливые люди из супермаркета. Она тоже была боса, как и они; и красивые ноги её. омытые росой, твёрдо стояли на изумрудной траве. И Костя вздрогнул: как ему хотелось приникнуть жадными губами к таким же сильные и грациозны ступням Энигме, тоже хотелось и сейчас…

Они подошли и почти хором сказали “Здравствуйте!”.

Ахматова чуть поклонилась. Лёгким, царственным поклоном. А с крыши этого домика смотрел на них рыжий, огромных размеров кот…

– Рада вашему приходу, молодые люди! – произнесла женщина; голос был звучным, глубоким и низковатым, от него внутри рождалось какое-то биение, трепетание. – Вы красиво ходите босиком по росе… нравится?

– да!

– И мне. Я счастлива, что это ощущение босых ног всегда со мной… сейчас… Проходите. Я ждала вас.

– Почему? – брякнул Костя, смутившись.

Крупное это лицо осветилось тихой улыбкой.

– Вы вернулись. Вы сделали то, что должны были. Леночка, идите сюда… У вас растрепались волосы. Я заплету вам косы.

Лена. с непонимающей улыбкой. приблизилась; Ахматова обняла её и стала гладить по голове, как убаюкивая. Потом обернулась к Косте с Энигмой:

– Чай или кофе? Пастернак или Мандельштам? Собака или кошка?

Они ответили вразнобой, однако почему-то совершенно по-разному: Костя выбрал чай, собаку и Пастернака – только потому, что когда-то всё-таки осилил “доктора Живаго”, а Энигма выбрала Мандельштама, кошку и кофе. И гладя голову Елены. казалось ты уснувшей в её руках, Ахматова негромко и чуть грустно сказала:

– Вы. Константин – добродушный. прямой и верный. А вы. Людмила – утончённая. изысканная и немного жестокая. я вас не обидела?

Костя ничего не понял. Их сейчас будут угощать? Голода, как и полагается во сне, он не ощущал. к чему это вопрос. похожий на проверку?

А вот Энигма, похоже. все понимала. Она приблизилась к Ахматовой и… встала на колени. Костя ясно видел её розовые острые пятки в густой траве. А девушка спросила:

– Анна Андреевна… Вы тогда, в Коктебеле, нашли место силы?

Женщина улыбнулась. продолжая манипуляции с волосами  Елены, которые словно отшелушивались, стряхивали с себя какую-то паутину или ошмётки, проговорила:

– Мы гуляли там босые. чтобы ногами это почувствовать… У Максимилиана был внутренний дар, понятие. Мы нашли один выход высоко на горе, на Кучук-Енышаре, и стали там танцевать. Но очень увлеклись… Мы слишком много взяли. Его просто сожгло изнутри в тридцать втором.

Те временем Ахматова отпустила их спутницу. поцеловав нежно – в лоб; и пошла прочь. Босые чистые ступни её приминали траву – и та медленно, очень медленно распрямлялась. Остановившись за пять шагов, женщина обернулась. глаза её светились; она улыбнулась:

– Идите в дом. у вас второй шанс. Вы прошли по этой росе… она Божья. Она вас отмыла. Идите.

Костя ещё переваривал, а Энигма уже потащила его за собой. на ступени. а он вдруг лишился сил и опадал вниз. и видел такие же, как у Ахматовой, красивые и сильные ступни Энигмы с капельками влаги на них и всё вокруг таяло. окутывалось какой-то дымкой.


Гвоздеву стало лучше – после кофе. Он обрёл прежнюю желчность Майору внутренней службы, из числа сотрудников “ЛАЗЕРУСА”, застывшему с каменном выражением на лице, отрывисто давал указания:

– Доставите их в пункт восстановления “Комарово”. Режим мягкого вывода, ротация энергопотоков. Пока полная изоляция, включая медперсонал. Как только состояние войдёт в норму, долижите по инструкции.

– Так точно.

Отпустив майора, Гвоздев сонно посмотрел на открытую машину – огромная дверь распахнута, капсулы пусты. пованивает горячим металлом и перегоревшей проводкой. Потом буркнул:

– Там был Анубис. Он их караулил с самого начала… он просто не ожидал появления нашей стажёрки.

– Сотруднице. Эдуард Викторович! – поправила Шилова. – Она теперь полноценная сотрудница. Не надо преуменьшать. И тут лицо Гвоздева впервые за долгое время приобрело какое-то жалкое, плачущее выражение. Даже глаз его, неестественно неподвижные, неживые, внезапно заблестели – как от слёз.

Мужчина пробормотал:

– Сотрудница… Она молодая. здоровая… что её ждёт.

Шилова легко закинула на плечо сумочку – гражданскую. она сейчас переоделась в обычное – джинсовая юбка, кофточка, куртка. Разве что босоножки в руках.

– То же, что и всех нас, Эдуард Викторович. Служба светлым силам. Но… видите – ОН послал её в ад. Она выбралась. Значит. второй раз она туда точно не попадёт. До завтра.

– До завтра, Наталья Георгиевна.

Проходя мимо открытой, растелешённой камеры регенерации, в которой и проходила операция “Веретено” и где уже копошились техники в зелёном. Наталья Шилова ощутила отчётливый запашок серы. Да. Анубис тут был.

Но не смог ничего сделать.

(продолжение следует)